Глава 4
Наступил 1967 год. Советский Союз готовился торжественно отмечать полувековой юбилей Великой Октябрьской Социалистической Революции. Стране было чем гордиться. Околоземное космическое пространство уже регулярно бороздили пилотируемые космические корабли и многочисленные искусственные спутники Земли. Вступали в строй крупнейшие в мире гидроэлектростанции. Высокими темпами развивалась ядерная энергетика: расчищая ледяные торосы северного морского пути, проводил караваны морских судов атомный ледокол «Ленин», вырабатывали электрическую энергию атомные реакторы. В военном отношении был обеспечен паритет с ведущими ядерными державами неспокойного мира. Советский Союз мог гордиться высокими спортивными достижениями и образовательным уровнем населения. Хотя и медленными темпами, но всё-таки росло благосостояние советского народа.
В то же время, разбуженное хрущёвской оттепелью самосознание вольнолюбивой части советских людей постепенно вновь подверглось жёсткому ограничению и целенаправленной обструкции. В кулуарах общества всё чаще звучали и обсуждались такие явления и понятия, как, например, права человека, самиздат, диссидентство и т. п. Широко задуманные и запущенные в реализацию смелые экономические реформы Председателя Правительства страны Н. Косыгина, которые по его замыслу должны были скинуть с предприятий и организаций оковы, отягощающие дальнейшее их экономическое развитие, постепенно выдыхались. В советской экономической науке и практике, как в стахановском движении, появлялись новые имена и направления, разрабатывались, широко пропагандировались и буквально насаждались в невероятном количестве и удивительные по изобретательности целые системы по планированию, качеству, управлению, оплате труда. Безусловно, они давали какой-то экономический эффект, но были бессильны сломить становой, заскорузлый хребет жёсткой административно-командной экономики. Впрочем, о такой крамольной мысли, тем более что о таких действиях никто и не помышлял, все эти искания и нововведения ограничивались горячим желанием власть имущих облагородить, поддержать на плаву действующую систему, в конце концов, подвигнуть советских людей работать более эффективно.
Советские граждане по путёвкам и приглашениям периодически просачивались за рубеж в приоткрывшиеся щели «железного занавеса», с удивлением для себя они открывали новый мир – общество потребления. Коммунистическое изобилие, которое обещали им многие десятилетия и даже уже провозгласили конкретную дату его создания, там, за кордоном было уже осязаемо! Они чувствовали себя обманутыми, рождались саркастические, блуждающие по кухням выражения типа: «Вы делаете вид, что платите нам зарплату, тогда мы делаем вид, что работаем!»
Стал постепенно подрастать уровень заработной платы, пропорционально стали расти очереди за вожделенными талонами на дефицитные товары и за импортными вещами. В ответ на появление у населения невостребованных предложением денежных накоплений, зарождался чёрный рынок со своими цеховиками, фарцовщиками, валютчиками. Все эти процессы неумолимо разлагали систему изнутри, пышным цветом разрастались коррупция и мздоимство. Эпоха застоя медленно, но неуклонно вползала на вершину своей стагнации…
Село Верх-Ануйское, одно из самых больших сёл Быстроистокского района. Оно расположилось в предгорьях, на увалисто-холмистой местности, по левому берегу реки Ануй – одного из левых притоков Оби.
Приземистые, подслеповатые деревенские избы из деревянных срубов, огороженные неказистыми, но крепкими заборами, дымили трубами, утопая в сугробах. Время от времени, справные лошади, с заиндевевшими от дыхания на морозе мордами, лихо проносили розвальни по укатанной колее улиц.
Пробегали дни зимних школьных каникул. Дима знакомился с родственниками отчима, в том числе с его племянниками, своими сверстниками. От общения он получал массу необычных впечатлений. Манера их поведения, специфический деревенский говор, особенно одного из них – Петра, как будто на машине времени, уносили его на несколько сотен лет назад. Порой он просто не мог понять собеседника. С другой стороны, такая манера, этот необычный говор завораживали. Всё для него после привычной городской жизни было удивительно и ново. Он обратил внимание, что все без исключения входные двери в избы открывались только вовнутрь. Как ему объяснили, это в условиях снежных зим жизненная необходимость, иначе, проснувшись однажды утром, просто невозможно было бы выйти из избы, дверь будет заблокирована наметёнными за ночь сугробами, которые порой достигают крыши избы. Ни одного замка на дверях он не увидел. Если хозяев дома нет, об этом извещала возможных посетителей метла, лопата или просто палка, приставленная к двери. Печи топили не только дровами, но и кизяками, которые прессуют в небольшие кирпичики из навоза с примесью соломы, практически в каждом дворе можно увидеть штабеля из них.
Петя – один из племянников Сергея Алексеевича, пригласил Диму в баню, тот охотно согласился, его распирало любопытство увидеть, какая же баня в деревне. Захватив с собой смену нижнего белья и полотенце, он отправился вместе с Петром к нему домой. Пройдя в калитку, они направились в глубину двора, к бревенчатой избушке с подслеповатым окошком. Открыв входную дверь, попали в предбанник с двумя простыми вешалками на несколько крючков, закреплённых на стенах напротив друг друга, под ними на деревянном полу стояли лавки. Раздевшись, ребята, открыв смежную дверь, вошли непосредственно в баню, в ней было жарко натоплено. Первое, на что обратил внимание Дима, стены и потолок были закопчены до черноты. Справа от входа, на некотором расстоянии от смежных стен находилась конструкция, сложенная из грубых камней, не очень высокая, чуть выше пояса, но достаточно широкая, чтобы на ней мог разместиться внушительный, металлический, в форме полусферы чан с горячей водой, обложенный кучей крупных галек. Недалеко от неё стоял вместительный деревянный жбан с холодной водой. Далее от стены до деревянного пола, в форме двух широких и высоких ступеней, опускались деревянные пологи, на одном из которых стояли два оцинкованных тазика с ручками. В одном из них в горячей воде томился берёзовый веник. В бане висел приятный устойчивый запах, исходящий от прогретых бревенчатых стен, замешанный на запахе распаренного берёзового веника. Так и не увидев, сколько не присматривался, дымовой трубы, Дима понял, почему стены и потолок так сильно закопчены, и спросил:
– А почему трубы-то нет? Копоти сколько!
– Э-э-э, – протянул Петя и пояснил: – В этом-то и прелесть вся. Баня эта по-чёрному топится. Чуешь, запахи какие? Да и топить её надо не более трёх часов, а, если бы с трубой была, то целый день топить надо бы, сколько жара в трубу тогда бы вылетело.
Он налил ковшом в свободный тазик горячую воду, разбавил кипяток холодной водой и окатил из него полки. Затем плеснул пару ковшей холодной воды на раскалённые камни, от них с шипением поднялся пар, заполняя пространство и обжигая обнажённые тела. «Ложись на полку!» – скомандовал Петя. Дима послушно лёг животом вниз на верхнюю полку. Напарник надел на руки рукавицы, лежавшие на подоконнике, и стал сначала осторожно, а потом всё сильнее и сильнее охаживать его спину распаренным веником. Казалось, что жар, беспрепятственно проходя через кожу, доставал уже до костей и до самих внутренностей. Не в силах больше терпеть, он перевернулся на спину и веник с новой силой стал охаживать, обжигая кожу. «Всё, достаточно!» – завопил Дима, не чувствуя уже на себе живого места. Петя отложил веник, поменялись местами. Размахивать веником в жарко натопленной бане, да ещё при поддатом паре, было тоже не очень-то приятно. Казалось, сердце вот-вот выскочит из груди, наконец, Петя остановил его. Он кинулся в предбанник, напарник за ним. После распаренной бани, прохладное помещение показалось райским местом, Дима с наслаждением присел на лавку и с удивлением увидел, как его визави, не задерживаясь, выскочил нагишом во двор и сходу зарылся в сугробе. Как не было боязно, Дима не мог не последовать за ним. Словно тысячи иголок вонзились в разгорячённое тело. Покувыркавшись некоторое время в снегу, они ринулись обратно в баню и продолжили горячие водные процедуры. После окончания помывки, Дима, выйдя из бани на морозный воздух, почувствовал такую лёгкость в теле каждой своей клеточкой, что, казалось, взмахни руками и полетишь.
По окончании зимних каникул Снегирёв пошёл в свою новую школу, она находилась на центральной улице села, в полукилометре от их дома и представляла собой двухэтажное длинное здание, облицованное вагонкой, покрашенной в зелёный цвет.
Ученикам класса, с которыми ему предстояло учиться, его представила завуч школы – дородная женщина средних лет. Пока она его знакомила с ними, те с интересом поедали глазами «городскую штучку». Дима заметно отличался от своих новых одноклассников не только более цивильной одеждой, но и всем своим обликом, сформированным условиями городской жизни.
Очень скоро всем ученикам и учителям стало понятно, что по школьным знаниями и умению их преподнести новый ученик заметно опережал подавляющую часть одноклассников и одноклассниц. В свою очередь, Дима отметил для себя, что преподаватели сельской школы, по крайней мере, не уступали в своих познаниях учителям, которые его учили в городской школе, а по умению дойти до каждого ученика отличались в лучшую сторону. Средний уровень знаний сельских школьников был несколько ниже уровня городских учеников, скорее всего, потому что у сельских подростков было домашних забот намного больше, чем у городских, да и возможностей расширения общего кругозора в городе всегда объективно больше, чем в селе. Только одна девочка в классе – Таня Дашкова, училась без троек и даже с преобладанием отличных оценок, хотя было заметно, что учителя всё-таки «тянули» её. Ещё одна девочка – Фурсова Нина, хотя училась относительно неплохо, но без троек не обходилась, как бы доброжелательно учителя к ней не относились.
Надо сказать, что сельские преподаватели ко всем ученикам относились доброжелательно, это Дима ощутил и на себе, привыкший в городе к достаточно высокой требовательности. Здесь, в сельской школе учиться ему было значительно легче, особо не утруждаясь, он всегда получал хорошие и отличные оценки, которые, например, Тане стоили несравнимо большего прилежания. К тому же, у него стали проявляться способности психологического характера. При ответах у доски он старался делать акцент на тех особенностях в понимании вопроса, которые подмечал у своего преподавателя. Это невольно льстило самолюбию учительницы, она с удовольствием ставила ему отличные оценки.
Серьёзные школьные успехи представителя именно мужской половины класса, были столь необычны для одноклассников, что они невольно прониклись уважением к новому ученику. К тому же, и на баскетбольной, и на хоккейной площадках он не портил погоды. За быстрый бег и высокие прыжки одноклассники прозвали его – длинноногий.
Наступил день, когда он вместе с другими сверстниками поехал в районный центр Быстрый Исток, где их в райкоме должны были принимать в комсомол. На заседании райкома было устроено настоящее чистилище, претенденты даже несколько приуныли, но в итоге всё закончилось благополучно, если не считать, что в комсомол не приняли двух одноклассников, успехи в учёбе которых, мягко говоря, оставляли желать много лучшего.
Заканчивался учебный год в седьмом классе, всем уже было известно, что Таня и Дима претендуют на поездку во всесоюзный пионерлагерь «Артек» на Чёрном море, как лучшие ученики школы, по путёвкам, выделенным РайОНО.
Случилось неожиданное, Дима умудрился за четвёртую четверть получить тройку по геометрии. Раздосадованная безалаберным отношением его к этому предмету, учительница по математике, она же и классный руководитель, выставила ему тройку и за полугодие, и за год. В результате, в «Артек» вместо него поехала Нина Фурсова, хотя у неё было две годовых тройки, да и другие оценки были явно ниже, чем у него. Вероятно, Вера Николаевна в воспитательных целях решила устроить Диме, для его же пользы на будущее, показательный урок. Наверно, ей это удалось, по крайней мере, он, уязвлённый произошедшим, в дальнейшем, вплоть до окончания школы, таких провалов больше себе не позволял.
В один из последних учебных дней года, Дима на большой перемене, зайдя из коридора в свой класс, застал странную картину. Верхом на парте сидел Сашка Ковалёв – невысокого роста одноклассник, перебивавшийся в учёбе с двойки на тройку, который вслух упоённо что-то зачитывал с тетрадного листка. Его с разных сторон обступили одноклассники и одноклассницы, внимавшие его повествование с блуждающими улыбками на лицах. Рядом, за своей партой сидела Нина Фурсова, лицо её было пунцовым. Вообще-то, она была, безусловно, самой красивой девочкой в классе. Мальчишки не раз пытались добиться её расположения, но безуспешно, она знала себе цену. Увидев Диму, вошедшего в класс, как-то странно посмотрела на него, быстро выскочила из-за парты и выбежала в коридор, тот с недоумением спросил:
– Что здесь происходит-то? Чего это она, как ошпаренная, выскочила?
– Да вот, читаем твоё любовное письмо к ней, – с ехидцей в голосе ответил Сашка, потрясая листком бумаги из тетрадки.
– Вот ещё придумал. Никому писем я не писал, любовных, по крайней мере, – спокойно ответил Дима, искренне удивившись такой глупой новости, – поразмыслив, добавил: – А ну-ка, дай его сюда, по почерку-то определить можно.
Сашка охотно передал письмо. Почерк, конечно, был не его, но кто-то старательно пытался его подделать. Он бегло пробежал глазами по строчкам, что-то показалось ему знакомым, он даже несколько озадачился и вдруг понял, что кто-то сочинял письмо, используя известные литературные произведения, вот только ошибок допустил многовато.
– Нет, столько ошибок я сделать не смог бы, – с уверенностью в голосе произнёс он.
Одноклассники, зная, что Дима пишет вполне грамотно, потеряв интерес к обсуждению письма, стали расходиться.
Придя домой из школы, он обнаружил в почтовом ящике письмо из Барнаула от Светы Коневой. «Сработало!» – радостно подумал он, вспомнив, что в одном из писем своему другу Вадику, попросил того переговорить со Светой и убедить её написать ему письмо. Он с нетерпением вскрыл конверт и развернул тетрадный листок в линию, на половинке страницы которого уместилось всё послание Светы.
«Здравствуй, Дима.
Ну, что ещё писать?
Я живу по-старому. Учусь немного хуже, почти ничего не учу. О жизни класса Вадька тебе, наверное, пишет. Этим летом мы опять будем в трудовом. Вообще-то это неплохо.
Честное слово, не знаю, что писать.
Я не хочу с тобой ссориться, но не думай, пожалуйста, что я пишу тебе, потому что… Я пишу просто, как хорошему знакомому.
Ну, пиши.
Света»
«Да-а, не густо и не очень обнадеживающе. Хотя, как говорится, лиха беда – начало, – подумал он и успокоился.
В один из солнечных дней уходящей весны Сергей Алексеевич принёс в дом двух щенков, внешне похожих на породу восточноевропейской овчарки. Обе были сучки, одна, которая крупнее – чёрного цвета, другая – светло-коричневая. Дима, любивший собак, как и других животных, очень обрадовался и с удовольствием проводил со щенками свободное время. Вскоре светло-коричневого щенка Сергей Алексеевич, куда-то отнёс, оставшуюся сучку назвали Веда. Она росла смышленой собакой, Дима старательно дрессировал её на выполнение различных команд.
Однажды, с наступлением лета и окончанием учебного года, отчим предложил Диме поработать на стройке, к труду приобщиться и денег на личные нужды заработать. Он согласился, переговорил с соседским подростком Павлом, который был годом старше его, и они уже на следующий день прибыли в распоряжение Сергея Алексеевича, который работал мастером на объектах строительства совхозных двухквартирных домов. Им предстояло рыть погреба внутри уже возведённых срубов. Получив лопаты и кирки, они с нерастраченной энергией принялись за дело. Сначала работа шла споро, но через полметра углубления пошла прессованная глина, пришлось работать в основном кирками, а выгребать совковыми лопатами. Темп работы заметно снизился, да и сил уходило много. Подростки, порядком намучавшись махать кирками, принялись натачивать напильниками штыковые лопаты. Вскоре те были так остро заточены, что впору было выстругивать ими поделки из дерева. Дело пошло веселее, они наловчились копать ступеньками. Самое трудоёмкое здесь было начало первой ступеньки, а затем остро заточенными лопатами до противоположной стенки ямы глину срезали аккуратными пластами по двум ступенькам, одна за другой. Поработав таким образом месяц, подростки хорошо подкачались физически и заработали больше сотни рублей каждый.
Дима был очень горд своим заработком, он впервые держал в руках столь крупную сумму денег. Мама, увидев сияющее лицо сына, посоветовала ему съездить в районный центр Быстрый Исток и купить себе что-нибудь из промышленных товаров на своё усмотрение, поразмыслив, он так и сделал.
Приехав в Быстрый Исток, Дима битый час ходил по универмагу и приценивался к товарам на прилавках. Соблазнов было много и, в конце концов, он остановил свой выбор на приобретении фотоаппарата «ФЭД-2Л». До этого у него был фотоаппарат «Смена-6», но этот казался ему, по сравнению с ней, просто чудом техники, правда, и стоил он недёшево – сорок три рубля, чуть более трети его заработка. Тем не менее, деньги ещё оставались, да и времени до начала нового учебного года также было предостаточно. Поразмыслив, Дима, отпросившись у матери, отправился в Барнаул проведать друзей и, конечно же, Свету.
Из Быстрого Истока до Барнаула он впервые в жизни летел на самолёте. Небольшой с дюжиной мест биплан «АН-2», словно птица парил над землёй. Прильнув к иллюминатору, подросток с замиранием сердца наблюдал, как под крылом самолёта величаво проплывали четырёхугольники полей и лесов, ленты автомобильных дорог, извилистые русла рек и блюдца озёр, как будто нарисованные на карте населённые пункты. Порой самолёт неожиданно проваливался вниз, в эти моменты создавалось ощущение невесомости, какой-то комок подкатывал к горлу. Некоторые пассажиры в такие минуты, доставали специальные, бумажные пакеты, раскрывали их и подносили ко рту.
Внизу показались кварталы большого города, самолёт стал снижаться и по мере его приближения к земле, они разрастались до невероятных размеров, заполняя всё пространство обзора. Самолёт опустился совсем низко, перед глазами замелькало большое зелёное поле, после удара колёс о землю, движение резко замедлилось, через некоторое время самолёт, зарулив на отведённое ему место, остановился.
Проезжая на автобусе по городу, Дима со щемящим сердцем смотрел на знакомые ему с детства места, а когда ступил во двор бывшего своего дома, радости его не было предела. Он уверенно вошёл в подъезд, на одном дыхании вбежал на второй этаж и постучал в знакомую ему комнату с номером девятнадцать. Из-за двери приглушённо донеслось:
– Входите, открыто!
Он толкнул от себя дверь, она со скрипом отворилась. В левом дальнем углу комнаты, на заправленной ворсистым одеялом кровати лежал его друг Вадим. Подогнув в коленях ноги и положив их одна на другую, он читал книгу.
– Здорово, Вадька! – крикнул с порога Дима.
Тот оторвался от книги, увидев друга, резко соскочил с кровати и ринулся ему навстречу со словами:
– Ничего себе! Откуда ты свалился!
– А вот с неба и свалился! – скаламбурил тот.
Они крепко обнялись, потрясли, помяли друг друга и прошли вглубь комнаты.
– Подожди минутку, – вспомнив про фотоаппарат, воскликнул Дима и достал его из сумки.
Привинтил к нему штатив и, прикрепив к крышке стола, навёл видоискатель, взвёл самопуск и вдвоём друзья сели на кровать. Раздалось жужжание, а затем щелчок затвора. Вадим подошёл к фотоаппарату и, разглядывая его, произнёс:
– Классный фотик!
– Да вот, заработал денежки, купил его и сюда приехал, вернее, прилетел на самолёте, – с нескрываемой гордостью ответил Дима.
– Да ну, прямо на самолёте летел?
– А на чём же ещё летают?
– Надо же, я в жизни на самолёте не был. Интересно, наверно?
– А то, знаешь, такое ощущение, земля просторная, на ней всё, как игрушечное!
Долго они ещё разговаривали, делились новостями и, наговорившись, побежали на улицу к друзьям. Весь оставшийся день они пробегали во дворе, поиграли в футбол. Вечером мать Вадима накормила их, и они улеглись спать.
На следующее утро, проснувшись, Дима сказал другу:
– Вадька, сегодня меня, наверно, целый день не будет. Схожу до Светки, сам понимаешь, а завтра вместе в город смотаемся. Хорошо?
– Да чего там, всё понятно, беги до своей зазнобы!
Позавтракав, они расстались.
Света жила в частном секторе, вниз по Гоньбинке, к железнодорожному мосту, на Кирсараевской улице, недалеко от того места, где протекала речка Барнаулка. Она была мелкая и, сколько помнил Дима, очень сильно загрязнённая отходами завода, не то кожевенного, не то пивного, а может быть, и того, и другого вместе взятых. Во всяком случае, даже проходить мимо неё было совсем неприятно, цвет воды грязно-жёлтый, а запах просто жутко смердящий. Пройдя по лабиринтам улочек и переулков, он подходил к нужному дому. Возле его ограды, на лавочке сидела в простеньком ситцевом платьице Света с малолетней девочкой. В руках у неё была гитара, из которой она старательно пыталась выдавить подобие музыки, однако ничего путного из этого не получалось. Увлёкшись, девушка и не заметила, как к ней подошёл Дима.
– Здравствуй, Света!
Она подняла голову, её глаза, и без того большие, округлились от удивления.
– Дима? Вот это сюрприз!
Тот к этому моменту уже расчехлил фотоаппарат, висевший через плечо, и, отойдя на необходимое расстояние, щёлкнул затвором. Расплывшись в улыбке, он подошёл и присел к ней на скамейку.
– Ты какими судьбами, давно приехал, по какому поводу? – засыпала она его вопросами.
– Вчера я прибыл, решил друзей проведать, с тобой встретиться. Вот я и здесь!
– Как же, вот просто так, взял и приехал? Это же далеко всё-таки, да и деньги нужны…
– А что тут такого? – с бравадой в голосе, не дав ей договорить, ответил Дима и продолжил. – Купил билет на самолёт за пять рублей, полтора часа лёту, и я в Барнауле! А деньги, что? Заработал, вот фотоаппарат купил, и ещё достаточно рубликов осталось. Кстати, пришёл пригласить тебя. Съездим давай в город, погуляем, в кино сходим.
– Глянь-ка, приехал кавалер из деревни! А куда отправимся?
– Давай на Ленинский проспект или ещё куда, ну, не знаю, там видно будет.
– Так, ладно, ты посиди пока здесь, я заскочу в дом, переоденусь и поедем. Жди! – выпалив скороговоркой, она подскочила с лавочки и скрылась за калиткой.
Минуты тянулись мучительно медленно, он извёлся, ожидая подругу. Она появилась из калитки неожиданно и, как отметил про себя Дима, очень нарядно приодетая. Минут через двадцать они, доехав на автобусе до площади Ленина, не торопясь, пошли вниз по Ленинскому проспекту. Подросток чувствовал себя, словно на крыльях, впервые вдвоём с девочкой он прогуливался, при этом, сознавая, что в состоянии оказать ей знаки внимания, не особо стесняясь в деньгах. Стоило им повстречать на пути лотки с мороженным, газированными напитками или с какими-то другими лакомствами, он тут же предлагал Свете угощения. Душа ликовала, время от времени они фотографировались. Дойдя до кинотеатра «Россия», повернули к нему, взяли билеты и вскоре вошли в фойе. Погуляли в зале ожидания, рассматривая портреты киноартистов, развешанные по стенам, отведали ещё мороженного и с первым звонком вошли в зрительный зал. Медленно потух свет и, после показа киножурнала «Фитиль», начался художественный фильм «Королевство кривых зеркал». Сначала юный кавалер, сидя рядом с подругой, физически ощущая её близость, дыхание, чувствовал себя необычайно скованно. Случайное соприкосновение с ней коленками обжигало его, словно пронизывало электрическим током, голова слегка кружилась. Фильм, однако, постепенно захватывал, они увлеклись, вместе со всеми в зале сопереживали перипетии сюжета, веселились, напряжение незаметно улетучилось. После просмотра кинокартины, не спеша, походили по тенистым аллеям города, нагуляв на свежем воздухе аппетит, перекусили в кафе. Исчерпав импровизированную культурную программу, к вечеру он проводил спутницу до дома.
Погостив в Барнауле ещё два дня, Дима решил возвратиться домой, купил билет на утренний рейс самолёта. Ночь перед отлётом случилась какая-то тревожная, снились сумбурные сны. Проснувшись утром, он успел ухватить в памяти только обрывок сновидения, как будто самолёт, на котором он летел, загорелся, больше в памяти ничего не осталось. Глянув на часы, ужаснулся, времени оставалось очень мало, чтобы успеть добраться до аэропорта, не опоздав на свой рейс. Он лихорадочно собрался, не позавтракав, попрощался с другом и выскочил на улицу. Ему повезло, только успел подбежать к дороге, как увидел приближающееся такси с зелёным огоньком. Таксомотор домчал его до аэропорта, выскочив из машины, бросил взгляд на часы, до отлёта оставалось несколько минут. При выходе из аэропорта на лётное поле, он столкнулся с женщиной в униформе – работницей аэропорта и с надеждой в голосе спросил:
– Скажите, пожалуйста, самолёт на Быстрый Исток ещё не улетел?
Женщина, посмотрев на подростка, ответила:
– Пока ещё нет, но можешь опоздать, беги, вдруг успеешь!
Он рванул на зелёное лётное поле, окинув его взором, увидел два самолёта в разных его концах. На мгновение замешкавшись, побежал к тому из них, посадка на котором уже закончилась, по трапу спускалась девушка-проводница. Дима, подбежав к самолёту, закричал:
– Подождите!
Проводница поторопила его, пропуская мимо себя.
– Давай быстрее поднимайся! – затем, спохватившись, попросила парнишку на всякий случай: – Дай-ка билет! – посмотрев в него, воскликнула: – Мальчик, тебе же не на этот самолёт, он летит совсем в другую сторону, вот бы сейчас улетел!
Дима, схватив билет, побежал к другому самолёту, но было уже поздно, тот тронулся с места и стал выруливать на взлёт. Он уныло побрёл в сторону здания аэропорта, на глазах выступили слёзы. Сотрудники аэропорта, разобравшись в ситуации, успокоили подростка и проштамповали билет на следующий рейс.
Уже на подлёте к аэропорту в Быстром Истоке, Дима боковым зрением увидел, как за иллюминатором проскользнула струйка дыма, он заглянул в него и обомлел. Со стороны носа самолёта тянулась густая чёрная струя дыма. «Ни фига себе, сон в руку!» – мысленно ужаснулся он. В это время из кабины самолёта вышел один из пилотов и обратился к пассажирам: «Граждане, пристегните ремни, самолёт идёт на посадку». «АН-2» начал снижение, Дима снова глянул в иллюминатор, лётное поле аэропорта неумолимо приближалось, до него уже оставалось несколько десятков метров, когда в ровном до того гуле двигателя самолёта послышались сбои. Пассажиры забеспокоились, пилот, который, войдя в салон, уже не покидал его, ровным голосом успокаивал пассажиров: «Ничего серьёзного, с мест без разрешения не вставать, мы уже почти на земле». Как бы в подтверждение его слов, произошёл характерный толчок от соприкосновения колёс с землёй, самолёт пробежал по полю и, наконец, остановился. Дима глянул в иллюминатор, к воздушному судну уже подъезжали пассажирский автобус и пожарная машина. Пассажиры благополучно покинули самолёт, сели в автобус, который тут же помчался к зданию аэропорта…
Дима собирал в огороде помидоры для салата, когда во двор вошли двоюродные братья Пётр и Семён.
– Здорово, Дима! – поприветствовали они его.
– Пошли в лапту играть, – предложил Семён.
– В какую ещё лапту?
– Не играл, что ли, никогда? – с недоумением спросил Семён.
– Первый раз слышу про такую игру.
– Да…, в общем, это когда одна команда из так называемого города бьёт палкой небольшой мячик, подброшенный в воздух, в сторону поля, а другая команда пытается его поймать, если поймает, то команды меняются местами. Если игрок поля осалит мячом в бегущего игрока города, то команды тоже меняются местами. При этом, игроки поля, должны успеть перебежать в город. Понятно?
– Не очень, – признался Дима.
– Ладно, пойдём играть, на месте разберёшься.
Пустырь, где уже собрались подростки (мальчики и девочки) играть в лапту, находился недалеко от дома Димы, между ними расположился небольшой сквер. Разбившись на две команды, человек по десять в каждой, начали играть. Дима удивлялся, как это, такой битой (палкой), диаметром не больше пяти сантиметров, можно попасть (и попадают!) в мячик из каучука, величиной с мячик для большого тенниса. Когда подошла его очередь бить, он с двух разрешённых попыток так и не смог попасть в подброшенный вверх мячик. Сначала он вообще путался в правилах этой игры, но через некоторое время освоился и даже стал попадать битой в мяч. Игра была очень увлекательная и динамичная, за игрой незаметно пролетели несколько часов. После игры, вернувшись домой, он испытал приятную усталость.
На следующий день к Диме зашёл сосед по дому – Павел и предложил сходить на речку, половить рыбу бреднем, он с удовольствием согласился. Взяв бредень, навёрнутый на палки, и, взвалив его на плечи, друзья пошли к реке.
Выбрав подходящее место, они развернули пятиметровую снасть и стали бороздить прибрежные воды. Часа два они, как бурлаки, тягали бредень, уже изрядно подустали, но рыбы было совсем немного. Выйдя из воды, бросили на берегу снасть и сели на песок отдохнуть. Мимо них с удочкой на плече и небольшой котомкой в руке проходил сухонький старичок, известный всем в селе заядлый рыболов и знаток рыбных мест. Поравнявшись с подростками, он остановился и с беззлобной, едва уловимой ехидцей обратился к ним:
– Что, на дурнинку не идёт? Зря стараетесь, рыба сейчас вся в ямах да корягах. Если хотите быть с рыбкой, идите во-о-он туда, – показал он рукой на противоположный обрывистый берег.
– Дед Силантий, всё шуткуете? Под тем берегом, во-первых, глубина, а во-вторых, коряги, там с бреднем делать нечего!
– Эх, соколики, зачем бредень-то? В корягах налимы обитают, да и в норах тоже, вот и вытаскивайте их оттуда. Ручками, ручками надо это делать, только носки на них надеть надобно, не забудьте, скользкий он, налим-то, однако. Был бы я чуток моложе …, – и, не закончив фразу, махнув рукой, старческой походкой пошёл дальше вдоль берега.
Незадачливые рыбаки переглянулись. «А что, давай попробуем? Не поймаем, так наныряемся вдоволь!» – предложил Павел. Натянув на руки носки, они широкими саженями устремились к противоположному берегу. Не доплыв до него метра два, они разом нырнули. Дима вынырнул первым, увы, с пустыми руками, впрочем, он изначально скептически отнёсся к этой затее, да и ныряльщик из него был не ахти какой. Он, было, направился к берегу, решив немного передохнуть, как из воды, отфыркиваясь, с сияющим лицом показался Павел. В поднятых над его головой руках, не очень-то и трепыхаясь, был зажат налим, длиною полметра. Выбравшись на берег, они, повеселевшие, стали разглядывать добычу.
Внешне налим похож на сома, казалось, только уступает ему в размерах, но, при внимательном рассмотрении всё-таки имеет свои особенные отличия. Спинных плавников у него два, первый от головы маленький, второй спинной доходит до хвостового плавника, но не сливается с ним. Голова несколько приплюснутая. Верхняя челюсть выдается вперед, на подбородке хорошо развитый усик. Тело продолговатое, покрыто мелкой чешуей, глубоко сидящей в коже, выделяющей обильную слизь. Спинка зеленая, испещрена черно-бурыми пятнами и полосами, горло и брюхо – серые.
Насмотревшись на добычу, а заодно отдохнув, повеселевшие рыбаки продолжили свой экзотический промысел. Уже через час на берегу красовались шесть налимов, на удивление, все они были одинакового размера, как из инкубатора. Двух из них добыл Дима, чем был чрезвычайно доволен. Поныряв ещё немного и убедившись в бесплодности дальнейших усилий, подростки, вполне довольные уловом, поспешили домой.
Перевалил за экватор сентябрь месяц, казалось, лето отошло в прошлое. Закончилась традиционная для школьников практика – помощь совхозу, на этот раз по уборке картофеля. В период практики погода не баловала. Дождь со срывающимся снегом-крупой, слякоть, непролазная грязь, и вдруг, совсем неожиданно, как будто не догуляв, возвратилось лето. Наступила настоящая жара, температура, порой, доходила до тридцати градусов. В один из таких дней Дима, не спеша, прогуливался по берегу реки. Солнце палило нещадно, берег реки был безлюдным, уже давно никто не купался в реке. Вода в ней была изумительно прозрачна и прямо манила в неё окунуться. Подросток скинул сандалий и пополоскал ступню в воде, она освежала прохладой, но казалась вполне терпимой. Он решился, быстро раздевшись, с разбегу нырнул в речку. Первым впечатлением было, что его словно сжало тисками и обожгло, казалось, ледяная вода дошла до самых костей. Не задерживаясь более, пулей выскочил на берег, контраст был ошеломляющий. Под палящими лучами солнца быстро согрелся, обсохнув, оделся и направился домой. Завтра идти в школу, этот учебный год особенный, год подведения итогов восьмилетней учёбы, как-то он сложится и что будет после него. Дима, впрочем, не особенно задумывался над этим вопросом, для него вполне естественным было продолжение учёбы в школе после окончания восьмилетки. В отличие от него, многие его одноклассники и в мыслях не держали продолжение учёбы в школе после окончания восьми классов и получения заветного свидетельства об образовании. В лучшем случае, некоторые из них планировали продолжать учиться в местном СПТУ. В этом решении их поддерживали и их родители, и руководство совхоза, последнее рассчитывало с помощью этого профессионально-технического училища вырастить для совхоза квалифицированные рабочие кадры, в том числе и механизаторов. В этом направлении местное СПТУ, изредка меняя своё название, но не предназначение, имело богатейший, многолетний опыт, известный далеко за пределами не только села, но и района. А пока и будущие его воспитанники, и остальные восьмиклассники мечтали об одном, как быстрее и, насколько это возможно, успешнее завершить этот ответственный для них учебный год.
Наступили зимние каникулы, в один из этих дней к Диме домой с мороза зашли шестеро его сверстников и с места в карьер заявили, что пришли за ним, чтобы пойти купаться на речку. У того от неожиданности округлились глаза, он спросил:
– Вы шутите, какая речка? Зима на дворе!
– Ну и что? – вопросом на вопрос спокойно ответил Пётр и продолжил. – Ты же сам летом говорил, что собираешься «моржом» стать, то есть обещал в проруби искупаться. Вот и пришло время, в самый раз моржевать!
Дима всё понял. Действительно, летом, под влиянием многочисленных обсуждений в прессе и по телевидению вопроса о пользе купания в проруби, он заявил своим сверстникам, что с наступлением зимы приобщается к этому полезному делу. Его пытались урезонить, но он и слушать никого не хотел и рвался на спор, что все они зимой убедятся в этом. Вот и зима в самом разгаре, наступил час истины. Цепляясь за ускользающую надежду достойно выйти из этой щекотливой ситуации, он с напускным безразличием заявил:
– А что? Я и не отказываюсь от своих слов, готов хоть сейчас! Но при одном условии…
– Какое ещё условие? – перебил его Пётр, ожидая подвоха.
– Ну, сами должны понимать, на реке лёд и достаточно толстый, я не подряжался его долбить!
– А-а … – с удовлетворением произнёс Пётр. – Это не проблема. Мы тебе вшестером любую прорубь обеспечим, а уж там дело за тобой.
Дима смирился с неизбежным событием, облачился в овчинный тулуп, захватил с собой махровое полотенце и в окружении сверстников вышел на улицу. Друзья распределили между собой подсобные для предстоящего дела инструменты, предусмотрительно прихваченные дома, и все дружно зашагали к речке. Оттягивая время, в надежде, что друзья сами откажутся от предстоящей затеи, Дима скрупулёзно подыскивал место для купания, все терпеливо следовали за ним. Наконец, он указал место в небольшом заливе, выбранное здесь для того, чтобы не мешало течение. Пётр обратился к нему:
– Так нам начинать, ты купаться не передумаешь?
– Давайте долбите два на два, – стиснув зубы, процедил Дима.
– А зачем такую большую-то? Чтобы окунуться и метровой проруби за глаза хватит.
– А что мне окунуться? Я поплавать хочу! – перебивая Петра, с вызовом ответил он.
– Ну-ну, – ухмыльнувшись, проронил сверстник. – Смотри, не прыгнешь в прорубь, мы тебя сами туда бросим!
– Ладно-ладно, – примирительно ответил Дима. – Давайте начинайте скорее, а то тут с вами и без проруби замёрзнешь!
В его словах была доля истины. Мороз стоял не выше минус тридцати пяти градусов, да ещё тянул приличный ветерок. Работа закипела. Одни крошили пешнёй лёд, другие выгребали специальной хваткой куски льда. Уже образовалось внушительное углубление во льду, а воды всё не было. Глядя на работу друзей, Дима вдруг вспомнил, как он, ещё в бытность проживания в Барнауле, как-то зимой пошёл на Обь в районе Болдина. Упорно долбил лунку где-то посередине русла реки, метра полтора пробил, вспотел от усердия и добрался в результате до… песка! На косу песчаную, как оказалось, попал, вот досада была. Как бы и тут такого не вышло, а то ещё до купания неприятностей не оберёшься.
«У-у-ф, наконец-то!» – прозвучал возглас облегчения Ивана. Это его пешня, пробив последний слой льда, провалилась остриём в воду. Работа пошла веселее. Глядя, как постепенно внушительная прорубь очищается ото льда, Дима некстати вспомнил своё жуткое купание в сентябре при тридцатиградусной жаре и невольно поёжился. Разгорячённый работой вид сверстников не вызывал у него сомнения, что водной процедуры сегодня ему при любом раскладе не избежать. Закончив утомительную работу, все разом обратили свои взоры на новоявленного «моржа». Не дожидаясь от них приглашения, тот, уже без лишних слов, быстро раздевшись, с отчаянным криком: «Пошё-о-ол»! – прыгнул в воду. Психологически уже готовый к самым неприятным ощущениям, он сначала даже ничего не понял. Конечно, определённый дискомфорт был, но, по сравнению с сентябрьскими, сегодняшние ощущения были вполне приемлемыми. Он даже позволил себе, под изумлённые взгляды друзей, сделать в проруби три круга почёта. Выбравшись из проруби, ощутил неприятностей куда больше, мороз буквально кусался, особенно доставалось пальцам ног. Он стал неистово растираться полотенцем, затем быстро оделся, обулся и побежал домой.
На следующий день к Диме заглянул Пётр.
– Ну, как самочувствие после ледяной купели? – поинтересовался он.
– Как видишь, даже насморка нет! – парировал вчерашний «морж».
– Ну, ты всё-таки молодец, не сдрейфил! Я, честно говоря, думал, что откажешься, а когда ты прыгнул в воду, даже немного испугался, подумал, не дай Бог, что-нибудь случится, нам бы тогда всем влетело.
– Да ерунда всё это! Я тоже опасался, что добром это купание не закончится, а оказалось, что не так уж и страшно. Потом ещё рассудил, что температура воды-то не ниже, чем плюс четыре градуса, а на воздухе – все минус тридцать пять, поэтому получается, что в воде-то намного теплее! Вот когда из проруби вылез на мороз, это посерьёзней, знаешь, как он хватал?!
Пётр, озадаченный доводами друга, почесал затылок и спросил:
– Действительно, что же это выходит? Купаться зимой в реке теплее, чем ходить по улице?
– Да нет, конечно. Ходишь-то тепло одетый, а купаешься в одних трусах. Представь себе, что ты в них поздней осенью или ранней весной по улице ходишь, а?
– Да ну тебя, совсем запутал. Ладно, я, чего пришёл. Если у тебя всё нормально, пойдёшь с нами завтра на охоту, на зайца?
– У меня же ружья нет, что я за зайцем вместо собаки, что ли, бегать буду?
– Брось ты вредничать, ружьё тебе дам. Стрелять-то умеешь?
– На охоте ни разу не был, но у меня диплом первой степени по стрельбе из пневматического оружия имеется. На городских соревнованиях в Барнауле сорок девять очков из пятидесяти возможных выбивал!
– Это, конечно, хорошо, но охота – это тебе не соревнование. Здесь, понимаешь, азарт, неожиданность. Короче, завтра сходим, сам прочувствуешь. Мы за тобой к девяти утра зайдём. Лыжи-то есть?
– Лыжи есть, я с собой ещё собаку возьму.
– Бери, хотя она охоте не обучена, может и помешать.
Попрощавшись, Пётр ушёл.
На следующее утро, как и договаривались, за Димой зашли друзья. Пётр вручил ему одностволку, полтора десятка патронов, и все двинулись на охоту, Веда побежала вместе с ними. Вскоре деревня осталась позади. Перед ними до самого горизонта простиралась бескрайняя волнистая степь, на которой отдельными группами возвышались берёзовые колки и осиновые рощицы. На снегу, сверкающем свежей белизной, стали встречаться заячьи петли, но сами зайцы не попадались.
Конец ознакомительного фрагмента.