Талисман. Глава 3 (Генадий Синицын)

В стране продолжалась хрущёвская оттепель, проходили крупные экономические и политические реформы.

На ХХII съезде КПСС в октябре 1961 года была принята новая программа партии, которая предусматривала к 1980 году создание материально-технической базы коммунизма. В 1962 году была проведена реорганизация партийного аппарата, в каждой области (крае) появилось по два обкома (крайкома) – один по промышленности, другой по сельскому хозяйству, были образованы территориальные совнархозы.

Страна переживала противоречивый период. Наряду с крупными успехами в науке, промышленности, жилищном строительстве, медленно развивалось производство потребительских товаров, экономические трудности в сельском хозяйстве совпали с неурожаем 1963 года. Начались серьёзные перебои с хлебом, страна впервые была вынуждена закупать зерно за границей. Назревал политический кризис в руководстве страны и в октябре 1964 года Хрущёв был смещён со всех партийных и государственных постов. Первым секретарём партии стал Леонид Брежнев, председателем правительства – Николай Косыгин. Начался новый, почти двадцатилетний период, который впоследствии окрестили эпохой застоя.

Значительные перемены произошли в семье Снегирёвых. После очередного медосмотра у сорокатрёхлетнего Николая Дмитриевича был выявлен туберкулёз лёгких. Начались регулярные, два раза в год профилактические осмотры всех членов семьи.

Однажды после посещения туберкулёзного диспансера глава семейства пришёл домой. Дима в это время готовил домашнее задание и обратил внимание, как отец решительно достал с верха платяного шкафа большую картонную коробку, доверху наполненную пачками с сигаретами «Памир», которые он всегда курил и очень много, до четырёх пачек в день. Однако коробка была всегда полная, так как отец, каждый раз, возвращаясь домой, неизменно приносил авоську, изрядно наполненную новыми пачками сигарет. Достав коробку, он вышел с ней из комнаты, сын из любопытства последовал за ним. Выйдя во двор, он увидел, как отец, разведя у края оврага костёр, поставил на него коробку с сигаретами и сжёг всё. После этого случая Дима уже никогда больше не видел его с сигаретой.

Несмотря на интенсивное лечение, туберкулёз у Николая Дмитриевича не проходил, он стал часто и помногу прикладываться к спиртному и, в конце концов, был вынужден уйти с работы в стройтресте. После этого стал перебиваться заработками преподавателя в музыкальной школе. Свободного от работы времени у него стало больше, он увлёкся написанием картин и вскоре все стены в комнате были увешаны художественными полотнами. Особенно впечатляли две картины, размерами порядка десяти квадратных метров каждая. Одна изображала огромный водопад в окружении дремучего леса, другая – тундру с оленями, чумами и оленеводами. Несмотря на успехи его картин на городских выставках, серьёзного дополнительного заработка они не приносили, финансовое положение в семье ухудшилось. Николай Дмитриевич продолжал изрядно выпивать, между супругами стали периодически вспыхивать ссоры.

Дима сидел дома над тетрадками, вымучивая домашнее задание, так как мысли его были далеки от этого занятия, он откровенно скучал. Из другой половины комнаты к нему подошёл брат и предложил:

– Пойдём в клуб, кино посмотрим.

– Ага, а деньги где взять?

– Вот, смотри, – брат разжал кулачок, на его ладони красовался новенький, блестящий металлический рубль.

– Во, где добыл?

– Где взял, там уже нет. В пиджаке у папки нашёл, пошли.

– Колька, а я знаю, где денег больше этого будет.

– А чего молчишь? Давай показывай.

Дима соскочил со стула, открыл платяной шкаф и вытащил из кармана маминого зимнего пальто четыре хрустящие пятирублёвки.

– Вот это деньжищи! – с восхищением глядя на такое богатство, пуская слюну, воскликнул Коля и продолжил. – Эх, если узнают родители, нам несдобровать.

– Они столько месяцев здесь лежат, с зимы, наверно, про них уже, небось, и забыли, – возразил младший брат.

– Ну ладно, давай одну возьмём, а там видно будет, может и правда, что уже забыли, – согласился Коля.

Взяв пятёрку, братья пошли в город, то есть, в другой его квартал, где были сосредоточены магазины и разные учреждения. Посмотрели в клубе кино, наелись досыта мороженного, накупили разных безделушек, деньги незаметно разошлись. На следующий день такая же участь постигла вторую пятёрку. После этого решили денька два выждать, не хватятся ли пропажи родители. Всё было спокойно. Рассудив между собой, что, потратив десять рублей, кроме полученного удовольствия, они ничего материального не приобрели, решили потратить остальные деньги с толком. Взяв ещё одну пятёрку, отправились в центральную часть города и зашли в промтоварный магазин, где долго рассматривали товары на прилавках и, в конце концов, остановили свой выбор на пластмассовом катере, который работал на батарейках. Таких игрушек у них ещё никогда не было, не раздумывая, они купили его и испытали в овраге, где был небольшой водоём, не пересыхающий даже летом.

Ещё два дня братья увлечённо занимались на там с катером, пока не сломали его. Оставалась нерастраченной последняя пятёрка. На следующий день, взяв её, они опять поехали в центр города и зашли в спортивный магазин. В нём было много интересных для них товаров, но денег на покупку большинства из них уже не хватало. Дима обратил внимание брата на фотоаппарат, который стоил ровно пять рублей. Посоветовавшись друг с другом, решили купить его. Дима заплатил деньги в кассу, отдал чек продавщице и получил заветный фотоаппарат. Когда он открыл красивый кожаный футляр, то был разочарован, тот был пуст!

– А где фотоаппарат? – воскликнул он, обращаясь к продавщице.

– Какой фотоаппарат? – удивлённо взглянув на Диму, спросила та и пояснила: – Пять рублей стоит футляр.

Подросток, поняв, что опростоволосился, заявил:

– Нет, футляр мне не нужен, заберите его назад и верните мои деньги!

Слово за слово продолжалась его перепалка с продавщицей, пока он не почувствовал, как на его плечо легла чья-то тяжёлая рука. Дима повернул голову и обомлел, около него стоял милиционер. Продавщица объяснила стражу порядка ситуацию и высказала свои подозрения по поводу наличия такой суммы денег у мальчика. Милиционеру вернули пять рублей и он, взяв подростка за руку, направился к выходу из магазина. Испуганный мальчуган рыскал по сторонам глазами, но брата так и не увидел. Мелькавшие в голове беспорядочные мысли не предвещали ничего хорошего, он понуро шагал рядом с милиционером. «Ну что, пострел, будем всё рассказывать или пойдём в милицию разбираться? – прозвучал вопрос. Дима тяжело вздохнул, идти в милицию совсем не хотелось, да и страшно было, слёзы разом предательски навернулись на глаза и, давясь ими, он сбивчиво всё рассказал. «Поехали тогда к тебе домой, «обрадуем» папу с мамой», – подытожил страж порядка. Они сели, в стоявший у магазина милицейский мотоцикл с коляской и тронулись с места.

В комнате Снегирёвых на настойчивый стук никто не отвечал, родители находились ещё на работе. Милиционер постучал в дверь напротив, за ней послышался приближающийся характерный, глухой стук, когда он прекратился, послышался женский голос:

– Кто там?

– Откройте, пожалуйста, милиция!

Звякнула щеколда, дверь открылась, на пороге стояла тётя Рая. Увидев рядом с милиционером Диму, она, всплеснув руками, воскликнула:

– Боженьки ты мой! Что же такое случилось?

– Успокойтесь, пожалуйста, страшного ничего нет, но мне необходимо поговорить с его родителями, – ответил страж порядка.

– Так они же ещё на работе. Может быть, я могу чем-нибудь помочь? – засуетилась тётя Рая.

Милиционер открыл плоскую кожаную сумку-планшет, висевший на ремешке через плечо, извлёк из неё казённый бланк, авторучку и, уточнив у женщины фамилию и инициалы отца подростка, заполнил бланк. Попросил расписаться тётю Раю на отрывном талоне и вручил ей повестку, попросив отдать её сегодня же отцу подростка. Оставил его на её попечение соседки и, попрощавшись, удалился.

Когда милиционер ушёл, тётя Рая принялась расспрашивать Диму о случившемся. Тот отвечал уклончиво, ничего толком так и не поняв, она безнадёжно махнула рукой и, сказав в сердцах: «Ладно, пусть твой отец сам разбирается!» – отпустила его. Выйдя от неё, он зашёл в свою комнату, брат уже поджидал его там, между ними завязался разговор. Рассказав всё, как было, Дима сокрушённо подытожил:

– Всё, влипли мы-ы-ы …, чего делать-то будем?

Брат пожал плечами и предложил:

– Пойдём гулять, вернёмся сегодня попозже, а там видно будет, хотя чувствую, что порки нам не избежать, пошли.

Гуляли они до темноты, оттягивая, по возможности, неприятную встречу с родителями, и когда, наконец, зашли в комнату, то угрюмый вид отца, сидевшего вместе с мамой за столом, не предвещал ничего хорошего.

– Заявились, наконец? Ну, рассказывайте, как вы родителей обворовываете, – промолвил отец, стукнув кулаком по столу. Братья, понурив головы, молчали. – Как пакостить, так герои, а как отвечать, то языки, что ли, проглотили? Кто додумался? Отвечайте! – повысив голос, продолжал глава семьи.

– Я-а-а …, – заглатывая, хлынувшие слёзы, тихо ответил Дима.

Отец тяжело встал из-за стола, прошёл мимо них к своему сундуку с инструментами, достал из него кусок электрического провода, скрутил его вдвое и, подойдя к детям, промолвил:

– Ты, – обращаясь к младшему, – ступай к маме, – и скомандовал уже старшему сыну: – Снимай штаны и рубашку.

Тот, молча, стал раздеваться. Младший брат, повиснув на руке отца с проводом, запричитал, всхлипывая:

– Папочка, не надо, не бей Колю, это же я виноват.

Отец, стараясь освободиться от цепких рук сына, ответил:

– Ничего, он старший, ему и отвечать, а ты смотри, чтобы больше неповадно было.

Дима заплакал навзрыд, мама, не выдержав, подбежала и оттащила его от мужа. Провод в руке отца стал методично опускаться на спину Коли и ниже её. Тот сначала пытался терпеть, но обжигающая боль была невыносима, и он истошно закричал. Мама, не в силах более выдержать этого зрелища, с криком: «Прекрати! Что же ты делаешь?!» – подбежав, подхватила Колю на руки и скрылась с ним в другой половине комнаты. Отец бросил на пол провод и, хлопнув дверью, вышел в коридор.

Каждую субботу отец с сыновьями ходили в городскую баню. В доме всегда были берёзовые веники, заранее заготовленные для бани главой семейства. Он любил попариться. Замачивал веник в тазике с горячей водой, прыскал на раскалённые камни из пузырька специально заготовленные снадобья на этот случай, надевал на голову шапочку, а на руки – рукавицы и неистово хлестал себя, сидя на полке. Выйдя из парной, опрокидывал на себя тазик холодной воды, возвращался назад, ложился на полку, просил кого-нибудь похлестать его от души и выходил из парной раскрасневшийся, парящий, с налипшими по всему телу листьями берёзы. Дети же, заскакивая иногда в парную, наглотавшись обжигающего пара, пулей выскакивали в общий зал, который после парной казался удивительно освежающим.

Сегодня была суббота, Дима с отцом только что возвратились из бани, Коля же уже второй раз подряд её пропускал. Хотя боль от порки проводом уже прошла, но следы в виде полос на спине ещё проступали достаточно зримо, и ему было стыдно показываться в таком виде в бане.

Дима сидел в передней части комнаты и внезапно почувствовал запах дыма, доносившийся из-за перегородки в комнате, где в это время находился брат. «Странно, – подумал он. – Вроде бы, неоткуда ему взяться, форточка закрыта». Он заглянул во вторую половину комнаты и увидел необычную картину. Брат, лёжа на полу, что-то ковырял под ребристой батареей отопления, из-под неё поднимался уже нешуточный дым.

– Что случилось? – спросил Дима.

– Да вот, уронил карандаш за батарею, никак не мог нащупать его, решил подсветить. Зажёг трубочку из бумаги, пока высматривал, обжёг пальцы, выронил огарок, он, наверное, через щель в подпол провалился. Вот теперь там и дымит и горит, кажется.

Задымление становилось всё больше, в комнате на втором этаже затопали, видимо, дым дошёл уже и туда. Дима сбегал в переднюю половину комнаты, вернулся с кружкой воды и вылил её под батарею. В это время в коридоре раздался приближающийся топот ног, Дима защёлкнул дверной, английский замок на «собачку». Коля открыл форточку и стал вылезать из комнаты, брат последовал за ним, оказавшись на улице, они, стремглав, побежали к оврагу и скрылись в нём. Пробежав несколько сот метров, остановились, облюбовали подходящее скрытное место и затаились.

Вскоре они услышали рёв пожарных машин, подождав ещё минут сорок и, сгорая от любопытства, вернулись домой. Во дворе стояли две красные пожарные машины, в конце коридора дома собрались любопытные жильцы, дверь в их комнату была открыта, дверной замок взломан. Двое пожарных в брезентовых костюмах и металлических касках осматривали место потушенного уже возгорания, пол был грязный и мокрый.

– Что здесь такое происходит? – зайдя в комнату, с деланным изумлением спросил Дима.

– Действительно, что это? – поддержал его брат.

– Вот полюбуйтесь на них! – подперев руками бока, язвительно изрекла полная пожилая женщина из комнаты, которая находилась на верхнем этаже, прямо над комнатой Снегирёвых. – Сотворили стервецы пожар и ещё спрашивают! – продолжила она, не унимаясь.

Один из пожарников, увлечённых осмотром, оглянувшись в сторону соседки и появившихся мальчишек, поинтересовался:

– А вы, кто такие?

– Мы здесь живём! – хором ответили братья.

– А где вы были?

– Мы-то? – на мгновение замешкался Коля, но, быстро совладав с собой, продолжил. – Мы в городе были.

Брат добавил:

– С утра.

В это время другой пожарник, разглядывая обгоревший толстый электрический провод, прокинутый отцом семейства вдоль стены в качестве удлинителя из одной половины комнаты в другую, изрёк:

– Всё понятно, возгорание от короткого замыкания самодельной электропроводки. Составляем акт.

После составления документа и подписания его свидетелями, пожарники, передав один его экземпляр тёте Рае для передачи хозяину комнаты – виновнику пожара, вышли из дома, и вскоре пожарные машины уехали. Нехотя разошлись и жильцы дома.

Оставшись одни, братья перемигнулись.

– Слышал, что пожарник сказал? Короткое замыкание! Акт составили, так что ни гу-гу. Мы тут ни при чём. Понял? – спросил Коля.

– Конечно, всё понятно, – передразнивая заключение пожарника, язвительно ответил Дима.

Братья повеселели, потирая руки.

Первым из родителей домой пришёл отец, окинув взором комнату, он, удивлённый вопиющим беспорядком, спросил:

– Какой это здесь Мамай прошёл?

Коля, стараясь опередить брата, протараторил:

– Мы сами удивились, приходим домой, а здесь народу полно, комната открыта, пожарники. Спрашиваем, что случилось? А пожарник говорит, что возгорание произошло от короткого замыкания самодельной электропроводки. Акт по этому поводу составили и тёте Рае его для тебя оставили.

Только успел он закончить, как в комнату вошла соседка с актом в руках.

– А вот и тётя Рая! – обрадовался Коля и обратился к отцу: – Папа, мы тут уже полдня сидим, можно нам на улицу пойти?

– Да-да, конечно, идите…, – находясь в некоторой растерянности, разрешил отец.

Братьев как ветром сдуло. На улице Коля поучал брата:

– Ты же смотри, не проболтайся, у меня до сих пор спина ещё болит, и тебе может достаться.

– Да ты что, Колька, я совсем, что ли, рехнулся? – обиделся тот.

– Ладно-ладно, на всякий случай предупреждаю, – примирительно отозвался тот.

Когда они поздно вечером вернулись домой, в комнате уже всё было чисто прибрано, за столом сидели родители, отец, вяло ковыряясь вилкой в тарелке, доедал ужин.

Увидев сыновей, он внимательно посмотрел на них и проговорил: «Давайте мойте руки и садитесь за стол ужинать, не дождёшься вас, до темноты пропадаете». Братья, не ожидая повторного приглашения, быстро помыли руки и уселись за стол. Мать поставила перед ними тарелки с ужином, вилки и хлеб. Подростки, сильно проголодавшиеся, накинулись на еду. Воцарившуюся тишину нарушил отец:

– Какое может быть короткое замыкание? Ерунда! Это же не просто провод, а экранированный кабель. Замыкания быть не может!

– Пожарники же в акте написали, значит, так и было, – не выдержав, прошамкал полным ртом Коля.

– Акт, увы, есть, лежит передо мной. Только вот поверить я не могу, ну, просто этого не может быть! – и вдруг неожиданно обратился к сыновьям с надеждой в голосе: – Ребятки, расскажите мне правду, как это всё произошло?

Братья замерли, не поднимая глаз от тарелок. Мать, почувствовав что-то неладное, бросила тревожный взор на мужа. Тот, перехватив её взгляд, улыбнулся и с неподдельной искренностью в голосе произнёс:

– Ну, не зверь же я, не трону никого, обещаю.

Обращаясь к детям, мать с теплотой в голосе, произнесла:

– Детки, под мою ответственность, скажите папе правду.

Братья обменялись взглядами, Дима, насупившись, опустил глаза. Коля, тяжко вздохнув, с обречённостью в голосе всё рассказал.

– Ладно, теперь мне всё понятно, – выслушав сына, сказал отец и скомандовал: – А теперь бегом спать!

Дети резво повыскакивали из-за стола, разделись и юркнули в постель.

Суровая, многоснежная зима не спешила сдавать свои позиции. Март в этом году в полной мере оправдывал известную народную поговорку – «пришёл марток, надевай сто порток». Дороги на улицах города представляли своим видом экзотическое зрелище: тоннели, пробитые в многометровой толще сугробов, по которым словно вагонетки в штольнях, предупредительно звеня и постукивая колёсами на стыках рельс, проносились городские трамваи.

По широкому руслу Оби, скованному льдом, в сторону городского берега двигалась ватага подростков. Среди них вышагивал Коля со своими сверстниками, его брат, увязавшийся за старшими подростками, замыкал шествие, изрядно подустав от многочасовой прогулки. Немного отстав от основной группы, он решил подтянуться к ним и побежал, срезав небольшой угол. Неожиданно, потеряв опору под ногами, он провалился в полынью, запорошенную снегом. Барахтаясь в воде, замешанной снегом, Дима пытался опереться на кромку льда, но тот обламывался. Намокшее пальтишко тянуло вниз, пальцы рук в ледяной купели быстро окоченели, он закричал. Подростки, обернувшись на крик, сначала оцепенели, затем осторожно стали подбираться к нему, озираясь по сторонам, пытаясь обнаружить какое-нибудь вспомогательное средство. Не обнаружив ничего подходящего на пустынном пространстве реки, скованной льдом и запорошенной снегом, один из них, сняв с себя длинное пальто, подполз насколько можно ближе к краю полыньи и, ухватившись за край полы пальто, прокинул другой его конец в сторону тонущего, крича ему: «Хватайся обеими руками и держи крепко! Ничего не делай, только держись!» Дима коченеющими пальцами мёртвой хваткой вцепился в край пальто, Ландыш (так между собой называли товарища его друзья), что было сил, потянул пальто на себя. Сначала движение пошло неплохо, но, когда утопающий упёрся телом в край полыньи, спасателя самого стало потихоньку подтягивать к ней. «Хватайте меня за ноги и тяните!» – крикнул он друзьям.

Общими усилиями подростки с трудом вызволили утопающего из полыньи. Он имел жалкий вид, намокшую одежду мороз прямо на глазах сковывал ледяным панцирем, подросток дрожал от холода и от испытанного им страха. Глядя на него, Ландыш скомандовал: «Всё! Побежали к берегу! Дима, беги через не могу за мной! Не останавливайся, а то замёрзнешь! Я знаю здесь на берегу кузницу, там согреешься. Колька, а ты посматривай за братишкой, если что, помоги ему».

Дима бежал с трудом, скованная замёрзшей водой одежда, затрудняла движения. Ему казалось, что если сейчас остановится, то вновь бежать уже не сможет и, стиснув зубы, продолжал двигаться, не останавливаясь. Казалось, что берег приближается мучительно медленно, брюки, стоявшие колом, ужасно мешали, обжигали кожу, натирая её словно наждаком. Вот, наконец-то, и берег, но на него надо ещё взобраться, да и не разбежишься по крутому склону.

Всё, из последних усилий Дима буквально влез на обрывистый берег, невдалеке показались какие-то постройки. Ландыш уже бежал к одной из них, из трубы которой клубился дым. Дима, уже задыхаясь, казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, отрешённо устремился за ним. Из последних сил открыл тяжёлую дверь, отрывисто, с присвистом дыша, на «деревянных» ногах переступил порог. В помещении было необыкновенно жарко, подросток почувствовал, как от приятной тёплой волны его заиндевевшие брови и ресницы стали оттаивать и разлипаться, не успел он оглядеться, как услышал густой, басистый голос:

– Во! Это, что за снегурок к нам пожаловал? А ну-ка, ступай сюда! Откуда ты такой заиндевевший?

Дима, протерев глаза, ещё скованные тающим ледком, увидел перед собой двух крепких мускулистых мужиков, стоявших у наковальни. Тела их были, как будто, отлиты из бронзы, кожаные фартуки черного цвета, ниспадавшие с груди до колен, подчёркивали их почти сказочный облик.

– Провалился я в речке, весь промок и замёрз, – ответил подросток.

Один из кузнецов подошёл к нему, взял за руку и повёл к топчану, стоявшему в углу помещения.

– Ну, давай раздевайся быстренько, сейчас я тебе профилактику делать буду, пока не поздно.

Мальчуган стал расстегивать пуговицы, пальцы ещё плохо слушались, к тому же, отходя от мороза, они стали словно разрываться изнутри болью. Кузнец, увидев, с каким мучением подросток пытается расстегнуть пальтишко, стал помогать ему.

– Фёдор, – продолжая помогать мальчишке, обратился он к своему сотоварищу по ремеслу, – достань-ка из шкафчика нашу бутылочку с лекарством, я сейчас разотру его хорошенько. И стакан захвати.

Уложив разоблачившегося подростка на топчан спиной вверх, мужчина начал растирать его тело жидкостью из бутылки, принесённой ему товарищем. В тёплом воздухе кузницы стал растекаться специфический запах самогона. Дима, попав в могучие руки кузнеца, чувствовал себя игрушкой, которую, поворачивая с одной стороны на другую, мяли без сожаления. Тело его не то что согрелось, а горело, раскрасневшись от ладоней до пят. Закончив процедуру, кузнец усадил подростка на топчан и, сняв с вешалки овчинный тулуп, накинул ему на плечи. Налив в стакан самогонки, он протянул его и скомандовал:

– А теперь, болезный, давай немного изнутри согрейся!

Дима почувствовал у своего носа неприятный, незнакомый ему запах и, сморщившись, возразил:

– Не-е-ет, я такое не смогу!

– Давай-давай через не могу. Сколько сможешь, не отравишься. Или ты не мужик?

Подросток взял в руки стакан и, зажмурившись, перехватив пальцами ноздри, сделал несколько глотков, дыхание его спёрло, раскрыв рот, он стал ловить воздух. Кузнец, усмехнувшись, забрал у него стакан, протянул кусок ржаного хлеба со словами: «Занюхай и съешь, легче станет». Через некоторое время мальчуган почувствовал лёгкое головокружение, внутри потеплело. Кузнец заботливо укутал его с головы до пят тулупом и, положив на топчан, скомандовал: «Теперь отдохни, пока твоя одёжка высохнет, а потом домой!»

Дима, закутанный в меховой тулуп, ещё некоторое время обрывочно слышал разговоры кузнецов с ребятами, пришедшими с ним, и, постепенно проваливаясь в небытие, незаметно уснул…

Зима, ещё огрызаясь морозами и неожиданными метелями, отступила только к апрелю. Весна, истосковавшись в ожидании своего времени, вступила в свои права решительно, стараясь наверстать упущенное. К двадцатым числам апреля уже нередко стояли погожие солнечные деньки, хотя для настоящего тепла время ещё не пришло.

В один из апрельских дней, приуроченных ко дню рождения вождя мирового пролетариата, в торжественной обстановке, на главной площади города у памятника В. И. Ленину октябрят принимали в пионеры. День был пасмурный, слегка накрапывал дождик. Энергичная девушка с пионерским галстуком на шее – старшая пионервожатая школы с вдохновением рассказывала вступающим в пионеры школьникам о славном пути советской пионерской организации, носящей имя Великого Ленина, и о той ответственности, которая ложится на них, будущих пионеров. Вдохновлённые речью пионервожатой, девочки-одноклассницы, стоявшие в задней нестройной шеренге рядом с Димой, тут же с серьёзным видом делились между собой домыслами о том, какая неизбежная кара ждёт того, кто, проходя мимо памятника Ленину, поведёт себя недостойно. Дима вмешался в их разговор.

– Ну, вы даёте, ерунда это всё! Вот я сейчас плюну здесь, и ничего не случится.

Одноклассницы возмутились, осмотрелись вокруг, увидели свою учительницу, недалеко стоящую от них, подошли к ней и пожаловались:

– Дарья Филипповна, Снегирёв говорит, что, он плюнет сейчас здесь у памятника, и ничего плохого ему не будет!

Учительница подошла к нему.

– Снегирёв, как тебе не стыдно, разве можно такое говорить? В такой ответственный день! Всё, в пионеры тебя сегодня принимать не будут!

Тот, опустив голову, промолчал. Когда учительница отошла на своё место, он, прищурившись, процедил одноклассницам: «Ябеды, вот и стойте здесь под дождём, а я пойду домой, мне всё равно здесь больше делать нечего!» – развернулся и ушёл.

На следующий день все одноклассники, кроме Димы, пришли в школу с повязанными на шее ярко-красными галстуками. Он весь день чувствовал себя незаслуженно оскорблённым. После уроков, по дороге домой решил немного подразнить одноклассниц, из-за которых его не приняли в пионеры. Пробегая мимо них, то дёргал за банты, чтобы развязать, то, ударяя рукой по портфелю одноклассницы, пытался выбить его. В конце концов, он вынул из своего портфеля игрушечный пистолет, прикидывая, чтобы придумать такое. В это время одноклассницы увидели на широком полукруглом крыльце почтамта, к которому они уже подходили, стоящую учительницу. Они хором закричали:

– Дарья Филипповна, а Снегирёв к нам пристаёт и пистолетом грозится!

Дима, стоявший спиной к учительнице, обернулся и, увидев её, быстро спрятал игрушку в карман. Учительница подозвала его и попросила открыть портфель, он исполнил её требование. Она внимательно осмотрела его содержимое, затем, махнув рукой, спустилась с крыльца и ушла. Ученик, ничего не понимая, произнёс вслух:

– Странно …, пистолет в кармане, чего она портфель проверяла?

– Не пистолет она искала, а свои перчатки!

Дима повернулся на голос. Справа, чуть сзади него стояла одноклассница Нинка Наумова.

– Какие перчатки? – в растерянности переспросил он.

– Какие-какие … – кожаные! Говорят же тебе, что перчатки она искала, их у неё сегодня в классе украли!

Подростка прошиб пот. «Ничего себе!» – подумал он и, зная, где живёт преподаватель, решительно направился к ней домой.

Учительница проживала в двухэтажном кирпичном доме, который находился сравнительно недалеко от почтамта, и минут через десять Дима уже стучал в дверь квартиры, звякнула щеколда, в проёме двери возникла знакомая фигура.

– Дарья Филипповна, – увидев её на пороге, быстро заговорил он, – я ваши перчатки не брал!

– А откуда ты знаешь, что именно их я искала у тебя?

– Мне Наумова Нинка сказала, я после этого сразу к вам пошёл. Не брал я перчатки!

Учительница, внимательно посмотрев на него, промолвила:

– Ладно, иди домой, потом разберёмся. Скажи маме, чтобы завтра пришла в школу в шесть часов вечера. Ступай, до завтра.

– До свидания, Дарья Филипповна, – ответил ученик и пошёл вниз по деревянной лестнице, на выход.

Вернувшись домой, он до вечера переживал о случившемся и перед тем, как ложиться спать, сказал матери, что её завтра на шесть вечера вызывают в школу. На вопрос, с какой целью, он, пожав плечами, ответил, что не знает.

На следующий вечер, после окончания уроков, Дарья Филипповна пригласила его вместе с матерью в учительскую, там уже была и Наумова Нина, за столом сидела завуч школы. Когда все расселись по местам, Дарья Филипповна сказала, обратившись к Диминой маме:

– Екатерина Арсентьевна, вчера у меня украли кожаные перчатки. Я никому об этом не говорила. Ко мне домой в этот же день, после занятий в школе пришёл ваш сын и сказал, что мои перчатки не брал. Пусть он скажет, откуда он узнал про кражу перчаток.

Мать посмотрела на сына и тихо обратилась к нему:

– Слышал, что спрашивает Дарья Филипповна? Давай рассказывай.

– А что рассказывать? Я уже вчера Дарье Филипповне ответил, что мне о краже перчаток сказала Нинка Наумова. Вот она, – кивнул он головой в сторону девочки.

– Ничего я ему не говорила, – невозмутимо возразила Нина.

Дима от неожиданности опешил и с возмущением закричал на неё:

– Ты зачем обманываешь? Вчера, когда мы возвращались из школы, я по дороге домой дразнил пистолетом Таню и Веру. Они увидели у почты Дарью Филипповну и пожаловались. Она стала обыскивать меня. Я очень удивился, что она не нашла пистолет, а, когда Дарья Филипповна ушла, ты мне сказала, что у неё украли перчатки, их-то она и искала у меня. Разве не так всё было?

– Ничего я тебе не рассказывала и не могла рассказать про то, чего не знала сама. Понятно?

– Дима, – обратилась к сыну мама, – если ты брал перчатки, то признайся.

– Я не знаю, почему Нинка врёт, но я никаких перчаток не брал! Дарья Филипповна, ну, зачем бы я пошёл к вам вчера домой, если бы Нинка мне не сказала, что вы искали у меня перчатки?

Детский вопрос, видимо, озадачил взрослых. Все молчали. Затем поднялась из-за стола завуч и подытожила:

– Так, спасибо, все свободны.

На следующий день Дима, встретив Нину в школе, возмущённо спросил её:

– Ты зачем вчера соврала?

– Что я – совсем бестолковая? Как бы я объяснила, откуда узнала о краже перчаток? Вот ты зачем к ней помёлся? Не пошёл бы, и не было бы всех этих разбирательств!

– Так, Нинка, сейчас пойдёшь к Дарье Филипповне и всё ей расскажешь. Понятно?

– Вот ещё, я же тебе сказала, что ничего и никому я рассказывать не буду!

– Ну, Нинка, твоё счастье, что ты девчонка. Была бы мальчишкой, я бы с тобой разобрался!

Пятый класс стал для Димы определённым испытанием. Всё было непривычно, вместо одной учительницы вдруг стало сразу несколько, появился в программе иностранный язык. Впервые он стал обладателем заветной авторучки, бывшей ещё редкостью в школе. Радость её обладателя омрачалась тем, что часто ни с того ни с сего она отказывалась писать. Приходилось её раскручивать, прочищать. После таких процедур пальцы оказывались безнадёжно испачканными чернилами. Постепенно его крупный красивый почерк перевоплотился в мелкий и корявый, да и в целом Дима стал сдавать позиции в учёбе, репутация отличника осталась в прошлом, хотя до троек опуститься он себе не позволил.

Между тем, в отношениях родителей напряжение всё больше возрастало. Туберкулёз у отца прогрессировал, с постоянной работой не получалось, всё реже его можно было увидеть трезвым. Развязка произошла, когда во время очередной ссоры, он, подвыпивший ударил жену, и она несколько дней ходила с синяком под глазом. Несмотря на неоднократные попытки со стороны мужа к примирению, супруга была непреклонна. До отъезда, между ними шла тихая тяжба по перетягиванию на свою сторону детей, каждый старался уговорить их остаться непременно с ним. В итоге отец уехал на Урал со старшим сыном, Дима остался с матерью.

Екатерина Арсентьевна работала в столовой уже поваром, поэтому особых проблем с питанием не было, сын каждый день приходил к ней на работу и довольно сытно обедал. Вечером, возвращаясь домой, мать неизменно приносила с собой что-нибудь поужинать. Сложнее было с одеждой и другими предметами обихода. Каждая обнова была для подростка большим радостным событием, увы, такие случаи бывали не частыми.

Будучи красивой, в расцвете лет женщиной, Екатерина Арсентьевна, конечно, страдала от не сложившейся личной жизни, да и нелегко было на небольшую зарплату повара выкроить даже небольшую сумму, чтобы хоть как-то самой приодеться и приукраситься, сына порадовать обновой. Хорошо, что ещё тётя Рая выручала её, за относительно небольшую плату обшивала её время от времени, впрочем, не только её одну, в доме проживало немало одиноких женщин разных возрастов, пользовавшихся услугами портнихи. Кто-то из них, как и Екатерина Арсентьевна, была разведённая, а кто- то и вовсе никогда замужем не была.

Как-то летом, в выходной день мать взяла с собой сына за город, на берег реки Обь. Поездка на служебном автобусе была организована для сотрудников совнархоза, где она работала поваром в столовой. Там она познакомилась с водителем автобуса Владимиром Николаевичем. Это был холостой мужчина средних лет, крупный, добродушный. Красивая женщина приглянулась ему, и он целый день оказывал ей знаки внимания, не забывая подружиться и с её сыном. Возвращаясь после отдыха в город, он усадил в кабине, сверху просторного моторного отсека подростка, радости которого не было предела. Развезя всех сотрудников по домам, Екатерину Арсентьевну с сыном повёз домой в последнюю очередь. Высаживая их, он заметно волновался и мялся. Отметив про себя его нерешительность, хозяйка пригласила растерявшегося мужчину к себе на пресловутую чашечку кофе. Тот сразу согласился и в итоге остался у молодой женщины ночевать.

Утром, позавтракав, они вместе уехали на работу. После этого случая он ещё несколько раз приезжал вместе с ней с работы и оставался у неё дома до утра.

Пролетели лето и осень, однажды в выходной, погожий зимний день Владимир Николаевич пришёл к Екатерине Арсентьевне с цветами, которые вручил ей, а в придачу к ним подарил перчатки из чёрной лайковой кожи. Засуетившись, она дала сыну деньги и попросила его сбегать в магазин за продуктами. Тот, с вожделением глядя на блестящие перчатки, попросил у матери разрешения прихватить их с собой. Она растерялась от неожиданной просьбы.

– Катя, да пусть возьмёт, видишь, у него глазёнки как загорелись. Что с перчатками сделается? – поддержал мальчугана её ухажёр.

– Ладно, возьми, смотри только, не потеряй, – махнув рукой, разрешила мать сыну.

Он, прихватив новенькие перчатки, выскользнул из комнаты. Надев их на улице, всю дорогу до магазина любовался ими. Купив продукты, выскочил из магазина, пробежав вприпрыжку несколько десятков метров, вдруг почувствовал, как мороз прихватывает пальцы рук, и ужаснулся, перчаток на руках не было. На бегу развернувшись, он поспешил назад в магазин. Кинув взор на прилавок, небольшой подсобный столик, стоящий недалеко от него, и убедившись, что перчаток нигде нет, он с надеждой во взоре и голосе спросил продавщицу:

– Тётя, вы здесь перчатки не видели?

– Нет, – равнодушным тоном ответила продавщица.

– Ну, как же? Я их только что здесь оставил. Чёрные такие, блестящие.

– Мальчик, не мешай мне работать, я же сказала, что никаких перчаток не видела.

Дима опустил голову и побрёл из магазина. Домой идти не хотелось, он проклинал свою рассеянность, к ногам, казалось, были привязаны гири, слёзы предательски выступили из глаз, замораживая длинные ресницы. Возвратившись домой, положил сетку с продуктами на стол и быстро прошёл в дальнюю половину комнаты.

Посидев за столом ещё немного, взрослые засобирались. После того, как Екатерина Арсентьевна приоделась и приукрасилась, вместе со своим поклонником поспешила к выходу из комнаты. Спохватившись у порога, она спросила сына:

– Детка, а где же мои перчатки?

Дима ждал этого вопроса, как приговора. Выйдя из другой половины комнаты, он, опустив голову, проглатывая комок, образовавшийся от волнения в горле, приглушённо ответил:

– Мама, я их потерял в магазине.

– Как? – растерянно спросила та и продолжила. – Ты шутишь? – и, виновато посмотрев на своего спутника, вдруг с негодованием закричала на сына: – Ничего знать не желаю, вернусь, чтобы перчатки были на месте! Делай, что хочешь, ищи, где знаешь, но чтобы домой без перчаток не возвращался! Ты понял? – и, обращаясь уже к своему спутнику, скомандовала: – Пошли!

После их ухода Дима собрался и с тяжёлым сердцем пошёл в магазин. Там он битый час рассматривал прилавки, искоса наблюдая за посетителями, рассчитывая, что кто-нибудь оставит перчатки. В конце концов, потеряв всякую надежду на удачу, он поплёлся домой, размышляя, что же ему делать. Решение созрело, когда он вспомнил, что в овраге, на его крутом противоположном склоне, почти напротив их дома есть просторная пещера, вырытая мальчишками ещё летом. Сейчас она занесена снегом, значит, её надо откопать и переселиться туда. Зайдя в комнату, он стал искать ключ от сарая, перерыл все возможные места, ключа нигде не было. Подумав, он решил сходить к своему другу Вадьке, у него должна быть лопата. Друга дома не оказалось, но была его мать, которая дала ему ключ от своего сарая. Взяв в нём лопату, Дима спустился в овраг и, отыскав нужное место, стал откидывать снег. Часа через полтора пещера была освобождена от снега. Вернувшись домой, собрал необходимые вещи и перенёс их в пещеру. Закончив благоустройство своей обители, стал размышлять, не забыл ли он ещё чего-нибудь. В глубине пещеры подросток соорудил себе спальное место из матраса, подушки и одеяла, рядом поставил небольшой, сделанный ещё отцом, небольшой столик и низенький табурет. На столике лежала аккуратно сложенная школьная форма и полулитровая стеклянная баночка со свечкой, на табуретке – ранец со школьными принадлежностями, рядом со столиком обосновалась хозяйственная авоська с едой. Убедившись, что всё необходимое на месте, он расположился на своей импровизированной постели и под размышления о предстоящем отшельничестве незаметно уснул.

На улице сгустились сумерки. В это время его мать со своим спутником вернулись домой. Не обнаружив на месте сына, она подождала его ещё некоторое время, а потом, приглядевшись, заметила, что на его кровати кроме простыни ничего не осталось. Не было на привычном месте и школьного ранца, она забеспокоилась, размышляя: «Где же сынок? Уже и на улице стемнело, пора бы ему уже быть дома. На дворе-то зима!»

Подождав ещё немного, она решила сходить к его другу Вадьке. Поднявшись на второй этаж, она постучала в дверь комнаты. Вадька с матерью, они жили вдвоём, были дома.

– Вадик, ты Диму не видел? – прозвучал тревожный голос.

– Нет, я его вообще сегодня не встречал. Сам ещё подумал, куда это он запропастился.

– Что же это такое, куда он мог подеваться? – уже сильно забеспокоилась Екатерина Арсентьевна, собираясь уходить.

– Постой, Катя, – остановила её Мария Петровна и продолжила. – Он сегодня днём у меня лопату брал.

– Лопату? – удивилась гостья. – Зачем это она ему понадобилась?

– Да придёт он, ни куда не денется! – вклинился в разговор Вадик.

– Ну, ладно, пойду я, если он к вам заявится, то пусть сразу идёт домой.

– Хорошо, не беспокойся, Катя, я его сразу к тебе отправлю, – заверила её хозяйка.

Вернувшись в свою комнату, Екатерина Арсентьевна запричитала:

– Володя, что-то неладное, я чувствую. Представляешь, он у соседей зачем-то брал лопату. Ой, просто не знаю, что делать, может быть, в милицию сходить?

– Постой, зачем сразу в милицию? Давай ещё подождём. Ну, не может он никуда деться. Обиделся, наверно, вот и гуляет где-нибудь на свежем воздухе. На улице-то зима, замёрзнет и придёт.

– Нет, Володя, я его знаю, упрямый он, с этими перчатками ещё… Кто меня за язык дёргал? Надо его искать.

Успокойся, Катя, пойдём поищем, только куда идти-то?

– Знаешь, у меня из головы эта лопата не выходит. Что и где можно копать и для чего? Зимой-то!

– Да, действительно, странно всё это…

Они вышли во двор и в нерешительности остановились. Ночь была звёздная, морозная. Они походили вокруг дома, во дворе было безлюдно, подошли к краю оврага, Екатерина Арсентьевна, сложив ладони у рта рупором, стала протяжно звать:

– Ди-и-ма-а-а, Ди-и-ма-а-а…

Он в это время внезапно проснулся, было очень холодно, к тому же хотелось по малой нужде. Подросток, нехотя поднялся с постели и вылез из пещеры. Пытался расстегнуть брюки, закоченевшие пальцы плохо слушались. Стоя на краю обрыва, Екатерина Арсентьевна, внизу, на противоположной стороне оврага, в мерцающем лунном свете, на белом снегу заметила движение и закричала ещё громче:

– Дима-а-а!

Её спутник, тоже заметив внизу движение, стал осторожно спускаться в овраг. По мере приближения, он всё более отчётливо различал на белом снегу невысокую детскую фигуру, подойдя, он узнал Диму, взял его за руку, которая была ледяная. Подхватив замерзающего бедолагу на руки, он поднялся из оврага, и они уже все вместе пошли в дом. По пути мать всё пыталась расспрашивать сына и без злости поругивать его. Он же, промёрзший, почувствовал апатию ко всему происходящему и ни на какие вопросы не отвечал, ему страшно хотелось окунуться в тепло и спать…

На следующий день в школе, перед началом первого урока в класс, где учился Дима, вошла завуч, вместе с ней порог переступила девочка. Все дружно встали из-за парт. «Садитесь, – ответила на приветствие завуч. Все сели. – Познакомьтесь с новой одноклассницей, её зовут Светлана Конева. Она приехала из Братска. Прошу, как говорится – любить и жаловать, – и добавила, обращаясь уже к учительнице: – Определите девочке место и продолжайте урок».

Завуч вышла из класса, ученики снова дружно встали, затем по команде учительницы сели по местам. Преподаватель, окинув класс изучающим взором, произнесла:

– Снегирёв!

– Я! – откликнулся тот, вставая из-за парты.

Учительница, обращаясь уже к Свете, распорядилась:

– Будешь сидеть за партой со Снегирёвым Димой. Иди, присаживайся на своё место.

Света прошла по классу и села за парту. Любопытные взоры новых одноклассников и одноклассниц проводили её до места, да и на протяжении всего урока кто-нибудь нет-нет, да оборачивался в её сторону. Сосед по парте также искоса бросал изучающие взгляды на новенькую. Девочка была примерно его роста, яркая блондинка с шикарной косой, голубоглазая, стройная. «Симпатичная», – отметил он про себя. Новенькая ученица, ощущая на себе изучающие взгляды, старалась держаться ровно и независимо, однако украдкой тоже присматривалась к нему.

Среди одноклассников она освоилась достаточно быстро, помимо её привлекательной внешности, немаловажную роль в этом сыграли и её ученические способности. Между соседями по парте установились доверительные, дружеские отношения на основе взаимной симпатии.

Однажды, вернувшись домой из школы, Дима переоделся и побежал к Верному, но возле его будки сиротливо лежала цепь, собаки же не было. Он не придал этому особого значения, решив, что пса отвязал кто-нибудь из друзей. Но ни в этот день, ни на следующий Верный не вернулся. Только через неделю знакомый подросток, живший в Нахаловке, доверительно сообщил ему, что Верного украли, и показал дом, в котором держат собаку. Дима установил слежку за этим домом и, дождавшись, когда все хозяева по своим делам покинули двор, решил вызволить своего пса. Зайдя во двор дома, он поднялся по ступенькам большого крытого крыльца и дёрнул за ручку двери, та открылась, он прошел вовнутрь, где была ещё одна дверь, ведущая непосредственно в жилую часть дома, но она оказалась закрытой на замок. Нежданный гость заглянул в небольшое окошко рядом с закрытой дверью и стал звать собаку. На его голос из глубины дома прибежал к окошку Верный, Дима стал лихорадочно соображать, как же его вытащить на улицу. Не придумав ничего лучшего, он просто выбил стекло окошка, в которое смотрел и стал звать собаку. Верный снова прибежал, крутился рядом, радостно вилял хвостом, но даже не пытался выпрыгнуть. Подросток сам влез через окошко, но, как ни пытался вытолкать пса тем же путём, ничего не получалось, Верный просто не хотел вылезать. Дима пробежал по комнатам, надеясь найти ключ от входной двери, увы, его нигде не было. Он по-всякому пытался убедить собаку проскочить в окошко, пёс никак не хотел этого делать. Опасаясь, что кто-нибудь из хозяев, вернувшись, застанет его в доме, Дима вылез из дома и, выскочив во двор, неожиданно столкнулся там с тремя подростками. Они были старше его года на три, двоих из них он знал хорошо, они жили в том же доме, где и он проживал. Это были: Ромка Шиханов, по прозвищу Шиха, и Виталик, а третий был, видимо, из дома, во дворе которого они сейчас находились.

– Ты чего здесь делаешь? – с возмущением спросил незнакомый подросток.

– Отдай мою собаку, я за ней пришёл! – ответил Дима.

– Какую собаку? А ну, пошёл отсюда! – закричал тот и влепил ему подзатыльник.

Дима, не дожидаясь, пока тот увидит разбитое окошко, выбежал со двора и пустился наутёк. Хозяин, обнаружив разбитое стекло, вместе со своими друзьями ринулся догонять беглеца. Тот, заметив погоню, бежал, не чуя земли под ногами, благополучно добравшись до своего дома, влетел в комнату и закрылся на замок. Через некоторое время в коридоре раздался топот бегущих преследователей, в дверь постучали, Дима не отзывался, притаился. Безрезультатно выждав некоторое время, непрошеные гости ушли, но вскоре в окно комнаты с улицы влетел камень, разбив двойное стекло. Выругавшись в адрес недосягаемого подростка, преследователи удалились.

В выходной день Дима возился в сарае с доставшимся ему от отца велосипедом, заглянул сосед по дому, четырнадцатилетний Вовка Арляпов или, как его прозвали сверстники – Арляпа. Он был старше Димы на два года, сколько помнил он, Арляпа всё время жил вдвоём с матерью, а года два назад у него появилась маленькая сестрёнка. Он всегда был предоставлен самому себе, худой, с нездоровым цветом лица, ещё с дошкольных лет, собирая на улице бычки, втянулся курить. В общем-то, подросток был безобидный, в драки ни с кем не ввязывался, не хулиганил, вот только о здоровье своём совсем не заботился и учился в школе на тройки.

– Диман, чем занимаешься? – полюбопытствовал он.

– Да так, велосипед ремонтирую.

– Слушай, сгоняем на городскую свалку. Там, говорят, неплохие вещи можно найти.

– Какие ещё вещи?

– Ну, не знаю …, там много всякого добра.

– У тебя же велосипеда нет.

– На твоём вдвоём и сгоняем. Я за рулём буду, а ты на багажник сядешь.

В это время в сарай вошёл ещё один подросток из их дома – Сашка Серёгин. Огненно рыжий подросток был на два года моложе Димы, крепенький такой и очень самолюбивый. Он был сыном Александра Петровича от первого брака. От второго брака у Александра Петровича было ещё трое девочек – мал мала меньше. Он безумно любил своего сына и, держа в чёрном теле свою жену с тремя дочками, ни в чём не отказывал Сашке. Работал водителем на автокране, постепенно набирая запчасти, собрал недавно для сына спортивный велосипед, как его окрестили подростки – гоночный, с необычным рулём и несколькими цепными передачами. Услышав обрывок разговора, Сашка спросил:

– Куда это вы собрались?

– Арляпа предлагает на городскую свалку с ним съездить, присмотреть там что-нибудь интересное, – ответил Дима.

– А что? Неплохая идея. Делать всё равно нечего, я бы заодно и велосипед свой обкатал. Возьмите меня с собой.

– Ну, вот и решили! – обрадовался Арляпа.

Дима соорудил на багажнике мягкую подстилку и подростки, сев на велосипеды, отправились в путь. Городская свалка находилась далеко за городом. Проехав с километр вниз по улице Гоньбинской до большого железнодорожного моста, они свернули вправо на Павловский тракт. Сашка на своём гоночном велосипеде, да ещё без дополнительной нагрузки, вырвался вперёд, так они ехали по тракту километра три, вдруг Сашка остановился и слез с велосипеда, поджидая товарищей.

– Что случилось? – спросил Дима.

– С цепью нелады, плохо переключается.

Дима слез с багажника и они с Сашкой стали на обочине ремонтировать велосипед. Арляпа в это время невдалеке нарезал по дороге круги на другом велосипеде.

Мимо подростков, увлечённых ремонтом, на большой скорости проскочил грузовик «ЗИЛ-130», раздался визг тормозов, друзья, оторвавшись от ремонта, подняли головы. Метрах в ста пятидесяти по ходу движения стоял грузовик, позади него на середине дороги валялся велосипед, недалеко от него лежал Арляпа. Подростки кинулись к нему, он лежал на спине с неестественно подвёрнутой правой ногой, видимо, сломанной, из полуоткрытого его рта, пенясь, булькала ярко красная кровь, часть черепа была снесена, под ним расплывалась лужа крови. Жуткое зрелище. По телу пострадавшего прошли последние конвульсии, и он затих. К ним с обезумевшим взглядом, слегка пошатываясь, подходил пожилой полноватый мужчина – водитель грузовика.

Вскоре на место происшествия одна за другой подъехали машины скорой помощи и ГАИ. Тело погибшего подростка положили на носилки и погрузили в машину скорой помощи, которая тут же уехала. Инспекторы ГАИ, уже завершили осмотр места происшествия, необходимые замеры и допрашивали водителя грузовика. Тот им рассказывал, как и что произошло: «Ехал я со скоростью километров шестьдесят – семьдесят, вижу, недалеко впереди, на противоположной стороне дороги велосипедист неожиданно стал разворачиваться поперёк дороги. Я инстинктивно прибавил немного газу, намереваясь успеть проскочить мимо него, но не получилось, тот врезался передним колесом велосипеда в заднее колесо моей машины, отлетел и упал на дорогу».

Закончив разговор с водителем, инспектор стал расспрашивать подростков. Ничего конкретного о столкновении они рассказать не могли, так как этого момента не видели, будучи заняты ремонтом велосипеда. Записав то, что они смогли рассказать, милиционер отпустил их, сказав, что аварийный велосипед пока заберёт, как вещественное доказательство. Вручил повестку с адресом отделения милиции, где можно будет впоследствии забрать велосипед. Подростки под впечатлением страшного происшествия не стали завершать ремонт Сашкиного велосипеда и отправились домой пешком, ведя его рядом. Дома они рассказали о случившемся несчастье, печальная новость дошла и до матери Арляпы, убитая, горем она, заплаканная, прибежала в комнату Снегирёвых и стала расспрашивать Диму о подробностях трагического происшествия. Он, уже заученно от неоднократных повествований, рассказал тёте Маше всё, что знал.

После похорон Арляпы, на поминках тётя Маша подошла к Диме и спросила:

– Там же, наверно, велосипед теперь ремонтировать надо, сколько нужно денег?

– Что вы, тётя Маша, какие деньги? Да и велосипед не очень-то пострадал, на переднем колесе восьмёрка, вот и всё. Я сам быстро его починю.

Скоро он забрал из милиции велосипед. Удивительно, но он действительно почти не пострадал, кроме переднего колеса. Дима открутил спицы от искривлённого обода и отправился на поиски подходящей замены, не закрыв на замок сарай. Вернувшись с ободом, он хотел тут же собрать колесо, но не мог найти снятую втулку, спицы были на месте, а втулка исчезла. Он стал рыться в разных ящиках, находившихся в сарае, в надежде, что сам случайно её куда-нибудь положил, но поиски были безрезультатными. Прекратив их, он задумался, почёсывая затылок. В этом состоянии его и застал Сашка, зашедший к нему.

– Чего это ты такой расстроенный? – с ходу поинтересовался он.

– Никак не могу втулку от переднего колеса найти, снял её, пока ходил искать обод на замену, втулка куда-то девалась.

– Никуда она не девалась, я знаю у кого она!

– У кого?

– Вадька её украл, я видел!

Дима опешил от услышанной новости. С Вадькой они уже давно были закадычными друзьями, никогда друг для друга ничего не жалели и не давали в обиду. В общем, были, как говорится, не разлей вода, а тут вдруг… Дима знал, что Сашка всегда завидовал их дружбе, поэтому не исключено, что специально хочет поссорить их.

– Не веришь? – перебил его мысли Сашка и продолжил. – Вадька сейчас в своём сарае, пойдём к нему, убедишься!

Диме вдруг стало почему-то тоскливо, он даже представить себе не мог, что его друг на такое способен. «Что я ему могу сейчас сказать, спросить? Да у меня язык не повернётся обвинить его в том, что он украл у меня эту злополучную втулку», – лихорадочно соображал он. Сашка, между тем, не унимался:

– Пойдём, чего ты боишься? Ведь не ты же украл.

Дима почувствовал, как у него внутри начинает подкатываться неосознанная злость, и он решительно согласился:

– Пошли.

Когда они вошли в сарай и увидели в нём Вадьку, Диму внезапно осенило, он подумал, что нашёл правильные слова, чтобы спросить и ненароком не обидеть друга.

– Здорово, Вадька! – выпалил он и продолжил. – У тебя нет втулки на переднее колесо?

Тот агрессивным фальцетом закричал:

– Не брал я твою втулку!

Дима сразу сник, он понял, что втулку у него украл его лучший друг. У него защемило где-то в груди, неожиданно спокойно он ответил:

– Я этого и не говорил, – развернулся и пошёл прочь.

Нужную втулку он так и не смог отыскать и взамен её приспособил втулку заднего колеса. Недели через две Вадька принёс-таки ему нужную втулку, сказав, что достал её по случаю. Димка промолчал, понимая, что проштрафившийся друг просто не может сказать правду, но сам мысленно был рад, что тот нашёл возможность исправить свой проступок. Но радость его была недолгой, ещё недели через две друг забрал её назад под предлогом, что ему обязательно надо её кому-то отдать.

Как-то, выйдя из книжного магазина, находившегося недалеко от его дома, Дима увидел прислоненный к стене здания новенький велосипед. Инстинктивно он огляделся, вокруг никого рядом не было, видимо, владелец велика зашёл в магазин. В голову ударила шальная мысль: «Угнать велосипед!» Он решительно подхватил его, оседлал и, что было сил, понёсся по дороге, совсем в другую сторону от своего дома. Опомнился он, когда проехал с полкилометра, если не больше, затем свернул с основной дороги и помчался в сторону оврага. Осторожно спустившись, он по дну его повёл велосипед в сторону своего дома. Добравшись до сарая, трясущимися руками от пережитого страха быть пойманным, стал разбирать украденный велосипед. Снятые новенькие запчасти переставил на раму своего старенького велика, предварительно сняв с него старые детали. Оставшуюся раму от разобранного велосипеда он спустил в погреб. Выведя из сарая собранный агрегат, Дима опробовал его на ходу и остался доволен своей работой, хотя совесть грызла его, он представлял себе состояние хозяина украденного велосипеда, когда, выйдя из магазина, тот обнаружил пропажу. В эти минуты он жалел о своём необдуманном поступке, но понимал, что ничего уже не изменит.

Катаясь, он повстречался с Вадькой и остановился возле него. Тот сразу обратил внимание на обновлённый велосипед и поинтересовался, откуда такой взялся, Дима, не мудрствуя лукаво, всё ему рассказал.

– Ничего себе! Как это ты решился на такое, а если бы поймали?

– Если бы да кабы, – передразнил его друг и отшутился: – Теперь уже не страшно, а сначала всего трясло!

Недели через две Вадька попросил у него велосипед съездить к матери на работу, Дима дал. Где-то через час он встретил своего друга, испуганного, взвинченного.

– Что случилось, где велосипед? – поинтересовался Дима.

– Слушай, вот страху я натерпелся! – начал тот и продолжил. – Не успел я доехать до места, как остановил меня милиционер. Стал осматривать велосипед, вопросы задавать, а потом и вовсе предложил проследовать за ним. У меня душа в пятки ушла. Вот думаю – влип! Короче, улучшил момент и сбежал от него, до сих пор трясёт! – и со злостью добавил: – Ты не думай, верну тебе велосипед, вот угоню и верну!

Дима вдруг впервые сильно испугался, он вспомнил, что, когда разбирал украденный велосипед, заметил с внутренней стороны большой звёздочки пометки голубой масляной краской. Он ещё тогда подумал, что надо бы стереть эти метки. Подумал и забыл это сделать, он вдруг остро осознал, что был сегодня на грани разоблачения, и размышлял: «Рама-то хоть и своя, но остальные части совсем новые, это же сразу в глаза бросается, а тут ещё метки …, хорошо, что Вадьке удалось сбежать, не зря же милиционер после осмотра велосипеда повёл его с собой». Мысленно рассуждая, Дима вдруг внимательно и серьёзно посмотрел на друга и твёрдо сказал:

– Слава Богу, что ты смог убежать, чёрт с ним, велосипедом! И не вздумай ничего угонять! Понял?

На том и решили…

Друзья гуляли во дворе дома, когда к ним подбежал Сашка и таинственно, с придыханием проговорил: «Ой, что я сейчас ви-и-дел! Пойдём вместе посмотрим, не пожалеете!» Они, переглянувшись, пожали плечами, но за Сашкой последовали. Он повёл их стороной дома, обращённой к оврагу, остановился у одного из окон на первом этаже. Дима сообразил, что это окно комнаты, в которой жила тётя Тоня. Худощавая женщина лет сорока, жила одна, семьи и детей у неё не было, вела она довольно странный образ жизни. В последнее время нигде не работала, часто выпивала, курила, причём, пила она всё подряд, без разбора, включая одеколон. Когда однажды он с Вадькой лазали, исследуя подполье дома, и оказались под её комнатой, то были шокированы, обнаружив, выброшенные под пол, несколько десятков пустых флаконов из-под тройного одеколона. Нередко к ней домой захаживали незнакомые ребятам мужчины и женщины, тогда у неё в комнате звучали пластинки и раздавались звуки веселья.

«Залезай и посмотри в окно», – зашептал Диме на ухо Сашка. Тот осмотрелся вокруг, никого поблизости на этой стороне дома не было, он ухватился за подоконный карниз из жести и осторожно, чтобы не греметь, опираясь коленями на выступающий цоколь фундамента стены, подтянулся к окну. Небрежно задёрнутые занавески оставляли свободное пространство между ними, что позволило ему беспрепятственно заглянуть в комнату. У подростка перехватило дух, когда его взор неожиданно остановился на разобранной постели в ближнем правом углу полутёмного помещения, где в страстном порыве переплелись два обнажённых тела. Активное совокупление мужчины с женщиной, в упор созерцаемое им, жутко возбуждало и завораживало. Вадька, догадавшись, что происходит в комнате, нетерпеливо дёргал друга за штанину. Тот же, увлечённый необыкновенным зрелищем, не в силах был оторваться от окна и буквально пожирал глазами происходящее в постели. Словно почувствовав посторонний пристальный взгляд, женщина, приоткрыв смеженные до того веки, выглянула из-за плеча мужчины. Взгляды подглядывающего и тёти Тони, а это была именно она, неожиданно встретились, подросток растерялся, отпрянул от окна и под грохот жестяного карниза сорвался вниз. Через несколько секунд занавески за окном зашевелились, открытое пространство между ними исчезло. Вадька, раздосадованный неудовлетворённым любопытством, эмоционально выговаривал другу за допущенную им оплошность. Подростки ещё какое-то время покрутились под окном. Затем, не выдержав, Вадька осторожно взобрался к оконному проёму, сосредоточенно обследовал его, пытаясь найти между занавесками какую-нибудь щель, и, потерпев неудачу, спустился на землю. Сокрушённо вздохнул, разведя руки в стороны, и с огорчением произнёс: «Всё, пошли, кина не будет».

По дороге от злачного места неожиданно их нагнал долговязый Шиха, широко раскинув свои длинные руки, как бы пытаясь обхватить их сзади по-дружески за плечи, поинтересовался:

– Что это вы в окна заглядываете?

– Никуда мы не заглядываем, – нехотя ответил Дима.

– Ну-ну, а то мы с Виталиком с балкона не видели, как ты прилип к окну, а затем, видимо, замеченный из комнаты, загремел вниз. Давайте колитесь!

– Да, …, – без энтузиазма начал Дима, – Сашка, привёл нас кино посмотреть.

– Какое кино? – не поняв, переспросил Шиха.

Дима, лихорадочно соображая, как бы выразить увиденное, и скороговоркой выпалил:

– Тётя Тоня там с каким-то дядькой в постели, это, ну,…

– Понятно, – догадавшись, перебил Шиха и снисходительно, похлопав его по плечу, с чувством собственного превосходства, продолжил: – Слюнки, небось, пускали малолетки? Бабам-то в сладость совсем другое снадобье по вкусу! Я их сладострастие к перепихиванию уже не один десяток раз удовлетворял! И не только таких тёртых кобыл, как Тонька, охаживал, были и молоденькие тёлочки!

– Треплешься ты, – раздражённо перебил его Вадька.

– Чего-о-о? – возмутился Шиха. – А вот это видел?! – и вытащил из кармана руку, на раскрытой ладони которой лежал сдвоенный бумажный пакетик.

– Что это такое? – с показным безразличием спросил Вадька.

– Эх, темнота желторотая, – презрительно скривившись, процедил сквозь зубы Шиха. – Гондон называется, – поучительным тоном произнёс он. – В аптеке продаётся, если интересуетесь.

– Ну, и что? – тупо уставившись на пакетик, и пожав плечами, произнёс Вадька.

– Что-что, – искренне удивляясь полной неосведомлённости собеседников и, даже немного растерявшись, продолжал ликбез Шиха.

– В общем, это резинка такая, которая надевается, чтобы это… детей не было. Да ну вас! Замучался я уже говорить с вами, пусть вас родители просвещают! – презрительно сплюнув, он пошёл прочь от них.

Находясь под впечатлением подсмотренного таинства и просветительской беседы с Шихой, Дима чувствовал себя необычайно взбудораженным и неудовлетворённым. Расставшись с друзьями, он, ещё не понимая зачем, отправился в город. Выйдя на угол Гоньбинской, увидел на противоположной стороне улицы вывеску «Аптека» и, уже не задумываясь, направился прямиком к ней. В аптеке он внимательно рассматривал на прилавках под стеклом лекарственные препараты, выискивая пакетики, которые показывал им Шиха. Наконец, в разделе «противозачаточные средства» он среди прочих товаров увидел знакомые пакетики. «Кондом, – прочитал он. – 4 копейки», – и удивился такой доступной цене. Засунув руку в карман, нащупал мелочь, её хватило бы на несколько таких пакетиков. Они как будто гипнотизировали его, так хотелось стать их обладателем, хотя он абсолютно не представлял себе, что будет с ними делать. Долго крутился вокруг прилавка, но так и не решился купить такой специфический товар, даже не представляя себе, как сможет вообще назвать его продавщице.

Вечером дома, сев за стол ужинать, он в задумчивости, как наваждение, тихо произнёс:

– Кондом…

– Что-что ты сказал? – с удивлением спросила мать.

Не растерявшись, сын ответил:

– Сегодня в аптеке увидел лекарство в пакетиках с таким названием и стоит всего четыре копейки. Интересно, что это такое?

– Вот у продавщицы бы и спросил! – усмехнувшись, ответила мать.

В колхозе имени Ленина высадился трудовой десант школьников, закончивших шестой «б» класс, в котором учился Дима, они приехали в трудовой лагерь. Школьников разместили в просторном спортивном зале сельской школы. Быстро обустроившись, ученики уговорили свою классную руководительницу Галину Ильиничну, сходить искупаться на речку, которая протекала совсем недалеко, её было видно даже со школьного двора.

Шумная ватага подростков, сопровождаемая физруком их школы – Петром Ивановичем, поспешила к речке. Когда девочки разделись до купальников, Дима невольно обратил внимание на их стройные фигуры и впервые в жизни ощутил их необычайную притягательность. В новом свете предстала перед ним Светлана, он ревниво сравнивал её с одноклассницами и остался доволен тем, что своими девичьими формами она явно никому из них не уступает, а многих заметно превосходит. Тем временем, все ринулись в прохладную свежесть речной воды, полетели брызги, образуя радуги на полуденном солнцепёке, над речкой заметались переливы звонкого смеха, прерываемого порой отчаянным визгом девчат, донимаемых одноклассниками.

Вдоволь накупавшись, жизнерадостные подростки с ощущением приятной свежести возвратились на школьный двор. Образовав широкий круг, стали пасовать руками друг другу кожаный школьный мяч, играя в известную всем игру – картошку. Неудачно принявший мяч, садился в центр круга и, если кто-нибудь из стоявших в кругу игроков, решался пробить мячом по сидевшему игроку и не попадал в него, то присоединялся к нему. Задачей последнего было либо уклониться от мяча, либо поймать его в руки. Если сидящему игроку удавалось поймать мяч, из центра круга выходили все, в нём сидевшие, а неудачно пробивший занимал их место.

После игры все, изрядно пропотевшие и уставшие, снова побежали купаться на речку. К вечеру пришла колхозная машина, был откинут задний борт её кузова и тучная женщина, видимо, колхозная повариха, принялась выкладывать из большого термоса в тарелки, аппетитно пахнущий ужин. Затем она разлила по стаканам компот из сухофруктов, а одноклассницы, тем временем, разносили наполненные тарелки и стаканы, порезанный хлеб и вилки на сооружённый во дворе школы длинный деревянный стол под навесом.

Вадька, ковыряя вилкой в тарелке, вдруг громко произнёс:

– А чего это мясо с костями?

Дима, у которого мама уже многие годы работала поваром, блеснул обретёнными познаниями в кулинарии, нравоучительно пояснив:

– Это блюдо называется рагу, оно и должно быть с костями.

– Рагу – дураку! – скаламбурил в ответ Вадька, рассмешив всех, сидящих за столом.

На следующее утро бортовая, колхозная машина под звонкие, задорные песни трудового десанта привезла всех на бескрайнее поле. Колхозный бригадир показал фронт работ, ребята присвистнули. Огромное поле, засеянное луком, насколько хватало глаз, густо заросло высоким сорняком. Чтобы распознать в нём перья зелёного лука, надо было хорошо приглядеться. Молодёжь, вооружённая остро заточенными тяпками, широким фронтом двинулась в поле, работа закипела. Сначала, пока полевой труд был в охотку, все пропалывали аккуратно, за их спинами проявились стройные ряды зелёного лука. К концу трудового дня уже изрядно все подустали. Ненавистный сорняк уже плыл перед глазами, начисто скрывая заросший лук. Трудовой энтузиазм у многих испарился и их острые тяпки мелькали, уничтожая всё подряд и сорняк и лук. Заметив явно неаккуратную работу, бригадир дал отбой: «Всё, на сегодня закончили! Отдыхайте, минут через двадцать придёт машина». Подростки с облегчением побрели с разных точек обширного поля к месту сбора. Дима вдруг вспомнил, что совсем недалеко от поля, на опушке леса он видел кладбище, мимо которого они сегодня утром проезжали. Подросток повернул в его сторону. Он всегда не упускал случая побывать на кладбище, с интересом рассматривал кресты и не часто встречавшиеся надгробные плиты и памятники. Читая даты рождения хронологии девятнадцатого века, мысленно пытался представить себе жизнь этих, уже давно умерших людей, которые жили в одно время с великими, знаменитыми, всем известными личностями прошлого. В такие минуты перед ним неожиданно открывалась бездна времени, он почти физически ощущал, как мимо пробегают годы, десятилетия, века…

Насмотревшись на немногочисленные могилы, похоже, уже заброшенного старого кладбища, он, проходя по опушке леса, набрёл на поляну, густо покрытую ослепительно белым ковром крупных ромашек. Нарвав огромную охапку цветов, источающих тонкий, приятный аромат, Дима, заметив клубы пыли, поднимаемые приближающейся машиной, поспешил к месту сбора.

– Ай, да Снегирёв! – воскликнула Галина Ильинична, увидев его с большим букетом ромашек. – И кого же ты собираешься осчастливить?

Он напрямик подошёл к Свете и вручил ей цветы со словами:

– Держи, это тебе!

Её одноклассницы ахнули разом и зашушукались между собой. Девочка, внезапно оказавшаяся вдруг в центре всеобщего внимания, слегка зарделась, не зная, как вести себя в этой ситуации, и, стараясь выглядеть независимой, слегка пожав плечами, просто ответила:

– Хорошо, подержу.

После этого случая за Димой и Светой негласно в умах одноклассников закрепилась репутация влюблённых.

В конце пребывания в трудовом лагере физрук Пётр Иванович провёл сдачу норм БГТО. В беге на дистанцию шестьдесят метров лучшее время показали Вера Шаркова и Дима Снегирёв, между ними физрук провёл дополнительный забег для выявления абсолютного победителя. К финишу они пришли нога в ногу, лавры победителя физрук присудил Вере, мотивируя это тем, что её грудь на финише оказалась немного впереди. Вадька не преминул с сарказмом высказать своё мнение: «Конечно, у неё же такие здоровенные сисяки!» – и едва успел увернуться от подзатыльника Веры. Шаркова была самой рослой среди своих одноклассников, даже с учётом того, что она появилась в их классе, оставшись на второй год, выглядела не по годам физически развитой и на удивление сформировавшейся девушкой. Злые языки распускали слухи о том, что она уже вовсю гуляет с взрослыми парнями. Возможно, под этими утверждениями и была какая-то почва, а может быть, и нет. Сама Вера к этим наветам относилась равнодушно. Дима некоторое время чувствовал себя не вполне комфортно, когда испытывал на себе повышенные знаки внимания с её стороны. Не единожды, выбрав момент на перемене, когда в пустом классе он задерживался, сидя за партой, она вдруг подсаживалась к нему с пустяковыми вопросами, нередко угощая какими-нибудь сладостями, к которым, впрочем, он с самого раннего детства был равнодушен. При этом, она вплотную придвигалась к нему, обжигая жаром своего тела даже через его брюки. В такие моменты ему казалось, что у него вот-вот закружится голова, его охватывали какие-то, неведомые ему, пока ещё дремлющие, скрытые инстинкты, готовые неожиданно взбунтоваться. Во рту внезапно пересыхало, им овладевало несвойственное ему косноязычие. Он в эти минуты мысленно молил судьбу о том, чтобы Света не застала их вместе в такой, как ему казалось, двусмысленной ситуации. С облегчением выдыхал, когда Вера, помучив его таким образом, вставала из-за парты и отходила от него уж совсем не детской, дразнящей походкой.

Мария Петровна получила на своей работе две путёвки в пионерский лагерь, одну для своего сына, вторую для его друга. В противном случае, то есть без него, Вадька ехать в пионерский лагерь категорически отказывался. Пионерский лагерь располагался почти в черте города, в районе местной ВДНХ или, как ещё называли в простонародье это место – на горе. Называли так, потому что, действительно, по сравнению с основной частью города, этот район смотрелся необычайно высоким плато, впечатление усиливала длиннющая лестница – эстакада, ведущая от подножия на самый верх плато. Здесь, в окружении живописного соснового бора, на берегу небольшой речки, на площадке, огороженной забором, среди небольших групп деревьев уютно расположились аккуратные свежеокрашенные домики из деревянных щитов. В одном из них и обосновались друзья вместе с другими пионерами из их отряда.

Жизнь в пионерлагере проходила по строго установленному распорядку, который начинался с утреннего подъёма под звуки голосистого горна, далее: умывание, утренняя линейка с торжественным поднятием флага, завтрак. После него, в зависимости от запланированного: или игры, или поход за пределы лагеря, в том числе и на речку. Затем все дружно спешили на обед, а за ним наступал полуденный тихий час, продолжительностью в два часа, которые, впрочем, далеко не всегда получались тихими. После его окончания проходили различные мероприятия до самого ужина, по завершении которого можно было идти на киноплощадку посмотреть художественный фильм, привезённый передвижкой. После него проводилась вечерняя линейка с подведением итогов дня и опусканием флага. Затем, если это было запланировано, вспыхивал могучий пионерский костёр, после того, как он затухал, звучал, наконец, отбой.

Тихий час подходил к концу, завершение ненавистного для большинства пионеров времени, ознаменовалось в домике, где проживали Дима и Вадик, яростным подушечным боем. Голова у Димы, как, впрочем, и у всех, участвующих в этом побоище, вертелась, как на шарнирах. Не очень хотелось получить неожиданный удар подушкой по голове, которые летали по комнате с разных сторон, нередко сталкиваясь друг с другом на встречных курсах, добавляя в воздух, и без того насыщенный перьями и пухом, очередную порцию. Одна из подушек, неловко выпущенная чьей-то рукой, вылетела в открытое окно и опустилась прямо на голову старшей пионервожатой, проходившей в этот момент рядом с домиком. Она оторопела от неожиданности и стала озираться вокруг. Наконец, заметив открытое окно, подняла с земли подушку и, вбежав на крыльцо домика, резко открыла входную дверь. Перед её взором открылась плачевная картина результатов подушечного боя. Заведённые азартом участники, застигнутые врасплох, замерли, кто на полу, кто на кроватях. Картину дополняли разбросанные в разных местах подушки, усеянный перьями и пухом пол, на который ещё редкими снежинками медленно оседало, недавнее содержимое подушек.

«Через две минуты всем построиться на линейке!» – гневно скомандовала пионервожатая и, хлопнув дверью, вышла из комнаты. Все кинулись одеваться, на ходу завязывая пионерские галстуки, они выскакивали из домика. Дима немного замешкался, не обнаружив на месте своего галстука. Пробежав между кроватями, нашёл чей-то, изрядно помятый, как будто пожёванный галстук, повязал его и последним выскочил из комнаты. Когда он прибежал на линейку, все уже построились. Увидев его, пионервожатая скомандовала: «Снегирёв, подойди ко мне! – Дима подошёл. – Встань лицом к строю! – он выполнил команду. – Посмотрите на этого, так называемого, пионера! – обращаясь уже к нему, продолжила: – Как тебе не стыдно! Довести до такого состояния красный галстук! Да тебе не место в пионерской организации, встань в строй!» Дима присоединился к остальным.

– Сегодня на вечерней линейке ваше безобразное поведение во время тихого часа будет предметом серьёзного обсуждения! Совет отряда примет решение о наказании, а пока я даю вам задание по уборке территории лагеря. Старшим назначается Вадим Малков. Вопросы есть?

– Не-е-т …, – нестройным, унывным голосом ответили пионеры и по команде стали расходиться. Диму душило негодование за публичный позор из-за галстука, который ему не принадлежал, у него уже созрело решение, что в лагере он не останется и сегодня же убежит домой. Не теряя времени и забрав свой чемодан с вещами, он перелез через забор лагеря и покинул его.

Сергей Алексеевич Андреев ещё одиннадцать лет назад служил в армии кадровым офицером в г. Выборге. Однажды, возвращаясь поздно ночью с дружеской вечеринки подвыпившим, заметил за собой, как ему показалось, преследование. Он не стал прояснять ситуацию мирным способом, достал табельный пистолет и выстрелил в преследователя, который в результате был убит наповал. Действительно ли тот имел в отношении Сергея Алексеевича неблаговидные цели или нет, суд не установил, но приговорил Андреева к десяти годам лишения свободы за умышленное убийство. К этому времени он был женат и имел малолетнего сына. После приговора жена расторгла с ним брак, не желая ждать его десять лет. Отбывая срок заключения, он заочно окончил строительный техникум и даже успел в тюремной зоне поработать несколько лет по своей строительной специальности. Освободившись после отбытия наказания, около года назад приехал жить и работать в село Верх-Ануйское, Быстроистокского района, в Алтайском крае, где жили его многочисленные родственники. Устроился в совхоз на работу мастером по строительству.

В Барнаул Сергей Алексеевич приехал по служебным делам. Проголодавшись, он зашёл в Чебуречную пообедать. Посетителей, кроме него, в зале не было, Раздатчица – миловидная женщина лет сорока, стоя за прилавком и откровенно скучая без дела, изучающим взглядом посматривала на одинокого посетителя, сидевшего за столом, и мысленно оценивала его: «Выше среднего роста, подтянутый, привлекательный, на вид лет сорок ему».

Посетитель, между тем, покончив с горячими блюдами, взял в руку стакан с кефиром, отпил глоток, поставил стакан на стол и, повернув голову в сторону раздатчицы, обратился к ней с вопросом:

– У вас булочек или пирожков нет?

– Почему же нет? Есть булочки с маком.

– Дайте, пожалуйста, одну.

Раздатчица, захватив одну булочку, вышла из-за прилавка и подошла к столу посетителя.

– С вас пять копеек, – известила она, протягивая ему булочку.

Мужчина, достав из кармана пиджака пятикопеечную монету, отдал раздатчице и, забрав булочку, стал поедать, запивая кефиром. Женщина вернулась на своё рабочее место и поймала себя на мысли, что, стоя у стола посетителя, она невольно отметила для себя отсутствие у того обручального кольца и задалась вопросом: «Стоит или не стоит с ним познакомиться, а что? На вид мужчина серьёзный, в расцвете сил. Только вот, действительно ли, он свободный? Отсутствие обручального кольца, ещё не факт одиночества. Да и, вообще, внешность обманчива, неизвестно ещё, что у него там за душой. Вот ведь Володька жил со мной в моём доме больше года, клялся, что любит меня и только меня одну, а вышло что на поверку? Это же надо, однажды среди бела дня, во дворе совнархоза случайно застукала его с Нинкой, горячо развлекающихся прямо в салоне его служебного автобуса, совсем стыд потеряли! Хорош оказался шелудивый кобель! Да и Нинка – сучка драная, тоже мне, подруга называется. Ведь знала же, что он со мной живёт и на тебе! Наверняка, сама же и напросилась, не силком же он её в автобус затащил. Ведь молодая, симпатичная девка, только-только двадцать годков стукнуло. Ей бы со сверстником своим романтичную любовь закрутить, а она под мужика, который ей в отцы годится, подставилась бессовестным образом, обидно. Тяжело, конечно, без мужика жить, но не могла же я после того, как застукала его с Нинкой, у себя дома оставить. К тому же, вполне возможно, что он таким же нехитрым образом, далеко не одну бабу в городе уже пользовал, а после того без стыда и совести ещё и ко мне в постель залезал. Сына тогда было жалко, он привык уже к нему. А мне каково? Годы проходят, через год уже стукнет сорок лет, а надёжного спутника жизни так до сих пор и не встретила».

Её размышления прервал мужской голос:

– Извините, пожалуйста. Я по командировке на две недели в город приехал. Не можете ли вы мне подсказать, где бы я смог на это время снять угол?

Перед ней, у прилавка стоял всё тот же посетитель. Застигнутая вопросом врасплох, раздатчица лихорадочно соображала, как использовать неожиданно сложившуюся ситуацию в свою пользу. «Так, значит, командированный, хочет снять угол. Ах, ещё неизвестно что, а может, и кого он снять хочет. Что же ответить-то? Не предлагать же незнакомому мужчине, в конце концов, место в своей кровати. – тут её неожиданно осенило: – Раскладушка! Конечно же, раскладушка! По крайней мере, и деньги не лишние, а там видно будет, как дальше сложится, всё-таки две недели…» Она приняла решение и, сразу успокоившись, пожав плечами, с наигранным безразличием ответила:

– Ну, не знаю …. Если вас устроит раскладушка, я бы могла предложить. Живу вдвоём с сыном, комната большая.

– Вполне-вполне, – торопясь согласиться и, выражая искреннее удовлетворение, начал он и, не останавливаясь, продолжил: – Спасибо! Извините, как вас зовут? А то, как-то…

– Екатерина Арсентьевна, – перебила она его и машинально, забыв, что на голове поварской колпак, попыталась поправить свою причёску.

– Очень приятно. Сергей Алексеевич к вашим услугам, – галантно, слегка склонив вперёд голову, произнёс он.

Раздатчица слегка улыбнулась, подумав: «Ишь, как хвост распушил, не рановато ли?» – а вслух произнесла:

– Сергей Алексеевич, если договорились, то вам придётся подождать. Я имею в виду то, что пройдите пока куда-нибудь, погуляйте, что ли, ну, не знаю …, а к шести вечера подойдёте сюда, и мы с вами поедем ко мне домой.

– Хорошо-хорошо, – поспешно согласился тот и уточнил: – Значит, в восемнадцать ноль-ноль я буду здесь, – повернулся и вышел из Чебуречной.

Когда рабочий день подошёл к концу, Екатерина Арсентьевна прошла к входной двери и перевернула табличку, теперь она со стороны улицы извещала возможных страждущих зайти надписью – ЗАКРЫТО. Когда последние посетители, находившиеся в зале, закончили подкрепляться и вышли, работница заведения, переодевшись и традиционно захватив две увесистые продовольственные сетки, направилась к выходу. На улице, у входа в Чебуречную её уже поджидал новоиспечённый квартирант. «Екатерина Арсентьевна, разрешите, я вам помогу», – участливо предложил он свои услуги и, не дожидаясь ответа, уже перехватывал в свои руки авоськи. Освободившись от груза, женщина, приосанившись, направилась к расположенной неподалёку автобусной остановке, её спутник последовал за ней. Спустя несколько минут подкатил автобус, на котором они вскоре доехали до остановки Гоньбинская, сошли и минут через десять уже входили в комнату хозяйки.

Прошло несколько дней, квартирант уже немного освоился, возвращаясь из города, непременно приносил в дом какие-нибудь продукты для готовки и столовался у хозяйки утром и вечером. Ночевал он на раскладушке, которую хозяйка ему поставила и застелила в дальней половине комнаты, у окна. Порой, по ночам хозяйка слышала, как постоялец нарочито ворочался в постели, наверняка, пытаясь привлечь её внимание, но большего себе не позволял.

Как-то, возвратившись в очередной раз из города, он выложил на стол продукты, которые в повседневной жизни Снегирёвой редко его украшали. Здесь были: и копчёная колбаса, и сыр «Российский», и разнообразные фрукты, и даже баночка с красной икрой. Вслед за деликатесами он извлёк и поставил рядом бутылку дорогого креплёного вина. Увидев всё это на столе, хозяйка, всплеснув руками, воскликнула:

– По какому случаю такое изобилие?

– Екатерина Арсентьевна, у меня сегодня день рождения, вот я и решил, если вы не возражаете, немного отметить его в вашем обществе.

– Понятно, поздравляю вас!

– Спасибо!

Хозяйка принялась накрывать праздничный стол. За разговорами ужин затянулся. Дима, налакомившись, первым покинул стол и лёг спать. Взрослые ещё некоторое время продолжали застолье, за которым из разговора с постояльцем хозяйка узнала историю жизни собеседника, поведав ему затем вкратце, без излишних подробностей, и свою. После завершения ужина, она убрала со стола, и вскоре все улеглись на ночь по своим местам. Женщину уже начала одолевать дремота, когда услышала знакомые звуки, которые снова стал издавать беспокойный постоялец. Выпитое хмельное вино слегка кружило голову и обостряло восприятие сложившейся ситуации, она улыбнулась в темноте и, решившись, негромко проговорила: «Ну, что ты ворочаешься, дурачок, мужик ты или нет? Иди ко мне, Серёжа, за подарочком, ты ведь у нас сегодня именинник!»

После её слов на несколько мгновений в комнате воцарилась напряжённая тишина, затем послышался резкий скрип раскладушки. Постоялец встал с неё и, пригнувшись, словно крадучись, направился к кровати хозяйки. Когда он подошёл, она приподняла край одеяла, и мужчина быстро юркнул в раскрытую постель, под бочок желанной женщины. Катерина затрепетала, сразу же почувствовав на своём теле сильные и решительные мужские руки…

После совместно проведённой бурной ночи, между ними установились тёплые, ровные отношения, раскладушка была сложена и задвинута в дальний угол за ненадобностью. Сергей с удовольствием переместился в постель к хозяйке, и несказанно был доволен предоставленной ему возможностью еженощно забавляться с благосклонной к нему женщиной.

Последняя ночь перед отъездом квартиранта протекала особенно насыщенно, словно участники любовных забав стремились впрок насытиться их дарами. К утру между ними состоялся серьёзный разговор, инициатором которого выступил мужчина. По его предложению было принято решение о создании совместной семьи и переезде на его малую родину – в село Верх-Ануйское, где, по его заверению, они сразу получат двухкомнатную квартиру в совхозном доме на двух хозяев. Дату переезда определили декабрём месяцем, ближе к Новому году. На дворе стоял сентябрь…

В декабре Дима, под впечатлением часто обсуждаемой на страницах газет и по телевидению пользы занятий бегом, решил приобщиться к нему. По утрам он облачался в хлопчатобумажное трико, в тёплых комнатных тапочках бегал от своего дома до почтамта и обратно. Общая дистанция составляла пятьсот – шестьсот метров. Было, конечно, холодно, но терпимо. Очередной раз утром он вышел на привычную пробежку, преодолев метров пятьдесят, почувствовал, что ледяной воздух буквально сковывает тело, ноги деревенеют, а уши и нос вообще перестают ощущаться. Заподозрив неладное, он повернул домой, но времени, проведённого на улице, да ещё при беге, оказалось вполне достаточно, чтобы серьёзно отморозить уши. Отогревшись в тепле, они невыносимо болели и так сильно распухли, что казались несуразно большими, как будто искусственно увеличенными. Как оказалось, в это утро температура воздуха доходила до минус пятидесяти шести градусов по Цельсию! На этом бесславно закончилась для него на некоторое время эпопея приобщения к бегу.

Однажды мама сказала сыну, что они в скором времени переезжают из Барнаула в село, где будут теперь жить. Неожиданное известие было совсем не радостным для него. «А как же друзья, а Света?» – подумал он, на душе стало сразу тоскливо. Эту новость он рассказал подруге и предложил переписываться, она без особых раздумий согласилась. Друзья, особенно Вадик, известие об его переезде восприняли без энтузиазма.

В один из последних предновогодних дней, перед отъездом Дима сидел, как всегда, за одной партой со Светой. Шёл урок пения, по классу под аккомпанемент баяна метались слова новогодней песни:

В этот момент Света слегка наклонилась к его уху и неожиданно тихим, но твёрдым голосом произнесла: «Дима, я переписываться с тобой не буду!» – и продолжила петь, как ни в чём не бывало.

На него как будто вылили ушат холодной воды. Всё случилось так неожиданно, и была непонятна причина такого её решения, что он сначала просто растерялся. «Почему, что случилось?» – стучало в его висках, эти же слова, обращённые к Свете, прозвучали и вслух.

Она спокойно ответила:

– Ничего не случилось. Просто я подумала и решила – зачем? Может быть, мы с тобой никогда больше не увидимся, к чему тогда эта глупая переписка?

– Почему не увидимся? Я же могу иногда приезжать.

Она едва заметно усмехнулась и сказала, как отрезала:

– Дима, я же сказала, что переписываться с тобой не буду! Всё, закончим этот никчемный разговор.