Мечта
В школу с шести лет меня не взяли. Мама ходила узнавать – но, оказалось, вышло очередное судьбоносное Постановление, согласно которому не принимали даже «декабрьских», а я был «январский». В то время вообще выходила масса Постановлений, Указов и прочих Руководств, несколько осложняющих жизнь простого человека. Хотя, возможно, оно и к лучшему: семьдесят второй год рождения в нашем микрорайоне, как выяснилось, был каким-то сосредоточием гопников, шпаны и просто асоциальных личностей всех мастей. Хотя допускаю, что и наш «заход», особенно параллельный класс «Б», сформированный на базе питомцев пятого, «лимитного» дома, воспринимался последующими поколениями примерно в схожем ключе.
В местный садик меня тоже не приняли. Сказали: «Нету мест» (впрочем, их и сейчас нет). Тем более что «место» за мной сохранялось в старом. Тут я даже не особо расстроился. Все-таки в прежнем порту приписки мы были единственной группой старослужащих, со всеми вытекающими отсюда формальными и неформальными привилегиями. В частности, правом зимой кататься на лыжах по «большому» кругу территории, практически вдоль забора и почти без спроса. Прочие ходили исключительно «по маленькому». Я часто сейчас смотрю на этот «большой»… боже, но ведь он и действительно казался БОЛЬШИМ!!!
Да, но в старый сад теперь надо было «добираться», а не просто перейти улицу, как раньше. Добираться целый час! Но вот час тогда, как ни странно, был маленьким. Да оно и неудивительно: столько всего вокруг! Столько приключений, только успевай головой вертеть! Один только маршрут автобуса – целиком, от конечной до конечной. Десять остановок, если не считать стартовой! Два светофора, и еще пять поворотов, и еще один изгиб, который если считать за поворот, то и все шесть. И автобусы – они бывают разные. Наши, «ЛиАЗ», и красивые импортные – «Икарус». «Икарус» интереснее: утром, когда на остановке полно народу, дети могут подойти на «высадке» и сесть до основной толпы, но я никогда не сажусь, а бегу вперед, к самой кабине, и в «Икарусе» гораздо лучше видно и дорогу, и как водитель без устали дергает огромный рычаг передач (допускаю, что он имеет другую точку зрения на коробку-«автомат»). А в нашем «лиазике» – он только рулит, но зато предоставляется возможность поразмышлять, почему в прибитой на кабине табличке «шофер» неизменно выцарапано – «холост».
Но главное – это даже не автобус. До него еще надо дойти, а путь неблизкий, мимо всех домов, потом пруд, потом наконец-то взбираешься на пешеходный мост, а у нас очень длинный мост через станционные пути, метров триста, и вот на нем-то, на мосту, уже ближе к концу – каждое утро и каждый вечер я встречался со своей Мечтой.
Расцепщик Вагонов – вот кто это был. Знаете такого?
Это такой специально обученный мужчина с чем-то вроде фасонной длинной кочерги в руках, который задумчиво стоит возле железнодорожной горки и внимательно ожидает сигнала сверху. Наконец, среди прочих шумов пересадочного узла вдруг раздается хрип невидимого репродуктора – и прокуренный голос просто-таки взрывается, эхом разносясь над всей округой:
– Третья на вторую пять, шестая восемь, три один!!!
Это и есть Сигнал. Повинуясь ему, Расцепщик Вагонов шерудит своей кочергой где-то внутри сцепки – и разделенные навсегда вагоны, повинуясь Его непреклонной воле, раскатываются по стрелкам вниз, кто куда, и уносятся вдаль, чтобы никогда уже не вернуться… или вернуться, но только нескоро-нескоро… Это даже лучше, чем смотреть, как горит огонь и течет вода: на них можно смотреть Вечность, а на убегающие вагоны – всю Жизнь, то есть даже дольше. И я смотрю, смотрю, смотрю, пока отец за руку не уведет уже меня…
Я много кем мечтал стать в своей жизни. Хоккейным вратарем в маске, как у Виктора Дорощенко. Футбольным – в перчатках, как у Рината Дасаева. Водителем автобуса, лучше, конечно, «Икаруса», но можно и «ЛиАЗа», раз уж он постоянно холост. Некоторое время – даже милиционером. Писателем хочу стать до сих пор. Но никем я не хотел стать по-настоящему, так, как ИМ. Спуститься однажды вниз, в оранжевой жилетке поверх телогрейки, с прилипшей к губам беломориной, в ушаночке с приподнятыми для лучшей слышимости «ушами» – и, прислушиваясь к Сигналу, повелевать, отправляя цистерны, рефрижераторы, да и просто «телячьи» в Бесконечность…
Да, когда-то жизнь на Платформе и вокруг кипела и дышала полной грудью. К московской Олимпиаде на дальней от нас стороне возвели типовое кафе, после спортивного форума перетранслированное в пивную. Отец иногда заходил туда, и если бывал при погонах, то час-то слышал: «Товарищ майор, вот сюда без очереди пройдите… сейчас кружечку чистую вам подам!» Замечу, майор, а не «генерал-майор». Да, в те дни на местах еще случалось уважение к человеку в форме! О подобных инцидентах я узнавал всегда, так как только в бывшем кафе стабильно поставляли к столу хрустящую картошку с девочкой за десять копеек, которая мне и доставалась (картошка, а не девочка)… А вытрезвитель там был всегда, и старожилы очень радовались такому совпадению: не надо далеко ходить, вышел из одного заведения – и сразу в другое, а из другого – так сразу и обратно…
А потом (через много лет) мост закрыли на ремонт, и Жизнь плавно перетекла в другие места округи. Исчез рынок, остановка из важной «конечной» превратилась в обычную проходную, пришли в упадок палатки, от кафе и так давно остался лишь один ангар, и вытрезвитель, ранее не справлявшийся с наплывом посетителей, враз потерял большинство лояльной клиентуры. И его персонал сидел теперь на холодном осеннем солнце и слушал «Земной оркестр Манфреда Манна», и потусторонний голос Криса Томпсона опускался на них, как снег на сухую, простывшую землю.
Много вы видели работников вытрезвителей, которые на досуге слушают Криса Томпсона? У нас такие были. Потому что чудеса случаются там, где живет Мечта…
Потом мост открыли заново, но былая жизнь уже не вернулась, и в бывший «трезвяк» вселилось подразделение ГАИ. Но я пробежал мимо, взлетел по лестнице и тут же убедился: ОН был на месте. На своем неизменном посту. Практически тот же. И все так же летел над мокрым снегом Сигнал.
Настоящая Мечта никуда не девается. Она же, в отличие от много чего другого, Настоящая.