Коньки
В мае 78-го года я завершаю выступления в средней группе детского сада. Наш садик «ведомственный», маленький: в нем всего пять групп, и они не нумеруются и не носят ласково-кудахчущих названий типа «Солнышко», «Елочка» или «Ручеек». А именуются сугубо практично: «младшая», «средняя», «старшая» и «подготовительная». По случаю теплой погоды нас ведут гулять на Водный стадион. Там футбольное поле, и взрослые мальчишки из «секции» играют тренировочный матч. И мы рассаживаемся на деревянных трибунах и смотрим игру. Большинству воспитанников, правда, она безразлична, и они занимаются своими делами, особенно девочки. Один только я внимательно болею и даже по мере сил поддерживаю: сначала одну команду, а потом другую… ну, в общем, ту, что в данный момент атакует! Говорю же – я люблю футбол… уже тогда любил. А в перерыве нас уводят, скоро обед и тихий час. И мне это очень странно: как же можно уходить, когда впереди еще целый тайм?! И даже, кажется, набравшись смелости, делюсь своими сомнениями с воспитательницей, благо сегодня с утра «хорошая»…
А вечером родители в торжественной обстановке вручают мне Подарок. И я разворачиваю его, замирая от волнения и предвкушения, – там даже два! Две коробочки! Первая – конструктор. Я обожаю конструкторы! Столько всего можно собрать! Особенно из «немецких»… а вторая коробка – еще больше. Стало быть, еще интереснее. И я раскрываю ее, и вижу длинный, блестящий металл, и все вдруг разом ухает внутри меня куда-то сперва вверх, а затем вниз…
И хоккей я люблю. Уже тогда. Летом мы отдыхаем в деревне, я еще не умею читать, но хоккей уже люблю. И мама покупает мне книжку «Шайбу! Шайбу» с картинками и читает вслух: «Судья залез на сетку…» Ну, на оградительную, имеется в виду – но этого мне еще не понять, и я спрашиваю: «Мам, а что значит – судья залез на наседку???» И мать смеется – эх ты, деревня! Наседка!!! Хотя, зная теперь, как зачастую называют у нас на трибунах арбитров, тот вполне мог залезть и на наседку… вполне, вполне.
А потом я читаю уже сам. И тут вдруг до меня доходит, что положительный герой Рыжик выступает за команду в синих цветах. Пусть и «Вымпел». А отрицательные персонажи из «Метеора» – сплошь в красном. И книжка уже не кажется мне столь интересной. А Рыжик – таким уж положительным и героем.
Да, футбол, хоккей…
В коробке коньки. И коньки – фигурные… Нет, тут не спутаешь: и зубчики на конце, и ботинок белый. Ну, мне ли не знать…
Так был нанесен первый удар по Мечте. По счастью, не последний.
Нет, я очень хорошо понимаю папу с мамой. Битком набитые залы, красивая музыка и аналогичные костюмы, свет прожекторов, поддержки, тодесы, тулупы в три оборота, двенадцать раз по «шесть-ноль», гимн и слезы Ирины Родниной и Александра Зайцева, цветы, объятия и поцелуи уровня «кисс-энд-край», до краев, стало быть – ну кто устоит? Да и спортшколы по классу хоккея и нынче, поди, не на каждом шагу… понимаю… сейчас… но – фигурное же катание!!! Еще, не дай бог, и с девчонкой в пару поставят, за ручку брать и обнимать придется – это ж стыда и позору на всю округу не оберешься!..
Моего первого тренера звали Оскар Петрович. И изнанку профессионального спорта он раскрыл нам очень быстро. По крайней мере за пару с девчонкой можно было не опасаться – до того ли нам было в череде наклонов, приседаний и вращений в спортзале? Мы и на коньки-то встали лишь зимой, лед-то ведь только естественный. Я иногда заглядываю на наш каток: господи, да тут же на два толчка ногами «попеременным приставным»… а тогда казалось – забора не видать, и уж тем более – не доехать! А мы стоим в нашем подвальчике, замерев в упражнении «ласточка», и Оскар Петрович ходит, проверяет, достаточно ли ровно и изящно оно выполняется. И родители тянут шеи сквозь полуоткрытую дверь: как там дитятки? Как там эти будущие чемпионы? Особый интерес, насколько можно видеть, проявляет мама фантастически кривоногого и нелепого Миши Гурвича… А стоим долго, и нижняя челюсть под собственной тяжестью сама собой едет вниз, и Оскар Петрович, подходя ко мне, громко вносит коррективу:
– Лебедев, закрой рот!!!
И опять смешно всем, кроме меня… Хотя, возможно, именно тогда, помимо основ общефизической подготовки, Оскару Петровичу удалось заложить и тягу к нелегкому писательскому труду: я и сейчас мысли на бумаге излагаю гораздо яснее, нежели вербально…
А в конце зимы – соревнования. С настоящими судьями, которые на перекидных табличках выставляют нам самые натуральные оценки! Правда, в районе 1.3–1.4, хотя я, грешным делом, надеялся, что уж как минимум на пять с копейками мы своими «фонариками» и «пистолетиками» накатали. Но – пока лишь седьмой. Мы еще маленькие. А побеждает Коля Шолохов из старшей группы, он занимается уже второй год и действительно неплохо катается. И под заедающий звук фанфар из старенького магнитофона ему вручают золотую медаль и – Приз. Настольный хоккей! (Да, ведь настольного фигурного катания, по счастью, промышленность не выпускает.)
О, настольный хоккей!
Можно вырезать из бумаги фигурки хоккеистов, раскрашивать их, обязательно давать красивые, «блатные» номера, типа «девяносто девять», а вратарю – пижонскую «двойку», как у чехословацкого Иржи Кралика. А затем, кое-как согнув им ноги и расставив на столе, разыгрывать самые изящные комбинации. Отец даже склеил мне из картона табло с крутящимися дисками и появляющимися в окошках цифрами, одна сторона синяя, другая красная – и тут уж будьте покойны: «красные» у меня не уступили ни разу. Можно налепить спортсменов из пластилина, вооружив их клюшками из спичек. Можно по примеру издания «Футбол-Хоккей» рисовать на бумаге все те же «комбинации» и «голы», пунктирной линией обозначая перемещения субъектов игры, а сплошными – объекта: мяча или шайбы. Можно даже попытаться собрать из конструктора, правда, тут деталей и фантазии хватит лишь на незамысловатый буллит, да и тот по схеме «бросок с места». Можно… но все это не заменит счастья Настоящего Настольного Хоккея! Я даже смотрю мультфильм, где в него мельком играет Баба-Яга, – и то завидую!
Так впервые в жизни появилась Цель. И мы с отцом ходим по вечерам на каток тренироваться дополнительно. Хотя по-прежнему самый приятный момент – когда выключают фонари на мачтах и уже можно вынуть из отцовского валенка клюшку с шайбой и немножко погонять в темноте и одиночестве…
На следующий год соревнование я выиграл. Теперь я сам – старший и уж, конечно, катаюсь не хуже прошлогоднего Шолохова. И снова играют фанфары, и подходит улыбающийся Оскар Петрович и, не иначе как припоминая давешний эпизод, дает обратную команду:
– Лебедев! Закрой глаза, открой рот!!!
И я счастливо жмурюсь, и Оскар Петрович торжественно, под аплодисменты публики запихивает мне в зубы Приз, и я тут же понимаю, что для хоккея-то Приз тонковат…
Конструктор. Отличный, немецкий. Даже, кажется, с электромотором. Но я-то хотел…
А потом мы с мамой едем домой, и чувства мои противоречивы. И дома я сажусь к телевизору, смотреть финал Олимпиады в Лейк-Плэсиде. Показывают, само собой, в записи, и все уже в курсе, что наши проиграли американцам. «Чудо на льду», или как там его. Один только я не верю. Я теперь вообще уже не верю в чудеса и смотрю, смотрю… но наши все равно проигрывают. 3:4. Чудес и в самом деле больше не бывает.
Я же и говорю: спорт, особенно когда он шагает в обнимку с мечтой, – это лишь секунды триумфа. И долгие минуты, дни и месяцы разочарований. Так-то вот!
Впрочем, тут мы забежали несколько вперед.