Вы здесь

Такие годы. Глава II. Доказательство (Михаил Садовский)

Глава II. Доказательство

Драки в посёлке никого не удивляли. Если соседи и приятели не могли разнять увязших в драке, вызывали милицию и отправляли их в кутузку. Боялись только шпаны у пристанционных киосков и кинотеатра. Страшнее же всех были ремесленники. Они никогда не ходили по одному. В чёрных, грубого сукна укороченных шинелях – ворот нараспашку, перепоясанные кирзовыми ремнями с начищенными бляхами с двумя литерами Р.У., они наводили панику на жителей, потому что ничего и никого не боялись и, как говорили, для них не было ничего святого. С ними никогда не связывались. Малолетняя шпана их побаивалась. Вечером, при появлении великовозрастных в мягких сапогах и кителях, ремесленники старались найти себе другое место и применение. Как правило, в кармане у них лежал трёхгранный напильник, остро заточенный с одного конца, и самодельный кастет.

Тогда они переключались на пассажиров с электрички. Вечером с перрона по одному не возвращались домой. Кого не встречали, пристраивался к группке, спешащей в нужную сторону. Последний фонарь на углу рыночного забора только ещё больше подчёркивал беззащитность прохожего и угрожающую неведомость темноты впереди. Школьников они задирали просто так – оттачивали технику. «Не будешь как следует учиться – в ремесленное пойдёшь!» – о, эта угроза перекочёвывала из дома в уста педагогов и наоборот. Директор же говорил ещё проще и понятнее: «Вызову милицию и сдам в ремесленное!».

Овраг за школой был привлекательным местом. Зимой там катались на фанерках по ледяным склонам, весной и осенью жгли костры внизу; в марте, ещё из-под снега, собирали подснежники, а летом в него часто спускались шатающиеся, обнявшиеся парочки и исчезали за дикими густыми кустами.

Если пролезть в дырку забора позади школы, не надо было тащиться до переезда, можно по земляным ступенькам на склоне подняться на противоположную сторону, перейти линию и сократить дорогу домой.

Половина класса жила на той стороне и пользовалась этой давно проложенной «улицей». Венька попадал сюда, только когда провожал кого-нибудь домой, как сегодня Позднякову. Он шёл рядом, чуть отставая и слегка размахивая её портфелем. Он подумал: «Как Филька из „Дикой собаки Динго“», но тот был влюблён в свою Катю… а Венька знал Нину уже три года и никогда не думал об этом. Она, конечно, больше всех нравилась ему из девчонок и в классе, и в школе… но эта первая парта, всегда выглаженный передник и гладкая, никогда не нарушавшаяся причёска… Он чувствовал себя рядом с ней всегда неловко в своих лыжных из «чёртовой кожи» шароварах с накладными карманами спереди, измазанными чернилами руками и противогазной сумкой вместо портфеля…

Разговор никак не получался, мысли Веньки перескакивали с Эсфири на Позднякову, а Нина выговаривала ему за плохое поведение на уроках…

– Так скучно же, – лениво возражал Венька.

– А на истории тебя не слыхать!

– Потому что интересно!

– Когда это ты успел полюбить историю? Раньше ни одной даты запомнить не мог.

– Раньше не мог, – согласился Венька. – А вообще, ты знаешь, история – великая наука. Если бы её не было… Это как память земли – она в любой науке – главная часть. Ведь если бы её не было, снова бы изобретали электричество или открывали Соломоновы острова, и шли бы по пути, который уже прошёл капитан Кук, как в первый раз – не знали бы ни карты, ни как живут там племена и народы…

– Да что ты говоришь? – Венька и Нина разом повернулись на голос сзади. Откуда могли так незаметно появиться ремесленники? Их было четверо, примерно того же возраста и роста.

– А жиды всегда такие умные, за это их и не любят, – поддержал другой.

– Чё молчишь, ты? Пожрать нечего?

– Ребята, мы после школы, – затараторила Позднякова. Это была ошибка – объяснять не следовало…

– Заступается! – заулыбался первый. – Ты его любишь, правда?

– И ты тоже? – ткнул Веньку в грудь другой.

– А давай их поженим! – захохотал первый.

– Это как? – спросил молчавший до сих пор.

– Вась, он не знает как, – зароготал первый. – Вот сейчас тебя этот жидок и поучит! Он же умный, а?

Венька краем глаза следил, как один заходит за спину Поздняковой, а другой пристраивается у него сбоку. Первый, заводила, свистнул пронзительно сквозь приоткрытые губы, и в тот же момент Нина свалилась на спину через наклонившегося сзади мальчишку, юбка её бесстыдно задралась… Двое схватили Веньку за руки, и первый, подойдя к нему вплотную, злобно спросил: «Ну, что, поучишь? Или женилка не выросла? Тогда мы поможем? Согласен? Ты же умный, а?». Венька молчал, стиснув зубы, чтобы не вырвалось ни одного слова. Он поднял глаза и уставился в ненавистное лицо, торчавшее перед ним, потом сделал ложную попытку вырваться, и, когда почувствовал, как стиснули его с двух сторон, повис на их руках, ударил головой в торчавший перед ним нос и коленкой со всего маха в пах. Стоявший перед ним с диким воплем повалился на землю и скорчился, двое от неожиданности выпустили Веньку, и он тихо сквозь зубы сказал: «Беги!», ударил портфелем по голове правого и кубарем полетел вниз с откоса…

Трое опомнившихся рванули за ним, расстёгивая на ходу пояса и наматывая их на руки. Последнее, что Венька помнил, был удар башмака в скулу и сиплый голос: «Готов!».

Нина вернулась за ним, как только ремесленники отступили. С ней было ещё трое ребят. Они подняли Веньку по склону, уложили на тачку с самолётными колёсами и повезли к Поздняковой. По дороге все молчали.

В милицию заявлять не стали. Прибежал рыжий запыхавшийся Фейгин, выгнал всех из комнаты, потребовал горячей воды, скинул пиджак, закатал рукава рубашки и склонился над Венькой, плавно двигая своими огромными в рыжих кудрях руками с толстенными пальцами, которыми, казалось, невозможно взять никакой инструмент. Потом он грузно опустился на табурет, сам глотнул какую-то пилюлю и, обведя взглядом наблюдавших за ним ребят, спросил: «Ну, кто что-нибудь видел?». Нина открыла было рот и хотела по обыкновению протараторить, ибо по-другому говорить она не умела. Но доктор Фейгин опередил её и досказал свою мысль тем же тоном: «Никто ничего не видел! Очь хорошо! Очень хо-ро-шо…» – и стал натягивать пиджак. «Пусть лежит здесь. Никуда его не таскайте… А за матерью пошлите кого-нибудь из взрослых. Он ведь, кажется, на той стороне живёт? Да? Ну, прощайте, драчуны… И не вздумайте!.. – сурово зашипел он на бабку, попытавшуюся что-то сунуть ему в карман. – Прощайте!».