Двойники
Начиналась предпраздничная суета. Двойники готовились.
«Опять эта неделя, – брезгливо выдохнул Льстивый. И почему мы обязаны подчиняться?»
Враждебный и не вздыхал даже. Лишь коротко кивнул и обреченно буркнул: «Справимся».
Льстивый еще больше насупился: «И как Ему удается все время разрывать круг? Мямля ведь. Но каждый год кто-то вырывается. Потом они рассказывают это другим. И мы теряем людей…»
Ненависть в комнате можно было резать на куски, но Враждебный еще больше оскалился: «Это все Любовь», – это слово Враждебному никогда не давалось, – «Хоть эти людишки и наши, но в Праздник оттуда удается передать искорки. И плакала наша тьма. Ну, дальше сам знаешь, дело техники». Враждебный прислушался. Тьму потихоньку разрезал на кусочки тихий треск. «Соберись, сейчас начнется».
Через несколько мгновений в комнату к Льстивому и Враждебному стали входить люди. Они по очереди подходили то к одному, то к другому.
Вот к Льстивому приблизилась Женщина. При жизни она была очень доброжелательной, учтивой и порядочной. Люди любили болтать с ней, ведь они видели в ней отражение своих сплошь положительных качеств. Только вот близости ни с одним человеком так и не случилось. Настоящей теплоты и привязанности тоже, не говоря уже о любви. Женщина воспринимала окружающих лишь как набор характеристик, конструктор из качеств и палитру из всяческих оценок. Однако, все с удовольствием смотрелись в Нее, как в Льстивое Зеркало.
Вот в комнату вошел насупившийся молодой человек. Любимыми его словами там, на земле, были: «А, ну с ним все ясно. Понятно, что ничего другого от тебя и ожидать нельзя!» Его все обходили стороной, ведь он тонко подмечал все человеческие недостатки и расхлябанность, и грубость, и трусость. Люди ведь не любят смотреть во Враждебные зеркала, и молодой человек был одинок.
Однако были и такие, кто мог смотреться и во Враждебное и в Льстивое зеркала. Как, например, импозантный мужчина в очках. В мире его считали Правдивым Зеркалом. Ведь он видел в окружающих и порядочность и самоуверенность, и ответственность, и лукавство. На земле все ходили к нему за советом и считали Правдивым Зеркалом. Хотя он всего лишь навсего мог отражать и положительные и отрицательные качества окружающих. Это было редкое умение, не более того.
Люди шли и шли. Одни могли увидеть себя в Льстивом. Другие только во Враждебном. Некоторые видели свое отражение в обоих. Но все были очень тревожны. Люди постоянно оглядывались по сторонам, им все время чего-то мучительно не хватало. В комнате звучала недоговоренность, неполнота. Пахло тайной.
В обычные дни это мучение длилось бы бесконечно. Но сегодня, когда снаружи доносилось: «Христос воскресе из мертвых», люди могли пройти еще в одну дверь. И они потихоньку скрывались за ней. Там их ждало чудо. Другой мир. В светлой комнате их ждали чистые листы и краски. Белый Ангел предлагал входившим что-то нарисовать. Люди, конечно, терялись. За время пребывания среди зеркал они отвыкли творить и делать что-то самостоятельно. Многие забыли цвета и не различали запах красок, некоторых слепила белизна чистого листа. Кто-то останавливался в дверях, зачарованный голосом Ангела, который плескался по комнате прекрасной музыкой.
Осторожно подбирая слова, ведь она почти разучилась говорить, первой захрипела Женщина: «А что рисовать? Я не помню лиц. Только маски, или размытые пятна».
Ангел улыбнулся: «Рисуйте все что хотите. Может, весеннюю грозу или первый снег?»
Мужчина, который мог увидеть себя только во Враждебном, прошипел: «Гроза. Вы с ума сошли? Она же несет разрушение. А первый снег увеличивает количество аварий на дорогах».
«Увольте», – откликнулся импозантный Мужчина в очках, -«первый снег – чудо для афроамериканцев и тех, кто влюблен в зиму».
Все начали говорить. Люди, как голодные куску хлеба, радовались тому, что могли говорить и делиться свой точкой зрения. Гул голосов нарастал.
Ангел тихонько прошептал: «Рисуйте портреты. Вы же кого-то любили, там на земле?» Гул тут же стих. Ангел глубоко вздохнул и закрылся крылами. Уже оттуда из укрытия донеслось: «Раз никого не любили, рисуйте себя. Свои портреты».
Время, казалось, застыло. Хотя все уже привыкли к вечности, но сейчас она изменилась. То ли от того, что Ангел скрыл свой лик, то ли от того, что многим захотелось плакать.
Многие стали делать первые неумелые осторожные мазки. Кто-то бережно взял карандаш. Первой тронула прозрачную струну молчания все та же Женщина: «Это невозможно. Я не могу нарисовать свой портрет. Всегда есть неопределенность. Ведь даже белизна первого снега для разных людей может быть неодинакова».
Женщина тотчас исчезла. Ангел снова улыбался. А на земле все громче звучало: «Христос Воскресе!»
В комнате оставалось все меньше и меньше людей. Они уходили один за другим. А грустный юноша все сидел и сидел над своим листом, упрямо качая головой. Он не решался разрушить чистоту листа. «Уважаемый, – обратился он к Ангелу, – «неужели??»
Юноша запнулся. «Неужели человек может изменить свое нутро? Ведь есть же темперамент, характер, добро и зло в конце концов. Воля или психологическая конституция. Человек ведь ограничен. Это и наука доказала. Неужели, не может быть, чтобы человек был не завершен?» Лицо юноши постепенно светлело. «Или есть кто-то на самой глубине, кто разорвет эту предопределенность… кто-то Кто разорвет…» Юноша исчез и последних его слов уже было не расслышать.
Ангел все так же улыбался.
В соседней комнате лопались зеркала.