Тайны уссурийского женьшеня. Удивительное о Приморье (Н. И. Семелев, 2013)

Каждый человек не раз на своем жизненном пути переживает минуты счастья. Для меня самыми счастливыми минутами были в моей молодости – это когда я впервые увидел Приморский край.

Дальний Восток! Приморье! Самая удаленная от столицы область нашей страны. Ну, может быть, Камчатка, Чукотка, Курилы могут с ней поспорить. Но там суровый климат. А вот Южное Приморье…

Кто из нас в юности не читал знаменитые книги В. К. Арсеньева «Дерсу Узала», «По Уссурийскому краю»? Река Уссури дала название и краю, и тамошнему лесу. Уссурийская тайга, Уссурийский тигр – «амба», как называл его спутник Арсеньева, гольд Дерсу Узала, женьшень, лотос, пятнистые олени. У М. М. Пришвина в его замечательной повести «Женьшень» прекрасно описаны охотники за «корнем жизни», и среди них китаец Лувен тоже, как и Дерсу Узала для Арсеньева, ставший для лирического героя повести другом, подарившим ему женьшень…

Теперь мы знаем, что Приморский край занимает площадь около 170 тысяч км², это территория целого государства – чуть меньше, чем полуостров Корея, почти половина территории всей Японии. На западе он граничит с Китаем, на крайнем юге с Кореей, а на востоке от него, за морем, лежат Японские острова. Столица Приморского края – город Владивосток. Это самый большой порт Дальнего Востока, один из крупнейших портов мира, юго-восточные ворота нашей Родины. Здесь на рейде в бухте Золотой Рог стоят суда из разных стран, отсюда отплывают наши корабли в Китай, Японию, КНДР, в Индию, Африку, Америку, к островам Океании и Малайского архипелага. Удивительная природа Приморского края сочетает в себе северные и южные элементы: здесь можно встретить северянку-пихту, ель, сосну, могучие кедры, а по соседству с ними произрастают, например, субтропические деревья амурского бархата, который называют также пробковым деревом. Рядом с березой и рябиной – маньчжурский орех, близкий родственник ореха грецкого, вместе с кленами – ильм, монгольский дуб, тис, аралия, а также красивое стройное дерево чозения, что в переводе с латыни означает «корень янка»…

В густой Приморской тайге нередки настоящие субтропические лианы – амурский виноград, актинидия, лимонник китайский. Северный бурый медведь уживается здесь со своим южным родственником белогрудым медведем. Жители северной тайги – соболь, рысь, рябчик, глухарь соседствуют с типичными южанами – леопардом, уткой мандаринкой, изумрудно-синим широкоротом.

Много кабанов, изюбрей, пятнистых оленей, а также белок, зайцев, барсуков. Встречается редчайшее горное парнокопытное животное – горал. И наконец, наиболее знаменитое из дальневосточных животных – хозяин тайги уссурийский тигр. Но самое интересное в природе Приморья – это реликты. Слово «реликт» означает «остаток давнего прошлого», «пережиток». Великое оледенение четвертичного периода земной истории, сковавшее всю территорию, на которой теперь располагается наша страна, дошло до Приморского края лишь частично. Поэтому здесь сохранились растения и животные той древней поры, когда на Земле господствовал теплый и влажный климат. Это было несколько миллионов лет назад, и ту пору, которая предшествовала оледенению, археологи назвали третичным периодом.

Аккуратно ведя цепочку поколений, передавая в генах основные свойства организмов, реликты третичного периода дожили до нашего времени почти в том самом виде, в каком они существовали в давние-давние времена, и по ним мы можем хотя бы отчасти представить себе, какой была тогда природа планеты. Итак, не только северяне и южане благополучно уживаются в этом удивительном крае, но также современные и древние растения и животные. Это делает природу Приморья особенно любопытной, неодолимо привлекательной каждому, кому интересен окружающий мир, – а для меня особенно притягательной стала таинственная жизнь уссурийского женьшеня, изучению и выращиванию которого я посвятил более половины своей жизни. Все это я знаю теперь, но в юные годы о Приморье знал очень мало. Конечно же, читал книги В. К. Арсеньева, но мне и в голову не приходило, что когда-нибудь самому придется побывать в тех местах. И вот впервые судьба мне позволила находиться в 1974 году в Приморье, и именно в самом Сихотэ-Алине, именно там, где и растет знаменитый женьшень. И все 6 месяцев обучения в школе сержантов я с огромным интересом смотрел на окружающие сопки и думал о том, что вот – родина женьшеня и, возможно, он сейчас растет в нескольких километрах, а может быть и того меньше, от нашего учебного батальона. Но служебные дела позволяли мне смотреть на красоту края издалека и лишь мечтать о встрече с корнем жизни. Вот так меня испытывал женьшень на свою любовь к нему.

Подготовка к поездке

Вернувшись из армии, решил позвонить сослуживцу Жене Жилину, который переехал из Хабаровска работать в приморское село Чугуевка, и поделился с ним своей мечтой о встрече с легендарным «корнем жизни». И знаете, он меня очень сильно вдохновил, уверенно ответив: «Уссурийский женьшень увидишь своими глазами, когда приедешь ко мне в гости. Ну, а вначале ты сам знаешь, нужно сделать прививку от энцефалитного клеща». Не случайно в каждом поселке имеются плакаты, на которых клещи изображены крупным планом, – они предупреждают о вероятности заражения клещевым энцефалитом. Но заражения все равно происходят ежегодно. В лучшем случае все заканчивается смертью в, а в худшем – безобразным уродством на всю жизнь, потому что вирус, переносимый клещом, поражает нервную ткань спинного и головного мозга. «Если надо, то сделаю», – обещал я Евгению.

При посещении поликлиники врач спросил, внимательно глядя на меня своими серо-голубыми глазами: «Вы такую прививку никогда не делали? Очень, – говорит, – болезненно: будет три укола, которые надо повторять в течение трех месяцев. Первый надо будет делать уже в мае. Будем делать или нет, как считаешь?.. Но ведь тебе в армии уже делали прививку. И, с одной стороны, в конце августа, когда поедешь на Дальний Восток, активность энцефалитного клеща резко спадает. А с другой стороны… все-таки…»

Прививку так и не получилось сделать из-за навалившихся текущих дел и забот, а лето стремительно заканчивалось с последними днями августа. Временами я спохватывался и думал: «Неужели и, правда, такое вновь возможно? Неужели я опять смогу побывать там? В краю экзотики и реликтов, в краю, который так захватывающе описан Арсеньевым…» – и вновь и вновь вспоминал о красотах края, рассматривая цветную таблицу в третьем томе труда «Жизнь животных, растений», выпущенном издательством «Просвещение», – таблицу, которая была посвящена насекомым Дальнего Востока. Хвостоносец Маака – фантастически синий махаон огромных размеров, прекрасная темно-коричневая с голубым радужница Шренка, гигантский реликтовый усач – самый крупный жук в нашей стране, достигающий в длину 11 см, голубой с черными пятнами жук-дровосек усач небесный, или розалия уссурийская… Неужели есть вероятность увидеть хоть кого-то из них в естественных условиях, в загадочном дремучем лесу, почти тропическом, возраст которого измеряется миллионами лет и в котором произрастают женьшень, аралия, лимонник и множество других таинственных реликтов.

Конечно, я не мог не восхищаться живописнейшей природой Приморья. Помню, как во время первой своей поездки туда из окна вагона виднелась на горизонте постоянно голубая волнистая линия сопок Сихотэ-Алиня, по берегам речек и озер росли оригинальной формы деревья… Незадолго перед тем я побывал в городе Саранске на выставке японских художников – на многих картинах там были точно такие деревья. Особенно часто мне вспоминались картины художника Хокусаи. Это имя запомнилось потому еще, что на выставке было с десяток, а может быть и больше, акварелей одной и той же горы – Фудзиямы. А всего у него как будто бы тысячи таких акварелей, о чем уважительно сообщалось в проспекте, и все они написаны чуть ли не с одного и того же места, но только в разное время дня и года. Вот что значит внимательно относиться к природе! Помню, меня это прямо-таки потрясло. Но еще больше удивило, что каждая из этого множества акварелей была, как говорят, признана шедевром, причем рисунки при всей одинаковости сюжета были все-таки разными. И не только потому, что они написаны в разное время. А потому еще, что ведь и сам художник менялся от рисунка к рисунку, менялось его настроение, состояние… Да, верно, мы действительно изо дня в день меняемся, и считается даже, что в течение 7 лет все до одной клетки нашего организма заменяются новыми. Память сохраняется, способности сохраняются, генетика сохраняет нам форму и строение тела, а вот сами клетки, все атомы и молекулы – другие! И каждый день мы разные – сегодня не такие как вчера, а завтра будем не такие как сегодня. И не удивительно, что акварели Фудзиямы, написанные одним и тем же человеком, но в разное время, тоже были все разные. Но одно дело понимать это теоретически, а совсем другое – осознать по-настоящему, то есть почувствовать и самостоятельно убедиться.

А газеты в августе сообщали, что в Хабаровском крае прошел сильнейший тайфун. Он затронул Приморье, и вообще погодные условия в том году были небывало суровыми по всей Сибири и Дальнему Востоку. И я заколебался всерьез. Разумеется, не было речи об отказе от поездки, но ведь хочется надеяться, что дни будут теплыми, малодождливыми. Ночь с 25 на 26 августа я проворочался с боку на бок. Снились клещи, тигры, тайфуны, красивые птицы летали где-то высоко над деревьями, а если и спускались чуть пониже, то исчезали, лишь только я к ним приближался. А утром словно бы повеяло на меня приморским теплом и экзотикой. И вспыхнули опять в воображении яркие пейзажи Приморья. И птицы приветливо распахнули свои отливающие разными оттенками крылья. И я твердо решил ехать в Приморье!

Приморье, здравствуй!

Наконец-то! Наконец-то я выезжал. И теперь даже то, что сборы мои проходили в сомнениях, составило свою прелесть – того, что слишком легко и быстро дается, мы обычно не ценим. В этом убеждается в своей жизни каждый.

И вот, наконец-то, я сел в самолет, который «взял старт» на Владивосток. Это был пассажирский самолет Ил-62, способный пересекать всю огромную территорию нашей страны с запада на восток и перенести больше полутора сотен пассажиров из Москвы во Владивосток без пересадки. В это время в аэропорту Домодедово было 3 часа ночи, во Владивостоке рабочий день давно уже начался – 10 часов утра. А в аэропорту мы приземлились в 8 часу вечера по местному времени. От аэропорта автобус мчал по хорошему шоссе, наверное, отремонтированному в это лето. Справа и слева был лес, потом дачные поселки, наконец, впереди стало виднеться море – Амурский залив. Удивительно происхождение этого названия – ведь до Амура отсюда чуть ли не тысяча километров. Почему же залив назван Амурским? Ведь Владивосток расположен на полуострове, и если с запада омывают его воды Амурского залива, то восточный залив назван Уссурийским. Хотя и он никак не связан с рекой Уссури – одним из главных притоков Амура. Почему же их так назвали? Позже я узнал, что таково было знание географии в те времена, когда давали наименования этим заливам, считали, что именно где-то здесь должны впадать в Японское море Амур и Уссури.

Мы подъезжали к Владивостоку, а над Амурским заливом плыли отдельные кучевые облака. Когда же мы приблизились к бухте Золотой Рог, рядом с которой на сопках раскинулся большой красивый город, столица Приморского края, облака спустились, и вечерняя синь неба просвечивала лишь кое-где. Соседи по автобусу рассказали, что если дожди во Владивостоке все же идут не каждый день, особенно в сентябре-октябре, когда здесь действительно наступает золотой сезон, то влажность воздуха в городе почти всегда приближается к 100 %. Иногда все-таки последние лучи солнца пробивались сквозь тучи и освещали кварталы новых домов, живописно разбросанных на сопках, листву деревьев, здания автомобильного и морского вокзалов, большие и маленькие корабли, стоявшие на рейде в бухте Золотой Рог. Выйдя из автобуса с рюкзаком за спиной, я направился сначала в камеру хранения, а потом налегке – в кассу покупать билет на Чугуевку.

Автобус отправлялся что-то около полудня по местному времени. Постараюсь передать это настроение ожидания: ходил по морскому порту, внимательно наблюдал за разгрузкой большого парохода «Максим Горький». Пшеницу разгружали 2 больших подъемных крана. Они зачерпывали золотое зерно где-то в недрах корабля, поднимали его в подъемниках, словно в гигантских горстях, и высыпали в квадратный приемник, напоминающий воронку. А внизу у этой «воронки» был широкий брезентовый рукав, из которого пшеница сыпалась в подъезжавшие под «воронку» вагоны длинного товарного состава. Громко слышался сухой шорох зерна, легкими клубами поднималась высоко-высоко золотистая пыль. Прожектора ослепительно светили, работа кипела и спорилась. Пахло машинным маслом, пшеницей, а слабый нежный ветерок доносил соленый аромат моря. Пароход плыл из Канады, и за ним в дневной прозрачности видны были другие морские корабли, а воду рябили мелкие волны… Совсем недавно еще я покинул среднюю полосу России, а вот уже стою где-то на краю Земли. Передо мной раскинулся тихоокеанский порт, живущий таинственной дневной жизнью. И в кармане у меня лежит билет на Чугуевку, районный центр, расположенный в дебрях Уссурийского края, где ждут меня новые встречи, невиданные пейзажи, таинственный «корень жизни» – женьшень… Что же будет завтра?

Утро выдалось ненастное. В Чугуевку автобус прибыл около 7 часов. Долго я простоял на автовокзале в ожидании Жени Жилина и многократно ругал себя за то, что не сообщил другу о своем прилете заранее, желая сделать сюрприз. Да и не хотел отрывать его от дел, ведь он был начальник – лесничий Чугуевского лесничества. Так что, узнав, что до конторы лесничества всего 2 или 3 остановки, я пошел пешком. Чугуевка – поселок зеленый, много деревьев, но в утренней хмари выглядел он не слишком весело.

Постепенно светлело, правда, когда подходил к улице Сахарова, на которой расположена контора лесничества – появились первые лучи солнца. Я постучал в запертую застекленную дверь, но никто не ответил: контора для посетителей была закрыта. И тут я вспомнил, что сегодня суббота! Все же ожидал, что наша встреча будет несколько иной. Мне казалось, что при первом же стуке в дверь Женя выйдет радостным, веселым, как человек, дождавшийся, наконец, встречи с другом, с которым служил в армии полтора года. Однако Женя не появлялся. Никто вообще не появлялся, хотя свет где-то в глубине конторы горел. Так я простоял минут 20 у запертых дверей, периодически стуча в дверное стекло и совершенно не зная, что предпринять: никакого другого адреса, кроме конторы, я не знал. Небо очистилось от облаков, но было затянуто дымкой, сквозь которую с трудом пробивалось солнце. Наконец, что-то мелькнуло за дверьми, и я тотчас постучал опять. К стеклу подошла женщина, приоткрыла дверь и спросила, что мне нужно, ведь закрыто. Я справился о Жене Жилине. «А-а, вы тот самый человек, который должен был из средней полосы приехать!» – прозвучало в ответ. Как выяснилось, это была бухгалтер лесничества Мария Васильевна Бедренко, она провела меня сквозь бухгалтерию в глубину помещения. Там в ярко освещенной комнате мы и увиделись с Женей, который спешно готовил отчетные документы к воскресенью.

– Знаешь, я совсем забыл, в какой день ты должен приехать, – сказал он, растерянно посмотрев на меня.

Во-первых, он стал немного постарше. Как-то незаметно пролетело время с тех пор, как мы с ним расстались. Во-вторых, не было в нем почему-то ни особой радости, ни приветливости, а только лишь озабоченность. Был он худощав, невысок, подвижен, с пышной кудрявой шевелюрой. Живость в нем чувствовалась, однако сейчас он был сосредоточен исключительно на том, что делал – отчетные бумаги, которые нужно срочно отправлять во Владивосток, в краевое управление. Немного обескураженный встречей, я рассматривал журналы «Лесное хозяйство», пока Евгений что-то доделывал. Наконец он закончил работу и сказал, что мы сейчас пойдем на квартиру Марии Васильевны, там позавтракаем – есть свежий борщ, – а потом, если я хочу, то могу сегодня же пойти в горы, благо погода хорошая. Фактически это один из первых хороших дней, а то все были дожди и дожди. Он, Женя, пойти со мной не сможет. Вышли на улицу, я увидел, что дымка рассеялась, ярко светит солнце, город ожил. Люди ходили по улицам – чувствовался выходной день, суббота, – вокруг было много зелени и цветов, а на горизонте голубела знакомая по давним воспоминаниям волнистая линия сопок.

Мы дошли до нужного дома, поднялись на 4 этаж и оказались в квартире Марии Васильевны.

– Вон, видишь – телевышка на сопке? – показал мой друг в окно.

Да, можно было заметить тоненькую палочку на далекой вершине лесистой сопки.

– На эту сопку ты и пойдешь. Доехать можно на автобусе, предпоследняя остановка. Сейчас я нарисую план.

Неужели сейчас – вот прямо тут же после того, как он нарисует план, – я отправлюсь в сопки, в которых я уже бывал, и не раз, в настоящие приморские дебри? Ведь Женя подчеркивал, что они почти не тронуты человеком. Лишь недавно проложена щебеночная автодорога. Женя дал маленький рюкзак с небольшим количеством бутербродов и сказал, чтобы я к вечеру обязательно вернулся.

– Извини, старик, видишь, замотали меня эти отчеты, сам бы бегом побежал с тобой. Ну да ладно, завтра все дела бросим и побегу с тобой в зеленый мир.

Живые сопки

Автобус миновал жилые дома, выехал за пределы поселения. Замелькали в окнах маленькие, аккуратные вначале, сопки. По мере приближения они вырастали, начинали щетиниться сплошным лесом. Сопки высились слева, а справа и за ними угадывалась река. За ней тоже виднелись сопки. Мы ехали по речной долине. Наконец моя остановка. Я вышел. Автобус укатил. Солнце и тишина. Влажность и терпкий аромат зелени. Передо мной были 2 дороги. Они ответвлялись от той, по которой ходил автобус. Одна из них шла чуть вверх и вправо. А другая – тоже чуть вверх, но влево. Судя по плану, именно эта и была моя.

Лес начинался от самой автобусной остановки, дорога тотчас ныряла в него. Деревья были высокие, стояли плотной стеной, дорога, таким образом, скрывалась в зеленом ущелье. Я увидел дорожный «кирпич» – знак, что проезд запрещен, – это был указанный Женей ориентир, который помог мне еще раз убедиться, что действительно, дорога моя. Отойдя буквально метров на 30 от автобусной остановки, я оказался в сказочном мире. В мире, о котором столько мечтал. Сердце билось от волнения, и я как будто бы даже плохо видел. Это и есть загадочные полутропические дебри Приморья, где, как говорят, растет женьшень, может быть, и совсем недалеко. Некоторые из деревьев одеты в мелкоразрезные листья, синева неба сквозит в них, стволы и ветви довольно тонкие, стройные, покрытые морщинистой светло-коричневой корой. Ну, конечно же, я вижу тот самый амурский бархат, реликтовое дерево тропиков, и именно с ним связана неразрывно судьба хвостоносцев Маака и бабочек ксутов, гусеницы которых кормятся его листвой.

Тихо в зеленом ущелье, только слышны голоса птиц. В отличие от разреженных, просторных внизу лесов средней полосы, севера, растительность здесь занимает все «этажи». Сойти с дороги казалось почти немыслимым, а под большими деревьями пространство заполняют деревья поменьше, еще ниже зеленеют кустарники, травы. Красавцами, раскрытыми веерами торчат папоротники. У самой дороги теснятся кусты, очень похожие на малину, тоже колючие, на них рдеют ярко-красные ягоды. Как будто бы малина, но это не так. В отличие от крупных, душистых и слегка матовых ягод нашей малины, эти ягоды помельче, поярче. Они блестят, как лакированные, и не ощущается знакомого аромата. Рядом ярко-белые цветы-звездочки в широких плоских соцветиях, какие-то желтые цветы…

И вот вижу – крупные соцветия желтоватых мелких цветочков, собранных в конические кисти. Пальчатые крупные листья, огромные колючки на стволе и на ветвях… Ура, да это ведь аралия маньчжурская – «дальневосточная пальма» – типичный представитель здешней флоры, ближайший родственник легендарного женьшеня, который тоже относится к семейству аралиевых! Аралия была красивая, и вокруг ее плодов с гудением вились пчелы, осы. На разные голоса щебечут птицы. Летают бабочки, которых так вот сразу еще не успел разглядеть. Жизнь явно кипит вокруг! Экзотическая, совершенно незнакомая, таинственная жизнь джунглей. Здесь ведь и тигры есть, вспомнилось мне. Конечно, они вряд ли будут тотчас набрасываться на вышедшего из автобуса путника, но сознание того, что тигры здесь вполне могут быть, придает ощущениям остроту.

О страхе, впрочем, нет и речи. Наверное, это потому, что оказываясь в естественной обстановке, я всегда испытываю ощущение доброжелательного родства со здешними обитателями. Время научило меня важнейшему правилу, которое хорошо выражено в старой пословице: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят». Это относится не только к людям, но и ко всему живому. Гость – исследователь. Завоеватель – не гость. Первая заповедь гостя, а, следовательно, и путешественника – уважение к тем, к кому ты пришел. Это лучшая визитная карточка, и только в этом случае ты имеешь полное право рассчитывать на уважение хозяев. Уважение и внимательность.

Так вот они, дебри Уссурийского края… Я был преисполнен высшего и естественного уважения и почтения. Если есть справедливость в мире, так кто же ответит на мое уважение злом? А в том, что справедливость есть, по крайней мере в мире природы, я уверен. Конечно, есть хищники и есть жертвы, и очень возможно, что кто-то из хозяев «монастыря», в котором ты оказался, увидит в тебе потенциальную жертву. В этом нет несправедливости, в этом тоже естественность. Для того чтобы избежать участи жертвы, необходимо знание и умение защищаться. И опять же – внимательность. Словно в подтверждение этой мысли, вдруг ощутил, что руки мои, оголенные до локтей, уже зудят от комариных укусов. Да, комары нападали средь бела дня, при солнце, тотчас напомнив давние муки от мошек, страхи перед клещом. Дебри вокруг меня таили, разумеется, не только красивые тайны – в них, как и во всем в жизни, была и опасность. Первая мера самозащиты выразилась в том, что я опустил рукава рубашки. Штормовка была со мной, но надевать ее в такую жару очень не хотелось. Решил, что буду просто-напросто почаще осматривать себя, чтобы вовремя обнаружить клещей. Женя сказал, что их практически сейчас нет, но все же следить надо – теоретически они еще могут напасть.

Прошли первые минуты ошеломленности, я начал осматриваться по сторонам. Дорога, посыпанная щебенкой, шла чуть вверх, делая первый виток «серпантина». Я сразу понял, что сходить с нее в лес бесполезно, да и невозможно: дебри почти непроходимые. А значит все, что я увижу, будет на самой дороге или рядом с ней, в этом зеленом «ущелье». Вокруг летали насекомые и бабочки. С замиранием сердца я начал приглядываться к ним. Первые, которых я увидел, – белянки и перламутровки. На миг вспыхнула уссурийская пеструшка. Светло-клетчатая, с коричневыми пятнами и едва заметным, но очень красивым зеленовато-красноватым отливом. Тихо пошел я дальше и заметил какое-то движение справа в кустах. Несколько больших желтоватых бабочек гонялись друг за другом. Это были ксуты. Ксуты, настоящие ксуты, бабочки с явно «тропическим» рисунком. Через несколько секунд ксуты исчезли, как будто только пригрезились. Да, до сих пор ни одному из философов не удалось с точностью определить, что же это такое – красота. Но не только философы, не только художники и писатели, а очень многие люди поняли: красота – непременный спутник жизни. Без красоты истинной жизни нет.

Вдруг зашелестело в кустах. Мгновенно напрягшись, я обернулся. Из кустов вышел дед с корзинкой. Он собирал малину.

– Бабочек ловишь, сынок? – спросил он.

– Да вот что-то мало их, – сказал я. – И не ловлю, а любуюсь ими.

– Раньше бывало, у воды на дороге бабочек по сотке сидело. Сейчас меньше стало, не сравнить.

– А грибы есть? – спросил я, кивнув на корзинку.

– Да немного есть. Я так, понемножку. А ты сам-то откуда же?

– Из Мордовии, в средней полосе России.

– А, ну-ну. Удачи тебе. – И пошел потихоньку вверх по дороге.

Я присел на камень. Удивительно: я почувствовал себя точно так же, как где-нибудь в Горьковской, мордовской деревне. Другой пейзаж вокруг, другие бабочки и комары, другой воздух. Если бы не существовало самолетов, поездов и машин – а так было совсем недавно! – то отсюда до дома пришлось бы добираться, наверное, не один год. И все-таки я чувствовал себя дома. Не было ничего чуждого мне вокруг. Моя земля, мое солнце. Моя живая зелень, мой добрый знакомый дед. «Наша так думай: это земля, сопки, лес – все равно люди», – вспомнился говор Дерсу Узала. Да, все у него были «люди» – и тигры, и кабаны, и лес, и сопки, и камни, и костер, у которого, с его точки зрения, менялось «настроение», и даже вода в чайнике, потому что, закипая, она так жалобно пела – так жалобно, что не в силах вынести этого, Дерсу снял чайник с костра и вылил воду на землю. Да, все живым было вокруг него. И я так понял вдруг этого милого человека: ведь вся сопка, по которой шел и на склоне которой сейчас сидел, были живые. Живая, теплая, радующаяся своей яркой и пестрой жизни гора. Словно в сказочном сне – только сон этот был наяву.

Зашагал я дальше вверх по дороге. За вторым поворотом, на чуть более крутом подъеме, журчал родник. У родника белела маленькая эмалированная кружечка: специально кто-то оставил. Вода оказалась вкуснейшей. Много раз внимательно осмотрел себя, ища клещей. Нет, только комары. Вечерело. Солнце, опускаясь, желтело. Я решил возвращаться. Потихоньку спустился к остановке автобуса. Мое желание начинало сбываться. Я был благодарен и счастлив. Только в автобусе почувствовал, как устал. Ведь по-настоящему не отдыхал после отъезда из дома. В самолете какой там сон – 8,5 часов в кресле были скорее мучительными, чем спокойными. В автобусе на Чугуевку тоже пришлось забыться лишь ненадолго, а еще смена времени – разница на 7 часов и хождение по горам. В этот вечер и суждено было узнать таинственную благотворную силу дальневосточных растений.

Когда пришел в квартиру Евгения, было уже около 8 часов по местному времени. Мы сели с другом за электрический самовар, и в это время зашел сосед – учитель местной школы. Разговаривали о разном, а угощала нас хозяйка плодами лимонника в сахаре. Дала попробовать и настойку женьшеня, впервые в жизни. Слово за слово, я и не заметил, как на часах была уже полночь… а усталость моя прошла. Да, казалось, что я и не проделывал этот огромный путь из Мордовии, не ходил по горам, не перебивался почти без сна 2 ночи. Видимо, это лимонник. Потом не раз еще слышал о чудодейственной силе его плодов. Есть множество рассказов, случаев, когда лимонник спасал заблудившихся или просто поддерживал силы путников. Проводили эксперименты: в поход шли две партии, одна их них ела лимонник, другая – нет. Разница была очень существенная. Дальневосточная флора – впрочем, как и флора многих других мест – таит в себе еще много загадок. И вот одна из них: чуть ли не все реликтовые растения Приморья, пережившие четвертичный ледниковый период, целебны для человека. Женя проводил меня в комнату, и в первом часу ночи я уснул счастливый.

Цветущий лотос

Утром Евгений, разбудив меня, громко сказал, что возьмет меня сегодня на таежные озера, где растет царственный лотос. По-быстрому позавтракав, мы спешно отправились в поход. Шли долго, очень даже, и вот, наконец, подошли к озеру. И я увидел ярко-зеленые листья, похожие на листья кувшинок – только они были значительно крупнее, и некоторые приподняты над водой. А над поверхностью этого зеленого живого ковра – огромные цветы, словно розово-красные факелы. Они, казалось, светились сейчас, в пасмурной полумгле, они действительно были как представители великого животворящего светила. Крупные лепестки отходили во все стороны, словно лучи розового живого Солнца. «Цветок лотоса – это корабль, на котором утопающий среди океана жизни может найти спасение», – вспомнилась мне древняя индийская мудрость. Особенно выразительно звучало это сейчас, когда без Солнца поблекли все краски мира.

Таким же поклонением, каким пользовался лотос некогда у древних египтян, пользуется теперь красный лотос у буддистов в Тибете и Монголии – об этом можно прочитать у нашего русского писателя Николая Федоровича Золотницкого в удивительной книге «Цветы в легендах и преданиях», изданной в России в 1913 году. Путешественник, находившийся в одном из городов Сиккима и посетивший буддистский храм, описывает его таким образом: «Идол Будды помещается за алтарем под балдахином или за шелковой занавеской. По обеим сторонам вокруг него расположены пестро одетые и раскрашенные изображения святых старцев и женщин. Будда изображен сидящим, с поджатыми ногами… а левая рука покоится на голове, держа лотос и драгоценный камень… Все стоят на пьедесталах и создается впечатление, будто они выходят из красных пурпуровых лепестков лотоса».

Само обращение к Будде звучит у буддистов так: «Ом мани падме», то есть: «Перл создания в лотосе», так как, по буддистскому верованию, сотворение мира является как бы последовательным творением бесчисленных лотосов, заключающихся один в другом до бесконечности – до такого числа раз, который ум наш отказывается сосчитать.

Лотос принадлежит к роду, название которого звучит по латыни так: «нелюмбо». Иногда его объединяют с семейством кувшинковых, к которому относится, в частности, и наша речная кувшинка. Однако истинный лотос, принадлежащий роду нелюмбо, имеет цветы либо ярко-розовые, подчас даже красные, либо желтые, и цветы эти, в отличие от всех кувшинок, не лежат на воде, а подняты над ней на стеблях – словно факелы с расходящимися в стороны лепестками-лучами. Лотос желтый распространен на Атлантическом побережье Северной и Центральной Америки и на Гавайских островах, а лотос розовый – в северо-восточной части Австралии, на Малайском архипелаге, Филиппинских островах, на юге Японии, на острове Шри-Ланка, полуостровах Индокитай и Индостан, в Китае и Северном Иране. А также в нашей стране – в Закавказье, в дельте Волги и, главное, на Дальнем Востоке. В Индии, а также в Китае лотос издавна считается священным растением. Во всех частях лотоса содержится витамин С и каучук, в черешках и проростках – ядовитое вещество нелюмбин.

По сказанию буддистов, Творец мира был преследуем и побежден своим непримиримым врагом – всеуничтожающею водою. Нигде он не находил ни покоя, ни защиты, пока не укрылся в розоподобных цветах лотоса. Здесь ждал он в безопасности до удобной минуты, а затем вышел из своей чудной темницы в еще большем величии и начал сеять всюду богатство и пищу. Поэтому-то люди приносят его плоды на жертвенник и украшают его изображением свои храмы и своих богов. И все время, согласно легенде, Будду сопровождают цветы лотоса – они падают с неба и вырастают там, где ступает его нога. Так сказано в древней книге «Лалита Вистара». Но не только буддисты считают лотос священным цветком, его обожествляют и поклонники Брамы… Одаренные богатой фантазией и любовью к созерцательности, браманисты видят в цветке этом символ вечно изменяющихся и создающих погоду сил природы. По их словам, богато покрытая лотосами вода – когда она блестит под лучами солнца или мерцает при серебряных лучах месяца и испускает нежное благоухание – позволяет видеть и чувствовать, как совершается созидание организма из жидкого элемента, а в самом лотосе можно наблюдать воплощенный союз между огнем и водой. Поэтому-то Брама – отец всего сущего, – как и Будда, изображается всегда с лотосом в руке или покоясь на лотосе. В одном из гимнов Вед, древнеиндийской книги знаний, так поется о Браме: «Он покоится, погруженный в небесные размышления о лотосе, которого цветок возник, когда он до него дотронулся. И излил на него свои золотые лучи». Точно так же говорится и о Вишну, властителе и повелителе всей Вселенной, что его дыхание – благоухание лотоса, и что он ходит и покоится не на земле, а на девяти золотых лотосах, принесенных самими богами. А в знаменитой гомеровской «Одиссее» описано путешествие Одиссея в страну лотофагов, то есть людей, которое питались лотосом. Некоторые моряки, отведав этой пищи, стали забывать свою родину – настолько он им понравился. Пришлось привязывать соблазненных лотосом моряков к мачтам и поскорее покидать остров лотофагов.

Да, не случайно это многократное упоминание лотоса в разных легендах (хотя в последней, как выяснилось, речь идет не о лотосе, а о другом растении). Все же издавна во многих восточных странах действительно употребляли разные части лотоса. В пищу – корневища, зерна и даже листья. Китайцы, кроме того, ели его тычинки и стебель, считая, что еда эта возвращает старикам красоту и молодость.

«У кого два хлеба, тот пусть продает один и купит цветок нарцисса, потому что если хлеб – пища для тела, то нарцисс – пища для души» – эта мудрость как раз китайская. И особенно большой спрос на цветы лотоса был у китайцев в день Нового года, потому что цветы его, как и цветы нарцисса, по их поверью непременно приносят счастье. И вот ведь какой парадокс: люди в развитых современных странах страдают сейчас больше от переедания, чем от голода – недаром же столько пишется о диетах, об умеренности в еде, о благотворном воздействии голодания на человеческий организм. Но в то же самое время в слаборазвитых странах люди все еще умирают от голода! Почему?..

«Красота спасет мир», – писал Федор Михайлович Достоевский. Да, мы не знаем все еще, что же это такое – красота, как исчерпывающе определить это понятие. Но никто не будет спорить, что красота – это гармония, это, кроме прочего, целесообразность и соразмерность.

Так, может быть, и страдают одни от переедания, а другие от голода, потому что нет пока еще гармонии, нет целесообразности и соразмерности в человеческих взаимоотношениях, не хватает в них пока еще красоты?

…До бесконечности можно было смотреть на розовые солнечные цветы. Легкий, едва уловимый аромат исходит от них. Вечная загадка природы – цветок. Вечный пример…

В былые времена прелестное это растение водилось у нас в изобилии в заводях близ Астрахани и имело название чульпанской розы, от Чульпанского залива, где оно больше всего встречалось. Осенью, когда созревают его крупные, содержащие в себе зерна, плоды, на заводи эти отправлялась в лодках с песнями, с гармонями вся деревенская молодежь и набирала целые вороха этих плодов. Главную привлекательность их составляли вкусные зерна, которые щелками потом, как семечки подсолнуха или как кедровые орехи. Запасов этих хватало на долгое время, и у бережливых хозяек ими угощали еще на Рождество.

Но замечательные эти времена прошли. Человеческая жадность, не довольствующаяся собиранием плодов, а желающая использовать все вырытое с корнем растение, привела почти к полному исчезновению его под Астраханью, так что теперь, несмотря на самые тщательные поиски ученых, его находят лишь изредка. Ну, конечно, лотос в нашей стране, как и уссурийский женьшень, взят сейчас под охрану, занесен в Красную книгу. Организован даже Астраханский заповедник, где в значительной мере удалось восстановить численность уникальных растений, и это прекрасно. В нашей стране, с нашей централизацией управления, с нашим устремлением в завтра, возможно поистине бережное, сознательное, хозяйское отношение к природе. Но и то еще, конечно, надо добавить, что никакие, даже самые благие постановления и меры правительства, никакие, даже самые мудрые и дальновидные советы ученых, не принесут по-настоящему ощутимую пользу, пока мы все не осознаем их насущную необходимость. Пока мы все не поймем, как на самом деле нужно беречь красоту и жизнь на нашей планете. Все это я давно осознал и заинтересовался на всю жизнь.

Красота и жизнь – понятия близкие, почти равнозначные. Ведь без красоты истинной жизни нет на земле. И завтра утром мы с Женькой поедем в заповедник искать женьшеневые плантации. От этой новости я всю ночь не спал, все время видел перед глазами магическое растение – царя растений, – растущее под пологом красивейших деревьев.

Заповедный кордон

Уазик лесничего, то есть Евгения, трясся и подскакивал на разбитой дороге, которую вплотную обступила глухая тайга. Миновали шлагбаум при въезде на территорию заповедника. Теперь можно было в любую минуту увидеть кабанов, изюбрей, если, конечно, их не испугает гул нашего мотора и скрежет, и грохот подскакивающей на ухабах машины. А может быть, даже и тигра.

– Площадь у нас сейчас сильно увеличена по сравнению с тем, что было раньше, – рассказывал Сергей Леонидович, родной дядя Евгения, крутя рулем в попытках хоть отчасти умерить сумасшедшую тряску. – Раньше было 16,5 тысяч га, а сейчас 40,5. Но все равно это мало. Главное, что исток речки Комаровки находится вне заповедника, по ней к нам иногда всякая нечисть течет с полей, минеральные удобрения. Еще проблема: у нас тигры, а тигру ведь не прикажешь оставаться в границах, он куда хочет ходит, а вне заповедника всякое может быть. Стреляют втихую, если удастся. То же и с изюбрями, кабанами. Проблема всякого заповедника – прилегающая зона. Там браконьеры особенно любят бывать. Так и ждут, когда кто-то выйдет, подстерегают…

Справа раскинулась небольшая поляна, на ней целое семейство белых домиков с палисадниками и деревьями рядом, но «уазик» совершил крутой вираж влево и затормозил у низкого бревенчатого строения, рядом с которым гигантской величественной колонной вздымался огромный ильм со светлой ребристой корой и ярко-зеленой раскидистой кроной.

– Приехали, – сказал Сергей Леонидович.

Низкая бревенчатая изба – это был кордон, а семейство домиков – жилье лесников и егерей заповедника. Ура! Наконец-то я очутился в сердце одного из заповедников Южного Приморья. Организован он в 1934 году и до 1973 года носил название «Супутинский» по имени речушки Супутинки, которая теперь называется Комаровка. Уссурийский заповедник, как и речка, носит имя академика В. Л. Комарова – одного из первых советских исследователей Приморья. Как и все заповедники, «Уссурийский им. В. Л. Комарова» создан для того, чтобы сохранить в неприкосновенности и изучать уникальную природу этого края. Здесь водятся во множестве кабан, изюбрь, барсук, колонок, белка, многие птицы, а более редкие виды занесены в Красную книгу – тигр, амурский леопард, утка-мандаринка, черный аист, редчайшее растение женьшень. Сорок с половиной тысяч гектаров – это 400 км², то есть квадрат со стороной в 20 км.

Через несколько минут мы уже знакомились с работниками заповедника. Самый молодой назвался Владимиром, вторым был заместитель директора заповедника Анатолий Федорович и среднего возраста – Виктор. После знакомства мы вошли внутрь кордона, помещение которого занимал длинный дощатый стол, деревянные лавки, как в деревенской избе, и принялись готовиться к торжественному ужину. Владимир продолжал восхищаться недавним походом, рассказывая о великолепных деревьях, которые они видели. Анатолий Федорович деловито поддакивал ему и время от времени что-нибудь объяснял, вставляя латинские названия. Наконец он выставил на стол бутылку черного и густого, как нефть, бальзама, приготовленного им по собственному рецепту из кедровых орехов и трав. Женя с сомнением покрутил бутылку в руках, откупорил, понюхал и загадочно заулыбался.

– Вот это и есть самый лучший кедровый бальзам, который готовится так… – сказал он, овладевая общим вниманием и поглядывая на каждого по очереди голубыми глазами. – Кедровые орехи, неочищенные, заливают спиртом и ставят в темное место на полгода, не меньше. После этого срока бальзам готов. Принимать по 40 капель. Имеет целебное, тонизирующее свойство.

– А ты что сюда мешал? – спросил он у Анатолия Федоровича, закончив свою лекцию. Тот стал перечислять, наливая в походные кружки густую темную жидкость. Мы все пробовали бальзам, ели огурцы, помидоры, жареную рыбу и вареную картошку, а я с интересом присматривался к своим будущим спутникам.

Утром Евгений и Сергей Леонтьевич уехали по своим рабочим делам. Мы, оставшиеся, собрались в путь и тоже скоро вышли на дорогу. Справа от нее стоял сплошной лес, а слева простиралась довольно обширная поляна с высокой травой. Множество цветов пестрело в траве, летали бабочки. Почти тотчас я увидел двух бабочек синих махаонов, которые гонялись друг за другом, и наконец, кружась в совместном танце, взмыли высоко в небо. Увы, нам предстоял путь через поляну и лес на сопку, которая поднималась на довольно внушительную высоту на некотором расстоянии от нас. Это и была Змеиная гора. Ясно, что мы не останемся в этом благословенном месте, а пойдем к вершине.

Вершина была суровая, скалистая. Свое название сопка получила потому, сказал Виктор, что там обитает множество змей. Тут, пожалуй, впервые я почувствовал в себе то самое раздвоение, которое ощущал и потом на протяжении всего похода по заповеднику. С одной стороны согревала радость предстоящего пути сквозь тайгу и ожидание все новых и новых впечатлений в масштабе привычном, с другой – горечь от того, что столь дивные микросообщества мелких существ «дремучей поляны» и загадочные дебри какого-нибудь куста, мимо которых мы так быстро проходим, остаются непознанными, неисследованными и незапечатленными на цветной пленке, а следовательно, и в памяти. То есть «царапала» душу неудовлетворенность от непознанной глубины.

Но… «С богом», – произнес Анатолий Федорович глубоким басом и зашагал первым через поляну в лес. Мы вступили в чащу и первое время шли по равнине. Лес отличался от того, который был уже ранее на нашем пути. Первое, что обращало на себя внимание, это сплошные заросли папоротника. Здесь, по словам Виктора, рос главным образом папоротник страусопер (он называется так потому, что листья его и на самом деле отчасти напоминают страусовые перья) и орляк, листья которого, очевидно, напоминают крылья орла. Молодые побеги орляка, оказывается, собирают весной как грибы и даже сдают на заготовительные пункты. Они съедобны – по вкусу напоминают белые грибы. Их не только едят местные жители, но и отправляют на экспорт, главным образом в Японию, потому что нежные побеги орляка – «вараби» – национальное блюдо японцев. Кстати, орляк, пожалуй, самый распространенный папоротник на Земле, один из самых живучих, и растет он почти на всей территории нашей страны.

Часто встречались клены – клен мелколистный, клен ложнозибольдов с мелкими резными листьями, отчего над головами у нас была временами сплошная темно-зеленая, а временами вся пронизанная солнечными лучами и оттого ярко светящаяся изумрудная крыша. Местами «крыша» состояла из листьев маньчжурского ореха, тоже мелкоразрезных, но другой формы, напоминающих листья акации, кое-где сквозила серовато-зеленая рябь амурского бархата. Тут же росли хвойная пихта, корейский кедр, а вперемешку с ними – амурская липа, монгольский дуб… По берегам ручья теснились кусты амурской сирени, которая хорошо смотрится, и очень характерный для Приморской тайги кустарник – леспедеца двухцветная, усыпанная мелкими розовато-сиреневыми цветочками.

Кое-где под солнечным лучом вспыхивали довольно крупные фиолетовые цветы окопника, или борца, названного так за форму цветов: каждый из них напоминает средневековый рыцарский шлем. Приятно было встретить милую русскому сердцу березу, но здесь росла береза главным образом других видов, нежели в средней полосе – береза черная с темной корой и береза желтая с шелушащейся, отстающей от ствола корой, отчего деревца имели какой-то неопрятный вид – не в пример чистоплотной и целомудренно-чистой нашей белокорой березке! И то тут, то там величественно стояли колонны ильмов, словно именно они держали на себе всю мощную зеленую массу. Здешний ильм называется «ильм дольный» в отличие от менее рослого и менее стройного «ильма горного». Его древесина прочна, красива, достаточно хорошо поддается обработке, в результате чего ильм, как и некоторые другие ценные породы деревьев, становится все более редким. Ильмы растут в тропических и субтропических лесах, это типичные представители южной флоры, а относятся они к порядку крапивных, потому имеет родство с крапивой, как ни странно…

Перешли по поваленному дереву речку. Вода в ней была прозрачная, хотя казалась коричневой. Речка текла словно в сплошном зеленом тоннеле. В густоте деревьев лишь кое-где были небольшие просветы, а внизу крошечные полянки с кустарниками, папоротником и еще кое-какими травами, над которыми пляшущим полетом порхали бабочки. Шли хотя и не очень быстро, но без остановок. Только Виктор, который был с фотоаппаратом, нашим родным, отечественным «Зенитом-Е», останавливался, чтобы запечатлеть либо внезапно открывающийся залитым солнцем просвет в дебрях леса, либо куст папоротника с веером листьев, либо гордое соцветие аконита, а то и красивый гриб. Грибы, главным образом поганки и трутовки, были разнообразны и оригинальны по форме и цвету, особенно эффектно смотрелись на стволах старых или даже мертвых деревьев темно-коричневые, почти черные и бархатистые с яркой белой окантовкой «кружева» трутовика, очевидно, из корниофоров – грибы, казалось, светятся призрачным светом.

Лес, по которому мы шли, Анатолий Федорович охарактеризовал как «долинный папоротниково-ильмовый лес», который пострадал от пожара, случившегося здесь лет 50 назад, вероятно от молнии. Определить это печальное прошлое мог только опытный взгляд ботаника, причем не столько по обугленным стволам больших деревьев, сколько именно по мелкорослости и многообразию лиственных быстрорастущих пород. В данном бедствии удалось уцелеть лишь некоторым великанам-ильмам. Он привел нас к гиганту, поперечник ствола которого равнялся нескольким метрам, а густая крона исчезала в далекой выси. По словам Виктора было этому дереву лет 600. Сколько же довелось пережить великану за 6 веков?.. Постепенно начинался подъем, и наконец он стал настолько крутым, что мы вынуждены были хвататься за стволы деревьев, и это было не всегда безопасно. Попадались стволы уже умершие, а потому хрупкие и ненадежные, или же прочные, но прямо-таки усеянные короткими, острыми шипами. То были стволы диморфанта, или белого ореха, дерева из семейства аралиевых, родственника аралии маньчжурской и женьшеня. Диморфант, обладающий, как и все аралиевые, множеством лекарственных свойств, тоже стал настолько редким, что занесен в Красную книгу.

Крупных животных мы не видели и не слышали, и не удивительно, потому что чуткие уши наверняка задолго предупреждали их о нашем приближении – идти бесшумно в густом лесу было почти невозможно. Тем более что мои путники постоянно говорили на ботанические темы. Для меня тайга не разделялась на отдельные кустарники и деревья – это были сплошные зеленые гущи, бескрайний живой океан – обиталище, главным образом, мелких существ. Существ, однако, было немного. Вернее, было-то их, возможно, и много, но попадались они нам на глаза не слишком часто – и лес на склоне Змеиной горы казался мрачным и необитаемым. Наконец взобрались на вершину. Она была тоже лесистой, однако деревья здесь росли небольшие, и оставалось место кустарнику, освещенному солнечными лучами, и даже высокой траве. Мы остановились у отвесного скального обрыва и нашим глазам открылись зеленые заповедные дали – сопки, покрытые лиственным лесом, отчего они казались кудрявыми, скошенный, почему-то, луг, грунтовая дорога. Да, здесь на вершине был уютный открытый участок. Наш фотограф отснял стройное деревцо можжевельника на склоне обрыва и сказал, что это занесенный в Красную книгу реликтовый твердый можжевельник. Не найдя более ничего примечательного, мы начали спускаться.

Ни во время подъема, ни на вершине, ни в течение спуска мы не встретили ни одной змеи. Хотя, таким образом, гора не оправдала своего названия.

– А почему у Анатолия Федоровича плохо работает рука? – спросил я, когда мы спускались со Змеиной горы.

– Энцефалит, – коротко сказал Виктор.

– Неужели от клеща?

– Из-за вирусного энцефалита. Анатолий Федорович давно переболел, но рука так и осталась почти без движения. Паралич. Ходить ему тяжело – хромает.

– Значит, с клещом на самом деле серьезно…

– Конечно, очень серьезно.

Уже не в первый раз я внимательно оглядывал свои руки, ноги, ощупывал шею, но, ни одного клеща пока не обнаружил.

– Сейчас вероятность очень мала, – сказал словоохотливый Виктор. – Клещ в больших количествах бывает в апреле-мае, а не сейчас, в конце лета. Но и тогда вероятность встречи с клещом, зараженным энцефалитом, приблизительно одна тысячная. На тысячу клещей один опасен, да и то, вирус передается только через 3–4 часа после того, как клещ впился. Если его вовремя снять, то заражения не будет. Нужно почаще себя осматривать.

Позже я узнал, что раньше никому и в голову не приходило связывать страшную болезнь, которая поражала людей, часто бывавших в тайге, с маленьким и таким обычным в этих местах клещом. У заболевших поднималась температура, их мучили резкие головные боли, рвота. Затем они умирали или оставались инвалидами на всю жизнь с парализованными мышцами шеи, рук, ног. В начале 30-х годов XX века местные врачи еще не знали, что это за болезнь. Ясно было только, что все это связано с поражением нервной системы, а причина этому – вирус. Но откуда он? Кто является его переносчиком? Характерным было и то, что болезнь не передавалась от человека к человеку, как например, грипп, чума, холера и другие инфекционные болезни. Люди, которые ухаживали за больными, не заболевали. Источник вируса был, очевидно, где-то в тайге, потому что заболевал именно тот, кто хотя бы раз побывал там. И еще было замечено, что болезнь развивается, главным образом, в весенне-летний период.

Очевидно, что переносчиком болезни является какое-то из кровососущих членистоногих. Но какое? На этот вопрос ответила первая научная экспедиция.

Вот так, кажется, многое становится ясным. Многое, но не все. Во-первых, какие из видов клещей, обитающих в тайге, передают человеку вирус энцефалита? Кто именно тайный убийца? Во-вторых, от каких именно животных приобретают они коварный вирус? То есть, кто пособник? Как обезвредить преступника? Вопросы эти нужно было решить как можно быстрее: болезнь продолжала свирепствовать, а людям приходилось жить и работать в тайге. Убийца гулял на свободе. Вторая экспедиция была организована в 1933 году. И оказалось, что все виды клещей, обитающих в местах работы экспедиции, являются переносчиками возбудителей энцефалита. А носители его – дикие грызуны, птицы и другие обитатели тайги. От них-то и переходят к клещам коварные вирусы, а как только клещ впивается в человеческое тело, вирусы энцефалита поступают в человеческую кровь и поражают нервную систему. Человек заболевает страшной болезнью. Позже было установлено, что даже в теле клеща, который «голодал» в течение 8 лет, сохраняется коварный вирус. И если только ему удается напасть на человека, вирусы переходят в человеческий организм, и энцефалит обеспечен. Уберечься же от заражения можно только одним путем: не позволять клещам присасываться к телу. Вот так и выяснилось, что хотя убийца клещ, однако убивает он вовсе не по своей злой воле. Он сам, в свою очередь, лишь пособник убийцы, воистину коварного, скрытого, невидимого даже простым глазом. Вирус – вот злодей истинный и безжалостный. Клещ – лишь игрушка в его руках, слепое орудие.

И началась работа над созданием лечебного препарата – вакцины против клещевого энцефалита, потому что уберечься в тайге от клеща невозможно. Враг был слишком серьезен, и во время этой работы заразилось и умерло несколько человек – врачи, лаборанты. Вакцины создали, и заболеваемость клещевым энцефалитом резко снизилась. Однако в 50-х годах было открыто другое, не менее страшное заболевание, переносчиком которого являются уже старые знакомые – комары: острое инфекционное заболевание с преимущественным поражением центральной нервной системы. Называется оно – комариный или японский энцефалит. Болезнь свирепствует уже не в весенне-летний, а в летне-осенний период, именно тогда, когда в массе появляются комары, с августа по октябрь. К счастью, и с комариным энцефалитом удалось в значительной мере справиться, а заслуга в этом наших советских паразитологов. Вот такие, как говорится, пироги. Давно известно, что самый страшный враг – тот, которого не видно, но повторяю – пока никто из нас, к счастью, не находил на себе ни одного клеща, а комаров было пока немного…

– Теперь мы навестим красавицу, – сказал Анатолий Федорович, когда мы, наконец, спустились со Змеиной горы. – Вы не очень устали?

Мы с ребятами переглянулись. Да нет, совсем не устали.

– Конечно, давайте навестим.

– Тогда идемте.

Проходя сквозь заросли бальзамина-недотроги, мы встретили совершенно великолепную бабочку синего махаона, исключительную по красоте и свежести, очень впечатляющую. Оказывается, хвостоносец Маака с удовольствием лакомится нектаром изящных желтых цветков недотроги, напоминающих бантик с хвостиком. Вот уж красавица, так красавица, подумал я. Но к какой же красавице мы-то идем? Оказалось, что у основания Змеиной горы скрыта знаменитая пещера, вошедшая во все туристические справочники Приморья. Называется она «Спящая красавица» по имени небольшой красивой скульптуры-горельефа, высеченной прямо на камне стены. По преданию, в середине XIX века в этой пещере жил человек, скрывавшийся от властей. Коротая дни, он якобы и создал каменное изваяние прекрасной спящей женщины с длинными волосами… А с нами в пещере произошло неожиданное.

Мы вскарабкались по крутой узкой тропинке к входному отверстию в скале диаметром меньше метра. Надев на себя свитера и штормовки – Анатолий Федорович еще утром велел нам взять их с собой, предупредив, что они очень нам пригодятся, – взяв фонарик, мы полезли в таком порядке: Виктор, Владимир и я. Анатолий Федорович уже не раз бывал здесь, а потому он решил не сопровождать нас, а только лишь объяснил, как лезть, и остался снаружи. Много было кряхтенья, много смеха, потому что, миновав довольно просторную прихожую, нужно было ползком пробираться в узкую влажную каменную щель, настоящий извилистый лаз, причем не такой уж короткий, и мы по очереди застревали… В пещере без фонаря царили полнейший мрак, холод и влажность. Ладони рук и колени скользили по грязи. Наконец мы добрались до конечной камеры, где, по объяснению Анатолия Федоровича, и находилась «Спящая красавица». Камера была высотой около двух метров и не намного больше в ширину – воистину «каменный мешок». Сразу «Спящую красавицу» мы не увидели.

– Где же она? Вот интересно!? – недоуменно произнес Володя, обшаривая лучом фонаря влажные стены «каменистого мешка».

– Где же красавица-то? Кто-нибудь видит? Ну-ка, дайте мне посмотреть, – кряхтел Виктор, просунувший одну лишь голову туда, где скорчившись в три погибели, вертели шеями двое. – Правда, не видно. Ну-ка, вот туда посвети. Неужели она? Вот это да!..

В самом начале камеры была высечена из камня женская голова – милая головка женщины с длинными волосами, похожей на ту, которую я видел с друзьями в проспекте.

– Вот это чудо. Вы знаете, она сразу бросается в глаза…

Мы смотрели на нее минут 20. Она завораживает, просто завораживает. Вот так тысячи людей, приходили посмотреть на «Красавицу». Она была словно сказочная хозяйка Змеиной горы, олицетворяющая добрый человеческий дух, воплощенный в камне – дух женственности, красоты.

Женьшень в двух шагах

Отдохнув один день на кордоне, мы снова пошли в поход в тайгу. Снова идем по нехоженым дорогам, неся на себе рюкзаки с продуктами и карабины с патронами. Ох, так это тяжело взбираться то на одну сопку, то на другую, и думать, – когда же будет очередной привал. И в одну из минут усталости я снова вспомнил о женьшене, о том, что так еще мало он раскрыл своих тайн за века. Вспомнил М. М. Пришвина, его впечатляющие слова о нем. «Вот тут-то я и увидел впервые женьшень, „корень жизни“, и столь драгоценный и редкий, что для переноса его назначено было шесть сильных и хорошо вооруженных молодцов, – писал Пришвин в своей знаменитой повести „Женьшень“ (первоначально названной им „Корень жизни“). – Из лубка кедра был сделан небольшой ящик, и в нем на черной земле лежал небольшой корешок желтого цвета, напоминающий просто нашу петрушку. Все китайцы, пропустив меня, снова погрузились в бессловесное созерцание, и я тоже, разглядывая, с удивлением стал узнавать в этом корне человеческие формы: отчетливо было видны тело, ноги, руки, шейка, на ней голова, и даже коса была на голове, а мочки[1] на руках и ногах были похожи на длинные пальцы. Но мое внимание привлекло не схожесть корня с формой человеческого тела – мало ли в капризных сплетениях корней можно увидеть каких необыкновенных фигур! Приковало меня к созерцанию корня молчаливое воздействие на мое сознание этих семи человек, погруженных в созерцание „корня жизни“. Эти живые шесть человек маньчжуров и китаец, погруженные в созерцание корня жизни, были последними из миллионов, за тысячи лет ушедших в землю, и все эти миллионы миллионов так же, как эти последние живые семь человек, верили в „корень жизни“. Отдельные человеческие жизни как волны катились ко мне живому и как будто просили понимать силу корня, и не по себе самому, а в сроках планетарного и, может быть, еще и дальнейшего времени. Впоследствии я узнал из ученых книг, что женьшень – это реликт из аралиевых, что общество окружающих его растений и животных в третичный период Земли теперь неузнаваемо изменилось, и вот это знание вытеснило во мне, как это часто бывает, волнение, внушенное верой людей: меня и теперь, при всем моем знании, по-прежнему волнует судьба этой травки, за десятки тысяч лет переменившей в обстановке раскаленный песок на снег, дождавшейся хвойных деревьев и среди них медведя…»

Как было не помнить этого классического описания встречи с женьшенем здесь, в краю, где «корень жизни» до сих пор произрастает!

Кто бы мог подумать, что и в заповеднике могут быть свои проблемы, связанные с растениями и животными?! Я услышал голоса, когда мы шли по тропе. Виктор, ведя обсуждение с Владимиром и Анатолием Федоровичем, как бы вовсе и не обращая внимания на пышные дебри, которые хотят поглотить, уничтожить тропу. Я узнал, что в заповеднике обитает несколько семей леопардов, около тропы ходят тигры, есть кабаны, косули, не говоря уже о более мелких животных и, конечно, насекомых, в том числе и реликтовых, таких как каллипогон. И женьшень можем встретить в любую минуту, встретить тропический эпифитный папоротник-многоножку, который растет прямо на стволах деревьев… и мало ли что еще! Папоротник произрастал рядом с шиповником Бута, высокий, красивый, листья его составляли ажурную аккуратную воронку, глубиной почти в метр. Вместе со страусопером он образовывал сплошные папоротниковые заросли, скрывающие человека по пояс. Именно в таких «джунглях» любят прятаться и подползать к добыче тигры и леопарды…

Трав было много, а по краям тропинки росли довольно высокие кустики с удлиненными листьями и мелкими зелеными шариками плодов. Не успели мы сделать несколько десятков шагов, как брюки наши покрылись сплошным зеленым слоем из этих плодов-катышков. Они казались мелкими на ощупь – из-за множества мелких крючочков, их покрывающих. Есть известная русская пословица: «Пристал как банный лист», – те, кто парился с березовым веником, очень хорошо понимают происхождение пословицы: мокрый распаренный лист действительно плотно прилипает к голому телу. Но противные липкие, зеленые, да еще и не очень приятно пахнущие шарики этой травы пристают еще прочнее – и к телу, цепляясь за кожу, и за каждый волосок так, что порой нелегко их отодрать, и к одежде, и к чему угодно.

– Как называется эта милая травка? – спросил я у Владимира, едва сдерживаясь, чтобы не окрестить ее каким-нибудь неприличным словом.

– Прилипало пристающее! – с некоторым торжеством даже и с веселой улыбкой ответил тот, очевидно, довольный тем, что я обратил особое внимание на представителя местной флоры.

– Прилипало пристающее, – повторил он, смакуя. – Это научное название. Подходит?

– Да, уж…

По-моему, это ботаническое название можно отнести к одному из наиболее метких… «Прилипало»! Да еще «пристающее»! Тавтология здесь, ей-богу, оправдана. Представляю себе, как надоела милая травка ботаникам, если ее так окрестили. Сначала я пытался яростно сдирать цепкие колючки-шарики с брюк, с рубашки, с обнаженных рук, но потом оставил бесполезное занятие: через несколько шагов и одежда, и руки вновь покрывались противным мелким зеленым слоем. Впрочем, именно благодаря свойству семян, столь неприятному для окружающих, прилипало быстро распространяется и растет везде вдоль таежных троп. И чего только не встретишь в природе. «Прилипало пристающее»… Что-то подобное, впрочем, встречаешь и в среде человеческой. Кто не сталкивался с людьми, которым в сердцах, иной раз скажешь: «Пристал как банный лист!»

Неожиданно тропка вынырнула из леса на самый берег реки, довольно высокий и обрывистый в этом месте, и нам открылась широкая панорама. За щебнистой отмелью на том берегу теснились высокие, тонкие и стройные деревья с нежно-зеленой листвой, за которой сквозило небо. То была роща чозений, типичных представителей Юго-Восточной Азии и в частности полуострова Корея, отчего и произошло, видно, их название, которое в переводе с японского означает «кореянка». Эти стройные реликтовые деревья – прародители современных ив и тополей.

Так мы шли часа 3 и, наконец, последний раз перешли речку по огромному, наверное, в метр толщиной, стволу тополя Максимовича, сваленного, очевидно, тайфуном. Пробрались сквозь заросли кустарника и очутились на крошечной уютной полянке. На краю ее, словно избушка на курьих ножках, стоял маленький бревенчатый домик. Весь черный от старости, с довольно высокой двускатной крышей и крошечным подслеповатым оконцем. Рядом с домиком был сооружен дощатый стол, скамьи и очаг из камней с двумя торчащими по сторонам рогульками. Это был кордон – временное жилище обходчиков, лесников, егерей. Я с интересом заглянул внутрь избушки. Деревянная лежанка – нары, стол, скамья… мрак… Зато какое уединение, какое слияние с природой и с прошлым, немыслимые для современного цивилизованного человека! Живи – не хочу. Все участники похода заметно обрадовались, засуетились, разводя очаг и доставая из недр избушки посуду, что-то чистя и отмывая!..

Вот тут Анатолий Федорович и говорит Володе:

– Идите-ка, мои голубки – Николай и ты, Володя, наведите элементарный порядок на нашей женьшеневой плантации. Мы в прошлую осень выкопали на ней 11 корней женьшеня, а семена рассадили там же. Вот Николай их сможет увидеть только на следующую осень, если приедет к нам. – И, глядя на меня с хитрецой прищуренными глазами, добавил: – Не торопись, ты и сам найдешь скоро царя растений. Ну, идите, да торопитесь к ужину прийти.

После этих слов, идя вслед за Володей, я превратился полностью в слух и зрение, – главным образом в зрение, – в ожидании непременных чудес. Мы осторожно двигались от полянки в чащу. Читатель ошибется, если вообразит себе женьшеневую плантацию в виде поляны, на которой посеяны растения. Место, где обнаружено было в разное время несколько корней женьшеня, считается удачным. Сюда переносят и все другие найденные корни. И уж все их очень берегут! Так что первое, что я увидел – это навесы из кедрового корья, защищавшие женьшень от палящих лучей солнца. Для того чтобы не прогревалась земля, с боков были посажены папоротники и из соседнего ручья проведена узенькая канавка, по которой сочилась вода.

Мы занялись работой. В первую очередь убрали сухие ветки, упавшие с деревьев, пересадили 2 каких-то куста и полили их водой. Володя, заметив, что вода идет на полянку слабо, пустил ее побольше. Потом стали полоть сорные растения, но удаляли только самую высокую траву. Владимир очень сильно ругался, когда поблизости находил проростки элеутерококка – плохое соседство. А я во все свои глаза смотрел себе под руки в надежде увидеть росток, хотя бы один росточек женьшеня, но его все-таки не нашел… А как мне хотелось увидеть, прикоснуться к мечте своего детства! Но женьшень пока не желал мне показываться. И я успокаивал себя тем, что, наверное, еще не настал момент нашей встречи. Закончив всю работу, мы вернулись на кордон ужинать. Ночью я спал очень плохо, во снах видел изображение женьшеня, который почему-то постоянно выскальзывал из-под моих протянутых рук…

Младший брат женьшеня

Утром мы покинули кордон, как его называли мои попутчики «Промежуточный», и стали углубляться в тайгу. До кордона «Раздольный», куда мы направились, было, по словам Анатолия Федоровича, 12 км. Но расстояние в километрах всегда относительно. Двенадцать километров по шоссе – 2 часа хорошего хода, и без особой усталости. Двенадцать километров по уссурийским дебрям, пусть даже сначала и по тропинке, – совсем другое. Тропка была узенькая и еле заметная. Я шел последним с расчетом отстать, если попадется что-нибудь интересное для фотографии, а потом нагнать своих спутников. Однако шли они быстро и в нескольких шагах уже исчезали из виду, а тропка местами совсем терялась, к тому же мешал довольно увесистый рюкзак – бежать с ним было неловко, да еще болтался фотоаппарат, планшетка била по боку… Можно было запросто что-нибудь потерять. Как ни прекрасны виды дремучей тайги, по которой мы шли, как ни хотелось мне отстать и поблаженствовать в созерцании (ведь очень может быть, что никогда в жизни я не смогу побывать в этих местах снова и уже не увижу ни вон те гигантские, в несколько обхватов, стволы тополей Максимо́вича, едва проглядывающие в сплошной зеленной массе подлеска, ни тихо журчащий заповедный ручей с неожиданной широкой заводью, в которой как в зеркале открывается голый, наполовину истлевший ствол какого-то умершего великана, ни внезапно выглянувший из чащи яркий цветок или светящуюся, пронизанную тонким прямым лучом, гроздь рябины, от которой к ветви тянется тончайшая, радужно переливающаяся паутина…) – как ни соблазнительно все это было, однако… Что делать! Пришлось опять перестраивать себя на иной масштаб восприятия, на более высокую скорость движения. Временами Анатолий Федорович, правда, понимал меня, замедлял ход, причем делал это очень тактично, как бы между прочим, словно заинтересовавшись каким-то пейзажем или растением, но заботливо поглядывая на меня: успею ли я настроить фотоаппарат? В одну из таких микроостановок я и успел впервые разглядеть плоды растения, производившего не так давно истинную сенсацию в среде ботаников и фармакологов.

В середине 50-х годов XX столетия слава скромного обитателя дальневосточных лесов молниеносно распространилась по нашей стране и за рубежом. «Куст бодрости», «эликсир здоровья», «таежный богатырь», «заменитель женьшеня» – каких только громких названий ни давали этому кустарнику авторы солидных книг и журналов.

Николай Васильевич Усенко, заслуженный лесовод России в книге «Дары Уссурийской тайги» пишет, что экстракт корней элеутерококка усиливает как физическую, так и умственную работоспособность. Медики утверждают, что повторные приемы препаратов элеутерококка увеличивают содержание гемоглобина в крови, снижают концентрацию в ней сахара, повышают жизненную емкость легких и жизнеспособность тела, дают мышечную силу и оказывают на организм общеукрепляющее действие. Считается, что под влиянием препаратов элеутерококка у человека вырабатывается приспособляемость к неблагоприятным факторам, быстрее заживляются раны, также он тормозит развитие лучевых поражений и злокачественных опухолей.

Вот как. А открытие было, можно сказать, случайным. До совсем недавнего времени в адрес этого широко распространенного растения расточались, главным образом, проклятия, оно даже заслужило нечистое имя: «чертов куст»! Ибо ветви и стволы этого кустарника снабжены немалым числом колючек, с которыми очень легко познакомиться, путешествуя в Уссурийской тайге. Кто бы мог подумать! Ну, понятно, женьшень – редчайшее, таинственное растение, чрезвычайно медленно растущее, прячущееся в девственных зарослях, известное с незапамятных времен. Но кому же в голову придет, что широко распространенный кустарник, постоянно лезущий на глаза, мало того, хватающий вас своими колючками – и таким образом нагло требующий внимания! – что он окажется прямо-таки чудодейственным лекарством от человеческой немощи, что он может спорить с легендарным, фантастическим, драгоценным женьшенем.

Первые же фармакологические исследования, проведенные с использованием адекватных количественных тестов, показали, что элеутерококк действует не хуже женьшеня. При тестах на умственную работоспособность экстракт из корней элеутерококка позволял увеличивать в основном количественные показатели работы. Способность экстрактов женьшеня и элеутерококка повышать физическую работоспособность в своей основе отличается от стимуляции, вызываемой препаратами типа фенамина и пиридрола. Хотя это более мощные стимуляторы по сравнению с женьшенем и элеутерококком, однако применение их вызывает мобилизацию энергетических ресурсов, которая сменяется периодом глубокого истощения. Элеутерококк принадлежит к знаменитому семейству аралиевых, славящемуся своими лечебными свойствами, и он, таким образом, ближайший родственник женьшеня, диморфанта и аралии маньчжурской. Его плоды – темные мелкие ягоды, группирующиеся в округлый «зонтик». Лечебным действием обладают корни. Однако в последние годы стало ясно, что и листья «чертова куста» имеют большое лекарственное значение, и в некоторых случаях, может быть, есть смысл собирать только листья, чтобы не губить растения целиком. Ведь кусты элеутерококка живут многие десятки лет.

Я старательно фотографировал темные блестящие ягоды элеутерококка и думал о том, сколько же еще полезных для человека тайн скрыто в зеленом океане растений! Только бы сохранился этот животворный океан, только бы не погубить его человеческим невежеством и непомерной жадностью.

– Внимание, – крикнул Виктор. Оказалось, что мы дошли до дерева, в дупле которого жили пчелы. В голове у меня сразу что-то встрепенулось – точь-в-точь как на женьшеневой делянке, где глубоко в земле лежали семена женьшеня. Пчелы! Пчелы дикие. Это уже очень серьезно – дикие. По мере нашего приближения к дуплу, все громче и громче становился гул пчел, неутомимо занимавшихся своим трудом по сбору нектара с таежных цветов. Слишком близко мы подходить не рискнули, и, полюбовавшись пчелами с безопасного расстояния, решили сделать остановку. Кто прилег на траву рядом с тропой, я сел отдохнуть под большим кедром и стал рассматривать полесье. Тут росли крушины с овально-заостренными листьями и мелкими темными плодами, многоиглистый шиповник, небольшой кустарник с сильно колючими ветвями и желтая акация. Там и сям среди кустов высились растения зонтичной ангелики, виднелся вороний глаз с расходящимися во все стороны узкими ланцетовидными листьями и папоротник с листьями, напоминавшими развернутое орлиное крыло и вследствие этого называемый в просторечье орляком.

Вдруг издали донеслись до нашего слуха какие-то однообразные и заунывные звуки. Они приближались, и вслед за тем мы услышали совсем низко над нашими головами шум птичьего полета и глухое воркование. Тихонько я поднял голову и увидел восточносибирскую лесную горлицу. По неосторожности я что-то выронил из рук, горлица испугалась и стремительно скрылась в чаще. Через некоторое время я увидел также и восточного седоголового дятла. Эта лазящая птица с зеленовато-серым оперением и с красным пятном на голове, подвижная, даже суетливая, выражала особое беспокойство, видимо потому, что я сидел неподвижно, – она резко вскрикивала, перелетая с места на место, и все время пряталась за деревья. По другому резкому крику я узнал кедровку. Вскоре увидел и ее саму – большеголовую, пеструю и неуклюжую. Она проворно лазила по деревьям, лущила еловые шишки и так пронзительно кричала, как будто хотела весь лес оповестить, что здесь есть люди.

Наконец мне наскучило сидеть, и я прилег рядом с Владимиром. В это время до нашего слуха донесся какой-то шорох. Слышно было, как кто-то осторожно шел по чаще. «Должно быть, зверь», – подумали мы, и вся группа приготовила карабины. Шорох приближался. Затаив дыхание, я как все старался сквозь чащу леса рассмотреть приближающееся животное. Вдруг мы увидели человека. Промысловик?.. – По рассказам Анатолия Федоровича я уже знал, как порой опасны встречи с этими людьми. В тайге Уссурийского края надо всегда рассчитывать на возможность встречи с дикими зверями. Но самое неприятное – это встреча с человеком. Зверь спасается от человека бегством, если же он и бросается, то только тогда, когда его преследуют. В таких случаях и охотник, и зверь – каждый знает, что надо делать. Другое дело – человек. В тайге один бог свидетель, и потому обычно случается так: человек, завидевший другого человека, прежде всего стремится спрятаться и приготовить винтовку.

В тайге все бродят с оружием в руках: местные жители, охотники-промысловики. Зверопромышленник – это человек, живущий почти исключительно охотой. В большинстве случаев хозяйством его ведает отец, брат или кто-либо из близких родственников. Любопытно ходить с ним на охоту, у него много интересных приемов, выработанных долголетним опытом: он знает, где держится зверь, как его обойти, где искать подранка. Способность ориентироваться, устроиться на ночь во всякую погоду, умение быстро, без шума находить зверя, подражать крику животных – вот отличительные черты охотника-зверопромышленника. Но надо отличать зверопромышленника от «просто» промышленника. Насколько первый в большинстве случаев отличается порядочностью, настолько надо опасаться встречи со вторым. Промышленник идет в тайгу не для охоты, а вообще «на промыслы». Кроме ружья он всегда имеет при себе саперную лопатку и сумочки с кислотами. Он ищет золото… но при случае не прочь поохотиться и за «косачами» (китайцами), и за «лебедями» (корейцами), которых много в Приморье, не прочь угнать чужую лодку… Встреча с таким «промышленником» гораздо опаснее, чем встреча со зверем. Надо всегда быть готовым к обороне. Малейшая оплошность – и неопытный охотник погиб. Старые таежники с первого взгляда разбирают, с кем имеют дело – с порядочным человеком или нет.

Через несколько секунд перед нами показался зверопромышленник. Он резко остановился, увидев всех нас, и сказал: «Здравствуйте». Анатолий Федорович как старший – он и был им, – проверил у него разрешающие документы на охоту в заповеднике, которые были у охотника в порядке. Немного побеседовав с нами, он распрощался, оставив нам только свою фамилию и имя – Виктор Катеруша, и пошел своей, лишь ему видимой дорогой.

Свидание с тигром

Всякий раз, когда вступаешь в лес, который тянется на несколько десятков километров, невольно испытываешь чувство, похожее на робость. Такой первобытный лес – своего рода непредсказуемая стихия, и не мудрено, что даже туземцы на островах Тихого океана, эти привычные лесные люди, прежде чем переступить границу, отделяющую их от людей и света, молятся богу и просят у него защиты от злых духов, населяющих лесные массивы. Что же говорить про тайгу?

Чем глубже в дальневосточный лес, тем больше он завален колодником. В сопках растительный слой почвы очень незначителен, поэтому корни деревьев не углубляются в землю, а распространяются по поверхности. Вследствие этого деревья стоят непрочно и легко опрокидываются ветрами. Вот почему тайга Уссурийского края так завалена буреломом. Упавшее дерево поднимает кверху свои корни вместе с землей и застрявшими между ними камнями. Сплошь и рядом такие баррикады достигают высоты 4–6 м. Вот почему лесные тропы очень извилисты. Приходится все время обходить то одно поваленное дерево, то другое. Всегда надо принимать во внимание эти извилины и считать все расстояния в полтора раза больше, чем они показаны на картах.

Деревья, растущие внизу, в долине, более прочно укрепляются в толще наносной земли. Здесь видны такие лесные великаны, которые достигают 25–35-метровой высоты при окружности стволов 3,7–4,5 м. Нередко старые тополя служат берлогами медведям. Иногда же охотники в одном дупле находят и 2, и 3 медвежьи лежки. Долинный лес иногда бывает так густ, что сквозь ветви его совершенно не видно неба. Внизу всегда царит полумрак, всегда прохладно и сыро. Утренний рассвет и вечерние сумерки в лесу и в местах открытых не совпадают по времени. Чуть только тучка закроет солнце, лес становится угрюмым, и погода кажется пасмурной. Зато в ясный день освещенные солнцем стволы деревьев, ярко-зеленая листва, блестящая хвоя, цветы, мох и пестрые лишайники принимают декоративный вид.

Часа 3 мы шли без отдыха, пока в стороне не послышался шум воды. Вероятно, это была шустрая речка, о которой говорил Виктор, идущий впереди меня.

Ведущий нашей группы Анатолий Федорович что-то рассказывал Владимиру, шагающему следом за ним. Вдруг он не докончил фразы, остановился, стал рассматривать что-то у себя под ногами. Мы подошли к нему, он озирался и, имея несколько смущенный вид, шепотом произнес: «След. Амба»… Мои спутники, сгрудившись, посмотрели – след совсем свежий. Амба, тигр. Он только что, сейчас тут был.

У меня от этой новости ноги почему-то стали ватными, руки начали слегка подрагивать, а по спине забегали мурашки – ну какой-то непонятный звериный страх вдруг напал. Мои товарищи вели себя почему-то спокойно, наверное, сказывались многократные в их жизни встречи со зверями в тайге. Действительно, совершенно свежие отпечатки большой кошачьей лапы отчетливо виднелись на грязной тропинке… А еще через несколько секунд мы услышали хриплое рычание, и подняв головы, увидели впереди себя в метрах 15 огромнейшего полосатого тигра!

Все мы разом оцепенели, но тут же я услышал щелчки карабинных затворов и увидел, что тигра уже держат на прицеле Владимир и Виктор. До моего слуха снова донеслось грозное рычание хозяина тайги. Мы смотрели несколько долгих секунд на него, а он на нас. И в последний миг я увидел, как тигр резко прыгнул с тропы в кусты.

И снова наступила тишина, и мы несколько минут простояли на одном месте в надежде, что услышим какой-нибудь шорох, который выдаст местоположение уходящего или прячущегося тигра, но тишина наступила поистине гробовая. Эта тишина была какой-то особенно таинственной, страшной. Таких чувств я еще в своей жизни не испытывал. Анатолий Федорович обратился к нам:

– Теперь, ребята, смотрите по сторонам хорошо. Идти будем тихонечко. Внимательно рассматриваем каждую яму, лежащие на земле стволы… Надо очень хорошо смотреть и быть готовыми ко всему… Ребята, поймите, вокруг нас ходит тигр… – говоря это, он сам, озираясь, осматривал каждый куст и каждое дерево.

Так шли мы около получаса. Владимир, как отменный стрелок, шел впереди группы. Я шел предпоследним, сзади с карабином двигался Виктор. Через какое-то время мы услышали впереди крик изюбря, и снова наступила тишина. Пройдя еще минут 5, Анатолий Федорович остановил нас и сказал:

– Ну, пронесло! Теперь давайте покурим. – И все с огромным облегчением вздохнули и, разом вдруг уставшие от напряжения, повалились на траву прямо на тропе.

Минут через 20 Анатолий Федорович опять нарушил тишину, заведя общую беседу:

– Да, приходилось мне с ребятами частенько встречаться с тигром. Он, как известно, – умное, красивое, сильное и очень смелое животное. Хищник. Амба выслеживает свою будущую добычу незаметно, преследует, осторожно наблюдает за ней и не выдает себя и своих намерений ничем. Он маскируется, а потом – молниеносный прыжок, и добыча в лапах. Тигр промахивается крайне редко, и, кстати, это не является у него поводом для отступления от цели. Он переждет и повторит нападение, но не упустит свою добычу-цель. Хотя на человека он нападает в исключительных случаях и, как правило, повинен в этом сам человек. Тигр вообще-то не очень страшен, серьезно, – сказал Анатолий Федорович. – Вот медведь…

– А вы встречались с медведем? – тотчас спросил я.

– Встречался…

– Так расскажите какой-нибудь случай, пожалуйста!

– Случай? Да случаев много. Ну, вот один хотя бы, в марте. С шатуном повстречались…

– Шатун – это самое опасное! – тотчас вставил Виктор.

– Да, шатун – конечно. Раз он не лежит в берлоге, значит, его кто-то поднял, испугал. Не в настроении. Да голодный… Ну вот со мной лесник был, Орлов. Оружие было. Делали обход и увидели след. Большой след. Удивились. Раньше шатуна здесь не встречали – кто-то, значит, его поднял. Переночевали на кордоне, а на другой день и его самого увидели. Под обрывом. Сами поверху шли, остановились, а он не уходит. Думали, не видит нас, потому и не уходит. Я крикнул. Он голову поднял, увидел нас – и к нам! А близко ведь… Мы с Орловым в разные стороны. Он – за Орловым. Рядом уже, деваться некуда. Орлов с карабином, смотрю, замешкался. Потом сказал – осечка. А медведь прям уже на задние лапы встал, до Орлова 2 шага осталось. Я и выстрелил, почти не целясь… Вот и сейчас радуюсь… слава богу, не попал, не задел. Второй-то патрон, как назло, заклинило, а он выстрела, видать, испугался, ушел. И у Орлова осечка за осечкой! Слава богу, первым выстрелом не задел, а то бы… Видите, как хорошо получилось: все целы.

Все. Ясно было, что и медведь…

– Больше этого шатуна не встречали? – спросил я.

– Нет, больше нет. Видно, улегся. А может, кто-то из браконьеров его подстрелил. У нас такое бывает. Самый страшный хищник – это человек, – сказал Владимир.

– Вот именно, – убежденно согласился Виктор. – Характерный случай вам расскажу, – тут же продолжил он. – Видели самку с тигрятами, с двумя. Поблизости от заповедника. А потом самка вдруг исчезла. Тигрята одни остались. Куда самка исчезла? Ясно – убили. С машины ведь стреляют: фарами ослепят и бьют. Да и днем, если с машины увидят, конечно уж, не пропустят. Ну, ладно. Тигрята одни остались, а маленькие, не доучились еще, охотиться, видно, не умеют. И на большую свалку повадились, неподалеку от пасеки. К осени, видно, с едой хуже. Они ближе к поселку стали подходить. Видели их несколько раз, бояться стали. Просили охотников прислать, хотя никого они ни разу не тронули. Пока охотники медлили, такой случай анекдотический был, хоть байку пиши под названием «Последняя капля».

Пьяный какой-то уснул прямо на дороге, километрах в двух от деревни. А прежде чем уснуть, желудок свой опорожнил. Тигренок подошел и начал эту гадость лизать – голодный ведь. С дороги слизал – лицо пьянице стал облизывать. Тот очухался, рукой потянулся, думал, друг его ласкается, с которым вместе пили. Потрогал, а «лицо» у «друга» в шерсти, открыл глаза, увидел – и как заорет! Тигренок в лес, а этот отрезвел и опрометью в деревню: «Напал тигр на меня, – кричит. – Караул!» А он ведь его не только не тронул, а, можно сказать, туалет навел. Ну, тут уж разрешение на отстрел дали. Долго гонялись за тигренком. Однажды даже ранили, он ушел. Потом прикончили все же. И вот странность: тигренок-то один. А было два. Где второй? Значит, второго кто-то втихую убил. Когда этого прикончили, посмотрели, а он – без когтя и без одного клыка. Тоже, значит, встречался с кем-то… Заперли труп в сарай. А когда привезли, значит, в поселок, увидели, что уже и усов нет. Кто-то отрезал. Усы ведь у знахарей большим лекарством считаются. И второй клык выбили. На сувенир. А потом и хвост отрубил кто-то…

Вот вам и отношения. А ведь тигр в Красной книге. Другой раз думаешь: что же это за зверь такой – человек. Ну, всех ненавидит. Все вокруг готов уничтожить. А природа его кормит, поит, одевает. Ну, не все, конечно, такие люди, но из-за таких общая картина неприглядная получается.

…Вот как разговорился наш друг. Я, если честно, и не ожидал от него такого рассказа. Так, незаметно для нас, прошел тот ужасно стрессовый день, который не забудется уже всю жизнь. Мы остановились на ночлег отдохнуть, поднабраться сил для новых неожиданных встреч. И мое подсознание подсказывало мне, что скоро, скоро уже я встречусь с великим царем растений. Наверное, не случайно даются мне на пути к нему все новые и новые испытания.

Встреча с женьшенем

На следующий день мы пошли дальше. В двух километрах хода нам встретилась долина, которая через полчаса повернула к северу-западу. С левой стороны ее по течению речушки тянулась невысокая, но обширная речная терраса. Когда-то здесь была глухая тайга. Пожар, который был, уничтожил ее совершенно. Остались только редкие обгорелые стволы. Точно гигантские персты, они, словно взывая к справедливости, указывали на небо, откуда за хищническое истребление лесов когда-то явится возмездие в виде сильных дождей и связанных с ними стремительных наводнений. Этот горелый лес тянется далеко в стороны. Чрезвычайно грустный и безжизненный вид имеют такие гари.

К полудню мы вошли в густой лес и сделали небольшой привал. Подкрепив свои силы едой, отправились вперед. Теперь наша дорога стала подниматься куда-то в гору. Я думал, что речка протекает здесь по ущелью, и потому тропа обходит опасное место. Однако Владимир заметил, что это уже не та тропа, по которой мы шли раньше. Во-первых, на ней не было никаких следов, а во-вторых, она шла вверх по ручью, в чем мы убедились, как только увидели воду. Тогда мы решили повернуть назад и идти напрямик к реке, в надежде, что где-нибудь пересечем свою дорогу. Оказалось, что эта тропа увела нас далеко в сторону. Мы перешли на левую сторону ручья и пошли вдоль подножия какой-то сопки. Вековые дубы, могучие кедры, черная береза, клен, аралия, ель, граб, пихта, лиственница и тис росли здесь в живописном беспорядке. Что-то особенное было в этом лесу. Внизу под деревьями царил полумрак.

Анатолий Федорович шел медленно и по обыкновению внимательно смотрел себе под ноги. Уссурийская тайга оживает 2 раза в сутки – утром перед восходом солнца и вечером во время заката. Время неумолимо шло своим равномерным шагом как сейчас, так и миллиарды лет назад. Наконец-то закончился очередной день похода; в лесу сделалось сумрачно. Солнечные лучи освещали теперь только вершины гор и облака на небе. Свет, отраженный от них, еще некоторое время освещал землю, но мало-помалу и он стал блекнуть. Жизнь пернатых начала замирать, зато стала просыпаться другая жизнь – жизнь крупных четвероногих. До слуха моего донесся шорох. Скоро мы увидели и виновника шума: это была енотовидная собака – животное, занимающее среднее место между собаками, куницами и енотами. Тело ее, длиной около 80 см, поддерживается короткими ногами, голова заостренная, хвост длинный, общая окраска серая с темными и белесоватыми просветами, шерсть длинная, отчего животное кажется больше, чем есть на самом деле. Енотовидная собака обитает почти по всему Уссурийскому краю, преимущественно же в западной и южной его частях и держится главным образом по долинам около рек. Животное это трусливое, ведущее большей частью ночной образ жизни, и весьма прожорливое. Его можно назвать всеядным: оно не отказывается от растительной пищи, но любимое лакомство его – рыбы и мыши.

Проводив ее глазами, мы постояли с минуту и пошли дальше. Через полчаса свет на небе еще более отодвинулся на запад. Из белого он стал зеленым, потом желтым, оранжевым и, наконец, темно-красным. Медленно Земля совершала свой поворот и, казалось, уходила от Солнца навстречу ночи. В это время мы услышали треск сучьев и вслед за тем какое-то сопение. Я замер на месте со всеми остальными. Из чащи, окутанной мраком, показались 2 темные массы. Мы увидели кабанов, которые направились к реке. По неторопливому шагу животных мы поняли, что они нас не видят, а также и то, что настал момент разводить костер на ночлег, чем мы и занялись.

На следующий день мы продолжили свой путь по реке Дананце. Здесь в изобилии растет кедр. По мере приближения к Сихотэ-Алиню строевой лес исчезает все больше и больше, и на смену ему выступают леса «поделочного» характера, и наконец, в самых истоках растет исключительно мшистая и «жидкая» ель, лиственница и пихта. Корни деревьев не углубляются в землю, а стелются под поверхностью – сверху они чуть-чуть только покрыты мхами, от этого деревья недолговечны и стоят непрочно. Молодняк 20-летнего возраста свободно опрокидывается на землю усилиями одного человека. Отмирание деревьев происходит от вершин. Иногда умершее дерево продолжает еще долго стоять на корню, но сто́ит до него слегка дотронуться, как оно тотчас же обваливается и рассыпается в прах. При подъеме на крутые горы, в особенности с ношей за плечами, следует быть всегда осторожным. Надо внимательно осматривать деревья, за которые приходится хвататься, не говоря уже о том, что при падении такого рухляка сразу теряешь равновесие, но, кроме того, обломки сухостоя могут еще разбить голову. У берез древесина разрушается всегда скорее, чем кора. Труха из них высыпается, и на земле остаются лежать одни берестяные футляры.

Такие леса всегда пустынны. Не видно нигде звериных следов, нет птиц, не слышно жужжания насекомых. Стволы деревьев в массе имеют однотонную буро-серую окраску. Тут нет подлеска, нет даже папоротников и осок. Куда ни глянь, кругом мох: и внизу под ногами, и на камнях, и на ветвях деревьев. Тоскливое чувство навевает такая тайга. В ней всегда стоит мертвая тишина, нарушаемая только однообразным свистом ветра в вершинах сухостоев. В этом шуме есть что-то злобное, предостерегающее. Такие места удэгейцы считают обиталищами злых духов.

Подъем со стороны реки Дананцы был длинный, пологий, спуск в сторону моря крутой. Сам перевал представляет собой довольно глубокую седловину, покрытую хвойным лесом, высотой в 900 м. В горах Сихотэ-Алиня почти всегда около глубоких седловин располагаются высокие горы. Так было и здесь. Слева от нас высилась большая гора с плоской вершиной, которую называют Тудинза. Сверху, с горы, открывается великолепный вид во все стороны. Перед нами развернулась красивая панорама. Земля внизу казалась морем, а горы громадными окаменевшими волнами. Ближайшие вершины имели причудливые очертания, за ними толпились другие, но контуры их были задернуты дымкой синеватого тумана, а дальше уже нельзя было разобрать, горы это или кучевые облака на горизонте. В этом месте хребет Сихотэ-Алиня делает небольшой излом на восток, а затем опять поворачивает на северо-восток. Гора Тудинза находилась как раз в углу излома.

Через час мы стали спускаться обратно к седловине. Я не знаю, что труднее – подъем или спуск. Правда, при подъеме в работе усиленно участвует дыхание, зато положение тела устойчивее. При спуске приходится все время бороться с тяжестью собственного тела. Каждый знает, как легко подыматься по осыпям вверх и как трудно по ним спускаться книзу. Время было уже далеко за полдень, мы шли цепочкой по тропе, когда нас неожиданно остановил взволнованный крик Виктора, идущего впереди меня:

– Женьшень! Женьшень, осторожно, смотрите под ноги!..

Мы все остановились как вкопанные и стали осматриваться. Огромные деревья застыли в неподвижности, солнце сквозь них почти не пробивалось. И вдруг – просвет, и я увидел рубиновые ягоды, горящие на солнце очень ярко. Сердце так часто забилось, что готово было вырваться из груди. Подхожу. Он! Представляете себе? Я сам нашел женьшень в тайге! Я его искал с первого же дня пребывания в Приморье. В голове пульсировала одна и та же мысль: наконец-то нашел «свой» женьшень!

Через несколько минут ко мне подошла вся наша группа. И только тут я, внимательно посмотрев вокруг, увидел много разных растущих трав. Зеленое чудо среди них, которое было женьшенем, я просто увидел первым и смотрел на него как загипнотизированный. Женьшень – небольшое травянистое растение высотой сантиметров в 50 с пятью листьями. Каждый лист состоит из 5 листочков, из которых средний длиннее, 2 покороче, а 2 крайние – самые короткие.

«Мой» женьшень уже имел плоды. Это были маленькие рубиново-красные ягоды-костянки, расположенные так же, как у всех зонтичных. Костянки-ягоды еще не вскрылись и не осыпали семян.

– Да, действительно, Николай да Виктор, вам очень повезло. Ну, а тебе, Николай, женьшень сам вышел на тропу – вот так, правда, чудо. Виктору-то – это не впервой… Лесники, да и мы, сколько раз ходили, я в этих местах многократно бывал, а вот никто, кроме вас, этот женьшень не обнаружил. Хороший признак, вы счастливые! – удовлетворенно гудел Анатолий Федорович. Виктор и я прямо-таки цвели. Все же чертовски приятно чувствовать себя удачливым и радостно знать, что где-то в глухой тайге сам нашел «корень жизни», который открылся в этот день нам с Виктором – и не без помощи дорогих друзей, уважаемых профессионалов своего дела, прекрасных людей, любящих Уссурийскую тайгу, как свой дом родной.

– Довольно глазеть, – скомандовал Анатолий Федорович. – Я останусь с Николаем, а остальные идите выкапывать женьшень Виктора… Ребята, работайте поаккуратнее. Да что я говорю, сами все знаете, как делать.

Мы с Анатолием Федоровичем не торопясь очистили вокруг растения землю от травы, потом собрали все плоды и сложили в спичечный коробок. После этого Анатолий Федорович стал придерживать растение сверху рукой, а меня попросил, как человека, самостоятельно нашедшего корень, выкапывать женьшень саперной лопаткой. Я стал копать, тщательно следуя консультациям опытного таежника. Выкапывал я растение очень осторожно. Спина и все тело от напряжения и кропотливой работы вспотели, в пальцах ощущалась дрожь волнения. Все внимание было обращено на то, чтобы не порвать корневые мочки. Затем я понес чудо-корень к воде и с Анатолием Федоровичем мы осторожно стали смывать с него землю. Мало-помалу комки почвы стали отмокать, отваливаться, и через несколько минут корень уже можно было рассмотреть более тщательно. Он был длиной 14 см, с двумя концами. («Значит – мужской», – сказал Анатолий Федорович.) Так вот каков этот женьшень, излечивающий все недуги и возвращающий старческому телу молодую бодрость жизни. Далее мы отрезали надземную зеленую часть и уложили ее вместе с корнем в мох, взятый невдалеке. Анатолий Федорович содрал с березы бересту и велел аккуратно завернуть корень вместе с надземной частью, укутанной мхом, в бересту. Получился хороший, надежный контейнер. Анатолий Федорович вынул половину семян женьшеня, и мы вместе рассадили их рядом с тем местом, где недавно рос женьшень.

Я был совершенно счастлив, ведь наконец осуществилась моя мечта! И я всей душой и сердцем благодарил Господа Бога за этот подарок судьбы.

– Счастливый ты парень, Николай! На, держи семена в коробочке, да хорошенько постарайся, чтобы они проросли у тебя дома. Ну, а вопросы, которые появятся, задашь сегодня у костра, когда будем готовить ужин.

Через несколько минут к нам подошли товарищи. Виктор в руках держал точь-в-точь такой же берестяной контейнер, и тоже с женьшенем. Владимир протянул мне спичечный коробок, заполненный плодами-костянками, и сказал:

– Бери семена, это подарила тайга, а мы все желаем тебе удачи в новом деле.

Удача меня и страшила, и манила своей загадочностью. Шутка ли, научиться выращивать женьшень за 7 тысяч км от его естественного места обитания. Если судьба дает мне шанс, которого может не быть более, я его должен использовать – к тому же в этом деле я же не одинок, у меня есть новые друзья, товарищи, которые, если что, помогут осуществить мечту моего детства. Итак, решающий шаг мной совершен. Теперь нужно сделать еще несколько важных шагов, но самый главный, первый шаг – уже мною сделан!

Обратный путь

Как все же быстро пролетает время для занятого интересным делом человека, просто поразительно, как мало отведено нам времени для жизни. И если ты не успеешь сделать в своей жизни чего-то такого, что можно назвать главной задачей, то, возможно, проживешь жизнь впустую. Хотя, наверное, каждый человек живет для каких-то определенных целей. У кого-то они грандиозные, у кого-то небольшие, или, возможно, даже благородные, но внешне мало заметные. И каждый идет своей дорогой, проживая свою судьбу, данную каждому свыше.

…И вот Женя провожает меня в центральную часть России с Владивостокского железнодорожного вокзала, еще и еще повторяя наставления:

– Будешь ехать 8 суток в поезде, вот тут – моя супруга приготовила съестное, конечно, книги, наши лесные таежные подарки твоим… Да, еще я тебе положил хороший такой кусок чаги с железной березы. Недалеко нашел в своем лесничестве. Любой кореец за такую чагу и женьшень отдаст все. Как заваривать, помнишь? Ну, а самое главное – семена женьшеня не забыл?

– Не забыл, не забыл, Евгений. Как только что-то получится, сразу сообщу по телефону. И в гости приезжайте, заодно побываешь со мной в Москве, ведь от нас она всего в 500 км, рядом почти.

Горячо распростившись со своим другом, я сел в вагон, и поезд тронулся на Москву, а мысли мои вновь закружились вокруг женьшеня, надо было очень много осмыслить, подумать, как дальше быть, благо в дороге есть уйма времени…

Женьшень (по-японски нин-си) – китайское многолетнее растение из семейства аралиевых. Всего в роде панакс известно до 25 видов, но самым интересным является именно этот корень, который считается у китайцев всеисцеляющим и способным даже продлить жизнь человеческую. Встречается он вообще редко и с трудом отыскивается в дебрях лесов и по горам Маньчжурии, где почти исключительно и растет. Права на разведение и сбор женьшеня в Китае всегда принадлежали исключительно казне. Корни ценятся страшно дорого, дороже золота, и во внешнюю продажу не поступают. Это было известно о легендарном корне жизни еще в XIX веке, но с тех пор, конечно, многое изменилось.

Даже и в наше время загадочна необычайная лекарственная сила корней женьшеня, хотя нам и стала ясна биология этого удивительного растения, выделены вещества, которые так благотворно действуют на человеческий организм, исследован сам характер их воздействия. Женьшень – один из представителей древнейшего семейства аралиевых, цветковых растений, в массе произраставших на Земле в третичный период, а сейчас распространенных в тропических и субтропических областях Юго-Восточной Азии и Америки. В этом семействе насчитывается около 800 видов, и поразительно то, что почти все они обладают свойствами, целебными для всего человеческого организма… У нас аралиевые встречаются на Дальнем Востоке, главным образом – в Приморье. Большинство аралиевых – деревья и кустарники, но знаменитый род панакс, к которому относится легендарный женьшень, составляют только травянистые растения. Греческое слово «панацея» означает «лекарство от всех болезней», не таково ли и происхождение слова «панакс»? По крайней мере, 6 из 25 видов рода панакс считаются уникальными по своим лекарственным свойствам. Панакс трехлетний, произрастает в Северной Америке и Канаде; панакс пятилистный – также в Северной Америке; панакс перистонадрезной – в Индии и Китае; панакс японский – в Японии. И, наконец, панакс-женьшень настоящий, «корень жизни», – тот самый, о котором ходят легенды, тот самый, корень и семена которого я нашел в тайге и везу на родину, – он один, уникальнейший из уникальных, который лечит от всех болезней и возвращает человеку самое ценное – здоровье и молодость.

Этот панакс, женьшень настоящий, растет только в Северо-Восточном Китае, на полуострове Корея и в нашем российском Приморье. Размножается женьшень только семенами, и первое цветение в естественных условиях наступает только через 8–10 лет, а иногда и лет через 20. Живет это растение около 100 лет… Ну как тут не отметить, что эти сроки – созревания и всего цикла жизни – схожи с такими же сроками у человека… Вес корней 20–25-летних растений редко превышает 30 г. Но у старых, многолетних растений корень может достигать 70 см в длину при диаметре 4–5 см. В 1976 году в горах южного Сихотэ-Алиня был найден женьшень весом 407 г – настоящий корень-великан. Возраст ученые так и не смогли определить, а через год в этом же месте был найден корень женьшеня весом 420 г!

Нигде более чем за столетний период таких великанов никто не находил ни в Китае, ни в Корее. Цена таких гигантов поистине неисчислима. А возраст, возможно, далеко за сотню лет. И все-таки: откуда эта целебная сила женьшеня? Одного корешка весом в несколько десятков граммов хватает на несколько приемов – как правило, делать настойку корня нужно на спирту. Он действует укрепляюще на весь организм, поистине как бы вдыхает в нас новые силы, тонизирует, омолаживает, вселяет бодрость и оптимизм.

В Китае существует много легенд об удивительном растении женьшене. Считается, что оно может обратиться в камень, принять облик любого зверя и даже человека. Поэтому его очень трудно отыскать. По преданиям, в сопках на востоке Маньчжурии среди дремучих лесов жили два рода, постоянно враждовавшие между собой, Си Лянь и Лян Серл. Предками рода Си Лянь считался тигр – сильный и справедливый правитель зверей, а роду Лян Серл покровительствовала хитрая рысь. Неприязнь продолжалась бы еще не одно столетие, если бы в каждом роде не появилось на свет по мальчику. Наконец, наступило долгожданное перемирие. Дети стали друзьями и все время играли вместе. Счастье и покой царили в их семьях. Невысокий крепкий мальчик из племени Си Лянь будто унаследовал силу и храбрость своего предка-тигра. При рождении он получил имя Жень Шень. Второго наследника назвали Сон Ши-хо. Вдруг на Маньчжурию обрушилось страшное бедствие. В благодатный край пришел Желтый дракон. Оба племени соединились и бесстрашно встретили нежданную беду. Один только Сон Ши-хо испугался и перешел на сторону врага. Битва была долгой и кровопролитной. Жень Шень сражался полный решимости или одолеть дракона, или погибнуть в жестокой схватке. Его смелость и отвага помогли герою победить. У ног Жень Шеня рухнул, взывая о милости, смертельно раненный Сон Ши-хо.

Смельчак положил на землю оружие и повернулся к радостным соплеменникам. Вдруг он почувствовал удар в спину. Негодяй, бывший когда-то его ближайшим другом, подло убил героя. Жень Шеня предали земле на вершине самой высокой сопки. Через некоторое время на свежей могиле выросло незнакомое людям растение. Старейшина рода, увидев его, рухнул на колени и провозгласил: «Эта трава выросла из тела победителя. Пусть же она зовется его именем».

Есть и другая легенда о женьшене. Ее главный персонаж – прекрасная девушка по имени Ляо. Она была влюблена в жестокого главаря банды хунхузов Сон Ши-хо. Когда брат красавицы Жень Шень захватил негодяя в плен, Ляо помогла ему освободиться. Жень Шень кинулся в погоню, настиг беглеца и вступил с ним в поединок. Возлюбленная красавица все это время прятавшаяся в кустах, громко вскрикнула. Ее брат оглянулся на знакомый голос. В это время Сон Ши-хо, уже получивший смертельную рану, собрался с силами и вонзил свой меч в спину героя. Раскаявшаяся Ляо день за днем оплакивала погибшего брата и своего любимого. Ее слезы падали на землю. Вскоре из них появились первые всходы женьшеня…

Целебные свойства «корня жизни», или женьшеня, известны уже более 4 тысяч лет. Он до сих пор занимает ведущее место в восточной медицине. Китайские врачеватели назначают его в качестве средства от многих заболеваний. Старики верят, что «корень жизни» способен вернуть им утраченную молодость. Удивительные качества женьшеня изучали разными способами. В XI веке в Китае устраивали традиционные испытания. Двум одинаково выносливым людям предлагали пройти определенное расстояние (3 и 5 км). Один из них при этом должен был держать во рту кусочек «корня жизни». Если после финиша он выглядел бодрым и не слишком уставшим, специалисты делали вывод, что корень качественный и обладает целебным действием. В тибетской медицине женьшень доступен только высшим духовным наставникам – ламам, которые занимаются врачеванием. Авиценна очень подробно описал это растение в своем знаменитом труде «Канон лечебной науки». Современная медицинская литература насчитывает более 2 тысяч научных работ, связанных с «корнем жизни».

Популярность женьшеня стала причиной многих трагических случаев и причинила немало бед простым людям. Ради целебного корня совершались преступления, убийства и даже вспыхивали войны. В 1709 году китайский правитель Кань Хи своим указом установил очень строгие правила поиска и сбора этого растения. После получения императорского разрешения, сборщики отправлялись в леса. На опушке каждому из них указывали место поисков и давали «сухой паек», рассчитанный на определенный срок. По возвращении добытчиков чиновники обыскивали их, проверяя, не спрятан ли в потайном местечке ценный корешок. Лишь после этого сборщиков пропускали в императорский дворец. Сборщики платили налог за каждый принесенный корень, получая взамен лишь незначительное вознаграждение. При нарушении какого-нибудь правила, корни просто отбирались безо всякой платы. Собранный женьшень сортировали по форме и размеру. Самые лучшие корни становились собственностью правителя, менее ценными император одаривал придворных лекарей и аптекарей. Даже низкие сорта были недоступны простому народу.

Поиски целебного растения проводились в разных местах, преимущественно в Уссурийском крае. Каждый год в тайгу отправлялись 30 тысяч человек. За один сезон выкапывалось примерно 4 тысячи корней общим весом около 35 кг. Многие охотники за женьшенем погибали от холода и отсутствия пищи, а также от когтей голодных хищников. Одежда добытчиков была очень простой. Сверху надевался длинный передник из промасленной ткани – для защиты от холодной росы. Для разгребания листьев и травы использовалась длинная крепкая палка. На левую руку следовало нацепить деревянный браслет. Сзади привязывалась выделанная шкура барсука, которая позволяла усталому человеку в любой момент присесть на мокрый мох или холодную землю, чтобы немного отдохнуть. Уже обследованные участки отмечались сломанными ветками или вырванными из земли пучками травы. Промысел продолжался с конца мая до первых осенних морозов. Отыскав чудесное растение, добытчик отбрасывал палку далеко в сторону, закрывал лицо руками и громко сообщал растению о том, что он честный и открытый человек, свободный от больших и малых грехов. После выполнения ритуала считалось, что теперь женьшень не причинит вреда увидевшему его сборщику. Счастливчик тщательно обследовал все растения вокруг заветного кустика, изучал почву и многие другие особенности данной местности. Только после этого можно было приступить к выкапыванию корня. Добытчик осторожно разгребал руками прелые листья и траву, затем специальной костяной палочкой осторожно рыхлил землю. Следовало освободить не только сам корень, но и отходящие от него многочисленные тонкие корешки.

Согласно древним приметам, форма корня имеет огромное значение. Это сказывалось и на его цене. Выкопанный корень помещался в особую коробочку из древесной коры, внутри которой находился влажный мох. Мы с Анатолием Федоровичем делали то же самое, когда выкапывали женьшень, найденный мною. Чаще всего на стебле женьшеня можно было увидеть 3–4 листа, реже – 5 или 6. Мечтой каждого сборщика было обнаружить растение с 7 листьями.

Предосторожности, сопровождавшие поиск «корня жизни», не были излишними. Дело в том, что у этого растения есть одна необычная особенность. Его тонкий стебель обладает повышенной чувствительностью к механическим раздражениям. При повреждении стебля, корень «впадает в долгую спячку» (уходит глубоко в землю) и остается в почве не одно десятилетие, а затем при наступлении благоприятных условий как ни в чем не бывало прорастает.

В Европе к женьшеню долгое время относились недоверчиво. Голландские купцы первыми обратили внимание на чудодейственное растение. В начале XVII столетия они попытались наладить его сбыт, однако ожидаемой прибыли не получили. Основной причиной неудачи было крайне поверхностное представление о способах применения корня. Ценное лекарственное сырье признали малоэффективным и при этом чересчур дорогим. В России «корень жизни» был оценен по достоинству еще при царе Алексее Михайловиче. Боярин Спафарий, будучи в Китае в составе русского посольства, подробно изучал правила обращения с женьшенем и, возвратившись в родные края, опубликовал его подробное описание! С тех пор в богатых домах и при дворе новое лекарство стало очень популярным. Позже в Канаде и других областях Северной Америки был обнаружен близкий родственник женьшеня – гарант-оген («нога человека»). Тысячи добытчиков устремились в американские леса за целебным корнем. Бесконтрольная добыча растения в огромных количествах (более чем по 200 т в год) привела к почти полному исчезновению вида.

Поезд, в котором я ехал, везя семена и сам корень женьшеня, законсервированный в спирте, двигался по Уральским горам, и до дома осталось ехать не так уж долго. А меня по-прежнему волновали вопросы. Как будет расти женьшень в новых условиях, как он будет развиваться, как за ним ухаживать? И в голове роилось множество вопросов, на которые пока нужно было искать ответы. И некоторые из них долго оставались без ответов, ожидая своей очереди годами.

Чем же культурные растения отличались от дикорастущих? Это тоже один из актуальных вопросов. Дикие растения прекрасно себя чувствуют в природе и не требуют вмешательства человека в свое развитие. Культурные же, напротив, в естественной среде могут погибнуть, так как им необходимы особые условия. В переводе с латыни слово «культура» означает «обрабатывание, возделывание». Работа по приручению растений началась еще в древние времена. Первобытные люди находили вкусные плоды, запоминали, как они выглядят, и сажали их семена неподалеку от своих жилищ. Кто-то из них догадался, что при дополнительном поливе и уходе плоды становятся вкуснее и увеличиваются в размерах. С каждым годом первые культурные растения давали все более крупные семена, плоды или корнеплоды, их качество постепенно улучшалось. С этого началось растениеводство. Опыт выращивания ценных пищевых растений передавался из уст в уста. Люди научились выбирать самые хорошие экземпляры и улучшать их при помощи различных приемов. Постепенно вместе с физиологией растений, ботаникой, химией, почвоведением развивалась наука о земледелии. После создания такой научной базы улучшать полезные растения стало намного проще. Со временем садоводы поняли, как можно усилить рост особенно важных для человека частей растений.

Например, плоды культурной яблони намного крупнее и слаще, чем дикой. Зерна пшеницы по сравнению с предком растения стали больше и питательнее. Урожайность культивируемых видов также повысилась. Если сравнивать колосья культурной и дикой пшеницы, можно увидеть, что у искусственно измененного вида они намного больше. Следовательно, все остальные органы должны функционировать намного интенсивнее, чтобы обеспечить полноценное питание и усиленное созревание колосьев-гигантов. Поэтому культурная пшеница нуждается в более благоприятных условиях существования, чем дикая. Такой же эффект наблюдается у свеклы, картофеля, капусты, ягодных кустарников. Требования растений к условиям среды обусловлены их происхождением. Например, свекла происходит от приморского вида, близкого к солянкам. С этим связаны повышенные требования свеклы к достаточному содержанию в грунте солей калия и натрия. Особенно велика потребность в калии: он увеличивает урожайность, а также процентное содержание сахара в корнеплодах.

Великий русский биолог Николай Иванович Вавилов исследовал жизнь растений в самых различных условиях. Он побывал во многих уголках мира, стремясь узнать, из каких именно мест произошли известные нам культурные растения. Цель его исследований была заранее определена: открытие новых растений, которые могли бы стать полезными для человека, а также улучшение некоторых качеств уже культивируемых видов. На основании своих наблюдений Вавилов сформулировал закон изменчивости растений. Чтобы растение хорошо себя чувствовало и давало максимально высокий урожай, о нем необходимо постоянно заботиться. Следует периодически рыхлить почву и вносить в нее удобрения. При сухости нужен полив, при избытке влаги – осушение. Да, конечно, теперешние культурные растения – и зерновые, и плодовые, бахчевые, огородные, да какие угодно – были когда-то дикими, а в культуре улучшили свои питательные для нас свойства. А разводить столь ценное для человека растение, как женьшень, просто необходимо и благородно.

Волшебные лекарственные свойства женьшеня дикого, так медленно, так трудно растущего, пришедшего к нам из ускользающей временной дали, не связаны ли они как раз с медленным и упорным развитием? Не есть ли в фантастической жизненной силе тех корешков нечто такое, что никогда не будет заменено тепличным развитием празднично-ярких декоративных кустиков, которые будут расти на грядках? Говорят, что планета наша может прокормить чуть ли не 100 миллиардов людей, и поэтому, мол, нечего беспокоиться о том, что нас на Земле становится слишком много. Но даже с привлечением всех чудес науки и техники не будет ли жизнь 100 миллиардов, скученных в мегаполисах на суше, населивших море, напоминать жизнь вот этих оптимистически ярких, красивых, во многом целебных даже, но словно бы каких-то ненастоящих, организованно-скученных, быстро созревающих, но быстро и увядающих, подверженных многим болезням, растений на грядках?..

Болезни тела можно научиться лечить при помощи химии, можно даже заменять живые органы искусственными, созданными с помощью техники. Но, наверное, есть болезни другого рода – не только телесные, от которых ни техника, ни волшебница-химия не спасут. Научиться бы лечить и их… Так не поможет ли в этом изучение жизни как таковой, во всех многообразных и чудесных ее проявлениях? А потому сколь же бережными нужно быть ко всему живому. Уничтожить так легко. Тут-то я вспомнил встречу Дерсу Узалы со всеисцеляющей травкой – женьшенем уссурийским. Да, словно бы таинственную целебную силу Матери-Земли несет это загадочное реликтовое растение через века. Природа как бы протягивает руку помощи пострадавшим, усталым, разочарованным детям своим. Не удивительно, что становится этого растения на Земле все меньше и меньше – ведь так медленно, так трудно растет оно, крупицами, каплями набирая, концентрируя в себе силу жизни. Ко всему прочему, женьшень очень чувствителен ко всяким нарушениям природного равновесия – лесным пожарам, рубкам леса, изменениям атмосферного и почвенного состава…

Сколько также еще непознанного и в биологической природе человека. Такую огромную роль в жизни нашей играет психический, эмоциональный момент! Новейшие исследования физиологов говорят: в каждом человеке функционируют 2 мозга: один интеллектуальный, другой – эмоциональный. И эмоции как раз играют в жизни – и в отношении здоровья тоже – колоссальную роль. Впрочем, организм человека действительно так устроен, что даже ничтожные количества вещества могут оказывать огромное воздействие на него. Например, яды змей, пауков, растений, насекомых, других животных, а также искусственно полученные химические вещества – транквилизаторы, лекарства, наркотики…

И приходится только вновь и вновь поражаться сложностям материального мира и волшебству нашего существования в нем. Биология – это в значительной мере химия. Любопытно, что даже такое свойство человеческого мозга, как память, многие ученые связывают именно с химией. Размышляя так, я уже многократно смотрел на желто-белесый корешок в банке со спиртом. Ведь люди использовали женьшень для лечебных целей, для возвращения молодости еще 5 тысяч лет назад…