Глава 2
В комнате невыносимо пахло спиртным и мятой, на что стоявший в ней человек рядом с принимавшим его в своих высоких апартаментах царем, то и дело, крутил во все стороны носом.
– Что? Не нравится? – удивлялся царь, облокачиваясь на золоченый резной стул, – терпи, я ведь терплю вас с вашими запахами и прочим человеческим добром.
– Да, нет. Я бы не сказал, что так сильно пахнет, но в носу щекочет и чихать хочется, – отвечал ему человек, державший в руках какой-то поднос с тем неведомым ему лекарством, которое принимал внутрь и обтирался снаружи государь.
– Потерпи еще чуток. Еще два дня и я совсем здоров буду, – сказал он, снова приподнимаясь на стуле и делая очередной заход лекарственного препарата.
– А, что это такое? – спросил тот же человек, указывая на небольшой флакон и коробочку с сухим порошком.
– О-о, да, ты что, никогда такого запаха не встречал? – удивился царь. – Это же мята и обычная водка с перцем. Здорово помогает и особенно при простуде.
– Нет, не слышал. Я ведь родом не из России, – отвечал человек, принимая на поднос флакон и коробочку.
– Ну и что? – удивился снова император. – Я тоже не отсюда, но отношусь, как положено и стараюсь знать больше, – и он поднял вверх руку.
– Как, не отсюда? – залепетал растерявшийся человек, и чуть было не обронил поднос.
– Да, это я так, пошутил, – засмеялся царь и хрипло зашелся кашлем, а отхаркавшись, продолжил, – иногда позволяю себе высказаться по иному, чем думают служащие. Оттого и не понимают меня порой…
– А-а, – протянул, было, его собеседник, – а я уж было грешным делом подумал, что.., – тут он осекся и как-то жалостливо посмотрел на Его Величество.
– Что подумал? – так же полушутя спрашивал царь. – Что я из Германии или от шведов? – и снова засмеялся.
– Да, – признался честно говоривший, – у нас ведь, вы знаете, слухи всегда бродят за спиной.
– Не верь, – строго приказал ему император, подняв указательный палец вверх, – не верь никаким слухам. Руководствуйся только своим знанием, тогда будешь разуметь. Понял меня?
– Да, – как-то опасливо ответил собеседник, втайне боясь, что царь на него прогневается.
– Ладно, – успокоил его император, – уноси все это и не забудь сам проделать то же, что и я, иначе долго буду болеть.
– Что? Как? Этим? – задал вопросы обескураженный слуга.
– Да, этим, а чем же еще. И долго не задерживайся, потому как будешь мне нужен.
– Сию минуту, – слуга поклонился и вышел.
– Вот так всегда, – недовольно сказал царь, осматривая свои апартаменты, – никому нельзя в голову втолковать что-либо подобное. Чуть что, сразу относят к немцу. Ну, да ладно. Бог с ними. Поймут когда-то, что на Руси и свои цари править могут.
Спустя минуту царь оделся и был готов к началу своего обычного рабочего дня.
Было уже восемь часов, и он ждал доклада Тайного Императорского Советника, с которым вчера поздно вечером оговаривал некоторые политические вопросы.
– Куда же он запропастился? – думал царь о своем, только что ушедшем камердинере. – Пора и честь знать, – хотя в душе понимал, что времени прошло очень мало.
В дверь постучали и вошли.
– Разрешите, Александр Павлович, – спросил вчерашний знакомый голос.
– Да, – спокойно ответил император, указывая рукой на недалеко от него стоявшее кресло, – а это, кто с тобой?
– Тайный агент, – отвечал так же спокойно вошедший, – случилось непредвиденное.
– Что такое? – проронил царь.
– Кто-то ночью проник в канцелярию и унес документы особой важности.
– Конкретно? – строго спросил царь, вставая со своего законного места.
– Пропала папка с документами на «О», – ответил тот четко и по-военному.
– О чем там? – без тени самодовольства в верховной власти спросил царь.
– Конкретно расскажу позже, – ответил Тайный Советник, – а сейчас, попрошу у вас разрешения снабдить сего человека документом, удостоверяющим его отношение к тайной службе и отправить на розыск.
– Хорошо, – ответил царь и тут же резким розмахом пера подписал документ, поданный все тем же Советником.
Тот аккуратно сложил его вчетверо и, обернувшись к лицу, стоявшему позади него, сказал:
– Я думаю, что вы справитесь с этим поручением, – и вручил бумагу.
– Покорно благодарю за доверие его Величество и вас так же. Не подведу. Не сомневайтесь, – и человек, откланявшись, вышел из комнаты.
– Кто это? – усомнился царь в таком преданном извращении.
– Да так, мой опытный человек, – не совсем доверительно отвечал глава имперской канцелярии – Иван Федорович.
– Темнишь, ой, темнишь, – улыбнулся царь, но тут же, резко меняя разговор, спросил, – так, что было в том документе и о чем идет вообще речь?
– В принципе, дело-то пустяковое, – развел руками советник, – сторож уснул, пристав отлучился на минуту, а документ исчез. На месте пропажи обнаружена разбитая лампа с растекшимся керосином. Очевидно, вор был неосторожен или испугался чего-то. Но, как бы там, ни было, папка исчезла. Не помог даже след, оставленный от порожка его ногами. То ли галоши размокли, то ли урод какой-то, но след разлапистый и нечеткий, хотя я догадываюсь, в чем тут дело.
– И в чем же? – недовольно спросил царь, вновь усаживаясь на свое место.
– Скорее всего, на нем вовсе не было галош, – невозмутимо спокойно отвечал начальник тайной полиции, – потому, и след расплывчатый.
– Резонно, – отвечал ему царь, – а, что же с самой папкой. О чем там?
– Да, так, – неохотно отвечал все тот же советник, – все на «О».
– И что сие значит? – любопытствовал дальше царь.
– Околот, острог, окрыжник и т.д., – начал было ломать комедию тот.
– Ладно, отвечай открыто, – резко сказал царь, склоняя голову в его сторону.
Человек подошел ближе и шепнул на ухо царю несколько слов.
– Что ж, весьма серьезно, стоит над этим подумать, – ответил император, снова облокачиваясь на спинку своего царственного стула.
– Меры я принял, – доложил тут же советник, – но, на всякий случай, решил убрать часть особо важных документов в другое помещение.
– И куда же? – уточнил царь.
Тот снова подошел к нему вплотную и прошептал на ухо.
– Ну, что за жизнь такая, – вслух произнес император, – даже поговорить нельзя спокойно в своем кабинете.
– То-то и оно, – согласился с ним советник, снова отступая в сторону и садясь в предложенное ранее кресло.
– Итак, кому-то понадобилось полюбопытствовать, – продолжил царь, нервно перебирая пальцами по кончику подлокотника своего стула, – что ж, будем искать. Сколько дней вы хотите?
– Я думаю, трех-четырех будет достаточно, – отвечал ему глава канцелярии.
– Согласен, действуйте, но не забудьте: я ко всему прочему отношения не имею.
– Я знаю, – чуть улыбнулся советник, – вы бы просто пошли и взяли, что нужно.
– Нет, я не взял бы, – возразил ему царь, вставая, дав этим понять, что аудиенция закончена, – я просто приказал бы принести сюда и положить на этот стол.
– Согласен, – в свою очередь, произнес человек и, поклонившись слегка головой, развернулся и зашагал прочь из комнаты.
Царь снова сел, забарабанив пальцами по столу. Вошел камердинер и, как бы извиняясь за столь долгое отсутствие, произнес:
– Государь, видит бог, я торопился, но еле успел, – при этом поднимая свои красные глаза на царя.
– Ты что, лицо окунал в это? – удивленно спросил тот.
– Да, – ответил слуга, – вы ведь приказали и мне принять все это.
– Да, приказал, – согласился царь, – но ведь не умываться, а принять немного внутрь и тело чуть-чуть растереть.
– Извините, значит, я ошибся, – отвечал ему камердинер.
– Ладно, ничего не произойдет, если пойдешь и помоешь холодной водой лицо и побыстрее, а то глазья свои сожжешь. Иди же скорее.
– Сию минуту, – сказал слуга и бегом кинулся на выход.
Очевидно, от раствора сильно пекло лицо и сами глаза.
– Вот, дурья голова, – сокрушился царь, – видел же, как я это делаю. Специально, что ли?
Но так и не найдя ответа, царь, пройдясь по комнате несколько paз, снова сел за стол и начал перебирать бумаги.
Под руки попался документ о казни нескольких мужицких семей за околотничество, и царь как-то непринужденно вздохнул:
– Не унимаются звери. Век казни, а толку мало. А может, мало казню? – задумался он над этим. – Да, нет же. Вроде не оставляю подобных случаев. Так это я, а другие? Те внизу, что сидят подо мною. Может, они прощают, а потом винят меня в излишней жестокости?
В комнату снова зашел камердинер, и царь поднял голову. Лицо слуги немного посветлело, а вот глаза оставались красными.
Он тупо уставился на своего государя и ждал, что тот ему скажет.
– Ну, сделал, что я тебе говорил?
– Да, только почему-то все одно щиплет.
– Ничего, пройдет, а сейчас, вот что. Давай, одевайся и сходи в тот заморский магазин, что недавно построил грек. Знаешь, где это?
– Да, – уверенно отвечал тот, зная, о ком идет речь.
– Так вот, купи у него соли, немного спиритуса и возьми еще бальзам: такую маленькую коробочку. Он знает.
– Немедленно отправляюсь, – почему-то обрадовался слуга.
– Ну, и ступай с богом, – ответил ему царь, возвращаясь к своим документам.
Но сегодня работа почему-то не шла. Мысль о краже как-то с самого утра надломила ему душу.
То ли, может, он просто еще не до конца выздоровел, а то ли просто ночью плохо спал, но голова гудела и тревожно отстукивала в виски.
Царь встал и в очередной раз прогулялся по кабинету. Затем подошел к окну и посмотрел вниз. На площади собирались какие-то люди, спешившие ко дворцу словно на пожар.
– Это еще, что такое? – забеспокоился царь, отступая в сторону и звоня колокольчиком.
На звон забежал его рассыльный, одетый, как и все придворные, в ливрею и бахрому.
– Что там на площади? – строго спросил царь.
– Не могу знать, – отвечал тот по-военному.
– Так сходи и узнай, что там происходит и позови ко мне моего советника.
– Слушаюсь, государь, – ответил рассыльный и удалился из комнаты.
«Что могло случиться?» – думал за это время царь, не понимая сути происходящего и так же тревожно всматриваясь в окно.
Раздался стук в дверь и вскоре показался его ближайший советник.
Это был невысокого роста человек, сухой и поджарый, но в то же время обладающий весьма незаурядной внешностью.
Чем-то он напоминал царю горца, разве что ростом был мал, да черты лица явно не подходили.
– Чем могу служитъ? – спросил советник, склоняя голову в небольшом поклоне.
– Вы можете меня проинформировать о том, что происходит на улице? – так же строго спросил царь.
– Нет, – отвечал ему человек, открыто глядящий прямо в глаза.
– А почему? – удивился царь. – Вы ведь по должности должны это знать.
– Знать-то должен, – отвечал советник, – только вот не знаю, о чем идет речь. Скорее всего, это обычная проходная мольба.
– Что-то не похоже, – усомнился в его словах царь, – слишком уж громко звучит колокол, да и людей побольше.
– Не знаю, я что-то ничего не замечаю, все как и обычно, – отвечал тот, подойдя к окну и посмотрев вниз.
– Ну, что ж, коль не знаете, тогда идите и позовите сюда.., – тут царь прервался, но потом продолжил, – ладно, никого не зовите, ступайте.
– Слушаюсь, – ответил советник и удалился из комнаты.
Царь снова остался один. Что-то мешало ему сегодня нормально мыслить, и он никак не мог прийти к какому-либо выводу, отчего это так. Наконец, устав ото всего этого, он решил присесть на стул. Но, только сев, вспомнил, что ему сегодня не сделали ежедневный осмотр.
– Что бы это могло значить? Может, лекарь заболел? А-а, нет, – вдруг, вспомнил он, – я ведь ему вчера приказал не приходить. Господи, что это сегодня у меня с головой. Словно ветер какой-то погулял, – и царь опять встал со стула, протягивая руку к табакерке, но вовремя вспомнив, что уже давно бросил это занятие, сразу ее одернул назад.
– Нет, наверное, я окончательно болен, – тихо прошептал он, чувствуя, как последние силы покидают его самого.
Он в изнеможении остановился и уселся уже на кресло. Почему-то замутило, и к горлу подступила тошнота.
«Не иначе, как переборщил с лекарством», – подумал он, откидывая голову на спинку кресла.
Тошнота немного отступила, но через короткое время возобновилась с новой силой.
Приступ рвоты был такой неожиданный, что он едва успел добежать до своего умывальника.
Освободившись от излишнего в своем организме, царь облегченно вздохнул и, умывшись, прошел к своему традиционно занимаемому месту.
По телу пробегал небольшой озноб, и это создавало чувство необычайного холода, отчего царь, съежившись, сидел на стуле и смотрел в потолок.
Наконец, это начало отступать, и ему стало немного легче. Спустя еще минут двадцать, царь облегченно вздохнул и, помотав головой со стороны в сторону, произнес:
– Куда же подевался мой рассыльный?
И словно на его вопрос в дверь тут же постучали, и влетел запыхавшийся человек. То был его камердинер. Глаза его, и без того красные, ярко горели огнем, а вид был такой, словно искупали в воде.
– Государь, государь, там на улице творится неизвестно что. Люди, давка, крики.
– А где полиция? – сурово произнес царь, вставая со своего стула и приближаясь к окну,
– Там же, но они почему-то стоят и ничего не делают.
– Ты принес то, что я просил?
– Да, – ответил камердинер, протягивая руку с коробочкой и доставая остальное.
– Выбрось, – тут же приказал царь и позвонил в колокольчик.
Вошел дежурный офицер и, четко приставив ногу к другой, кивнул головой.
– Вызовите срочно начальника охраны и прикажите доставить сюда срочно главу тайного приказа.
– Слушаюсь, – ответил тот и, отдав честь, вышел из комнаты.
– Сходи, переоденься и быстро ко мне, – сказал царь, обратившись к камердинеру.
– Сию минуту, – ответил тот и, покрутив в руках коробочку, бросил ее в урну с мусором, а затем быстро скрылся за дверью.
– Так, так, так, – тихо проговорил царь, – значит, заговор за моей спиной. Кто же так усердно рвется к власти, уж не мои ли дальние родственники? Надо срочно разобраться во всем этом. Жалко времени маловато.
Что-то больно кольнуло в само сердце и царь, неожиданно сам для себя, пошатнулся.
– О, господи, – тихо пролепетал он, присаживаясь снова на стул, – что это со мной сегодня? Не иначе смерть-матушка подступает, – и небольшая пелена застелила на мгновение ему глаза.
Вдруг, он резко выпрямился, судорожно глотнул воздух и, натянувшись как стрела, так и застыл, глядя куда-то в потолок.
Его глаза уже ничего не отражали, а только блестели в той окружающей его синеве, понемногу заволакивающей все во дворце.
Забежал рассыльный и, завидев царя в таком положении, начал отступать назад, посекундно крестясь и молясь про себя.
– Господи, помилуй мя, господи.., – а, дойдя до двери, быстро выскочил наружу и закричал.
– Царю плохо, царь-батюшка помирает, лекаря поскорее сюда, – и понесся к небольшой комнатушке последнего.
Прислуга забегала, засуетилась, тревожно переглядываясь между собой.
Никто не решался войти в комнату царя, за исключением личного камердинера, который незамедлительно прилетел на крик рассыльного. Спустя минуту он вышел и тихо прошептал:
– У царя на губах пена. Это, наверное, от лекарств, что он ими натирался.
Наконец, возвратился рассыльный, держа в руках маленький чемоданчик. За ним едва поспевал сам лекарь, практически на ходу натягивая свой выходной сюртук
и закладывая монокль в глаз.
Собравшиеся расступились и впустили его внутрь. Спустя минуты две, он вышел и, тревожно озираясь по сторонам, заговорил:
– Царь мертв, удушен. Это, скорее всего яд какой-то змеи, так как у него пена бледно-розового цвета и, очевидно, были судороги.., – здесь он прервался и снова посмотрел по сторонам, – кто-то отравил батюшку-царя. Уж, не ты ли часом? – обратил взор он на камердинера.
Тот испуганно попятился назад и залепетал:
– Вы что, вы что, господь с вами, я ничего такого ему не давал, за исключением его же лекарств и небольшого завтрака.
– А где это все? – поинтересовался лекарь.
– У меня в покоях. Ну и зловоние от них идет, я вам скажу.
– А где же все? – с тревогой озиралась прислуга по сторонам, – почему никого нет. Даже дежурный oфицеp исчез?!
– Царь сам его услал куда-то, я слышал, – проронил кто-то из собравшихся.
– Странно все это, – тихо прошептал лекарь и зашагал в сторону своей комнатушки.
– Эй, куда же вы? – завопила какая-то женщина, – а нам, что делать?
– Дожидайтесь, – сухо промолвил тот и добавил, – мое дело поставить агностию. Я это сделал. Остальное, дело начальников. И лучше в комнату пока не ходите. Пусть, кто-то из них туда войдет первым.
На этом он повернулся и спокойно зашагал по коридору.
Люди непонимающе посмотрели ему вслед, и кто-то произнес:
– Ну и ладно, коли так. Раз никому до этого дела нет, то и мы подождем. Давайте, расходитесь по своим местам, – и люди двинулись, кто куда.
– А мне, что же прикажите делать? – развел руками камердинер, но ему так никто и не ответил.
Постояв примерно с минуту, он тоже повернулся и пошел к себе.
Тело царя так и оставалось не тронутым никем, и все находилось в той же позе, пока кто-то, тайком проникший внутрь откуда-то изнутри, аккуратно не стер платком с его губ и подбородка пену и тихо прикрыл глаза рукой в белой накрахмаленной перчатке.
Затем, с минуту поднатужившись, он усадил царя аккуратно на его законный стул и в великом напряжении попытался придать ему естественный вид.
Кое-что из этого получилось и мужчина, отойдя в сторону и осмотрев выполненную работу, с удовольствием причмокнул языком и почему-то потер руками.
Затем снова, подойдя к телу, он поправил несколько наград и тем же платком подтер пену на полу. Остались едва заметные пятна только на одежде, но они были столь незначительны, что человек попросту махнул на них рукой, думая о том, что вряд ли кто придаст этому какое-то значение.
После этого, отойдя в сторону и убедившись досконально, что все выглядит естественно, человек довольно причмокнул языком и зачем-то кивнул головой.
Затем он подошел к столу и порылся в бумагах. На глаза попался документ о казни нескольких, почти царственных кровей людей.
Человек сунул его в карман, а затем подложил другой документ, подтверждающий их невиновность и освобождающий от наказания. После этого он сунул в руку царя бумагу, а на столе опрокинул чернильницу.
Чернила разлились и закрасили ту часть документа, где должна была стоять подпись самого царя.
Человек снова отошел в сторону и опять удовлетворенно причмокнул языком. Все выглядело более, чем естественно. Царь умер за своим последним занятием.
С минуту покрутившись еще по комнате, человек так же бесследно исчез, оставив после себя лишь часть некоторого дурного запаха от своего костюма.
Человек работал в морге и занимался трупами. Все это он сделал по указке только ему известной личности и не сомневался в исполнении всех обещаний, сделанных тем.
Он опустился в полуподвальное помещение и минут пять шел по довольно темному коридору.
Где-то вдали показался небольшой огонек, затем на секунду исчез, но потом снова загорелся в темноте.
Так повторилось несколько раз. То был сигнал, данный человеком, пославшим его на это весьма щекотливое дело.
Через минуту они встретились. Трупник подал молча документ, и встретивший, прочитав, мгновенно поднес его к огню. Затем положительно кивнул головой и полез в карман за обещанной наградой.
Сухо треснул в полуподвальном помещении выстрел, и исполнивший волю пал на холодный пол.
Встретивший ощупал его руку и проверил дыхание. Затем зачем-то вонзил ему нож в нанесенную пистолетным выстрелом рану и несколько раз покрутил внутри.
После этого сунул глубже и подержал: секунд пять. Возникшее было до этого, хрипение прекратилось, и тело скоро вовсе застыло.
Огромный рост встречавшего позволял ему взвалить тело убиенного на себя и отнести вглубь этого темного коридора.
Остановившись возле какой-то давно заброшенной комнаты, он скинул его и отволок в укромный угол.
Человек не сомневался, что через три дня от этого тела останутся только кости. Здесь полным полно было крыс и даже голодных собак, неизвестно откуда пробиравшихся с улицы.
Он вытащил нож и обтер об полы довольно замызганного пиджака убитого. Затем поднялся и быстро ушел в темноту.
Через час эта комната наполнилась крысами и собаками. Жуткий вой исходил от нее и отпугивал всех желающих узнать, в чем там дело. К вечеру все стихло.
Только в углу уже находился не убитый, а его обглоданные добела кости.
Лишь небольшие кусочки разорванной материи валялись разбросанными в стороны и только одна маленькая металлическая деталь откатилась подальше в сторону от места его пребывания. То была пуговица, одна-единственная, на которой держались его штаны.
На ней четко был выгравирован знак NP и что-то вроде гербоносного венца по кругу. Величиной она была с пятикопеечную монету, и тускло поблескивала в проникающих лучах лампы случайно забредшего сюда человека.
Тот, опустившись на колени, поднял ее и осмотрел. Затем положил в карман и двинулся дальше, так и не обратив внимания чуть далее, в угол комнатушки. Тихо скрипнула обшарпанная дверь, и свет унесся вместе с человеком,
Обглоданные крысами кости мрачно подсвечивали в темноте, и наполняли своим небольшим светом холодную окружающую мглу.
Человек скрылся в пустоте коридора, и только кровожадные глаза крыс наблюдали за ним со своих нор.
Спустя минут пять все стихло, и воцарилась мертвая тишина. Лишь изредка были слышны стуки падающих капель воды на холодную землю, и только иногда доносились гулкие шаги, да еще топот откуда-то сверху со стороны.
Мрак поглотил все это в себе и наполнил тишину новым звуком. Завыванием двери и жужжанием сброшенной пружины.
После чего все стихло вновь и обрело вечный покой, давая понять, что холодное прикосновение смерти и есть то, что иногда называют мракобесием в пустынной человеческой глуби.