Дело о преследовании миллионера
Судя по моим записям, 21 апреля 1885 года, за несколько дней до того, как к нам обратилась за помощью мисс Вайолет Смит из Суррея[2], в нашу квартиру на Бейкер-стрит была доставлена телеграмма[3].
Не могу сказать, что Холмс редко получал телеграммы, но лишь немногие из них вызывали у него подобную реакцию. Пробежав глазами текст, великий сыщик насмешливо изогнул бровь и протянул телеграмму мне:
– Что вы об этом думаете, Уотсон?
Телеграфное сообщение было достаточно длинным:
– Со всей очевидностью можно заключить, что автор телеграммы – человек властный и денег у него куры не клюют, – заметил я.
– Я бы даже сказал, что мы имеем дело с американским миллионером, сколотившим состояние на табаке, – добавил Холмс.
Казалось бы, я уже успел свыкнуться с выдающимися дедуктивными способностями моего друга, но его слова потрясли меня до глубины души. Как, во имя всего святого, он узнал все это из телеграммы?!
– Но каким образом, Холмс… – начал я, однако договорить не успел, поскольку знаменитый сыщик весело рассмеялся.
– Все очень просто, старина, – промолвил он. – Дело в том, что три недели назад я прочел в «Таймс» небольшую заметку о Джоне Винсенте Хардене, приуроченную к его приезду в нашу страну. Так я и узнал, кто он такой и сколько у него денег. Это его первый визит в Англию. Насколько я понимаю, он собирается провести у нас год, в первую очередь – для того, чтобы вывести в свет свою единственную дочь Эдит, представив ее сливкам общества. С этой целью он снял усадьбу за городом и роскошный особняк в Бельгравии. На роль дуэньи Эдит определена вдовствующая леди Роксэм, у которой есть холостой сын, так что, смею предположить, скорее рано, нежели поздно мы увидим в «Таймс» объявление о помолвке мисс Харден и лорда Роксэма. Да, мой дорогой Уотсон, браки заключаются отнюдь не на небесах, а в гостиных Парк-лейн и Гросвенор-сквер. Принимая внимание все эти обстоятельства, я склонен согласиться с предложением Хардена и навестить его. Высокомерный тон американца меня нисколько не задевает.
– Он пишет, что заплатит, сколько вы запросите, – напомнил я.
Холмс небрежно отмахнулся:
– Деньги тут совершенно ни при чем. Осмелюсь вам напомнить, что я и прежде неоднократно отказывал богатым клиентам, если дела, с которыми они ко мне обращались, не представляли для меня никакого интереса. Здесь же перед нами совсем другой случай. Вы только подумайте! Кто-то угрожает лишить жизни самого Хардена! Это вам не банальная заурядность! Что ж, сядем на поезд, отправляющийся с вокзала Чаринг-Кросс в четырнадцать двадцать три, как того требует американский миллионер. Надеюсь, в ходе расследования нам удастся прояснить один аспект, представляющийся мне наиболее занятным.
– Вы говорите о личности преступника, угрожающего Хардену?
– Это мы тоже выясним, мой добрый друг, но меня куда больше интересует последовательность событий.
– Боюсь, я не понимаю, о чем вы толкуете, Холмс.
– Давайте обдумаем известные нам факты. Если верить опубликованной в «Таймс» заметке, Харден прибыл в Англию впервые и приехал сюда всего три недели назад, однако он уже успевает получить целую серию посланий, которые называет «письмами с угрозами». Он слишком мало времени пробыл у нас в стране, чтобы нажить здесь заклятого врага. Впрочем, я могу серьезно недооценивать его способность восстанавливать против себя людей и возбуждать в них ненависть.
– Иными словами, вы полагаете, что отправитель писем не англичанин?
– Ничего подобного я не говорил. Я лишь выразил свои сомнения касательно одного из аспектов дела.
– Однако, если он не англичанин, – не желал отступать я, – значит, остается предположить, что мы имеем дело с американцем, который, имея на Хардена зуб, отправился вслед за недругом в Англию.
– Подобная версия вполне приемлема, хотя имеет ряд слабых мест. Зачем преступник ждал приезда Хардена в Англию? Почему не начал действовать дома, в Штатах? С его стороны логичней было бы поступить именно так. Вы не согласны?
– Быть может, в Штатах ему мешали некие обстоятельства.
– Это предположение также нельзя сбрасывать со счетов. Впрочем, пока нам не известны все факты, наши предположения носят исключительно умозрительный характер. А я уже прежде говорил вам о том, сколь опасно строить гипотезы, основываясь на недостаточных данных[4].
На этом Холмс оборвал беседу, отказавшись обсуждать предстоящее дело. Не говорил он о будущем расследовании и по дороге в Мейдстон, где на станции нас, как и было обещано, ждала небольшая карета, присланная Харденом. Проехав около трех миль через цветущие сады графства Кент, мы прибыли в большое поместье Маршем-холл, где в усадьбе эпохи королевы Анны поселился наш клиент.
Осанистый дворецкий средних лет с длинным и бледным, как воск, лицом провел нас в просторную гостиную, где уже ожидал Харден, высокий, крепко сбитый властный мужчина с аристократическими манерами. На мой взгляд, ему было около пятидесяти. Миллионер буквально бурлил от едва сдерживаемой энергии, напоминая закипающий чайник. Широкое румяное лицо и густые рыжеватые волосы говорили о вспыльчивости натуры.
Стоило нам только представиться, как Харден тут же перешел к делу.
– Значит, так, джентльмены, – объявил он, – я не люблю ходить вокруг да около и потому не стану тратить понапрасну свое и ваше время. Сейчас я постараюсь как можно более кратко изложить вам все факты. Первое письмо с угрозами я получил через несколько дней после того, как обосновался здесь.
– Так быстро? – задумчиво протянул Холмс, бросив на меня косой взгляд. – Занятно… Очень занятно.
– Я тоже счел это занятным, сэр! Крайне интересное дело! Не успел я сойти с корабля, а какой-то подлец уже имеет наглость требовать, чтобы я убирался вон. А то, мол, еще пожалею!
– У вас имеются предположения о том, кто бы это мог быть?
– Нет, сэр, ни малейших! Если бы они у меня имелись, я бы не стал обращаться к вам за помощью. Я бы сам отыскал мерзавца и задал бы ему хорошую трепку!
– Полагаю, это было бы не самым мудрым поступком с вашей стороны, – спокойно промолвил Холмс. – Вы позволите взглянуть на письма? Надеюсь, вы их сохранили?
– Сохранил. Кроме первого. Получив его, я решил, что это чья-то дурацкая шутка, и потому сжег письмо.
– В телеграмме вы упомянули несколько писем. Сколько всего вы их получили?
– Четыре. Оставшиеся три – здесь.
Харден быстрым шагом пересек комнату и, рывком выдвинув ящик комода, выхватил оттуда небольшую связку бумаг, которую протянул Холмсу.
– Ага, все письма отправлены из Мейдстона, – заметил мой друг, осмотрев конверты. – Адрес написан печатными буквами. Почерк один и тот же. С конвертами разобрались, теперь займемся их содержимым.
Вытащив одно послание, знаменитый сыщик молча его прочел и протянул мне со словами:
– Советую, Уотсон, обратить внимание на качество бумаги и орфографию. Кроме того, внизу страницы имеется отпечаток пальца. Впрочем, его вы бы и сами сразу заметили.
Отпечатки действительно было невозможно упустить из виду. В конце каждого послания, в том месте, где обычно ставят подпись, чернело по оттиску подушечки. Аноним, по всей видимости, окунал в чернила палец, причем всякий раз другой. Всего в нашем распоряжении оказалось три отпечатка – по числу писем. Эти зловещие следы отчетливо выделялись на дешевой белой писчей бумаге, какую можно приобрести в любой лавке. При всем том в орфографии ничего особенно примечательного я не обнаружил. Анонимки были написаны без ошибок, только и всего. Какие же красноречивые особенности удалось заметить Холмсу?
Что же касается начертания букв, то они, как и на конвертах, были печатными, написанными черными чернилами – по всей видимости, теми самыми, в которые преступник окунал палец, чтобы оставить на письме отпечаток.
В послании, отмеченном оттиском безымянного пальца, говорилось:
Харден, тебя уже один раз предупредили. Убирайся из страны, пока цел!
Следующая анонимка, с отпечатком среднего пальца, гласила:
Пока ты здесь, твоя жизнь в опасности. Это не пустая угроза.
Тон заключительного письма, несущего на себе след указательного пальца, был самым пугающим:
Харден, ты дурак. Своим упрямством ты оказываешь себе медвежью услугу. Больше я ждать не буду. Немедленно собирай вещи и проваливай, или, клянусь, ты труп!
Американец, который с терпением, делавшим ему честь, ждал, когда мы прочитаем все три послания, более не находил в себе сил сдерживаться.
– Итак, мистер Холмс, – с напором произнес он, – какие выводы вы можете сделать? Кто этот негодяй? Почему он меня преследует подобным образом?
Глубоко посаженные глаза прославленного сыщика весело сверкнули.
– Я не провидец, любезный сэр, – ответил Холмс. – Пока что я, разумеется, не могу назвать фамилию автора посланий. Для этого потребуется куда больше усилий. Однако я могу поведать вам о нем некоторые подробности, ставшие для меня теперь очевидными. Я готов поручиться, что мы имеем дело с мужчиной около тридцати лет. Он правша и либо учился на клерка, либо им сейчас является. Более того, он подданный Великобритании.
– Скажите, Холмс, вы уверены, что он не американец? – перебил я друга, несколько обескураженный тем, что великий сыщик отмел высказанную мной версию.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, Уотсон. Я не напрасно делал особый упор на орфографию. Она английская. Обратите внимание на слово favour[5]. Американец написал бы favor, опустив букву «u». Что же касается всех остальных выводов… – Холмс повернулся к Хардену: – Я уже давно изучаю почерки и потому смею уверить вас в своей безусловной правоте. Однако, судя по выражению вашего лица, сэр, набросанный мной портрет анонима ничего вам не говорит.
– Именно так. Ровным счетом ничего, мистер Холмс! – воскликнул наш клиент. – За все время своего пребывания в Англии я не свел знакомства с человеком, хотя бы отдаленно подходящим под ваше описание. По сути дела, в Англии я был представлен лишь вдовствующей леди Роксэм и ее сыну, а у них нет никаких оснований мне угрожать. Зачем им это? Ведь мы с дочерью, собственно говоря, прибыли сюда по приглашению лорда Роксэма. В противном случае нас с Эдит здесь бы не было.
– При каких обстоятельствах вы получили это приглашение? – поинтересовался Холмс.
– Я познакомился с Джеральдом… я хотел сказать – с лордом Роксэмом, года полтора назад, когда он приехал к нам Штаты навестить свою родню. Его тетка вышла замуж за одного достойного джентльмена из семейства Бритли, с которым я очень дружен. Надо сказать, род Бритли – один из самых почтенных у нас в Вирджинии. Он известен еще с эпохи Тюдоров. Нас с дочерью пригласили на прием, который Бритли устроили в честь своего английского родственника. Вот там мы и были представлены Джеральду Роксэму. Короче говоря, мистер Холмс, Джеральд и Эдит сразу приглянулись друг другу. Они намекнули, что были бы рады связать себя узами брака, но я возразил, что они еще толком друг друга не знают. Тогда Джеральд Роксэм предложил нам приехать в Англию, чтобы Эдит познакомилась с его матерью и заодно вышла в свет. Мы решили, что, если их нежные чувства выдержат испытание временем, можно будет официально объявить о помолвке. Вдовствующая леди Роксэм с этим согласилась и любезно выразила готовность подыскать для нас с Эдит жилье в Лондоне и за городом. Нам крайне повезло: совершенно неожиданно подвернулось это поместье. Оно принадлежало сэру Седрику Фостер-Дайку, пожилому джентльмену, чьи родственники сочли за лучшее поместить его в пансион для престарелых, где старикам обеспечен отменный уход. Бедолага совсем оглох и постоянно хворал, отчего был прикован к постели. Когда я изъявил готовность арендовать поместье на год, сохранив места за всей прислугой, семейство сэра Седрика пришло в восторг. Да и для нас, должен признаться, все сложилось как нельзя более удачно. Во-первых, отсюда всего три мили до усадьбы леди Роксэм, Уайтхейвен-мэнора. Так что молодые люди могут часто видеться, и Эдит поближе познакомится с друзьями и родней Джеральда. Во-вторых, случай избавил меня от необходимости платить неустойку за отказ от аренды усадьбы в Суссексе, которую леди Роксэм нам изначально подобрала. Там в крыле, где жили слуги, случился пожар, натворивший множество бед. Пожар произошел, когда мы с Эдит были на борту корабля, плывшего в Англию. Мы узнали об этом и о том, что сдается в аренду Маршем-холл, только в Лондоне от Джеральда Роксэма, встретившего нас на вокзале.
– Превосходно, мистер Харден! – воскликнул Холмс. – Благодаря вашему рассказу у меня появилась версия, объясняющая происходящее.
– Какая же, мистер Холмс?
– Один из ваших заокеанских врагов нанял в Англии человека, взявшегося посылать вам письма с угрозами. Однако даже вы сами до поры до времени не знали, что поселитесь не в Суссексе, а в Кенте. Вам стало об этом известно только по прибытии в Лондон. Злоумышленник и подавно не мог об этом знать. Именно поэтому он начал донимать вас не сразу. Впрочем, простите, мистер Харден, я вас перебил. Прошу вас, продолжайте!
– Собственно, я уже закончил, и мне особо добавить нечего. По совету Джеральда Роксэма мы с дочерью на несколько дней остановились в одной из лондонских гостиниц, пока слуги готовили Маршем-холл к нашему прибытию. Затем сэр Джеральд проводил нас сюда и ненадолго задержался, желая убедиться, что мы хорошо устроились. Вскоре я получил первое письмо с угрозами. Если быть точным – через четыре дня.
– Осмелюсь предположить, в конце послания имелся отпечаток мизинца?
– Совершенно верно, мистер Холмс!
– Вы поставили в известность полицию?
– Только после получения второй анонимки. Инспектор Уиффен из полиции Кента заехал ко мне, чтобы изучить письмо. Видел он и другие послания, но не смог дать происходящему внятного объяснения. Мне показалось, он считает, что я столкнулся с затянувшимся дурацким розыгрышем.
– Да нет, дело куда серьезнее, – покачал головой Холмс. – Я считаю, что преступник не склонен шутить. Кроме того, я полагаю, что в ближайшее время вы получите еще одно письмо с отпечатком большого пальца. Пять писем – пять пальцев. Черная Рука, мистер Харден. Это вам о чем-нибудь говорит?
– Я в совершеннейшей растерянности, мистер Холмс! Черная Рука! Что мне делать? Что вы посоветуете?
– Внять предупреждению и уехать, не дожидаясь последнего письма. После того как вы его получите, я не поручусь за вашу безопасность.
– Вы предлагаете мне вернуться в Штаты? Ни за что, сэр! Меня хотят выгнать с позором из страны? Не выйдет!
– Не могли бы вы хотя бы перебраться в лондонский особняк?
Буквально кипевший от возмущения Харден больше был не в силах сдерживать гнев.
– Нет, мистер Холмс, я не стану этого делать! – взревел он, грохнув кулаком по подлокотнику кресла. – Нет! С моей стороны это будет капитуляцией! Еще никогда, слышите, никогда Джон Винсент Харден не поднимал белого флага! И сейчас этого не ждите! – Голубые глаза миллионера яростно сверкали.
– Речь идет не только о вашей безопасности, – тихим голосом напомнил сыщик. – Подумайте о дочери.
– Я о ней помню, сэр. Сейчас она совершает конную прогулку в компании Джеральда Роксэма и его сестры. Как только они вернутся, я попрошу их приютить Эдит в Уайтхейвен-мэноре. Ни секунды не сомневаюсь, что леди Роксэм ответит на мою просьбу согласием. И ей, и ее сыну прекрасно известно, что мне угрожают. Между прочим, именно Джеральд Роксэм посоветовал обратиться к вам, мистер Холмс. Ну а сам я никуда не поеду. Останусь здесь.
– В таком случае настоятельно вам рекомендую не выходить из дома, а на ночь накрепко запирать все окна и ставни. У вас есть револьвер?
– Кольт, мистер Холмс.
– Не расставайтесь с ним ни на секунду, – посоветовал сыщик и встал. – Как только получите пятое письмо, с отпечатком большого пальца, немедленно поставьте меня в известность.
– Вы и впрямь полагаете, что жизнь Хардена в опасности? – поинтересовался я у Холмса некоторое время спустя, когда экипаж вез нас обратно на станцию в Мейдстон.
– Боюсь, что так, Уотсон, – ответил Холмс мрачно. – Поскольку американец отказался немедленно съехать из Маршем-холла, остается надеяться лишь на одно: когда неизвестный недруг нашего клиента решится нанести удар, мы будем рядом, чтобы его отразить. Ну и темное же дело! Я говорю не только о характере угрозы. Мотив преступника – вот что мне неясно. Зачем кому-то понадобилось выкуривать Хардена из Англии, когда он толком даже не успел здесь обосноваться? А эта странная замена подписи, эти отпечатки, оставленные Черной Рукой! Они наводят на мысль о связи зловещего анонима с преступным миром. Я внимательно слежу за криминальной средой и с гордостью могу утверждать, что все там происходящее не составляет для меня тайны, но при всем том вынужден признать, что не знаю ни одной банды с таким названием. Надо бы мне без лишнего шума расспросить моих осведомителей. Нам стоит завтра вернуться в Мейдстон и обойти местные гостиницы и постоялые дворы. Вдруг где-нибудь неподалеку найдется постоялец, подходящий под мое описание?
– Вы желаете, чтобы я составил вам компанию?
– Благодарю вас, старина. Полагаю, на сей раз будет лучше, если я займусь этим в одиночку. Необходимо быть крайне осторожными, чтобы не спугнуть преступника. Два человека, задающих одни и те же вопросы, могут вызвать ненужные подозрения.
На следующее утро, встав пораньше, Холмс укатил на поезде в Мейдстон. Вернулся он только поздним вечером.
– Что, без толку потратили время? – спросил я у друга, когда он, мрачнее тучи, вошел в гостиную.
– Зря только съездил, – махнул он рукой и с усталым видом опустился в кресло возле горящего камина. – Пожалуй, я обошел все гостиницы и постоялые дворы в городе. И все попусту. Конечно, еще остаются меблированные комнаты, которых наверняка в Мейдстоне не один десяток. Ими мне предстоит заняться завтра. Положа руку на сердце, друг мой, я, кажется, ищу иголку в стоге сена. Однако другого способа выйти на след преступника пока не вижу.
Обстоятельства, однако, сложились так, что Холмсу не удалось продолжить поиски. На следующий день, в субботу, к нам из Чарлингтона приехала мисс Вайолет Смит. Поведав о преследующем ее загадочном велосипедисте, девушка умоляла Холмса о помощи. Поначалу он, поглощенный делом Хардена, собирался ответить отказом, однако бедственное положение, в котором оказалась мисс Вайолет, и необычность случая заставили сыщика изменить решение. Я был против, но Холмс не стал меня слушать.
– Любезный Уотсон, я не мог ей отказать, – объяснил он. – Как откажешь такому юному созданию? К тому же лишенному отцовской защиты. Кто за нее заступится? Не стану спорить, мне придется отвлечься от текущего расследования. Впрочем, я полагаю, в ближайшие несколько дней нет смысла ждать вестей от Хардена. Он со мной свяжется, только когда получит последнее, пятое, письмо. Значит, у меня есть время заняться делом мисс Смит.
– Но вы же собирались обойти меблированные комнаты в Мейдстоне!
– Займусь этим в понедельник. А вы крайне меня обяжете, если согласитесь помочь с делом мисс Смит.
– Ну разумеется, Холмс, я сделаю все, что в моих силах, – заверил я его.
Так вот и вышло, что в понедельник Холмс снова отправился в графство Кент, а я по его просьбе поехал в Чарлингтон. Увы, великий сыщик остался весьма недоволен тем, как я выполнил его поручение[6]. Язвительные замечания Холмса сильно задели меня за живое, но я не стал обижаться на него, понимая, что строгость эта вызвана главным образом досадой на собственную неудачу. Ни очередная поездка в Кент, ни беседы с осведомителями из преступного мира ровным счетом ничего не дали. Холмс был напряжен и взвинчен.
Дело мисс Смит счастливо разрешилось в субботу, тридцатого апреля, когда мы с Холмсом предотвратили похищение несчастной девушки и задержали омерзительного мистера Вудли, который пытался наложить лапу на ее наследство, насильно заставив бедняжку с ним обвенчаться. Одержав таким образом победу, мой друг мог с новыми силами взялся за дело Хардена.
За все это время мы не получили ни единой весточки от американского миллионера, и великий сыщик начал всерьез опасаться, что допустил ошибку, предположив, будто Черная Рука нанесет удар только после пятого письма, а значит, жизнь нашего клиента уже сейчас находится в страшной опасности. Из-за терзавших его сомнений Холмс пребывал в мрачном расположении духа.
Долгожданное послание от Хардена прибыло только второго мая. Схватив конверт, Холмс поспешно его вскрыл. Внутри оказалось два листка. Один, письмо Хардена, Холмс сразу же отложил в сторону, а второй поспешно пробежал глазами, после чего передал мне.
Как и предполагал великий сыщик, внизу чернел отпечаток большого пальца злоумышленника. От содержания анонимки кровь стыла в жилах. Она была датирована тридцатым апреля и гласила:
Я заждался, Харден. Твое время на исходе. Немедленно убирайся! Твои дни уже сочтены.
– Очаровательная записка, вы не находите, Уотсон? – мрачно улыбнулся Холмс. – Что ж, по крайней мере, мы знаем, что, вопреки моим опасениям, злоумышленник только готовится нанести смертельный удар.
– Быть может, это последнее письмо заставит Хардена передумать и он все-таки сочтет за лучшее уехать? – предположил я без особой надежды.
Холмс вполне разделял мои сомнения:
– Если бы так, дружище… Этот Харден упрям как осел. В своем письме он предлагает нам приехать в Мейдстон поездом, отправляющимся из Лондона в пятнадцать семнадцать, и остановиться на ночлег в Маршем-холле. Ума не приложу, чего он этим хочет добиться. Мы знать не знаем, кто угрожает нашему клиенту, и потому не можем схватить преступника. Единственное, что мы в состоянии сделать, это охранять Хардена. – Вскочив, Холмс принялся быстрыми шагами мерить гостиную. – Уж и не помню, когда последний раз оказывался в таком положении! Личность преступника неизвестна, а клиент не желает слушать моих советов! Хуже не придумаешь!
– Вы всегда можете отказаться от дела, – напомнил я.
– И тем самым подвергнуть жизнь Хардена опасности? Никогда! Кроме того, отказ от дела будет означать капитуляцию и мое поражение! – воскликнул Холмс, и я с удивлением отметил, что упрямством мой друг не уступает нашему заморскому клиенту.
В сложившихся обстоятельствах нам ничего не оставалось, кроме как выполнить, пусть и с неохотой, инструкции Хардена. Мы сели на поезд до Мейдстона, исполненные уверенности, что наша поездка окажется напрасной тратой времени. Тем не менее, осторожности ради, Холмс настоял на том, чтобы я взял с собой свой армейский револьвер.
По прибытии в Маршем-холл мы сразу поняли, что с утра, когда нам доставили письмо от напористого клиента, события не стояли на месте. Харден нетерпеливо, как лев в клетке, расхаживал по террасе, дожидаясь нас. Судя по его виду, что-то случилось. Не успел экипаж остановиться, как миллионер кинулся вниз по лестнице нам навстречу, взволнованно крича:
– Негодяй оставил еще одно послание! На этот раз – на стене в доме. Снова эти чертовы угрозы. Прошу вас, проходите и убедитесь сами! – Быстрым шагом войдя в переднюю залу, Харден бросил нам через плечо: – Должно быть, это случилось минувшей ночью или ранним утром…
К нам подошел слуга, чтобы забрать у нас плащи.
– Пошевеливайтесь, Мэллоу! – обычным своим, повелительным и не терпящим возражений, тоном промолвил миллионер. – После того как закончите с этими джентльменами, немедленно вызовите мне инспектора Уиффена. Вы знаете, где его искать.
Торопливо скинув с себя верхнюю одежду, мы поспешили вслед за Харденом, который несся вперед с напором и скоростью паровоза. Оставив позади несколько зал и коридоров, мы наконец очутились на кухне.
Наш клиент отпер одну из дверей, рывком распахнул ее и несколько театрально воскликнул:
– Полюбуйтесь, джентльмены!
Мы стояли на пороге кладовой, оборудованной рядами полок и раковиной с деревянными сливными полками, над которыми располагалось небольшое, не более трех футов в поперечнике, створчатое окошко, сейчас открытое. Прямо под ним на беленой стене чернел отпечаток пятерни с растопыренными пальцами, столь четкий, что вполне можно было различить папиллярные линии. Помимо отпечатка имелась надпись, сделанная уже знакомыми нам аккуратными печатными буквами. Она гласила:
Твое время настало, Харден. Берегись ужаса, что наносит удар ночью.
– Видите, мистер Холмс, что делается! – кипел от возмущения американский миллионер. – Этот подлец имел наглость забраться ко мне в дом! Я этого терпеть не собираюсь!
Холмс подошел к окошку, внимательно его осмотрел, закрыл, а затем снова открыл.
– Оконная рама расшатана, – объявил он. – Чтобы отодвинуть защелку и открыть окно, преступнику было достаточно просто сунуть в щель нож. Кто-нибудь в доме слышал шум?
– Лично я ничего не слышал, – ответил Харден, – а слуги спят на верхнем этаже в другом крыле. Инспектор Уиффен уже их допросил, но они тоже ничего толком сказать не могут.
– А кто обнаружил, что в кладовке побывал посторонний?
– Экономка. К счастью, она умная женщина и потому сразу поставила меня в известность. Посмотрев, чт́о тут натворил этот негодяй, я приказал ей запереть кладовую, а самой молчать об увиденном под угрозой немедленного увольнения. Я не позволю, чтобы слуги сплетничали о моих делах! После этого я отправил за инспектором Уиффеном. А вот, кстати, кажется, и он!
Мы, все трое, повернулись на звук приближающихся шагов. В конце отделанного камнем коридора в сопровождении дворецкого показался крепко сбитый мужчина с грубыми чертами лица.
По всей видимости, Уиффен уже осмотрел отпечаток ладони и надпись. Когда нас представляли друг другу, он не удостоил их ни единым взглядом. А вот Мэллоу увиденное потрясло. Дворецкий застыл на месте, не в силах отвести глаз от стены. Несчастный, и без того отличавшийся удивительной бледностью, побелел еще больше.
– Мистер Харден! – ахнул он, вытаращив от ужаса глаза. – Какой кошмар! Какая дикость!
Харден, похоже, только сейчас заметил дворецкого.
– Теперь вам известно, зачем сюда вызвали полицию, – грубо ответил он. – Слугам ни слова! А не то окажетесь на улице. Это не их ума дело. Будут спрашивать – скажете, что в Маршем-холл пытался проникнуть вор, вот я и вызвал инспектора Уиффена и его людей. Большего прислуге знать не надо. Всё поняли? Тогда можете идти.
– Слушаюсь, сэр, – ответил Мэллоу. Он снова надел на лицо ту маску учтивой невозмутимости, которую опытные слуги умеют носить в любых обстоятельствах.
– Итак, – продолжил Харден, после того как дворецкий удалился, – предлагаю снова запереть кладовую и пойти обсудить план дальнейших действий. Говорю еще раз, если меня плохо поняли: я хочу, чтобы вы наконец приняли меры!
Это требование он повторил несколькими минутами позже, после того как инспектор и мы с Холмсом расселись по креслам в гостиной. Сам же хозяин поместья встал у камина и с явным неодобрением воззрился на нас.
– Итак, – рявкнул он, – каким именно образом вы собираетесь схватить негодяя? Инспектор Уиффен, я вас внимательно слушаю.
– Ну, мистер Харден… – неуверенно промямлил инспектор, явно обескураженный тем, что его вынудили первым держать ответ. – Сейчас по моему приказу сержант и констебль осматривают окрестности в поисках следов злоумышленника.
– Но позвольте! Поместье занимает несколько акров, – вскипел миллионер. – Ваши люди убьют на это не один час.
– Думаю, нет, – вмешался Холмс. Мой друг свободно устроился в кресле, положив ногу на ногу. Судя по его виду, неистовство американца ничуть не смутило великого сыщика. – Поскольку все анонимки были отправлены из Мейдстона, логично предположить, что Черная Рука проживает либо в городе, либо в его окрестностях. Я предложил бы в первую очередь обыскать ту часть поместья, которая примыкает к дороге на Мейдстон. Инспектор Уиффен, вы сильно облегчите нам задачу, если согласитесь помочь в поисках.
– И что именно нам предстоит искать, мистер Холмс? – поинтересовался Уиффен.
– Любые следы, которые мог оставить преступник. Свежий отпечаток ботинка, сломанные ветки или же примятую траву… А вы, мистер Харден, тем временем посидите дома.
– Слушайте, мистер Холмс… – начал было возражать наш клиент.
– Нет, сэр, с нами вы не пойдете, – твердо произнес мой друг. – Иначе я не могу гарантировать вашу безопасность. Быть может, сейчас Черная Рука находится где-нибудь неподалеку и только того и ждет, чтобы вы покинули усадьбу. В прошлом, мистер Харден, вы уже отказались послушаться моего совета. Теперь же я считаю, что вам следует неукоснительно следовать моим указаниям.
По лицу миллионера легко угадывалось, что прежде никто не осмеливался разговаривать с ним подобным тоном, но спорить с Холмсом он не стал.
Вскоре мы с Холмсом и инспектор Уиффен покинули дом и, подозвав сержанта и констебля, бестолково шаривших палками в кустарнике, направились в ту часть поместья, что примыкала к главной дороге на Мейдстон.
Последовав указаниям Холмса, мы разошлись, после чего каждый из нас принялся обыскивать свой участок живой изгороди, обозначавшей границу поместья. Следы преступника обнаружил инспектор Уиффен.
– Нашел, мистер Холмс! Взгляните сюда! – закричал полицейский.
Приблизившись, мы увидели, что Уиффен указывает на изломанные ветки и примятую землю. Здесь совсем недавно кто-то продирался через кусты.
С рвением гончей, взявшей след, Холмс проворно опустился на колени и принялся тщательно осматривать куст и землю, одновременно комментируя то, что представало перед его внимательным взглядом:
– Обратите внимание на то, как смяты листья! А ветки! Смотрите, смотрите! Отпечатки ботинок! Как занятно!
– Что именно во всем этом такого занятного? – озадаченно поинтересовался инспектор Уиффен.
– Занятно то, что наш подопечный проник на земли поместья, а вот обратно не возвращался. Примятые листья и ветки указывают в направлении усадьбы. Туда же обращены носками отпечатки ботинок. Джентльмены, это может означать только одно: Черная Рука где-то здесь, в поместье.
– В таком случае не следует ли нам расширить зону поисков, мистер Холмс? – спросил Уиффен, явно предпочитая, чтобы все решения принимал мой друг.
– На это у нас нет времени. Пойдем на хитрость, – быстро проговорил Холмс. – Теперь нам не только известно место, где злоумышленник проник на земли поместья. Мы также знаем, какой путь он изберет, чтобы отсюда скрыться. Я вполне допускаю, что преступник хитер как лис, но людям, как и зверям, свойственно придерживаться знакомых, хоженых троп.
– Значит, вы полагаете, Холмс, что он вскоре нанесет удар? – спросил я.
– Я в этом нисколько не сомневаюсь. Весьма вероятно, это произойдет сегодня вечером. Отпечаток черной пятерни и надпись, гласящая, что ужас наносит удар ночью, наводят на мысль о том, что терпение преступника на исходе. Я рассчитываю, что он вот-вот нападет, и когда это случится, ловушка должна быть уже расставлена. А потому я вновь обращаюсь за помощью к вам, инспектор, – повернувшись к Уиффену, сказал Холмс и продолжил: – Я попросил бы вас, после того как стемнеет, укрыться с вашими подчиненными в зарослях неподалеку от этого куста. Будьте начеку. Как только появится Черная Рука, немедленно арестуйте его. У доктора Уотсона есть револьвер, поэтому он останется охранять мистера Хардена. Я тоже буду в доме – на тот случай, если Черная Рука нападет прямо сейчас, хотя я рассчитываю, что он нанесет удар гораздо позже, когда все уже улягутся спать.
Как показали последующие события, Холмс был настроен чересчур оптимистично.
Мы вернулись в дом, где изложили план действий нашему клиенту. Миллионер внимательно нас выслушал и не высказывал возражений, пока речь не зашла об охране его персоны. Тут Харден вновь обнаружил упрямство и несговорчивость.
– Послушайте меня, мистер Холмс! – ощетинился он. – Неужели вы рассчитываете, что я соглашусь сидеть сложа руки под вашим присмотром? Как бы не так! Я вам не ребенок, а вы мне не няньки! У меня есть пистолет, и, клянусь Небом, я пущу его в ход! Если желаете знать, меня считают лучшим стрелком во всей Западной Вирджинии.
И опять же моему другу удалось взять в споре верх.
– Я в этом нисколько не сомневаюсь, мистер Харден, – ответил он голосом ледяным, как сталь острого клинка. – Однако хочу вам напомнить и о моей репутации. Я всегда защищаю жизнь клиента. Любой ценой. Чего бы мне это ни стоило. Скоро стемнеет, сэр, и потому советую вам распорядиться, чтобы инспектора Уиффена и его подчиненных накормили ужином, прежде чем они устроятся в засаде.
Нахмурив брови, Харден пересек комнату и дернул за шнур звонка. Явился Мэллоу, миллионер отдал ему распоряжения, после чего Уиффена и его подчиненных пригласили в помещение для слуг, где им накрыли ужин.
Нам же подали еду в столовую. Смеркалось, на окнах задернули занавеси. По просьбе Холмса ужин был простым: мы ограничились супом и холодными мясными закусками, однако Харден, решив показать себя радушным хозяином, приказал дворецкому подать отменного бордо.
В тот самый миг, когда Мэллоу разливал вино по бокалам, раздался грохот.
Внезапно грянувший звук, напомнивший мне разрыв снаряда, застал нас врасплох. Занавеси разлетелись в стороны, брызнули осколки разбитого стекла. На стол грохнулся какой-то темный круглый предмет и покатился по полированной поверхности, круша и раскидывая столовые приборы и посуду, пока не застыл возле моей тарелки. Только тогда до меня дошло, что это обычный булыжник, которым разбили окно.
Первым опомнился Мэллоу. Выронив графин с вином, он бросился к двери, ведущей в переднюю залу. За ним, отшвырнув стул, кинулся Холмс. Теперь уже и я, пришедший в себя от потрясения, оказался в состоянии последовать за ними. Между тем они уже успели скрыться за парадной дверью, выходившей в сад.
Нельзя сказать, что вечер выдался погожим. Дул порывистый ветер, который то и дело заволакивал тучами луну, поэтому сад то озарялся призрачным серебристым светом, то утопал в кромешном мраке.
Я замер на крыльце у самых ступенек, пытаясь сориентироваться, и тут небо расчистилось, тьма отступила. За эти несколько мгновений мне удалось разглядеть худую сутулую фигуру дворецкого, который бежал к кустам через газон. За миг до того, как луну снова затянули тучи и все опять погрузилось в темноту, Холмс, по пятам следовавший за дворецким, повернулся и крикнул мне:
– Уотсон, не выпускайте Хардена из дома! Это может быть ловушкой!
Слишком поздно! Харден, который, по всей вероятности, выскочил на крыльцо вслед за мной, уже спустился по ступенькам вниз и теперь несся через окутанный мраком сад, крича на бегу:
– Клянусь Богом, я сам схвачу этого мерзавца!
В следующее мгновение произошло сразу несколько событий. Неожиданно из-за туч показалась луна, и в ее иллюзорном, неверном свете я разглядел силуэт росшего посередине газона старого кедра, чьи темные ветви покачивались на ветру. Под ними промелькнул Харден, который, ссутулившись, наклонив голову и ревя, словно разъяренный бык, мчался вперед. В ту же секунду из зарослей кустарника донеслись громкие хлопки. Я увидел несколько желтых вспышек и услышал, как мимо меня просвистела пуля. Этот звук мне был знаком еще с битвы под Майвандом[7]. Прежде чем я успел выхватить револьвер, Харден ничком повалился на землю.
Сперва я подумал, что он мертв, сраженный одной из пуль, и бросился к нему, на бегу окликая Холмса, который, повернувшись, кинулся обратно к миллионеру. Не успели мы до него добежать, как Харден зашевелился и с трудом поднялся на ноги.
– Споткнулся об этот чертов корень, и пуля пролетела мимо, – прорычал он. – За ним! В погоню! Он не должен уйти!
– Храбрости вам не занимать, мистер Харден, – с искренним восхищением промолвил Холмс. – Однако хочу заметить, что гнаться за преступником нет смысла. У Черной Руки слишком большая фора по времени. Остается надеяться лишь на то, что, прежде чем злоумышленник улизнет, его схватят полицейские или ваш дворецкий. Тем временем я настоятельно советую вам вернуться в дом. Не исключено, что негодяй предпримет еще одну попытку вас убить.
Не успел сыщик договорить, как к нам подбежал запыхавшийся, взлохмаченный дворецкий в измятой одежде.
– Упустили? – спросил Холмс.
– В кустарнике, сэр, – ответил, переводя дыхание, Мэллоу. Бедолага заметно дрожал от пережитого.
– Вы его хотя бы разглядели?
– Видел мельком. Он настоящий здоровяк, мистер Холмс. Ростом с вас, но гораздо шире в плечах.
– Превосходно, Мэллоу! – воскликнул мой друг. – Ну что ж, теперь мы, по крайней мере, знаем, как выглядит Черная Рука. Ну а сейчас, если не возражаете, вы с доктором Уотсоном проводите мистера Хардена обратно в дом. Я же хочу заполучить одну улику чрезвычайной важности.
– Какую именно, мистер Холмс? – поинтересовался Харден.
– Увидите сами, сэр, когда она будет у меня в руках, – уклончиво ответил Холмс.
В его голосе я услышал нотку ликования, несообразную серьезности положения, в котором мы оказались. Когда Харден с дворецким двинулись к дому, я намеренно задержался подле друга.
– Холмс, вы меня не обманете. Я знаю, как вы себя ведете, когда нападаете на след. Сейчас именно такой случай.
– Что вы, Уотсон, на след я еще не напал. Знаю лишь, в каком направлении его искать, – ответил Холмс. В ясном лунном свете, заливавшем сад, я увидел, как сверкнули его глаза. – Однако, думаю, он приведет нас прямо к преступнику. А теперь, будьте любезны, ступайте к нашему клиенту. Нисколько не сомневаюсь, что он глубоко потрясен всем пережитым и ему может потребоваться помощь врача.
Покорно двинувшись в сторону усадьбы, я оглянулся и увидел, как мой друг быстрым шагом направляется в сторону живой изгороди.
В одном Холмс ошибался: пережитое, вместо того чтобы ввергнуть миллионера в шок, привело его в состояние дикой ярости. Сколько я ни уговаривал Хардена присесть, успокоиться и прийти в себя, американец лишь махал рукой и метался из угла в угол гостиной, понося на чем свет стоит Черную Руку. Нам с Мэллоу оставалось лишь беспомощно следить за ним.
– Это просто невыносимо! – восклицал он. – Я уже жалею, что меня принесло в Англию. Закон и порядок, сэр! Вы, англичане, даже не подозреваете, чт́о значат эти слова. Что же касается славы мистера Холмса, то я просто в недоумении! Тоже мне знаменитый сыщик-консультант! По мне так, обычный дилетант – не более.
Я уже было собрался возразить, не в состоянии выслушивать долее безосновательные нападки на моего друга, как вдруг дверь распахнулась и в комнату вошел Холмс.
– Вынужден признать, что вплоть до настоящего момента расследование продвигалось не лучшим образом, – весело произнес сыщик. – Однако теперь в нем можно поставить точку.
– Точку? Каким это образом? – Метавшийся по гостиной Харден замер и с изумлением воззрился на Холмса.
– Если вы будете столь любезны присесть, я вам с удовольствием все объясню. А вас, Мэллоу, я попрошу остаться. Вы мне понадобитесь.
– Я, сэр? – Застыв на пороге, дворецкий повернул к нам вытянутое бледное лицо.
– Да, вы. Вам ведь известно о случившемся куда больше, чем вы нам рассказали. Я прав? Вы допустили серьезный промах, заявив, что Черная Рука – широкоплечий здоровяк. Благодаря вашей лжи я получил в руки ниточку, потянув за которую наконец размотал весь клубок. Чтобы оставить на стене отпечаток ладони, Черная Рука проник в дом через окно кладовой. Но, видите ли, какое дело, окошко слишком мало, чтобы в него мог пролезть широкоплечий громила. Это первое, что помогло мне установить личность преступника. А вот и вторая улика…
Сунув руку в карман, сыщик извлек револьвер с небольшой закругленной рукояткой и коротким, не более двух с половиной дюймов длиной, стволом.
– Перед вами оружие, из которого стреляли в мистера Хардена. Когда я гнался за Черной Рукой в саду, то увидел, как он швырнул револьвер в кусты. Не сомневаюсь, он это сделал потому, что сегодня пустил его в ход далеко не первый раз. Наверняка злоумышленник пользовался этим оружием и раньше. Возможно, при совершении преступлений куда более тяжких, чем сегодняшнее покушение на убийство. Вполне понятно, он не желал, чтобы его поймали с этой уликой. Пошарив в кустах, я ее нашел. Это револьвер системы Уэбли, который еще называют «британским бульдогом».
В марте прошлого года из револьвера системы Уэбли был смертельно ранен полицейский констебль, пытавшийся воспрепятствовать дерзкому ограблению. Прежде чем умереть, он нашел в себе силы во всех подробностях описать и револьвер, и преступника, который из него стрелял[8]. Злоумышленнику было около тридцати лет. Высокий, худой, лицо вытянутое и бледное. Одним словом, это был некто, чрезвычайно похожий на вас, Мэллоу. Итак, кто этот преступник? Ваш младший брат?
Прежде чем дворецкий успел ответить, из передней залы донесся громкий шум. Через несколько мгновений дверь распахнулась настежь и в гостиную вошел инспектор Уиффен в сопровождении подчиненных, которые вели под руки отчаянно сопротивляющегося человека с закованными в наручники запястьями.
При виде этой картины Мэллоу рванулся навстречу им.
– Виктор! – вскричал он преисполненным боли голосом.
Всем присутствующим немедленно бросилось в глаза невероятное внешнее сходство между дворецким и схваченным преступником. Если бы не разница в возрасте, их вполне можно было принять за близнецов. Одинаковые темные глаза на бледных вытянутых лицах. Однако если черты дворецкого исказила гримаса душевной муки, то лицо человека, которого мы именовали Черной Рукой, скорее напоминало маску ярости, ярости столь необузданной и дикой, что я невольно подался назад.
– Закрой пасть! – проревел Черная Рука Мэллоу. – Эти дураки ничего не знают!
– Поздно, – ответил брат. – Этого джентльмена зовут Шерлок Холмс. Ему уже почти все известно.
– Холмс! Этот кретин, который вечно лезет не в свое дело! – вскричал Виктор Мэллоу и обрушил на моего друга поток грязных ругательств.
– Что же до неизвестного мне, то недостающие детали головоломки я могу восполнить сам посредством логических рассуждений, – спокойно произнес Холмс, не обращая внимания на сквернословящего преступника. – Инспектор Уиффен, распорядитесь, чтобы негодяя вывели из комнаты. Вам же я предлагаю остаться и выслушать мою версию событий. После этого вы можете арестовать Виктора Мэллоу по обвинению в покушении на убийство, незаконное проникновение в чужое жилище и кражу.
Брови Уиффена выгнулись от изумления, но он быстро взял себя в руки. Инспектор отдал приказ, и сержант с констеблем уволокли сопротивляющегося и вопящего Виктора Мэллоу обратно в переднюю залу.
– Позвольте, инспектор, повторить вам то, что уже слышали присутствующие здесь джентльмены, – проговорил Холмс, после того как за полицейскими и задержанным закрылась дверь. – Черная Рука, он же Виктор Мэллоу, младший брат здешнего дворецкого, чуть более года назад участвовал в ограблении. О подробностях того дела я узнал из газет.
Налет был совершен на кладовую одного лондонского торговца драгоценными металлами, у которого Виктор Мэллоу служил приказчиком под именем Джордж Халлем. Именно Виктор спланировал ограбление. Сделав слепки с ключей, он открыл ими дверь черного хода и впустил в лавку подельника – Уильяма Стоуна, знаменитого лондонского вора, хорошо известного столичной полиции. С помощью дубликатов ключей они отперли кладовую, откуда вынесли ящик золотых слитков. Этот ящик преступники оттащили в переулок за лавкой, где их поджидал наемный экипаж. Они собирались доставить слитки в Уайтчепел скупщику краденого. Когда грабители грузили в карету тяжелый ящик, их заметил совершавший обход участка полицейский констебль. Виктор выхватил из кармана револьвер – тот самый, из которого он сегодня попытался убить мистера Хардена, – и выстрелил в полицейского, смертельно его ранив. Уж на что закоренелым преступником был Стоун, но и его хладнокровное убийство полицейского, совершенное Мэллоу, привело в такой ужас, что он пустился наутек.
Обо всем этом нам стало известно потому, что Стоуна удалось арестовать и он во всем признался, хотя и отрицал свое участие в убийстве констебля. Сейчас он отбывает наказание в тюрьме, и сидеть ему там еще очень долго. Показания Стоуна подтвердил и раненый полицейский, который, будучи обнаружен случайным прохожим, был доставлен в больницу Чаринг-Кросс. Перед смертью констебль нашел в себе силы дать описание убийцы, под которое идеально подходит Виктор Мэллоу.
Что происходило дальше, господа, мы не знаем. Однако, думаю, нам не составит труда восстановить события, воспроизведя ход мыслей преступника. Представьте себе Виктора, стоящего в переулке с дымящимся револьвером. У его ног лежит умирающий полицейский. Вскоре убийцу будет разыскивать весь Скотленд-Ярд. Если его поймают, то наверняка вздернут. Значит, надо как можно быстрее залечь на дно, а перед этим спрятать добычу. Но где? Там, откуда ее легко будет забрать, после того как утихнет шум.
Думаю, именно в этот момент он подумал о Маршем-холле, где служил дворецким его брат. В то время поместьем еще владел престарелый сэр Седрик Фостер-Дайк, человек больной и практически лишившийся слуха. Вряд ли его мог потревожить поднятый среди ночи странный шум. Этот шум не услышали бы и слуги, которые спят на верхнем этаже в другом крыле. Полагаю, ящик с золотом был спрятан где-то здесь, в поместье, прямо в ночь ограбления, причем спрятан не без вашей помощи, Мэллоу.
Дворецкий, слушавший Холмса с нарастающим беспокойством, нарушил молчание:
– Поверьте, сэр, поначалу я отказывался. Я ему так и сказал, что не хочу иметь к этому никакого отношения. Но поймите, я не мог его прогнать! Если бы его поймали, он бы кончил свои дни на виселице. Он клялся, что не хотел убивать полицейского, а думал только его напугать. И я поверил ему, мистер Холмс. В детстве он мог расшалиться, набедокурить, но никогда никому намеренно не делал зла. По крайней мере, мне так казалось. Но после того как Виктор перебрался в Лондон и поступил на службу клерком, он связался с дурной компанией. Стал играть в карты, просаживать все жалованье на скачках… Тогда он впервые преступил закон, чтобы уплатить долги. Сперва обнаружилась растрата в банке, где он служил. За нее он отсидел в тюрьме. Выйдя на свободу, брат сменил имя на Джордж Халлем, подделал бумаги и нанялся приказчиком к торговцу драгоценными металлами.
– Кто дал ему рекомендацию? – спросил Холмс.
Мэллоу выглядел совершенно раздавленным.
– Я, сэр. Виктор поклялся, что извлек из случившегося урок и теперь обязательно исправится. Я дал ему рекомендацию от имени сэра Седрика. Написал, что якобы Виктор пять лет работал у него личным секретарем. Знаю, я поступил очень глупо, что доверился ему и согласился помочь той ночью, когда он украл ящик слитков.
– Думаю, вам лучше без утайки рассказать нам все, что тогда произошло.
– Он оставил экипаж у дороги, не доезжая до усадьбы, сэр, так, чтобы никого не потревожил скрип колес. Рама оконца в кладовой расшатана, и Виктору не составило труда его открыть и пробраться внутрь. Поднявшись наверх, он разбудил меня и обо всем рассказал. Я помог ему затащить ящик с золотом в дом. Мы спрятали его в подвале и заложили кирпичами.
– Понимаю, – кивнул Холмс. – Ваш брат собирался через некоторое время забрать золото, но судьба нарушила его планы. Сэра Седрика отправили в пансион для престарелых, а Маршем-холл на целый год снял мистер Харден.
– Я не мог предупредить Виктора о приезде мистера Хардена, – пояснил Мэллоу. – Мой брат скрывался, и у меня не было его адреса.
– Полагаю, он время от времени наведывался сюда и следил за происходящим. Обнаружив, что в усадьбе появился новый хозяин, он принялся писать вам анонимки, – продолжил сыщик, повернувшись к клиенту. – Вопреки нашему предположению, цель злоумышленника заключалась не в том, чтобы вы покинули страну, а в том, чтобы съехали из усадьбы, позволив Виктору Мэллоу забрать добычу. В отличие от сэра Седрика, вы человек деятельный и в курсе всего того, что творится в поместье. Если бы Виктор попытался забраться в подвал и вынести ящик, вы, весьма вероятно, застигли бы его за этим занятием. Вот он и придумал напугать вас анонимками, искренне полагая, что вы перетрусите и сбежите. А конверты с письмами вам носил ваш дворецкий. Мэллоу, вы же видели адрес на конвертах! Неужели не узнали почерк собственного брата?
– Нет, сэр! – замотал головой Мэллоу, на лбу которого выступили бисеринки пота. – Конечно, я помню несколько писем, адресованных мистеру Хардену, и конверты, надписанные печатными буквами. Но мне и в голову не могло прийти, что они от Виктора. Клянусь вам, я ни о чем не догадывался, пока не увидел открытое окно кладовой. Я вспомнил, что именно так однажды проник в дом мой брат, и понял, что это он оставил отпечаток ладони на стене и послание, в котором угрожал жизни мистера Хардена.
– Вы напрасно предпочли хранить молчание. Следовало рассказать все, что вам известно, – строгим тоном промолвил Холмс. – Неужели вы не понимали, что ваш брат оказался в отчаянном положении и готов на все? Единожды убив, он с легкость пошел бы на новое убийство, чтобы вернуть себе золото. А он бы его получил после смерти мистера Хардена и отъезда полиции.
– Сейчас мне это ясно, сэр, – тихо промолвил Мэллоу, понурив голову. – Честно говоря, я думал, что рядом с инспектором Уиффеном и вами жизни мистера Хардена ничего не угрожает. Я не подозревал, что Виктор все еще вооружен и собирается воплотить свои угрозы в жизнь. В ту самую ночь, когда он пришел ко мне с просьбой о помощи, он клялся, что выбросил револьвер. Он мой младший брат, сэр… Я ему верил. Я не мог допустить мысли, что он способен на такое злодейство.
– Все это, конечно, прекрасно, но ничуть не оправдывает вас в глазах закона, – вступил в разговор Уиффен, вспомнив о своих обязанностях. – Мэллоу, вы обвиняетесь в нескольких преступлениях, в числе которых сокрытие сведений от полиции, укрывательство краденого и пособничество убийце. Вы арестованы.
В отличие от брата, Мэллоу не стал оказывать сопротивления. С невозмутимым лицом он протянул руки инспектору, и Уиффен защелкнул на них наручники.
Заговорил дворецкий, только когда его повели из гостиной. В дверях Мэллоу повернулся к нам и чуть дрожащим голосом произнес:
– Прошу прощения, джентльмены, за доставленное беспокойство и хлопоты. Особенно я виноват перед вами, мистер Харден. Я обманул ваше доверие и потому безгранично перед вами виноват.
Даже миллионер был настолько потрясен достоинством, с которым дворецкий произнес эту фразу, что лишился дара речи.
На этом в деле и впрямь была поставлена точка. Так был положен конец преследованию Джона Винсента Хардена.
Добавить к сказанному мне практически нечего. Ящик с золотыми слитками, обнаруженный в подвале на следующее утро, возвратили законному владельцу. В уплату за свои услуги Холмс получил кругленькую сумму, однако не принял приглашения миллионера на бракосочетание его дочери Эдит с лордом Роксэмом, состоявшееся в следующем году.
Как я уже неоднократно упоминал в других своих очерках, судьба порой склонна преподносить странные сюрпризы. Эдит и Джеральд сыграли свадьбу в тот же месяц, когда Виктора Мэллоу повесили за убийство полицейского.
Впрочем, я решил воздержаться от публикации этого отчета – не ради американского миллионера и, уж конечно, не ради повешенного преступника.
Мною руководило желание уберечь дворецкого Мэллоу, который сейчас отбывает длительное тюремное заключение, от огласки и еще большего бесчестия и унижения. Потому-то я и поместил отчет об этом деле к другим бумагам конфиденциального свойства, которые, как я искренне надеюсь, никогда не увидят света дня[9].