Глава 3. Гон следа
Крупы лошадей были влажными от пота и утреннего тумана.
Украшенная металлическими бляхами сбруя мерно позвякивала в такт гулким ударам множества подкованных копыт об утоптанную землю.
Некоторые всадники дремали в сёдлах, отпустив поводья и закинув за спину узкие каплеобразные щиты, на которых по красному полю были грубо намалёваны хищные птицы с головами медведей.
Ветви деревьев и кустов, обступивших узкую тропу, задевали торбы, притороченные к седлам, панцири из толстой воловьей кожи и грубые пеньки с вплетёнными железными кольцами и пластинами, сбрасывали росу на узловатые палицы, узкие топоры на длинных топорищах, шипастые кистени, длинные мечи, копья с тяжёлыми наконечниками, связки сулиц и оперения стрел.
Всадники растянулись на две сотни шагов.
За ними ехали две нудно скрипящие подводы, на которых поверх припасов спали с храпом и присвистом люди в холщовых рубахах, в обнимку кто с дубиной, кто с заточенным колом с обожжённым на костре остриём.
Возницы хлестали волов и ругались сквозь зубы, когда сонные животные пытались на ходу рвать сочную рослую траву.
Рядом с повозками плёлся тщедушный человек, весь забрызганный чёрным, с лоханью у живота, и время от времени лыковой кистью плескал чёрный дёготь то за одно, то за другое колесо повозок, на оси колёс.
Впереди, обогнав всех на полсотни шагов, двигался дозор.
Широкоплечие, рослые всадники настороженно всматривались в туман, вслушивались в шорохи, тихо переговаривались:
– Я понимаю, раз стребляне отказались платить виру и зарезали Кадуя, их нужно карать, но зачем Стовов выбрал такое время? Слышишь меня, Телей?
– Да, Тороп, странно. Брусника созрела, значит, пора овёс снимать. А мы вместо этого след гоним. Подождали бы до осени. Или нужно было в месяц сечень ударить. – Похлопав коня между ушами, Телей добавил: – Это всё Решма воду мутит. А князь с Шинком его слушают.
– Глупые стребляне, – сделав вид, что не слышал суждения о Решме, сказал Тороп. – Дань-то была совсем малая. Всего одна чёрная куница с дыма. У них охотники зараз из облавы по десятку, наверное, приносят. Зато князь помог бы им с Ятвягой Полоцким уговориться.
– Да чего им Ятвяга. Он раз в году наскочит, так они скарб соберут, жито в ямы попрячут и со своей скотиной уйдут за Волотово болото. Ищи их. А там места дремучие. Лешие там, говорят, на каждом суку сидят. – Телей потрогал оберег из медвежьих клыков на шее, проверяя, на месте ли. – Слушай, а что же это было? Вчера на ночь встали?
– Решма говорил, что это планида Тумак летала над лесом. Её Стрибог послал, разгневанный на стреблян за кудесника. – Тороп, натянув повод, остановил коня и, перегнувшись вперёд, через его шею потыкал копьём листву на тропе. – Чего-то мне не нравится это место. Земля будто свежетронутая.
– Вечно ты страхами полон. Стребляне, проведав, что Стовов идёт, зажгли свои тревожные костры и, обмочившись в штаны, ушли за Волотово болото. – Телей решительно тронул коня и, объехав Торопа, оказался меж двух старых ясеней. – Я помню, когда в прошлый месяц травень на Водопол…
Договорить он не успел.
Сплетённые ивовые прутья, присыпанные землёй и прошлогодними листьями, провалились, и над лесом раздалось истошное ржание коня и вопль человека, напоровшихся на дне медвежьей ямы на остро заточенные колья.
Телей некоторое время был ещё жив.
Истекающий кровью, он хватал руками кол, насквозь пробивший его живот, хрипел и силился поднять голову вверх к небу.
Когда к краю ловушки подскакали Стовов и Решма, бьющийся в конвульсиях конь прервал его мучения, ударом копыта разбив голову.
– Проклятые сыроеды! Трусливые черви! – заскрежетал зубами Стовов, заглядывая в забрызганную кровью яму. – За каждого своего мечника я буду закапывать их живьём! Ну, чего уставился, Тороп? Вперёд! – Он вздыбил коня. – А Телея давайте хороните теперь…
Тороп шарахнулся дальше по тропе, освободил князю объезд и тут же натолкнулся на плотный завал из толстенных стволов:
– Засека, дальше пути нет!
– Берите топоры, рубите, растаскивайте, кидайте в яму! – привстав в стременах, закричал Стовов. – Живее!
Воины сгрудились в кучу, унимая коней, которые не давали возможности смердам и рабам, спрыгнувшим с повозок, подойти к завалу.
– Ну и бестолковая же у тебя челядь, Стовов, – тихо сказал Решма, глядя, как суетятся на одном месте люди князя. – Морока с ними! Пожалел золота, не нанял варягов. И что? Теперь воюй с этими смердами. Их только в могиле жечь. Куда дел те гривны, что я на Водопол привозил? Затырил?
– Ну почему смердами? Вот Шинок, опытный воевода, опять же трое варягов Сигун, Ацур и Борн, – стараясь скрыть смущение, ответил князь.
Решма ответил острым взглядом глубоких, пугающих глаз. Князь старался лишний раз не глядеть ему в лицо… хотя что тут особенного? Маленький впалый рот, громадный, начинающийся между бровями нос, высокий лоб.
Решма потрогал гладковыбритый подбородок и обернулся к Шинку, дородному старику, орущему на смердов и рабов:
– Воевода, отправь лазутчиков к Стоходу. Пусть осмотрят всё у брода. Я чую, что там нас уже ждут.
Шинок тряхнул длинной бородой:
– Хорошо. Эй! Ломонос и Скавыка, сюда!
Затюкали топоры, затрещали ветки.
Распрягли волов, накинув им на рога петли, начали растаскивать стволы и крупные сучья. Туман уже рассеялся, и сквозь кроны деревьев теперь просматривалось серое небо, затянутое облаками.
Несколько крупных, чёрных как смоль воронов кружились над завалом.
Где-то совсем недалеко что-то завывало, тоскливо и жутко.
– Говорили мне волхи в Каменной Ладоге, отложить нужно поход, в куриной печени червоточины, трава тирлич тонет в козьем молоке, Плакун-камень не теплеет от огня. – Князь завернулся в плащ. – Может, отложим поход? Сдался тебе этот кудесник с Медведь-горы…
– Мне он нужен. Живой или мёртвый. Лучше мёртвый, – сказал Решма, и его лицо сделалось каменным. – Мне нужна эта земля. Стовов, нужна. Если ты не возьмешь её, клянусь, я найму варягов или ланов и сам сломаю стреблян.
– Я… – Стовов замялся.
В который раз этот странный Решма, назвавшийся купцом, ходившим в Царьград и далеко на Восток, в землю гуннов, говорил с ним так.
Князь оглянулся, не слышит ли их кто-нибудь из челяди.
Нет, все заняты завалом.
Он, Стовов, перед ним все трепещут… а Решму приблизил к себе настолько, что волхи Каменной Ладоги предрекли проклятие Даждьбога… Он слушает все его советы, похожие на приказы. Иногда Стовову хотелось задушить, располовинить его ударом меча, но, когда крик уже был готов вырваться из мощной глотки, а рука хваталась за меч, язык прилипал к нёбу, а тело обессилевало.
Он был явно кудесник, этот купец из Дорогобужа.
Опасный, сильный, богатый.
– Планида Тумак висит над твоей головой, Стовов. Не гневи посланца Хорса, – ухмыльнулся Решма и двинул коня к готовому проходу в засеку, к которому вернулись, тяжело дыша, Ломонос и Скавыка:
– Стреблян у Трёх Дубов нет.
– Нашли их сторожевое гнездо на сосне, с углями от тревожного костра. Брод свободен.
– Нам сопутствует удача. Даждьбог получил хорошие подарки и лишил стреблян мужества. Они не защищают свои засеки и брод! – проревел Шинок и, пустив коня рысью, двинул дальше, призывая остальных: – За мной!
Десяток воинов, уже сидевших в седлах, последовали за ним.
– Я иду сразу на Дорогобуж, князь. Ещё до заката голова Ори Стреблянина будет насажена на копьё! – крикнул он напоследок.
– Сброд, а не дружина, – невесело улыбнулся Решма и отъехал в сторону, пропуская к неглубокой свежевырытой могиле двоих рабов, несущих тело Телея.
Рабы опустили тело в могилу, положив сверху меч, щит, горшочек с мёдом и мешочек овса, запасные мягкие сапоги, моток верёвки и глиняную плошку с топлёным жиром и фитилем, для освещения пути в царство мёртвых.
Затем могила была засыпана и привалена несколькими крупными камнями, для того чтобы дикие звери не смогли её разорить.
К полудню, потеряв ещё двух воинов в медвежьих ямах и лишившись пары волов, поломавших ноги на крутом спуске, дружина Стовова вышла к броду через Стоход у Трёх Дубов.
Широкая, полноводная река, способная пропустить через себя три гружёные ладьи, идущие бок о бок, в этом месте круто поворачивала на запад, образуя широкую излучину, и резко мелела.
Сквозь два локтя прозрачной воды просматривалось каменистое дно, поросшее длинными водорослями, которые шевелились по-змеиному и тянулись вслед убегающей волне.
Плотва и форель шарахались среди этих водных растений, спасаясь от щук, вылетающих на мелководье из-под застрявших в омуте рядом с противоположным берегом коряг.
Тут же весело играли две сытые выдры: валялись в песке, ныряя и гоняясь друг за другом.
Осмотрев старые следы, ведущие им навстречу, первые трое воинов въехали в воду.
Выдры прекратили забавы и исчезли.
Рыба поспешила расступиться перед копытами лошадей.
Один из воинов извлёк из перемётной сумы двух откормленных куропаток и швырнул в реку:
– Шоно, шоно, гилтвек! Водяной Дед, пропусти нас через реку!
Отряд начал медленно входить в Стоход, удерживая лошадей от питья, так как предстоял ещё трудный путь по холмам и оврагам, резвость могла понадобиться.
Когда первые три всадника достигли бревна, вкопанного посередине, с грубо вырезанным изображением рысиной головы, из прибрежных кустов вылетела первая стрела.
Она угодила в шею коню, и тот, встав на дыбы и рухнув на бок, придавил всадника и взметнул фонтан радужных брызг.
Вторая стрела, а за ней третья упали уже в воду.
– Засада… Сбейте их! – крикнул Стовов, придерживая коня. – Сбейте засаду!
Пятеро воинов, возглавляемые варягом Ацуром, рванулись на помощь двум своим товарищам и были встречены роем стрел и сулиц и градом камней. Со щитами, утыканными короткими стрелами на хромающих и залитых кровью лошадях, они отступили, потеряв ещё двоих.
Теперь уже враг был виден и слышен. Противоположный берег наполнился воющими и гикающими косматыми людьми в звериных шкурах. Они скалили зубы и победно трясли оружием, продолжая изредка пускать стрелы и камни из пращей.
Из толпы стреблян вышел воин в волчьей шкуре и, опёршись на меч, крикнул:
– Я, Оря Стреблянин, со мной мой брат Полок! Кто ты и по какому праву нарушил границы нашей земли? Почему пришёл как тать, тайно, со многими мечниками? Поворачивай назад, или мы вас всех перебьём!
– Я Стовов, владыка Каменной Ладоги и земель от Лющика до Лисьего брода! Со мной Решма, торговый человек. Мы идём в Дорогобуж и в Буйце, получить виру за убитого вирника Рыса и его людей! А потом мы хотим торговать. У нас много тканей, жита и железа! Топоры, серпы, наральники, рожны. И ещё много всего!
– Нам ничего вашего не надо. Мы вам не верим, уходите или с вами будет то же, что и с ними! – Оря сделал знак рукой, и из кустов вынесли острогу, на которой была насажена голова со слипшейся от крови седой бородой.
– Шинок… Вот звери какие… – выдохнули на другом берегу.
– Старый дурак, всю жизнь прожил в лесах и не знал, как воевать с варварами! – процедил сквозь зубы Решма. – Что скажешь, князь? Вырезали твоих молодцов!
Стовов посерел лицом, глядя, как стребляне снимают с остроги свой страшный трофей и презрительно швыряют его в реку.
Голова воеводы стукнулась о столб Матери-Рыси и, булькая, ушла в воду.
– Оря, выходи на поединок, я выпущу тебе кишки, клянусь молниями Перуна! – крикнул Стовов и со звоном вытащил из ножен меч.
– Слезь с коня, жалкий трус! Тебя ждёт Полок, сын Малка, – последовал ответ, и в воду вошёл могучий воин с длинной острогой в руках.
– Хорошо, кособрюхие, трусливые черви! Я иду. – Стовов двинул коня вперёд, будто нехотя.
Подъезжая к столбу Матери-Рыси, он уже почти перекинул через круп коня правую ногу, слезая, но вдруг бросил коня вперёд и на всём скаку обрушил меч на Полока, едва успевшего поднять над головой древко остроги.
Стальное лезвие разрубило древко и развалило стреблянина от шеи до пояса.
– Хорошо. Но договариваться всегда дешевле… – удовлетворённо сказал Решма, едва успевая посторониться, чтобы пропустить вперёд мечников, которые, в отличие от остолбеневших стреблян, именно такого развития событий и ожидали, потому что верили в находчивость своего князя.
С гиканьем и свистом, под надрывный вой рога, всадники, разбросав в стороны воды Стохода, преодолели брод и врубились в лесное воинство.
Бросив копья с насаженными на них телами, дружинники неистово секли направо и налево, забрызгивая себя и лошадей вражеской кровью.
Княжеские пешцы добивали раненых и тут же шарили по сумам и запазухам убитых.
– Убейте Орю! Убейте кособрюхого! – перекрывая шум сечи, кричал Стовов, подминая конём стреблян, но Оря, окружённый плотным кольцом своих сородичей, быстро отходил по тропе в глубь леса.
– Ты дорого мне заплатишь за это, Стовов, клянусь Рысью! – кричал в ответ Оря. А когда тропа стала такой узкой, что на ней не могли разъехаться и два всадника, он пронзительно пропел сойкой, и стребляне мгновенно исчезли в зарослях, словно пролитая вода на сухой песок.
Пешцы бросились за ними, понукаемые князем, но вскоре лес огласился душераздирающими криками.
Из чащи не вернулся ни один.
Решма, расталкивая возбуждённых дружинников, подъехал к Стовову:
– Кони бегут по тропам быстрее, чем стребляне по лесу, на Дорогобуж!
– На Дорогобуж! – Стовов вздыбил взмыленного коня, ветер подхватил его изодранный плащ. – Борн, возьми пять воев, подбери раненых и иди в Ладогу, поднимай и веди сюда малую дружину! Мы их вырежем всех, клянусь Перуном!
Варяг Борн важно кивнул и начал тыкать пальцем в дружинников, набирая отряд.
– Правильно ли решение послать Борна? У Ори будет хороший шанс пополнить собрание голов. – Решма едва успел пригнуться.
Несколько стрел вылетели из листвы и попали в цель.
Стребляне вернулись.
Захрипели раненые лошади, кулями повалились на землю мечники, утыканные стрелами и сулицами.
В какое-то мгновение отряд победителей, расслабившихся от ощущения победы, уменьшился вдвое.
– На Дорогобуж! – Решма ударил пятками в бока и помчался вперёд по тропе.
Стовов, изрыгая проклятия, последовал за ним.
Мечники в смятении бросились следом. Их провожали свистящие стрелы и сотня ненавидящих глаз.
Когда Оря Стреблянин вышел на тропу, заваленную телами, он упал на колени и поднял руки к небу:
– О Даждьбог, Стрибог, Велес и Мать-Рысь, заклинаю вас духами земными и подземными! Защитите детей и жён наших, и да будет так! – Он припал горящим, рассечённым лбом к земле, которая ещё дрожала от ударов копыт, бессильно закрыл затылок руками и завыл, протяжно и горестно.
Укрытый своей звериной шкурой, он был похож на умирающего от ран старого волка, поющего последнюю песню.
Стребляне скорбно стояли вокруг него, неподвижные и немые, и только один раз они взволнованно зашептались, когда на реке, около столба Матери-Рыси из воды поднялось нечто бесформенное, косматое и громадное и рухнуло обратно, словно внизу было не два локтя воды, а бездонный омут.