Глава 4
…Ушли наутро – по-над границей с Мазовией – прямиком в заснеженные прусские леса и незамерзающие даже в лютую стужу болота. Шли долго, трудно, с короткими привалами. Аделаида, утомленная дорожными тяготами, снова сердито бурчала. Теперь княжна сокрушалась, что оставила гостеприимный замок Освальда. Заодно поносила и гиблую Пруссию, и дикие племена язычников, обитающие здесь.
За отрядом следили, – об этом свидетельствовал утоптанный снег возле ночных стоянок. Но неведомые лесные наблюдатели – тьфу-тьфу – агрессии пока не проявляли. Угрюмый дядька Адам в неизменном волчьем тулупчике вел русско-татаро-монгольскую дружину уверенно и споро. Бурцев надеялся проскочить земли полудиких пруссов в считанные дни. Потом – перебраться через Неман на литовскую территорию, а уж там очередь Збыслава указывать им дорогу. И считай, половина пути – позади.
Размечтался… Ни он сам, ни чуткий Бурангул, ни Дмитрий, ни даже дядька Адам не смогли вовремя распознать опасность. А больше в передовом дозоре сейчас никого и не было.
Вооруженные дубинками, рогатинами, топорами, легкими сулицами и ножами, замотанные в звериные шкуры и худющие как смерть люди выступили из-за деревьев, поднялись из снежных схронов-сугробов. Пруссы с лопатообразными бородами на полрожи возникли одновременно отовсюду – тихо и неожиданно, словно лесные духи. Умело окружили, не проронив ни звука, сомкнули кольцо… Обычная партизанская тактика: вырезать вражеский отряд и раствориться в лесу до подхода основных сил. Были бы у ребят лучники, все уже закончилось бы. Или лучники есть, но бородатые мужики рассчитывают взять пленных? И ведь возьмут же!
Небольшой дозор, неосмотрительно оторвавшийся от дружины и слишком далеко углубившийся в лес, угодил в ловушку. Помощь по глубокому снегу теперь подоспеет не скоро, а драться вчетвером с подступающей толпой – дохлый номер.
Только неожиданные выкрики дядьки Адама на незнакомом, но явно со славянскими корнями языке уберегли их от немедленного нападения. Пруссы остановились в замешательстве. Дядька Адам выступил вперед. Перекинувшись с лесными людьми несколькими фразами, он вернулся мрачнее тучи.
– Дальше ходу нет, пан Вацлав. Все пути перекрыты тевтонами, а у Наревских болот крестоносцы поставили новый замок.
– Как так, ходу нет?! Хотя бы какая-то дорога должна же быть!
– Дорога? – усмехнулся прусс. – В этих местах лишь одна дорога – орденская, та, что соединяет Наревский замок с Хельминской комтурией. А на лесных тропах вокруг замка стоят немецкие дозоры. Приблизимся – дозоры поднимут тревогу. Из замка выйдет подмога. И нам ее не одолеть. У наревского комтура слишком много рыцарей и кнехтов.
– И что, обойти немцев никак нельзя?
– Нельзя, – отрезал дядька Адам. – Справа болота, по которым даже местные старожилы ходит не рискуют…
– А слева?
Дядька Адам недовольно шевельнул кустистыми бровями:
– Священный лес слева – обитель наших главных богов. Наипервейшего в этом мире отца Окопирмса и трех его сыновей: чернобородого молниевержца Перкуно, юного, дарующего жизнь, молодость и животворящие источники Потримпо и повелителя старости и смерти седовласого Патолло. Люди, которых ты видишь – охраняют подступы к этому лесу.
– Они что же, прямо здесь и живут?
– Нет, они живут неподалеку. Есть тут лесной поселок. Вотчина и последнее убежище знатного прусского кунинга Глянды.
Дядька Адам вздохнул:
– Когда-то род Глянды ни в чем не уступал прославленным Видам Вармийским, Склодо Самбийским и Монте Натангийским[2] Теперь же его остатки ютятся у границ Священного леса. В селении Глянды ищут спасения беженцы из окрестныз земель, захваченных тевтонами. У общины теперь осталась одна надежда: вымолить помощь у богов леса. А потому за свою священную рощу они любому перегрызут глотку.
– Так что же, нас хотели перебить из-за ваших богов?
– Если б хотели – перебили бы, – хмуро ответил пожилой лучник. – Нас приняли за немецких наймитов и намеревались взять живыми.
– Зачем? Ради выкупа?
– Нет. Мой народ не торгуется с крестоносцами. А вот богам моего народа угодны жертвы.
– Человеческие? – нахмурился Бурцев.
– А какие же еще? Жертву обычно приносят возле молельни или в самом сердце заветного леса – под древним старым дубом, в круге Камней Смерти. Мы едва не попали на жертвенный огонь. И большая удача, что копыта наших коней еще не переступили священной границы.
– Шутишь, дядька Адам?
– Какие тут могут быть шутки?! Я – прусс, и я могу войти в Священный лес, если не стану рубить деревья, ловить рыбу и бить зверя. Но иноверцам туда путь заказан. Иноверцы оскверняют наши святилища одним лишь своим присутствием.
Вот ведь елки-палки! Бурцев тряхнул головой. Некстати, совсем некстати им сейчас это прусское друидство! Но не отказываться же от дальнейшего пути из-за мракобесия язычников… Глупо это.
– Послушай, дядька Адам, а если мы все же быстренько и незаметно войдем в лес, если будем вести себя там тише воды, ниже травы, если не потревожим ни одного священного кустика… Обхитрить ведь эту лесную стражу можно?
– Ты не понимаешь, пан Вацлав, – спокойно ответил лучник в волчьей шкуре. – Если вы войдете в лес, то живыми оттуда уже не выйдете.
– Боги покарают? – Бурцев скептически усмехнулся.
– Может быть, боги и пропустили бы вас, но оберегающие их покой служители Священного леса жрецы-вайделоты во главе с Кривайто не знают пощады.
– Что за Кривайто такой? Дух, что ли?
– Верховный жрец, хранитель каменного Круга Смерти и Священного Дуба.
– Человек значит? Из плоти и крови?
– Дядька Адам пожал плечами:
– Бывший Кривайто этого леса был человеком. Кем является нынешний, сказать трудно. Люди Глянды утверждают, что это могущественный карлик-барздук[3] – порождение мира духов и мира людей. Он говорит на неведомом древнем наречии и обладает нечеловеческой силой. Говорят, барздука отбили у крестоносцев. Тевтонский рыцарь со своей свитой вез его в прочной клетке, подобно опасному дикому зверю в подарок своему комтуру.
– Вот даже как?!
– Вайделоты намеревались принести барздука в жертву. Но когда его привели в Священный лес и хотели умертвить, он вырвал священный посох у Кривайто и дрался в Круге Смерти с яростью древних героев. Тогда пострадали многие жрецы. Сам Кривайто лишился глаза и едва остался жив. Вайделоты сочли это знаком богов. Старый Кривайто стал обычным жрецом. Новым Кривайто стал барздук.