Глава 4
Горби берется за дело
«Что ж, – сказал мистер Горби, обращаясь к своему отражению в зеркале, – я раскрывал тайны последние двадцать лет, но над этим делом придется попотеть».
Сэмюэль Горби брился и одновременно по привычке разговаривал со своим отражением. Работая детективом и будучи очень скрытным по природе, он никогда не рассказывал о своих расследованиях и не доверял никому свои мысли. Когда ему хотелось излить душу, он уходил к себе в спальню и разговаривал с зеркалом. Такой способ работал безотказно, поскольку это помогало снять напряжение, не подвергая тайное риску быть услышанным.
Цирюльник царя Мидаса, когда узнал, что скрывалось под короной повелителя, тяготился тайной до тех пор, пока однажды не выпалил шепотом: «У царя Мидаса ослиные уши», укрывшись в камышах у реки. Так и Горби иногда чувствовал настойчивое желание поделиться с кем-нибудь своими сокровенными мыслями, но, не имея ни малейшего стремления заявлять о чем-либо во всеуслышание, поверял их только зеркалу. Ему нравилось созерцать свое веселое красное лицо, похожее на мандарин, серьезно кивающее с той стороны сверкающей глади. Если бы дешевое зеркало, к которому следователь обращался каждое утро, могло заговорить, какие бы откровения ожидали слушающего, откровения о секретах и нравах Мельбурна! Но, к счастью для многих, мир наш – не волшебная страна, а потому, какого бы высокого мнения ни был Горби о своем зеркале, заговорить оно никак не могло.
Нынешним утром детектив разговаривал с зеркалом особенно оживленно и временами выглядел не на шутку озадаченным. Дело об убийстве в кэбе доверили ему, и теперь он думал, с чего же начать.
– Черт, – сказал он, задумчиво затачивая бритву, – если есть конец, то должно быть и начало, ведь если нет начала, как дойти до конца?
Поскольку зеркало не ответило, Горби нанес пену на лицо и начал бриться. Мыслями полностью погруженный в дело, он продолжил разговор:
– Есть мужчина – а именно джентльмен, – который напивается и не понимает, что происходит. Другой джентльмен, находящийся неподалеку, замечает его и останавливает для него кэб. Сначала он говорит, что не знает его, а потом ясно показывает, что они знакомы, сгоряча уходит прочь, но передумывает, возвращается и садится в кэб, приказав вознице ехать в Сент-Килда. Затем он потчует пьяного хлороформом, выходит из кэба, садится в другой и, выйдя на Паулет-стрит, исчезает – вот головоломка, которую мне необходимо разгадать; думаю, даже загадки сфинкса были не столь трудны. Необходимо выяснить три вещи – во-первых, кто жертва? Во-вторых, за что его убили? И, в-третьих, кто убил? Как только я выясню первое, остальные два пункта будет нетрудно разгадать, ведь, зная жизнь человека, можно с легкостью сказать, было ли в чьих-то интересах списать его со счетов. У мужчины, который убил, должен был быть серьезный мотив, и мне предстоит выяснить, что это за мотив. Любовь? Нет, не то – в реальной жизни мужчины не пойдут на такое ради любви, они так поступают только в романах и пьесах, и я никогда не встречался с этим в своей жизни. Ограбление? Нет, в его карманах осталось много денег. Месть? Да, возможный вариант – подобное чувство заводит людей гораздо дальше, чем они предполагают. Но не было никакого насилия, ведь одежда не порвана: значит, его застали врасплох. Кстати, кажется, я недостаточно тщательно осмотрел его одежду, там может быть подсказка. В любом случае стоит взглянуть. С этого я и начну.
Одевшись и позавтракав, Горби направился к полицейскому участку, где попросил показать ему одежду жертвы. Получив ее, он отошел в угол и начал обстоятельный осмотр.
В пиджаке не было ничего примечательного. Это был обычный хорошо сшитый пиджак, поэтому Сэмюэль, недовольно что-то проворчав, отложил его в сторону и взял жилет. В этой вещи было нечто, что смогло заинтересовать его, – карман, пришитый на внутренней стороне слева.
– И какого черта он здесь делает? – спросил Горби, почесывая голову. – Насколько я знаю, для вечерних жилетов не приняты внутренние карманы, более того, это не работа швеи: он сделал карман своими руками, причем, надо сказать, весьма паршиво. Видимо, он потрудился пришить карман самостоятельно, чтобы никто не узнал о нем, и предназначен этот карман для чего-то ценного, раз он носил это с собой даже в вечернем наряде. Ага! На верхнем краю небольшой надрыв – что-то было резко выхвачено отсюда. Кое-что начинает проясняться. У жертвы есть вещь, необходимая убийце, и убийца знает, что жертва носит эту вещь с собой повсюду. Он видит его пьяного, садится с ним в экипаж и пытается достать то, что ему нужно. Жертва сопротивляется, из-за чего мужчина убивает ее с помощью хлороформа, который был у него с собой. Боясь, что экипаж остановится и кучер все увидит, он хватает то, зачем пришел, так быстро, что надрывает карман, и затем сбегает. Это понятно, но вопрос в том, что ему было нужно? Футляр с драгоценностью? Нет! Это было что-то легкое, иначе жертва не носила бы эту вещь везде с собой в жилете. Это было что-то плоское, что могло незаметно лежать в кармане, – например бумага. Какая-нибудь ценная бумага, которая была нужна убийце и за которую он убил несчастного.
Детектив положил жилет и поднялся.
– С этим все понятно, – сказал он. – Я разобрался со второй загадкой раньше, чем с первой. Первая же заключается в том, кто жертва. Этот мужчина явно приезжий, иначе кто-нибудь бы уже опознал его по описанию. Интересно, есть ли у него здесь родственники? Нет, вряд ли, они бы уже начали разыскивать его. Впрочем, один момент очевиден: он у кого-то снимал квартиру – не спал же под открытым небом! Он не мог жить в отеле, потому что владелец любого отеля в Мельбурне уже узнал бы его по описанию, особенно учитывая то, что весь город только об этом убийстве и говорит. Скорее всего, это были частные комнаты, и владелица не читает газет и не имеет привычки сплетничать – в противном случае она бы уже давно обо всем узнала. Далее, если он жил, как я полагаю, в съемных апартаментах и вдруг исчез, хозяйка не молчала бы. Прошла уже целая неделя после убийства, и, поскольку от жильца не слышно ни слова, хозяйка должна начать беспокоиться. Но если, как я считаю, жилец неизвестен в городе, то она не будет знать, к кому обратиться, и, исходя из данных обстоятельств, вполне естественно думать, что она подаст объявление в газету. Пожалуй, стоит просмотреть газеты.
Горби взял стопку разных газет и внимательно просмотрел те колонки, в которых обращаются к пропавшим друзьям и к тем, кто слышал что-нибудь о них.
– Его убили, – напомнил себе следователь, – в пятницу утром, между часом и двумя, поэтому до понедельника его исчезновение могло не вызвать никаких беспокойств. В понедельник же хозяйка уже начала бы волноваться, и во вторник она бы подала объявление в газету. Таким образом, – продолжал говорить Горби, проводя толстым пальцем по колонкам в газете, – меня интересует среда.
Но в газетах за среду не нашлось ничего подобного, как и в газетах за четверг. Зато в пятничном издании, ровно неделю спустя после убийства, Сэмюэль вдруг наткнулся на следующее объявление: «Если мистер Оливер Уайт не вернется на виллу “Опоссум”, Грей-стрит, Сент-Килда, до конца недели, его комнаты будут сданы другим жильцам. Рубина Хэйблтон».
– Оливер Уайт, – медленно повторил Горби, – инициалы на носовом платке, который, как доказано, принадлежал жертве, были «О. У.». Значит, его зовут Оливер Уайт, так? Интересно, знает ли Рубина Хэйблтон что-нибудь о произошедшем? В любом случае, – добавил сыщик, надевая шляпу, – морской бриз мне по душе, поэтому я прогуляюсь до виллы «Опоссум», Грей-стрит, Сент-Килда.