Глава 4
– «Храните слово мое, великого царя слово» – это типичная формула, которой, как правило, оканчивались государственные документы в эпоху среднего Хеттского царства. Это и подобные клише пришли из более раннего периода – древнейшего царства хеттов, а может быть, были заимствованы вместе с другими обрядовыми формулами у народа, жившего на территории Малой Азии до индоевропейцев, у загадочного народа хатти, о котором до сих пор почти ничего не известно, так как следов материальной культуры не сохранилось, а языковые данные очень скудны… Есть еще вопросы?» – спросил Лыков, заканчивая лекцию.
Больше вопросов не было, и он поспешил выйти из аудитории Историко-археологического института, где преподавал древнюю историю, про себя отметив тактичность студентов, которые не стали расспрашивать про недавнюю кражу. А может быть, это была тактичность декана, предупредившего студентов. Сергею нравилось читать лекции молодежи, но сегодня это было пыткой, он никак не мог сосредоточиться. Выходя из аудитории, историк чуть не столкнулся с сыном директора музея, учившимся на втором курсе.
– Добрый день, Сергей Владимирович.
– Здравствуй, Валера. Ты что, сегодня не был на лекции?
– К ректору вызывали, я же выиграл конкурс… Ну, вы знаете… в Америку еду!
– В самом деле? Поздравляю. Хочешь, подвезу?
– Да нет, спасибо, мне нужно еще в деканат зайти.
– Ну смотри.
Лыков залез в свой старенький «москвичонок», как-то еще ухитрявшийся передвигаться назло всем законам механики, и поехал в музей. Чувство неловкости, которое он испытывал во время разговора с сыном директора, постепенно проходило.
Он усмехнулся сам себе: «И то сказать, хорош, дожил до сорока пяти лет и все не можешь привыкнуть к нашим порядкам».
Занявшая первое место в конкурсе, организованном Чикагским археологическим обществом, работа Валеры Кичина «Государства на территории Малой Азии на рубеже III-II тысячелетий до нашей эры» была откровенно содрана с незаконченной докторской диссертации Лыкова, которую Виктор Васильевич три месяца назад взял у него «почитать». Все в музее, да и многие в институте это прекрасно знали, однако отец Валеры был не только директором музея, но и другом начальника управления внутренних дел, поэтому единственное, на что хватило смелости у возмущавшихся, – выпустить пар в курилке.
Многие, не знавшие характера Сергея, считали, что он не стал устраивать скандала, узнав о некрасивом, мягко говоря, поступке шефа, из тех же соображений личной безопасности. Но историк не боялся своего начальника, наоборот, он его жалел как человека, полностью потерявшего свою индивидуальность, растворившегося в сыне. Лыков считал, что это влияние жены Виктора Васильевича, избаловавшей единственного ребенка. Его всегда неприятно поражал нагловатый взгляд мальчишки, который часто забегал в музей к отцу, – он всегда, не мигая, смотрел прямо в глаза собеседнику.
«Правда, сегодня, – отметил про себя историк с грустной усмешкой, даже его, кажется, проняло – каким-то он выглядел сконфуженным, против обыкновения опускал глаза, а щеки горели лихорадочным румянцем. Впрочем, возможно, это наоборот от радости».
Подъехав тем временем к музею, Лыков к своему удивлению и, надо признаться, неудовольствию обнаружил на стоянке полиицейскую машину, а войдя в здание – и самого следователя Костина, который, как выяснилось, попросил собрать работников музея. Он поспешил в зал заседаний, где уже находились все, кроме директора.
Через минуту подошел и Виктор Васильевич, и майор открыл собрание неожиданным вопросом:
– Почему никто из вас не сообщил следствию, что в течение нескольких дней, предшествующих краже, в музее велись работы по установке в кабинете директора нового сейфа?
Сотрудники несколько опешили.
– Позвольте, – первым нашелся директор, – во-первых, не несколько дней, а всего один – в прошлый понедельник, когда был санитарный день. Во-вторых, установка сейфа в моем кабинете, в другом конце здания, не имеет никакого отношения к происшедшему. Ведь после этого прошла неделя, и все экспонаты были на месте.
– Но при установке сейфа новой конструкции сигнализация во всем здании отключалась, не так ли? Вы скрыли от следствия этот важный факт.
Все недоуменно зашушукались.
Послышались смущенные голоса:
– Мы не скрывали, просто не придали значения…
– Ведь это случилось намного раньше…
Низкий ровный голос Мирры Георгиевны перекрыл шум:
– Смею вас уверить, что работа велась под должным контролем. Монтировали сейф в кабинете директора под моим личным наблюдением. Виктор Васильевич был в командировке в Москве. Привезли сейф к двенадцати, и двое специалистов работали примерно до полчетвертого. Все это время я практически безотлучно находилась в кабинете. Так что ваши подозрения совершенно беспочвенны, хотя я и не понимаю, в чем они заключаются, если, как Виктор Васильевич уже сказал, все последующие дни, в том числе в пятницу вечером, все было в порядке.
– Ваш долг состоит не в том, чтобы интерпретировать и отбирать факты в соответствии с вашим пониманием событий, а в том, чтобы сообщать следствию все сведения, которыми вы располагаете, – ледяным голосом парировал Костин. – В связи с вышеизложенным прошу еще раз каждого припомнить все, что случилось в предшествующие дни и чему вы тогда не придали значения, – необычные происшествия, странные посетители, особенно с фотоаппаратом или камерой, может быть, какие-то подозрительные люди на улице возле музея… Любая мелочь может иметь значение.
Майор оглядел притихших сотрудников:
– Если кто-нибудь что-то вспомнит, немедленно сообщите. А пока прошу предоставить мне данные о компании, у которой был приобретен сейф.
– Лариса Викторовна, покажите документы, – коротко распорядился директор.
Костин простился и вместе с бухгалтером вышел в коридор. За ними, чуть помедлив, вышел директор, на ходу давая какие-то указания Вере. Следом разом заговорили и потянулись к выходу остальные.
– Клара Миктатовна, – окликнула Мирра Георгиевна уборщицу, пожилую женщину с седыми волосами, покрытыми цветастым платком, которая все еще сидела в углу на стуле, отрешенно глядя перед собой, – не забудьте, пожалуйста, забрать из вашего чуланчика свой садовый инвентарь. Я ведь вам уже говорила, что это не положено, тем более сейчас – могут быть проверки из министерства.
– Хорошо, Мирра Георгиевна, – поспешно ответила уборщица, – то есть я уже забрала…
– Сергей, пойдем на улицу перекурим, – позвал Лыкова Андрей.
Сергей, который в эти дни стал курить вдвое больше обычного, с готовностью согласился. Они вышли в небольшой холл, где охранник, стоящий навытяжку как солдат на плацу, на которого присутствие следователя, видимо, действовало мобилизующе, смерил их подозрительным взглядом.
– Видал, как смотрит? – усмехнулся Андрей, когда они миновали пост охраны и вышли через первую дверь в крошечный предбанник с массивной металлической дверью, ведущей на улицу.
– Раньше надо было смотреть, – проворчал было историк, но осекся.
Куда как удобно – свалить все на охрану. Всезнающая Верочка проболталась, что Виктор Васильевич в беседе со следователем настаивал на версии если не совершения кражи, то пособничества кого-то из охранников. Однако концы с концами не сходились. Любой из охранников, конечно, мог отключить сигнализацию и открыть кабинет заведующей фондом, но кода, открывающего доступ к ключам от дверей залов, никто из них не знал. Хотя, если на замке обнаружены царапины… Лыков представил, как этот веснушчатый парень, мимо которого они только что прошли, вскрывает дверь отмычкой, входит в зал и начинает резать стекло витрины роликовым стеклорезом, заранее припрятанным в каморке за постом, где дежурящие по двадцать четыре часа охранники пьют чай и смотрят всю ночь телевизор или спят назло инструкции.
– Ты как думаешь?
– Что? – Сергей так увлекся своими мыслями, что не слышал ни слова из того, что говорил ему тем временем Андрей. – Извини, я задумался.
– Я говорю, скорее всего, кто-то из охранников замешан. Мы ведь по сути ничего не знаем о них.
– Я думаю, вот и надо сначала выяснить, что это за люди, а потом предъявлять обвинения.
– Да я не предъявляю. Я только говорю, что раз повреждений оперативники не обнаружили, вор не мог залезть в окно. Получается, что его впустил охранник, как он иначе прошел, ведь не невидимка же совершил кражу, верно? Значит, охрана причастна.
Историк удивленно посмотрел на Андрея – притворяется он или действительно не понимает, что означает отсутствие повреждений на окнах и входной двери?
«Странно, ведь он умный парень. Зачем он мне это говорит?» – подумал Лыков.
А вслух сказал:
– Не знаю, по-моему, слишком очевидно. Ведь охранники напрямую отвечают за сохранность здания и всего, что в нем находится. Поэтому, совершая кражу, любой из них должен был понимать, что сам в первую очередь попадет под подозрение.
– Ну, это ты загнул, преступники обычно уверены, что их никто не расшифрует.
– Я смотрю, ты специалист по психологии преступников, – усмехнулся Сергей и перевел разговор на другую тему. – Я слышал, музей-заповедник передает в твой отдел новый экспонат.
– Да не экспонат. Просто в Москве вышло любопытное издание по исторической географии Северного Причерноморья. Кстати, книга роскошно оформлена, с цветными картами – сегодня утром доставили.
– И где она?
– Была у директора, а где сейчас – нужно спросить у Веры.
Они вернулись в здание и прошли в правое крыло, где находился кабинет Виктора Васильевича. Подходя к приемной, они услышал тихий голос Клары Миктатовны, которая спрашивала о чем-то Веру.
– Он сейчас занят, – звонко ответила та. – А что вы хотели?
– Да нет, я потом… – неловко пробормотала уборщица, оглянувшись и смущенно взглянув на Андрея, который как раз входил в приемную. Она поспешно вышла в коридор, чуть не столкнувшись в дверях с Сергеем.
– Вы не заболели, Клара Миктатовна? – спросил историк, всегда заботливо относившийся к пожилой женщине, которая была хорошей знакомой его умершей пять лет назад матери.
– Нет-нет, Сереженька, все слава Богу, это я так… – так же смущенно ответила она. – А вот ты бы лучше приехал к нам в выходные, набрал яблочков да персиков. Уж такой урожай в этом году, а куда нам с внучкой столько… Я как раз и лестницу купила…
– Спасибо, заеду как-нибудь, – машинально ответил Лыков, которого вдруг пронзил приступ головной боли.
Пока Андрей доставал с указанной Верой полки стоящего у стены шкафа красного дерева книгу, Сергей попросил у нее таблетку пенталгина.
Вера, у которой, как смеялись сотрудники, как в Греции, есть все, подошла к столу, где у нее в верхнем ящике хранились лекарства, и, проследив за ней взглядом, историк к своему удивлению заметил в дальнем углу комнаты за фикусом скромно сидящего в глубоком кресле Валеру.
«Кто же это у шефа? – подумал он. – Парень сидит ждет как миленький, что для него вообще-то нехарактерно».
Узнав от Веры, что директор разговаривает со следователем, и выпив спасительную таблетку, он взял у Андрея книгу и пошел в свой кабинет. Голова продолжала болеть, поэтому некоторое время он просто сидел с закрытыми глазами. Постепенно боль начала утихать, и Сергей совсем уже было принялся за просмотр московской новинки, как вдруг ему вспомнился смущенный, словно виноватый вид уборщицы.
«Нет, не может быть, – подумал историк. – Клара Миктатовна – честный и добрый человек. Никому не удастся заставить ее пойти на какой-то непорядочный шаг, тем более преступление…».
– Никому… – задумчиво повторил он вслух.
От матери он знал трагедию этой женщины. Ее муж погиб в автокатастрофе, когда она была еще молодой, а единственный сын женился на девушке, оказавшейся наркоманкой. Через два года его жена сбежала с каким-то своим дружком, тоже наркоманом, бросив годовалую дочку, а он стал пить и превратил жизнь родных в кромешный ад. Попытки вылечить его от алкоголизма оканчивались неудачей – не проходило и месяца, как все начиналось сначала. Лыков тоже пытался помочь этому опустившемуся человеку, не столько ради него, сколько из жалости к его матери, но и в платной клинике ничего не смогли сделать. Наконец, три года назад тот в один прекрасный день просто исчез из города, прихватив из дома все наличные деньги. Историк подозревал, что он был участником шайки квартирных воров, которую как раз тогда накрыла милиция.
«А что если этот тип вернулся, – снова расфантазировался Сергей, – и стал угрожать матери, требуя денег, чтобы уехать за границу? Хотя до какой границы патологический алкоголик может доехать? Ну, допустим. Допустим даже, что уборщица могла, наученная сыном, снять слепки с ключа от витрины, по которым сообщники сделали дубликаты, хотя на самом деле это малореально. Но вырезать стекло? И эта проклятая сигнализация, которая не сработала… Как у Конан Дойла в каком-то рассказе о Шерлоке Холмсе – странность, заключающаяся в том, что собака не залаяла. Кто же этот хозяин, которого узнала наша сигнализация?»
Он рывком поднялся, нашарил на верхней полке стенного шкафа фонарик и быстро вышел из кабинета. Хотя было уже четверть седьмого и рабочий день закончился, Мирра Георгиевна была на месте. Лыков попросил ключ от третьего зала, сказав, что хочет уточнить формулировку в дешифровке текста одного из экспонатов. Завфондом скептически посмотрела на него поверх очков в черной оправе, но промолчала. Войдя в зал, Сергей включил свет и полез с фонариком под витрину, ища место, где были протянуты провода сигнализации. Темно-коричневый провод, по цвету почти не отличающийся от цвета витрины, тянулся от самого низа стены к ножке стола и вверх до стекла, которое все еще не заменили. Провод по всей доступной глазу длине был абсолютно целым, как и было отмечено в отчете оперативной группы после осмотра.
«Ничего! – сказал себе историк. – Да, собственно, что я надеялся найти? Какое ребячество! Что я, умнее специалистов?»
Досадуя на свой странный интуитивный порыв, он зачем-то провел пальцем по шнуру и на сгибе плинтуса вдруг почувствовал, что его пальцы касаются более гладкого и эластичного материала. Рефлексивно он потянул провод на себя и ощутил, как тот неожиданно легко отделился. Лоб Сергея покрылся испариной – он потрясенно смотрел на лежащий в его руке кусок тончайшего пластика, очень похожий на провод сигнализации. Только он был разрезан вдоль и внутри полый, что позволило этим муляжом, словно куполом, накрыть сигнализационный провод, который, как теперь отчетливо видел Сергей, в этом месте был перерезан.
– Что вы здесь делаете? – вдруг раздалось над головой историка, и он из-под витрины увидел ноги в серых брюках.
Лыков сконфуженно вылез наружу с фальшивым куском провода в руках и оказался перед Костиным.
– Что вы здесь делаете, Сергей Владимирович? – повторил следователь.
– Да вот, решил еще раз посмотреть сигнализацию… – промямлил историк.
Майор сразу понял, в чем дело:
– Значит вы сделали правильный вывод из моего сегодняшнего выступления насчет установки сейфа. Только в это время и могла быть повреждена сигнализация.
– А я думал, вы уехали, – задумчиво сказал Лыков.
– Я уехал, а потом вернулся.
– Зачем?
– Чтобы еще раз посмотреть сигнализацию, – насмешливо ответил Костин. – Вдруг вижу, чьи-то ноги торчат.
– И вы решили, что вор вернулся на место преступления?
– Как же, дождешься такого счастья! К сожалению, преступник всегда получает по заслугам только в современных детективах.
– И в древних заклятьях… – добавил Сергей и по памяти процитировал. – «Человека преступления, нарушителя клятвы постигнет неминуемое наказание. Если он живой, то его повергнет бог Солнца, который наверху, если он мертвый, то его повергнет бог Солнца, который внизу. Тогда он станет на колени перед колесом и скажет: горе мне, я оскорбил божество…».