Первые дни на Земле
Урфин Джюс – огородник
Урфину не давала покоя диковинная звезда, светящаяся красным цветом. Его мысли время от времени возвращались к ней, вечерами он подолгу просиживал у телескопа, но, как ни старался её отыскать, нигде обнаружить не мог. Звезда бесследно исчезла. Правда, он заметил однажды, как какое-то тёмное облако пронеслось по небу, но не придал этому никакого значения.
С жителями Волшебной страны Урфин теперь дружил, но о звезде, заинтересовавшей его, не торопился сообщать. Он ведь и сам пока ничего не понял.
Давно прошло то время, когда Премудрый Страшила сдержал слово и пригласил Джюса поселиться в Изумрудном городе среди людей. Урфин не ожидал, что ему будет так приятно это приглашение.
Однако он уже много лет жил у Кругосветных гор, привык к уютной долине с прозрачной речкой и расстаться со своей усадьбой не захотел.
Жить одному для него было так же естественно, как пить или есть. Он по-прежнему не хотел походить на других людей и одежду носил иного цвета: не голубую, не фиолетовую, а зелёную. И вовсе он делал так не от злого нрава, такой уж у него был нелюдимый характер. Общество он делил со старым филином Гуамоколатокинтом, с которым каждый день перебрасывался немногими словами.
– Ну что, друг Гуамоко, – обычно с утра спрашивал Урфин, – прибыли вести на сорочьих хвостах?
И они с Гуамоко медленно, с паузами, обсуждали новости, которые умный филин запоминал от других птиц.
– Железный Дровосек к Страшиле Премудрому пожаловал в гости, – степенно говорил Гуамоколатокинт.
– Лев Смелый тоже в пути, но он стар – лапы его медленно ходят, он идёт-бредёт, потом садится, отдыхает.
– А что наш Премудрый? – спрашивал Урфин.
– Опять намудрил. Придумал какую-то библиотеку, книги серьёзные читает.
– Дело хозяйское, – вздыхал Урфин.
Урфин был неплохим столяром во все времена. Была пора, ничего не скажешь, когда сделанные им столы, стулья и другие изделия из дерева перенимали сварливый характер мастера и норовили то толкнуть тех, кто их покупал, то наступить им на ноги – одним словом, доставляли людям всякие неприятности. Строптивые изделия никто не покупал, и Урфину поневоле пришлось выращивать овощи на своей усадьбе, иначе чем бы он жил?
Урфин стал огородником, работал быстро, но как-то нудно, неинтересно. Работа не приносила ему радости.
Но вот Джюс задумался о себе, о своих делах и словно заново родился, и всё вокруг изменилось.
С его занятиями начали происходить непривычные вещи. Дело у него спорилось так, что он сам удивлялся. Он отремонтировал домик в долине, покрасил его самыми весёлыми красками, какие нашлись в его хозяйстве. И почувствовал, что его прямо тянет заняться огородом. Да не просто заняться.
Со дня, когда он получил приглашение Страшилы и понял, что жители Волшебной страны совсем больше не сердятся на него, ему постоянно хотелось что-нибудь изобрести для них.
Смелости и терпения Урфину было не занимать, и он вырастил на своей усадьбе такие небывалые плоды, что даже филин Гуамоко, сначала недоверчиво отнёсшийся к затее Урфина, затем проникся безграничным уважением к нему.
– Эка невидаль! – ухал он, взмахивая крыльями. – Небывальщина! Видно, хозяин, ты ещё умеешь колдовать!
Здесь была золотая морковка, голубые огурцы, красно-прозрачные, словно гранаты, сливы и яблоки, солнечные, точно апельсины. Что и говорить, плоды получились очень нарядными. А главное, привлекал в них не столько цвет, а то, что они были сладкими, большими, вкусными.
Видно, не случайно Джюса потянуло к огородничеству. Разводить овощи и фрукты для других было куда как интересно, и из этого вышел толк.
Как только великолепные плоды созревали, Урфин нагружал ими доверху тачку и отвозил в Изумрудный город.
То был настоящий праздник Угощения. На него спешили все, кто мог, со всех концов Волшебной страны.
Причём Урфину хотелось никого не обидеть, одарить всех жителей и гостей. Он много раз наполнял свою тачку грудой плодов и торопился обратно в город. Перевозка была дальней и нелёгкой. И тогда жители Волшебной страны послали в распоряжение Джюса деревянного гонца. Скороногий гонец никогда не уставал. Он доставлял дары Урфина с ошеломительной быстротой.
Урфин готовил для гонца овощи и фрукты. Собирал их, выкапывал, ополаскивал ключевой искрящейся водой, которую жаркое солнце тут же высушивало. Джюс аккуратно складывал плоды в тачку. Жители Изумрудного города не отпускали его до тех пор, пока он не съедал целую гору пирогов, которые были особенно вкусны у хозяек чудесного города.
Жёлтый огонь
Праздники Угощения обязательно устраивались каждый год, их ждали с таким нетерпением, как ждут дня рождения. Потому что, как ни чудесна жизнь в Волшебной стране, всё же один день похож на другой. Солнце поднимается всякий раз высоко и, когда ежедневные чудеса сделаны, опять опускается за горы.
Это случилось накануне нового праздника. Канун подоспел незаметно, он продолжался несколько дней, чтобы все желающие успели добраться до Изумрудного города, а Урфин-огородник успел приготовить угощение. Фрукты и овощи удались на славу, их было видимо-невидимо, так что Джюс опасался не успеть перевезти их в Изумрудный город до открытия торжества. Рядом с дворцом Страшилы соорудили длинные ряды из сдвинутых столов, которые перетащили из домов жители города.
Урфин и деревянный гонец, который помогал ему перевозить овощи, сновали между Кругосветными горами и Изумрудным городом.
Проезжая с полными тачками через страну Жевунов, они оставляли вкусный запах спелых, настоянных на солнце плодов. Разве могли Жевуны спокойно смотреть на это разноцветье фруктов и овощей в тачках?
Они высовывались из круглых окон своих домов почти целиком, даже странно, как они не падали, цепляясь ногами за подоконники. Они ещё и переговаривались, захлёбываясь от восторга.
– Ой-ой-ой, – говорил один Жевун, – опять голубые огурцы. Какое великолепие!
– Что огурцы, жёлтые орехи – чудо! Я сам видел, их целый воз! – восклицал другой. – У меня уже и сейчас слюнки текут.
– А я люблю яблоки и апельсины, – тоненько пел женский голос. – У нашего Урфина яблоки горят, как апельсиновые солнца, а апельсины – румяные, точно яблоки.
– Ох, и наемся я, – уверял мальчуган Жевун звенящим голосом.
Вороха ярких ароматных плодов росли на столах Изумрудного города, а на усадьбе Джюса они, казалось, не убывали.
Жевуны тщательно чистили свою одежду, украшали её праздничными воротниками, их жёны надевали юбки колокольчиком, пришивали новые бубенцы к шляпам – одним словом, на праздник Угощения собирались, как на бал. Так же тщательно готовились к празднику во всех уголках Волшебной страны.
– Я буду самой красивой, – говорила одна девочка. – Мама сказала: у меня такой нарядный воротник из кружев.
– Нет, это я буду самым красивым, – возразил ей Жевун, – у меня самые блестящие бубенчики на шляпе. И они так звенят. Я могу весь праздник танцевать под свою мелодию, мне даже музыка не нужна.
– А я ещё не подшил шляпу, – тут же отозвался другой Жевун. – Не опоздать бы.
– Да, не опоздать, не опоздать, – заволновались Жевуны.
Бубенчики на их шляпах вздрагивали, и в домах стоял неумолчный перезвон. Жевунам и в самом деле пора было этой ночью отправляться в путь.
Благодаря инженерной смекалке Страшилы кое-что изменилось в Волшебной стране. Самым памятным оставалось, конечно, превращение Изумрудного города в остров. Несмотря на вырытый канал, столицу свою жители всё-таки по старой привычке называли не островом, а Изумрудным городом.
Нововведения Страшилы Премудрого коснулись и других мест Волшебного государства. Так, жители больше не гадали, как переправиться через Большую реку, – через неё перекинули мост. А в глухом лесу не страшно было двигаться и ночью – вдоль всей дороги из жёлтого кирпича зажигались в темноте качающиеся фонари, их движение и красноватый свет отпугивали диких зверей.
Всё же, чтобы поспеть вовремя, Жевунам очень скоро пора было трогаться, ведь шаги у них были маленькие, а путь предстоял неблизкий.
Конечно, они некрепко спали в эту ночь, совсем как дети накануне праздника. Поэтому они тотчас проснулись, услышав, как зазвенели бубенчики на их шляпах. Шляпы они на ночь ставили на пол, чтобы те молчали. Кто же звонил бубенцами, может быть, мыши? Жевуны заглядывали под шляпы – и никаких мышей не находили.
С улицы тем временем доносился непрерывный гул, он всё нарастал. Жевуны выбежали из домов.
Огромный огненный шар, рокоча, подлетал к Кругосветным горам.
– Метеор? – озадаченно спросил Прем Кокус. – Но метеор не гудит, – ответил он сам себе. – Смотрите, – протянул он руки к небу, призывая Жевунов смотреть туда.
Шар пропал, превратился в дрожащий жёлтый огонь, по форме похожий на несколько корон, скреплённых вместе, или несколько перевёрнутых снопов.
Жевунам стало страшно, они тоже дрожали. «Диньк-диньк-диньк» – звенели бубенчики на их шляпах.
Гул всё усиливался. От Кругосветных гор потекли клубы жёлто-белого дыма. Прошумел вихрь. Деревья пригнулись.
В это время огонь погас. Вместо гула от гор донёсся громкий рёв, повторенный несколько раз эхом.
– Скорее, скорее в Изумрудный город, – торопил Кокус. – Страшно. Страшно и непонятно всё. Может быть, наш правитель…
– Мудрый Страшила отгадает, – решили Жевуны, всё ещё дрожа, и бубенчики на шляпах дребезжали в такт их словам.
Приземление
Чужестранцы торопились приземлиться до утра. Они полагали, что ночью на Беллиоре скорее всего спят, как на Рамерии, и их прилёт останется незамеченным.
Откуда им было знать, что жителям Волшебной страны как раз в эту ночь не спалось.
Совершив последний виток вокруг Земли, корабль начал снижение по плавной траектории. Штурман Кау-Рук сидел за пультом управления. Движения его были собранны и точны. Он напряжённо всматривался в экран локатора ночного видения, на котором проступали контуры незнакомой местности.
Важно было не пропустить кольцо гор, а точнее, то место у их подножия, где инопланетяне заметили огромный замок с чёрными провалами окон и полуразрушенной крышей. Судя по всему, в здании никто не обитал, и оно могло послужить на первое время неплохим убежищем.
Командир Баан-Ну готовился предстать перед новой планетой во всём своём великолепии. Борода его была давно руками Ильсора идеально, волосок к волоску, подстрижена и причёсана, и слуга уже помогал генералу натягивать парадный наряд.
Парадными костюмами менвитов были яркие комбинезоны из плотной шелковистой ткани.
Бледные малоподвижные лица менвитов от блеска комбинезонов словно оживали.
Ордена на костюмах менвитов не привинчивались и не прикалывались, а вышивались золотыми, серебряными и чёрными нитями.
Они имели форму солнца, луны или звёзд; низшие помечались планками – одна, три и т. д., в центре ордена можно было видеть изображение созвездий и планет, окружающих Рамерию. Награждали менвитов по правилу: чем выше должность у обладателя комбинезона, тем больше у него орденов и тем красивее сами ордена. К парадному комбинезону полагались сапоги из мягкой лёгкой кожи с застёжками.
Как только на экране локатора показались очертания замка, Кау-Рук лихо развернул корабль двигателями к Земле. Он любил демонстрировать свою сноровку всем на удивление, и жаль, что в небе не было зрителей. Но внешне штурман оставался совершенно невозмутимым. Корабль медленно пошёл на посадку. У самого замка звездолёт на мгновение повис в воздухе, поддерживаемый огненным столбом из нескольких корон трепещущего жёлтого пламени, и медленно стал оседать на Землю. Тут же из корабля выплыли откидные опоры в виде гигантского треножника.
Когда рассеялись клубы дыма и пыли, менвиты произвели последние пробы атмосферы и, убедившись, что всё в порядке, открыли входной люк. Свежий ночной воздух, напоённый ароматом трав и цветов, ворвался в помещение звездолёта и опьянил инопланетян.
Спустили трап. Генерал Баан-Ну первым сошёл на Землю. Из рук он не выпускал новенький красный портфель, который для большей сохранности пристегнул цепочкой к руке. В портфеле лежала рукопись. Это была главная ценность генерала. Он намеревался писать историю покорения Беллиоры. Он уже начал сочинять её во время полёта. Своей работой генерал хотел прославить военное искусство менвитов, а больше всего мечтал прославиться сам.
Корабль стоял у великолепных гор, снежные вершины которых уходили в усыпанное звёздами небо. Поблизости шумели лесные заросли, откуда доносился ночной баюкающий свист птиц. Ступая по влажному мягкому ковру из трав, командир ощутил прилив неудержимой радости покорителя, даже сердце вдруг замерло, потом стало колотиться чаще и чаще, Баан-Ну пришлось расстегнуть «молнию» воротника.
– В этом месте будут жить достойнейшие из менвитов, – сказал себе генерал. – А рабов и так всюду достаточно.
Повернувшись к кораблю, он заметил, что уже почти все спустились. Менвиты гордо расхаживали в расшитых орденами одеждах, иногда пристально глядя в глаза какому-нибудь замешкавшемуся арзаку.
– Ну-ну, торопись, – приказывал взгляд, и арзак начинал сновать, как заводная игрушка.
Арзаки суетились за привычной работой: налаживали для менвитов удобную жизнь.
Одни раскидывали надувную палатку, устилали пол воздушными матрасами. Другие готовили ужин, несли напитки. Третьи тащили из леса сучья, укрывали палатку. А для маскировки звездолёта натягивали огромную сетку с нарисованными на ней листьями, ветками, похожую на красочный ковёр.
Группа менвитов осторожно вынесла с корабля большое панно с изображением Гван-Ло и установила его на небольшом холме.
Генерал подошёл к собравшимся менвитам и, обратив взор к далёкой Рамерии, торжественно произнёс:
– Именем Верховного правителя Рамерии, достойнейшего из достойнейших Гван-Ло, объявляю Беллиору навсегда присоединённой к его владениям! Горр-ау!
– Горр-ау!!! – дружно подхватили менвиты. – Горр-ау!!!
Арзаки молчали. Украдкой они с тоской поглядывали в ту сторону неба, где была их родина.
– Штурман, – обратился довольно сухо генерал к Кау-Руку. Хотя он пребывал в благодушном настроении, всё-таки не мог пересилить себя в отношении к Кау-Руку, которого недолюбливал за способности и излишнюю самостоятельность. – На рассвете проведёте разведку, – сказал генерал, а про себя подумал: «Первая разведка самая опасная, вот и справься с этой задачей, если ты такой умный».
– Проследите за всем самым внимательным образом, – приказал он, – но и сейчас не зевайте.
– Порядок, мой генерал, – отозвался Кау-Рук не так, как принято было среди военных чинов Рамерии, но ведь штурман всё делал по-своему. Он многое умел, поэтому даже к колдовству не прибегал, как другие менвиты.
– А мне не мешает отдохнуть, – потягиваясь и зевая, сказал генерал, – к тому же на Беллиоре прохладные ночи.
Один из рабов подал Баан-Ну на подносе фрукты, которые успел нарвать в ближайшей роще.
– Ну что, Ильсор, – обратился, аппетитно жуя, генерал к слуге, – всё ли готово к отдыху?
– Всё готово, мой генерал, – Ильсор отвесил такой низкий поклон, что тело его повисло, как на шарнирах. Глядя на нелепо согнутого слугу, генерал вдруг расхохотался:
– Что, Ильсор, не чуешь ног от счастья, очутившись на такой превосходной планете?
– Да, мой генерал. Не может мне не нравиться то, что нравится вам, – согласился Ильсор.
– То-то же! – Баан-Ну похлопал Ильсора по плечу и отправился в палатку.
Вооружившись биноклем, он поочерёдно обошёл все окна палатки, лениво пробегая глазами горы и тщательно оглядывая ближайшие деревья в стороне леса – нет ли там вражеской засады. Ничего не разглядев, кроме силуэтов птиц, он спокойно растянулся на куче матрасов, которые Ильсор успел застелить пушистыми белыми шкурами какого-то зверя, вроде снежного барса; гигантский полог, тоже из белых шкур, отделил постель генерала от остальной части палатки, где расположились другие менвиты.
Портфель Баан-Ну сунул под меховую подушку, которую Ильсор услужливо приподнял. Во время сна всё важное для себя генерал не прятал в сейф – к сейфу можно подобрать ключи; укромнее места, чем изголовье, он не знал.
Когда командир менвитов задремал, Ильсор взял его бинокль, но не убрал, а тоже оглядел окрестности. Затем он подошёл к группе арзаков, собравшихся расположиться на ночлег прямо под открытым небом.
– Друзья мои, – сказал он совсем тихо, – не теряйте надежды, – а громко отдал распоряжение как главный техник: – Утром приступаем к сборке вертолётов.
Никто из избранников не подозревал, кто такой Ильсор на самом деле.
«Самый исполнительный слуга, прекрасно разбирается в технике», – вот что знал о нём любой менвит.
А не знал вот чего.
Ильсор оказался более стойким, чем другие арзаки, перед гипнотическими взглядами и командами колдунов. У него была более сильная воля. Он успевал принять вид покорного раба, прежде чем волшебство вступало в силу. Поэтому он слышал самые секретные разговоры менвитов, которые не остерегались его, думая, что он послушен и, значит, совсем околдован. Из разговоров избранников Ильсор понял всё, что произошло на Рамерии.
Арзаки верили: только Ильсор может им помочь, он что-нибудь придумает для их освобождения, и выбрали его своим вождём.
Мысль о свободе арзаков никогда не покидала Ильсора.
Другая забота его была о землянах. Судя по тем сооружениям на снимках, которые не укрылись от взора вождя, Беллиору населяли разумные существа. Они не ведали об опасности, какую таил в себе взгляд менвитов. Предупредить их было прямой обязанностью Ильсора, хотя он и не знал, как это сделать.
Разведка
На рассвете Кау-Рук с группой лётчиков отправился на разведку. Они спокойно прошли мимо дозорных, которые все были из менвитов и не дремля стояли на своих постах. Лётчики по духу были ближе штурману из всех военных, вот если бы ещё их эскадрилью не возглавлял Мон-Со, верный подданный генерала. Захватив с собой несколько рабов-арзаков, лётчики сначала бодро продвигались вперёд. Разведка казалась им чем-то вроде весёлой прогулки.
Прежде всего решили осмотреть замок, не зная, что перед ними бывшее жилище волшебника Гуррикапа.
Обойдя его кругом, Пришельцы остановились перед закрытой дверью, верхний край которой терялся под потолком.
То и дело слышались шутки:
– Вот это хоромы! Такие только для государей да привидений!
– Ну-ка, нажмём плечом! Ещё раз. Да тут не хватит наших плеч!
Дверные петли заржавели, и кстати пришлись усилия рабов, чтобы двери распахнулись.
Когда менвиты вошли в помещение, из пустых рам ринулись десятки потревоженных филинов и сов, заметались полчища летучих мышей.
Рамерийцев поразили размеры дворца, высота комнат, колоссальные залы.
– Пожалуй, только рискни – поселись на несколько дней, эдак сам не заметишь, как уже государь! – продолжали шутить лётчики.
Много интересного нашлось в помещениях замка. Менвиты увидели шкафы высотой с пятиэтажный дом, в них кастрюли и миски, похожие на плавательные бассейны, огромные ножи, книги, на которых бы уместились целые лесные полянки.
Пришельцы никак не могли понять, зачем было выстроено такое огромное здание. Они невольно поёживались именно от необъятности размеров. Они, конечно, читали в детстве сказки, и первое, что им пришло в голову, был вопрос:
– Может, здесь обитал людоед?
С помощью рабов менвиты раскрыли одну из книг Гуррикапа, думая: вот она-то прояснит им что-нибудь.
Но как старательно ни листали чужестранцы её страницы, они ничего не видели, кроме чистой бумаги, текст с листов исчез. Откуда было догадаться менвитам, что так сделал добрый волшебник: при приближении врагов книги не показывали, что в них написано. Менвиты быстро потеряли к ним интерес.
Рассматривая комнаты, мебель, всякую домашнюю утварь, Кау-Рук удивлялся:
– Неужели на Беллиоре живут такие гиганты?
Он даже попробовал усесться в кресле Гуррикапа.
Арзаки, встав на плечи друг другу, образовали живую лестницу, по которой штурман и забрался в кресло. Рядом с твёрдой как кремень спинкой кресла он почувствовал себя так же неуютно, как по соседству с огромным каменным изваянием какого-нибудь животного. Таких изваяний на Рамерии было много – то сохранились следы древней культуры арзаков.
– Подумать только, – сказал штурман глядевшим на него лётчикам. – Если даже некоторые земляне обладают таким гигантским ростом, что свободно умещаются в этом кресле, тогда мы, менвиты, сущие карлики перед ними.
Неожиданно Кау-Руку сделалось смешно.
«Вот обрадую Баан-Ну, – подумал он, – сюда бы ещё привидение, в придачу к замку». Но, представив небольшие домики, которые он видел на демонстрационных экранах звездолёта, штурман разочарованно молвил про себя:
– Не очень-то испугаешь генерала развалинами замка.
Отряд лётчиков-разведчиков отправился дальше. Находясь под впечатлением увиденного, они приуныли.
Вновь они пришли в хорошее расположение духа, когда из сумрачного леса вышли на чудесную поляну, потом ещё одну и ещё.
Кругом расстилались зелёные лужайки с россыпями крупных розовых, белых и голубых цветов (вроде крупных колокольчиков). В воздухе порхали крохотные птицы, чуть побольше шмеля, поражая необычно ярким оперением. Они гонялись за насекомыми.
Мохнатые шмели, которые летали тут же, не меньше привлекали ярким контрастом жёлтой и коричневой красок. Они пели свою бесконечную монотонную шмелиную песню.
Красногрудые и золотисто-зелёные попугаи кричали гортанными голосами, возвещая рассвет. Они смотрели на людей так, будто всё понимают. Если бы менвиты умели разгадывать, их изумлению не было бы границ, потому что попугаи действительно разговаривали.
– Просыпайтесь, просыпайтесь, как прекрасно утро! – говорили одни.
– Что я вижу, что за люди? – недоумевали другие.
В прозрачных ручьях носились стайки быстрых серебристых рыб.
– Если вся Беллиора такая же, как мы увидели, – она прекрасна! – восторгались инопланетяне.
Птичья эстафета
Приземлившись в ночную пору в окрестностях пустынного замка, где на десятки миль вокруг не было человеческого жилья, Пришельцы чувствовали себя в полной безопасности, как будто находились не на Беллиоре, а у себя дома на Рамерии. И свой лагерь вблизи жилища Гуррикапа они не случайно назвали «Ранавир», что на языке менвитов значило «Надежное убежище». Менвиты-колдуны, превращая людей в рабов, так верили в свою ворожбу, что полагали: события могут развиваться только так, как они захотят. Им было невдомёк, что события в Волшебной стране уже развиваются, и совсем не так, как желали того Пришельцы.
Многое заведомо определил не кто иной, как хозяин гигантского жилища. Да, верно, волшебник Гуррикап бесследно исчез, но ведь волшебство никогда не пропадает просто так. Взять хотя бы дар человеческой речи, которым Гуррикап наделил птиц. Птицы внимательно слушали людей, были в курсе разных событий и с песнями и свистом разносили новости во все концы Волшебной страны. Благодаря возможности понимать друг друга птицы и люди дружили. Люди никогда не трогали диких обитателей полей и лесов, а те в свою очередь оказывали им неоценимые услуги, вовремя принося важные вести, они не раз предупреждали об опасности. Вот и теперь инопланетянами прежде всего заинтересовались птицы. Когда разведчики-менвиты любовались пейзажами Беллиоры, пернатые обитатели леса перелетали с дерева на дерево и вовсе не для того только, чтобы покормиться червяками и букашками.
Штурман Кау-Рук не признавался себе, такой это казалось тарабарщиной, но чувствовал слежку со стороны птиц. Он заметил: пернатые не свободно порхают во всех направлениях, а ведут себя иначе, не перемещаются в одиночку, а совершают какое-то общее движение; связанные друг с другом, действуют так, как будто у них есть определённый план и они его выполняют. Они проявляли интерес к Пришельцам, подобно разведчикам, облетали, осматривали чужестранцев. И даже Пришельцы думали, что им мерещится, с клювов птиц слетали отдельные, какие-то невероятные слова: Качи-Качи, Кагги-Карр, Страшила.
Менвиты, хотя и являлись колдунами, понятия не имели о птичьей почте. Но едва настало первое утро пребывания на Земле, как по тенистым рощам прокатилась тревожная весть. Ветки вздрагивали то тут, то там. С дерева на дерево, от гнезда к гнезду метались растревоженные горластые вестники.
– Вставайте, вставайте!.. – требовательно будили они тех, кто ещё не проснулся.
– В наших краях появились неизвестные люди, – на разные голоса, торопливые и медлительные, с пересвистом и щебетанием кричали жаворонки, пересмешники. – Они выходят из огромной машины. Они копошатся возле старого замка. Они построили ящик, из которого достают воду.
Пришельцы так напоминали соплеменников Элли, что птицы сначала приняли их за людей из-за гор.
– Здравствуйте. Вы из Канзаса? – спрашивали пернатые, но Пришельцы молчали.
Рамерийцы с рассветом принялись за дела. Астрономы устанавливали на холме большой телескоп, ботаники изучали растения, геологи исследовали почву. На самом деле всю работу выполняли арзаки, менвиты лишь покрикивали, приказывая.
По распоряжению Баан-Ну рабочие-арзаки приступили к ремонту необитаемого здания. Волшебник Гуррикап воздвиг замок в одно мгновение. Но его волшебное искусство выдержало многовековое испытание, и ремонт требовался не очень большой. Нужно было вставить оконные стекла, починить крышу, кое-где перестелить полы, покрасить стены и потолки.
Пластмассу делали тут же из захваченных с собой смесей – варили их в чанах. Довольствовались малым, тем, что оказалось под рукой, – глину, которую добавляли к смеси, нашли у Кругосветных гор, а посуду позаимствовали у Гуррикапа.
Расплавленную тягучую массу расправляли на оконных рамах, и она застывала, образуя безукоризненной прозрачности стекла с голубоватым, желтоватым или розовым отливом. Через эти стекла, приготовленные в котлах-самоварах, из внутренних помещений дворца можно было всё видеть, а если заглянуть с улицы – ничего.
Специальные формовочные машины-самолепители штамповали плитки, похожие на красную ребристую черепицу, ею настилали крышу.
Штукатуры, как и маляры, работали распылителями, которые сначала забивали трещины, обитости, просветы специальной замазкой. Через некоторое время замазка высыхала, её покрывали серой краской – и не отличишь от камня или от обломка скалы. Таким образом, Пришельцы хотели не только залатать дворец, но и придать ему вид, в котором хоть что-то напоминало о Рамерии. Дома формой, как обломки скал, с разноцветными окнами были на Рамерии.
Арзаки и так работали быстро, но надсмотрщики-менвиты всё равно торопили их.
Ильсор руководил сборкой вертолётов, части которых в разобранном виде хранились на «Диавоне». Небольшой запас горючего был привезён с родины, но геологи рассчитывали добыть топливо на Беллиоре и уже начали разведывательные походы. Несколько раз приносили пробы, но Ильсор их забраковал.
– Нужно лучшее качество, – объяснял он геологам.
А по правде, Ильсор не торопился прокладывать путь менвитам, зная, что привезённого топлива на всё время не хватит. Он уже побывал на окраине деревень рудокопов и Жевунов и видел, какие безобидные люди тут обитают.
Прячась среди ветвей, птицы разглядывали Пришельцев, которые вели себя, по их наблюдениям, необъяснимо. Одни – высокого роста, с гордо поднятыми головами, с властными жестами и громким голосом, в одеждах, расшитых орденами, повелевали другими, одетыми скромно, в свободные зелёные комбинезоны из грубой материи, вроде мешковины. Ростом и силой люди в мешкообразных комбинезонах уступали тем, что с орденами. У них были добрые глаза, и они показались птицам совсем беззащитными.
Птицы прислушивались к разговорам Пришельцев, но ничего не понимали.
«Как они чудно бормочут», – думали пернатые. И они постарались получше разглядеть, что делается у заброшенного замка. Их внимание привлекала неведомая махина наподобие громадного дома с круглыми окнами, просвечивающая сквозь сетку-ковёр. Забыв осторожность, несколько ласточек и крапивников подлетели сбоку к самому звездолёту и за это поплатились. Один из рослых Пришельцев поднял руку с предметом, по виду напоминавшим продолговатый фонарик, какой птицы видели среди зажигалки, пистолета и прочих вещей моряка Чарли. Пришелец нажал на кнопку – вырвался нестерпимо яркий свет, который в одно мгновение сжёг птиц. Ласточки не успели даже метнуться к своим жилищам в пещерах гор. А крапивники, которые лучше бегали, чем летали, ловко бросились к кустарнику, но страшный свет опалил их вместе с зелёными ветвями растений. Из клювов быстроногих птиц успел лишь вырваться крик, похожий на звук флейты и на песню человека. Ту песню, за которую крапивника испокон веков зовут органистом.
Пернатые разведчики не знали, что видят лучевой пистолет, но поняли, чего можно ждать от незваных гостей. Они вмиг скрылись в лесу и больше не попадались, с большими предосторожностями вели наблюдения вблизи замка.
Не сговариваясь, птицы собрались на ветвях раскидистого дуба посоветоваться, как им быть. Решили немедленно составить донесение и послать его в Изумрудный город.
«Уважаемый повелитель Страшила, – писал в донесении умудрённый годами попугай Качи. – Сообщаю события чрезвычайной важности. Быть может, старость сделала меня чересчур осторожным, но кажется мне: сейчас нам угрожает опасность более страшная, чем война с великаншей Арахной. Прибыли в страну к нам и поселились у замка Гуррикапа Пришельцы. У них есть огромная машина с круглыми окнами, из которой они появляются. А самое главное: у них есть фонарики, которые не светят, а убивают сжигая. Уже погибли наши самые смелые разведчики – ласточки и крапивники. Поломай голову, Правитель. Когда угрожает опасность, надо что-то делать».
Золотой дятел заучил текст донесения и стремительно помчался на северо-восток к Изумрудному городу. Он летел что есть духу; в синем небе, как огонь, вспыхивали его золотые перья. Дятел не боялся устать, он проделает всего несколько миль, а там слово в слово передаст донесение голубой сойке. Та со свежими силами пустится на крыльях, как на парусах, передаст слова мудрого Качи другой птице, и так пойдёт дальше по эстафете.
Заслуги знаменитой Кагги-Карр, придумавшей птичью эстафету, были известны каждому в стране Гуррикапа. Вняв её совету, Соломенный Страшила получил мозги от Гудвина Великого и Ужасного и стал Правителем Изумрудного города: так повелел этот ненастоящий маг Гудвин, покидая Волшебную страну.
За уйму полезных советов Страшила наградил ворону орденом, которым она очень гордилась, считая себя по этой причине самой главной птицей государства – королевой ворон.
Прошло немного времени, и последний гонец эстафеты – рогатый жаворонок, его звали так за два удлинённых, как ушки, чёрных пера, достиг ворот Изумрудного города.
Конец ознакомительного фрагмента.