Глава 7
Вечером навещать меня пришел Лёнчик и все наши. И Светка тоже пришла. Светка старше меня на год. Тогда она переходила в седьмой. Вот если бы я в то время сказал кому-нибудь, что я, пятиклашка, влюбился в Светку, наверно, народ посмеялся бы. Даже Лёнчик.
Я никому об этом и не говорил. Так, смотрел на Светку издали, и мне с каждым днем все больше нравилось смотреть на нее.
А она… она не смотрела в мою сторону. Даже здесь, в моей изоляторской палате, Светка смотрелась в зеркало, висящее над раковиной.
Зеркало отражало светлые, чуть вьющиеся волосы, серые глаза, пухлые губы…
Мне пришлось отвернуться и сосредоточить свой взгляд на Лёнчике.
Все, кто пришел меня навещать, сразу начали хохотать и дурачиться, за что были благополучно выставлены Верой Петровной за дверь.
Я снова остался один. Я смотрел, как сначала розовеет, затем темнеет небо. Как растворяется в сумерках полоска моря.
Сначала затихли пчелы, за ними – кузнечики. Началась иная, вечерняя музыка. Зазвенели цикады. Я их и раньше слышал, но не обращал внимания. А тут… Я не слышал ничего, кроме цикад, не видел ничего, кроме сумеречной горы.
Эй, гора! Расскажи мне, кто ты…
Гора молчала, кутаясь в сумерки. Она уходила в тень, но сила ее не убывала. От этой силы во мне все пело. Кажется, я сам звенел, как цикада.
Мое одиночество опять нарушила Вера Петровна. Послышались голоса, зажегся свет на веранде. Вера Петровна пришла не одна.
С ней притопал какой-то мужик. Видимо, физрук. Разговор взрослых я слышал весь, до последнего словечка.
– Вера, – приставал к докторше физрук, – ну сколько я могу ходить за тобой! Что ты ломаешься?
Голос его звучал довольно грубо.
– Сережа, отстаньте! Вон сколько молоденьких вожатых вокруг! Зачем я вам нужна?
– Нужна!
Тут, видимо, физрук попытался обнять Верочку, потому что послышался звук упавшего стула.
– Нет! Сергей, оставьте меня! Я сейчас закричу!
– Здесь никто не услышит.
– Но вы!.. Вы же меня слышите? Неужели вам не понятно, что вы не нравитесь мне! Что я не хочу! Не хочу! Подите прочь!
– Тоже мне! – проворчал физрук. – Была бы девочка! Я же знаю, что тебе тридцатник скоро! Чего ломаешься?
– Подите прочь!
Дальше в речи физрука появились слова непечатные, но, видимо, ему пришлось уйти, так как звук затихающих шагов я слышал уже вперемежку с Верочкиными всхлипываниями.
Мне стало жаль Верочку. Я поднялся с кровати и выглянул на веранду. Верочка сидела на крылечке и вытирала слезы.
Я потихоньку вышел из палаты и сел рядом с докторшей на крыльце.
– Не расстраивайтесь, – сказал я.
– Ты чего это вышел? Ну-ка в кровать! – возмутилась Верочка.
– Да мне легче… Я посижу, ладно?
Верочка поднялась, зашла в мою палату и вынесла покрывало. Она положила покрывало мне на плечи.
– Ладно, посиди. Закутайся только.
Верочка погасила свет на веранде. Только окно моей палаты квадратом освещало подступы к сумеречной горе.
Звенели цикады. Гора потемнела, но от нее ощутимо веяло теплом.
Ночью гора выглядела не менее величественно и не менее таинственно, чем днем. Море сливалось с небом на горизонте. Первые звездочки уже сияли.
Я никогда… Я нигде еще не видел ничего подобного. Казалось, я мог раствориться в этой горе. Полностью…
Но рядом со мной сидела Вера Петровна и все еще всхлипывала. Вернее, уже не всхлипывала, а так, сопела.
– Не расстраивайтесь из-за него, Вера Петровна, пожалуйста, – начал я успокаивать Верочку.
– Я и не расстраиваюсь из-за Серёги, – улыбнулась она.
– А чего же вы плачете?
– Сказать? Ладно… Плачу от того, что опять одна… как эта гора…
– Не надо плакать… Гора… хорошая…
Я не знал, как сказать о том, что я думал о горе.
– Да, гора прекрасна, – согласилась Верочка. – Конечно, это я себе польстила. Мне до этой горы… как до Луны. Люди ведь отличаются от гор.
«Интересно», – подумал я.
– Вера Петровна! А чем люди отличаются от гор?
Верочка помолчала. Потом посмотрела на меня, как бы проверяя, может ли она мне сказать то, что думает.
– Понимаешь… – начала она. – Гора – она гора. Море – это море. Небо – это небо. Ни в небе, ни в горе нет колебаний, нет сомнений. Гора ведь не сомневается в том, как ей поступить, что сделать, кого выбрать. Она просто есть. Она здесь поставлена… Богом, наверное. Поставлена и стоит. Зима, лето, солнце, дождик, день, ночь – а она стоит. Она не думает о том, куда бы ей убежать. Куда бы смыться… И море…
– А море не думает, куда бы испариться! Или выплеснуться!
– Да! – усмехнулась Вера Петровна. – Точно! Но человек… Он все время колеблется. Надо – не надо, хорошо – плохо, бежать или стоять, дать или забрать. С кем встречаться, кого прогнать. Как жить…
Верочка помолчала.
– Про сильного человека иногда говорят: «Непоколебим, как гора». А про слабого: «Как травинка на ветру». Слышал такие выражения?
– Слышал. Только я не задумывался, о чем они.
– Гора выполняет свое предназначение. А человек бьется головой о стену и никак не может определить, зачем он здесь находится… здесь, на Земле.
– Гора не зависит от человека, – сумел сказать я.
– Гора терпит человека. Наверное, терпеть нас входит в ее обязанности.
– И помогать, – вставил я. – Вы же травы на ней собирали.
– Травы, полезные ископаемые… да. Но это все так… применительно к человеку. Видимо, это не главное.
– А что главное? – не удержался я.
Верочка молчала.
Цикады звенели. Звезды набирали яркость и силу и как бы опускались все ниже, к самой горе. Ясно был виден Млечный Путь.
Я никогда, нигде не видел таких крупных и близких звезд.
Казалось, протяни руку – и звезда окажется у тебя на ладони. Ну, пусть не с крылечка… А если залезть на гору, протянуть руку, и…
– Разве мы в городе помним о море, небе и горах? – вздохнула Верочка. – Если помним, то только применительно к себе, к очередной своей суете: к купанию, оздоровлению, к престижу, к самолетам, пароходам, отелям, любовникам… Ох, извини!
– Да я не маленький.
– Не маленький… Я тут, рядом с этой горой, сижу иногда… одна… смотрю на нее и все думаю, как бы мне не забыть ее, эту гору. Не забыть ее, когда в город вернемся. Не забыть, когда настанет зима. Гора свободна. Она здесь поставлена, но она свободна! Понимаешь?
– Понимаю.
Я понимал.
Или не понимал…
– Говорят, здесь, на вершине горы, есть развалины старого монастыря. В древности монастырь был очень богатым. Сколько уж веков пролетело, а сокровищ монастыря так и не нашли. Если по тропинке от изолятора вверх подниматься, можно до него дойти. Мне лесник здешний рассказывал, смотритель заповедника. Жили там, на вершине, монахи. Богу молились. Вот кто понимал душу горы… – вздохнула Верочка и поднялась. – Ладно, пора уже. Спать иди. Спокойной ночи.
Через полчаса я лежал на своей изоляторской кровати и думал о том, что мне тоже нельзя ее забыть, эту гору. Мне вдруг захотелось – ну, конечно, немного стыдно об этом говорить, – мне захотелось понять душу горы! Мне хотелось стать таким же большим и сильным и таким же непоколебимым, как гора.
Мне хотелось быть мудрым, добрым, справедливым… и вообще…