Глава VII
Святоотеческое учение о «трезвении» начинается с познания нашей «умной природы», умерщвленной грехом в Адаме, и указания средства, приводящего к воскресению. Простота, доступность и величие средства
«Умная молитва», как верное средство спасения нашей «умной природы» от неизбежного потопления в мысленном грехе, предлагается отцами потому, что другого средства и нет, столь действенного. Ибо никто так не познал нашей «умной сущности» – нашей души и ее тяжкой болезни, как богомудрые отцы. Потому и предлагают они это святое средство.
В долгих и многих слезах, при содействии Божественной благодати откровения, они познали личным опытом тайну человеческой личности и ее скрытую, таинственную болезнь, болезнь всего рода нашего, и обрели спасительное средство, при содействии Божием, к уврачеванию сей болезни. Исцелившись сами и испытав на себе многомощное, благодатное действие сего средства, они, любя нас, и предлагают его для нашего исцеления.
Они познали, что «умная природа», наша душа, умерщвлена грехом в нашем праотце Адаме, и в нем мы все умерли и потеряли сокровенную ангельскую жизнь, некогда нам свойственную. И с тех пор бестелесная умная душа сделалась неразумной – «отелесилась», вся превратилась в плоть – овеществилась, сделалась плотской, вся пребывает в помыслах и ощущениях плоти, пребывает на земле. Небесная жизнь стала для нее недоступной.
Сильным словом описывает душевную смерть человека преподобный Макарий Великий. Он говорит: «Поелику человек в преслушании умер страшною смертью и принял клятву на клятву: Тернии и волчцы взрастит тебе земля,[23] – то на земле сердца его возродились и возросли тернии и волчцы. Враги обманом похитили славу его и облекли его стыдом. Похищен свет его, и облечен он во тьму.
Убили душу его, рассыпали и разделили помыслы его, совлекли ум его с высоты, и человек-Израиль стал рабом истинного фараона. И он поставил над человеком приставников и досмотрщиков – лукавых духов, которые понуждают человека, волею и неволею, делать лукавые дела – составлять «брение» и «плинфы».[24] Удалившие человека от небесного образа мыслей низвели его к делам лукавым, вещественным, земным и бренным, к словам, помышлениям и рассуждениям суетным. Потому что душа, ниспав с высоты своей, встретила человеконенавистническое царство и жестоких князей, которые понуждают ее созидать им греховные грады порока. Если же душа воздохнет и возопиет к Богу, то ниспосылает ей духовного Моисея, избавляющего ее от египетского рабства. Но прежде пусть вопиет и стенает, и тогда увидим начало избавления» (Беседа 47-я, 6–7).
Вот здесь и приходит на помощь умерщвленной «умной» душе ее «умный вопль» – многомощная непрестанная Иисусова молитва, оживотворяющая душу.
В этом «таинстве взывания» душа обретает свою жизнь, свое оживление, воскресает для нового бытия – духовного, небесного, обретает дар жизни божественной.
Этот дар божественной жизни дарован всякому крещеному во имя Господа Иисуса Христа.
В купели Крещения душе дается сей дар духовной, благодатной, ангельской жизни, дается даром. Но редко кто сохраняет в себе этот дар, а потому и редко кто живет духовной жизнью. Большинство из крещеных, уже в детском и отроческом возрасте страстями своими потоптав сей светлый дар, пребывают до смерти в жизни плотской, похотной, не подозревая того, что жизнь плотская есть смерть духа.[25]
Но дар сей не истребляется в нас грехами нашими, а только зарывается, как некое сокровище, в «земле» наших всевозможных страстей. И от нас зависит: раскрыть в себе это сокровище небесной жизни, этот дар благодати, или оставить его зарытым.
Обретается нами это сокровище на поле покаяния. Покаяние есть второе крещение; и покаянием дается сей дар небесной, духовной жизни. В покаянии благодатью Святаго Духа мы оживотворяемся, и сия благодать вводит нас в святое таинство дивного богообщения.
Эту мысль прекрасно выражает преподобный Григорий Синаит такими словами: «Следовало бы нам, приняв духа жизни о Христе Иисусе, чистою в сердце молитвою, херувимски беседовать с Господом; но мы, не разумея величия, чести и славы благодати возрождения и не заботясь о том, чтобы возрасти духовно через исполнение заповедей и востечь до состояния «умного созерцания», предаемся нерадению, через что впадаем в страстные навыки и низвергаемся в бездну нечувствия и мрака. Бывает и то, что мы даже мало помним – есть ли Бог».
А каковы мы должны быть, как чада Божии по благодати, о том совсем не знаем. Веруем, но верою недейственною, и по обновлении Духом в крещении не перестаем жить плотски. Если иногда, покаявшись, и начинаем исполнять заповеди, то исполняем их только внешне, а не духовно, и до того отвыкаем от духовной жизни, что проявления ее в других кажутся нам неправостями и заблуждениями. И так до самой смерти пребываем мы в заблуждениях, мертвыми духом, живя и действуя не во Христе, и не соответствуя тому определению, что рожденное от Духа должно быть духовно.[26]
А между тем, принятое нами во Святом Крещении о Христе Иисусе не истребляется, а только зарывается, как некое сокровище в земле. А благоразумие и благодарность требуют позаботиться о том, чтобы открыть его и привести в ясность.
Как же это делается? К этому ведут следующие два способа:
во-первых, дар этот открывается многотрудным исполнением заповедей, так что поколику исполняем заповеди, потолику дар сей обнаруживает свою светлость и свой блеск;
во-вторых, приходит он в явление и раскрывается непрестанным призыванием Господа Иисуса, или, что то же, непрестанной памятью о Боге.
И первое средство могущественно, но второе могущественнее, так что и первое получает от него полную свою силу.
Посему, если искренне хотим раскрыть сокрытое «в нас семя благодатное, то поспешим скорее навыкнуть сему последнему сердечному упражнению и иметь в сердце это одно дело молитвы, безвидно, не воображенно, пока оно согреет сердце наше и распалит его до неизреченной любви ко Господу. Тем, которые еще не имеют действия молитвы, надо много молитвословить, и даже без меры, чтобы непрестанно быть в этом много-молитвословии и разномолитвии, пока от такого преболезненного труда молитвенного разогреется сердце и начнется в нем действие молитвы. Кто же вкусит, наконец, этой благодати, тому надо молитвословить в меру, а больше пребывать в «умной молитве», как заповедали отцы» (Добротолюбие. Т. I).
Вот благодатное средство к оживотворению нашей умерщвленной души, средство божественно простое, доступное всякому и удобоисполнимое. Из всех великих и богатых даров Господних, данных бедному грешному творению человеческому, порабощенному демонами, [но] данных в таинстве святого Боговоплощения и спасающих нас от этого порабощения, это последний, величественный и совершенный дар совершенного Бога – спасаться непрестанным призыванием имени Его.
А это и значит – молиться молитвой Иисусовой.
«Моление молитвой Иисусовой есть установление Божественное. Установлено оно не через посредство пророка, не через посредство апостола, не через посредство Ангела, но установлено Самим Сыном Божиим и Богом», – говорит святитель Игнатий.
«После Тайной Вечери, между прочими возвышеннейшими окончательными заповеданиями и завещаниями, Господь Иисус Христос установил моление Его именем, дал этот способ моления как новый, необычный дар, дар цены безмерной. Апостолы уже знали отчасти силу имени Иисуса: они исцеляли им неисцелимые недуги, приводили в повиновение бесов, побеждали, связывали, прогоняли их.
Это могущественнейшее, чудное имя Господь повелевает употреблять в молитвах, обещая от Него особенную действенность для молитвы: если чего попросите у Отца во имя Мое, то сделаю, да прославится Отец в Сыне. Если чего попросите во имя Мое, Я то сделаю.[27]
Истинно, истинно говорю вам: о чем ни попросите у Отца во имя Мое, даст вам. Доныне вы ничего не просили во имя Мое; просите, и получите, чтобы радость ваша была совершенна.[28]
О, какой это дар! Он – залог нескончаемых, бессмертных благ! Он истек из уст Неограниченного Бога, облекшегося в ограниченное человечество, нарекшегося именем человеческим – Спаситель.
Имя по наружности своей ограниченное, но изображающее собою предмет неограниченный – Бога, заимствующее из Него неограниченное Божеское достоинство, Божеские свойства и силу.
Податель бесценного нетленного дара! Как нам, ничтожным, бренным, грешным, понять этот дар? Не способны на это ни руки наши, ни ум, ни сердце. Ты научи нас познать по возможности нашей и величие дара, и значение его, и способ принятия, и способ употребления, чтобы не приступить нам к дару погрешительно, чтобы не подвергнуться казни за безрассудство и дерзость, чтобы за правильное познание и употребление дара принять от Тебя другие дары, Тобою обоснованные, Тебе Единому известные» (святитель Игнатий Брянчанинов. Аскетические опыты. Т. II).
«Итак, с верою призвав сие спасительное имя, досточтимое и страшное для всякой твари, которое паче всякого имени, и мы, недостойные, смело подымем, с помощью Его, ветрила настоящего слова и начнем простираться в предняя[29]» (святой Каллист).