VI. Тайное свидание
Вернувшись с бала утомленной и сильно взволнованной, принцесса Анна Леопольдовна, наскоро сбросив с себя костюм, проскользнула через узкий коридор в смежную комнату, занимаемую ее воспитательницей Адеркас.
Та уже успела совершенно раздеться и приготовлялась ложиться в постель.
– Вам невесело было сегодня, принцесса? – ласково осведомилась она у своей августейшей воспитанницы.
– Нет, ничего!.. Я видела его, танцевала с ним, и уже благодаря тому мне не могло быть скучно! А этих балов я, как вы сами знаете, вообще не люблю…
– А между тем их еще столько предстоит на вашем веку!
– Ну, когда все будет зависеть от меня – если это будет когда-нибудь, то я отменю все большие и пышные собрания. Я положительно неспособна на эту утомительную придворную жизнь, всю скованную этикетом! Но бог с ними – и с двором, и с этикетом! Я не за тем пришла сюда к вам, чтобы разговаривать с вами о них! Я пришла сказать вам, что спать я вовсе не лягу, потому что на заре он ждет меня там, у нашего старого дуба…
– На заре?! Но заря уже занимается.
– Ну да! оттого-то я и говорю вам, что вовсе не лягу. Когда во дворце все угомонится, я пройду к дубу с моей верной Кларой, и она по обыкновению подождет меня.
– Смотрите, не попадитесь! Ваши враги особенно насторожились. Ваше смелое объяснение с герцогом подлило масла в обычный пламень его ненависти и гнева.
– Ну, сегодня, я думаю, и он устал и крепко заснет.
– Но у него есть свои клевреты! Эти и не устали, и не уснут. Он слишком хорошо и щедро платит им для того, чтобы они променяли его службу на спокойный сон.
– Ну, там видно будет! – с беззаботностью молодости воскликнула принцесса Анна. – А пока предо мной все-таки несколько минут полного, жгучего счастья! Возможность обнять его, моего красавца… возможность прижаться к его груди… отдохнуть в его объятиях! За это не только перед клевретами герцога можно бравировать, за это с жизнью расстаться не жаль!..
– Я понимаю и ваше нетерпение… и ваше молодое счастье, и даже вашу порывистую страсть… Все были молоды, всем жить хотелось… Но все-таки повторяю вам, будьте осторожны и помните, что всякая неосторожность обратится не только на вас, но и ему грозит серьезной и крупной неприятностью.
– Знаю, знаю. Не ворчи, моя дорогая! – прижимаясь головой к плечу своей воспитательницы, проговорила принцесса; затем, крепко обняв ее, тихо прошептала: – Пожелай мне счастья!.. Как вернусь, так я пройду к тебе!
– Это будет новой неосторожностью. Ваше присутствие в моей комнате в такой неурочный час может возбудить подозрение и вызвать ненужные толки.
– Не бойся за меня, моя дорогая, моя единственная! – нежно проговорила принцесса, по своему обыкновению в минуту порывистой откровенности разом переходя на ласковое и нежное «ты».
С этими словами она выскользнула из комнаты, и через несколько минут при свете еле брезжущего рассвета можно было видеть две женские тени, осторожно проскользнувшие из дверей заднего дежурного подъезда и направившиеся к расположенной сбоку аллее, в конце которой возвышался еще до настоящей минуты сохранившийся большой старый дуб.
Из-под широкой тени последнего навстречу им показалась другая, более крупная тень…
– Мориц! – порывисто почти вскрикнула принцесса Анна, бросаясь на шею красавцу Линару, закутанному в складки широкого плаща.
У того вырвался жест нетерпения.
– Тише, принцесса!.. Вы погубить всех нас хотите! – проговорил он, почти не отвечая на ее ласки.
Но Анна Леопольдовна ничего не помнила, ничему не хотела подчиняться, ни о чем ни думать, ни говорить не хотела! Она была счастлива своим молодым, беззаботным счастьем, и в эту минуту, действительно, и трон, и все сокровища государства она готова была отдать за один поцелуй любимого человека.
Линар почти отстранял ее безумные, восторженные ласки. Ему было не до них и его, серьезного и честолюбивого, почти бесили эти необузданные, нерасчетливые порывы.
Принцесса Анна заметила его холодность, и это как бы за сердце схватило ее.
– Мориц, ты не рад мне? Ты не любишь меня? – почти простонала она, крепко прижимаясь к графу.
– Полно, Анна! Ты знаешь, что я тебя искренне и горячо люблю. Не подвергался бы я тем опасностям, каким я ежедневно подвергаюсь, если бы я действительно не любил тебя! Но бывают минуты, когда дело должно поглотить всякие порывы. Нам не до них теперь; нам надо обсудить многое. Будь благоразумна, и поговорим о деле!
Говоря это, Линар слегка отодвигал ее от себя и осторожно освобождался из ее объятий.
Но Анна Леопольдовна не хотела примириться с этим.
– А наша любовь разве не «дело»? – ласково спросила она, прижимаясь к его груди.
– Я не говорю этого. Ты сама знаешь, какое значение я придаю твоей привязанности, но… нам угрожает близкая и, быть может, долгая, если не вечная разлука.
Принцесса побледнела.
– Вечная? О, не говори таких слов, Мориц! Разве есть в мире сила, которая может навсегда разлучить нас?
– К несчастью, есть, против этого-то нам следует вооружиться!
– О, на меня смело надейся; я уже доказала, что в нужную минуту не сробею. Но скажи мне, что надо сделать?
– Прежде всего быть как можно осторожнее и напрасно не бравировать, не поднимать ненужных бурь и ненужных толков… Делу они помочь не могут, а лишнее раздражение в душу внесут. Если у тебя есть хотя одна моя записка, то немедленно уничтожь ее и не доверяйся положительно никому.
– А Матильде?..
– О ней я не говорю!.. Но ее присутствие здесь непродолжительно: часы ее пребывания при русском дворе сочтены.
– Неужели ты тоже веришь в это? – испуганным голосом переспросила Анна Леопольдовна.
– Конечно, верю! Я привык ни в чем и никогда не обманывать себя.
– Но… мне все-таки дадут же время проститься с нею? Выждут, чтобы была выбрана новая наставница, которая заменила бы ее?
– Могут и не сделать этого. Когда герцог решается на что-нибудь, он проволочек не любит и не допускает!
– О, этот герцог! Всюду он!
– Да, от него «в России тесно», как писал недавно один из европейских дипломатов, и все-таки, пока жива императрица, избавиться от него нельзя.
– Но неужели императрица никогда не поймет и не оценит его по-настоящему?..
Линар пожал плечами.
– Если она в течение стольких лет не поняла, то не поймет и теперь! На склоне дней старые привязанности крепнут, а привязанность императрицы к Бирону началась давно.
– Да! И что только она могла найти в нем?
– У сердца есть свои тайны: их понять трудно!.. Ведь полюбила же ты меня! – улыбнулся Линар и, как бы спохватившись, что сам начинает терять дорогое время в пустых разговорах, вновь деловым тоном спросил: – В каких ты отношениях с цесаревной?..
– С Елизаветой? Да ни в каких! Ни меня она особенно горячо не любит, ни мне она не особенно симпатична! Она так пуста… и так вульгарна!.. Эти ее русские пляски, ее песни мужицкие!.. Можно ли любить все это как она любит?
– Но этим она покоряет себе русские сердца! Она – настоящая русская царевна!
– Тем лучше для нее! – недовольным голосом заметила принцесса Анна. – Мне титул «настоящей русский царевны» не завиден.
– Она ловка и даже с Бироном ладить умеет!
– Ей и книги в руки, как говорят русские! Я такой «ловкостью» не обладаю.
– Во всяком случае, не вступай с ней в открытую вражду, – продолжал Линар, – и в случае моего отъезда не восстанавливай против себя ее многочисленной партии. Со своим отсутствием из России я не помирюсь; я вернусь… сюда… непременно вернусь!
– Но зачем уезжать? Неужели нельзя изменить это?
– Нет, в настоящую минуту нельзя. Отсрочка моего отъезда возможна, об отмене же его и думать нечего!.. Когда этот отъезд состоится, постарайся встретить его совершенно спокойно и хладнокровно! Помни, что всякая неосторожность не одной тебе принесет вред, но и на мне может отразиться!
– О, в таком случае я буду тверда. Ты можешь надеяться на меня.
– Против разлуки с Матильдой Адеркас тоже не слишком сильно восставай. Это ты тоже не можешь исправить, а повредишь сильно как ей, так и самой себе! На Клару ты крепко надеешься?
– О, она предана мне всей душой! Ты знаешь, что она последовала за мной в Россию и оставила там, на родине, и дом, и родных только для того, чтобы не расставаться со мной.
– Да! Но на подкупы у вас здесь не скупятся.
– Клары не купят! – с уверенностью проговорила принцесса.
– Тем лучше! Береги и ты ее в таком случае и не подвергай ее напрасным опасностям, как тебе случается делать это. Помни, что у вас, на Руси, есть еще и дыба, и пытки!
– Что за мрачные мысли приходят тебе, Мориц!
– Кому они не придут при вашем русском дворе? Здесь сам воздух пропитан ложью, предательством и лестью!
– Однако говорят, что при всех дворах практикуется то же самое.
– Но не в такой мере! Там Бирона нет! Однако и с ним ты очень сильно не ссорься. Выжди время… Придет и твоя пора… императрица недолговечна… Ну, теперь о самом важном и, для нас обоих, о самом тяжелом – о твоем замужестве!..
Принцесса Анна вздрогнула и еще крепче прижалась к возлюбленному, причем промолвила:
– Но этого замужества не будет! Я положительно заявила об этом тетушке!
– И напрасно сделала! Этот брак должен совершиться.
– Должен совершиться?.. И это говоришь ты, мой Мориц? Ты, которого этот брак должен пугать так же сильно, как и меня?..
– Что делать! Я умею покоряться обстоятельствам! Ведь я не могу жениться на тебе!..
– Почему нет? Твой брак может быть расторгнут, а я ото всего откажусь, чтобы навеки связать свою жизнь с твоею! – пылко воскликнула принцесса.
– Это – ребячество, и в данную минуту об этом думать невозможно. Твой брак с принцем Антоном и дети, которые родятся от этого брака, утвердят за тобою права на русский престол.
– Ты так спокойно говоришь об этом, Мориц.
– Потому что я люблю тебя и никогда не соглашусь снять с твоей дорогой головки почти надетую на нее корону для того, чтобы сделать из тебя самую обыкновенную из смертных! Моя скромная графская корона, конечно, не заменит тебе блеска императорской короны и мое имя не введет тебя в царскую династию!
– А на что нужна мне эта царская династия? Ты знаешь, что я твоя, вся твоя… и что для меня ни счастья, ни жизни нет и быть не может вдали от тебя.
– И все-таки надо ждать и терпеть, терпеть и ждать – в этом заключается весь залог удачи. В особенно тяжелые минуты воспоминаний о том, что ждет нас с тобой впереди, и пусть эта мысль служит тебе поддержкой и утешением!
– Такими «тяжелыми минутами» ты называешь моменты моей грядущей семейной жизни? – спросила принцесса Анна, слегка отодвигаясь от графа и взглядывая прямо в лицо ему. – Ты настаиваешь на том, чтобы я отдалась и принадлежала другому?.. ты даже о моих будущих детях говоришь спокойно?
– Что делать!.. Я никогда не восстаю против того, что изменить не в моих силах!
– Если бы я не так горячо любила тебя, Мориц, то я сказала бы, что ты… слишком благоразумен!
В стороне послышался шорох. Оба внезапно вздрогнули.
В двух шагах от них выросла фигура, тень от которой ложилась далеко на пробивавшемся горизонте.
– Клара… Это – ты? – дрожащим от страха голосом спросила принцесса.
– Да, я! – ответил тоже дрожащий женский голос. – Уйдемте скорее отсюда, принцесса! Здесь, в саду, кто-то есть!..
– Где? – встрепенулись и произнесли Анна и граф Линар.
– Здесь… там, за деревом!.. Я сама видела…
– Тебя напугала твоя собственная тень! – стараясь успокоить Клару, произнесла Анна.
– Нет, принцесса, нет!.. Да вот прислушайтесь, там… в стороне большой ивы…
Неподалеку действительно послышался шорох осторожных шагов.
Все трое затихли в предсмертном страхе.
– Прощай! – раздался в той же стороне осторожный, легкий шепот.
Линар первый оправился от испуга.
– Это такая же влюбленная парочка, как и мы! – рассмеялся он. – Однако все-таки надо уходить.
Принцесса бросилась к нему на шею.
– Но где же и когда я опять увижу тебя? – заволновалась она.
– Я дам тебе знать! – рассеянно ответил граф, наскоро обнимая ее и неохотно отвечая на ее нежные ласки.
Он опять уловил неподалеку осторожные шаги и, почти вырвавшись из объятий принцессы, стал быстро удаляться…
Анна Леопольдовна на минуту осталась на месте вместе со своей спутницей. На этот раз и она явственно расслышала шорох.
– Пойдемте! – шепнула ей Клара, и они почти бегом пустились по направлению к дворцу.
Издали до них долетели громкие голоса и как будто звук оружия.
Клара, обезумевшая от страха, схватила принцессу за руку.
– На графа напали! – прошептала она. – Пойдемте!.. Скорее пойдемте!..
Анна Леопольдовна не ответила ни слова; она была вся охвачена тревогой.
Поднимаясь по ступеням дежурной лестницы, она заметила огонь в комнате Адеркас.
Швейцарка еще не спала и, нагнувшись над столом, писала что-то. Ее сердце было тоже неспокойно. Она боялась за свою воспитанницу, и ее личная судьба тоже не в особо блестящих красках представлялась ее воображению.
Все в эту эпоху дрожало и трепетало на святой Руси. Грозный образ временщика Бирона властвовал над всеми и все давил своей грозной тяжестью.
– Я пришла! – тихонько прошептала Анна Леопольдовна, приотворяя дверь в комнату своей воспитательницы.
Та облегченно вздохнула. Никогда она так сильно не боялась за принцессу Анну, как в этот раз.