Глава 7
Гарри Джонс проводил свою жизнь на улицах Манчестера под грузом пластиковых сумок, в которых помещалось все, чем он владел в этом мире. Жара не спадала уже которую неделю. В отдельных регионах страны даже ввели ограничения на использование воды, и на некоторых улицах поставили водонапорные башни. Правда, Гарри не посчастливилось увидеть ни одну из них, а он был бы очень рад возможности помыть ноги. Жизнь не слишком его баловала, но он держался стойко и не копил в себе горечь и злобу. За шесть лет бродяжничества тело его ссохлось, но дух был силен, и в свои семьдесят восемь он все еще надеялся, что жизнь изменится к лучшему. Он гордился тем, что служил своей стране дважды. В первый раз – в Первой мировой войне, на которую он ушел, не достигнув призывного возраста, а затем – во Второй мировой, когда, уже будучи слишком старым для боевой службы, он работал в компании, которая изготавливала бомбардировщики «Ланкастер». Работа инженером-электриком стала самым большим достижением в его жизни. Для парня, родившегося раньше срока на отдаленной ферме в средней части Уэльса с деформированной головой и прогнозом доктора, что он никогда ничего не добьется, это был большой успех.
Учитывая обстоятельства, день выдался неплохим. Ему посчастливилось занять место на тротуаре у магазина электрики, и через окно он видел, как Бьорн Борг выиграл финал Уимблдонского турнира. А сейчас, перебирая ногами по улице, почти вдвое согнувшись под весом своих сумок, он заметил брошенную тележку из супермаркета и воспрял духом. Возможно, удача, наконец, улыбнулась ему. Гарри никогда не стал бы воровать тележку, но эта просто валялась без дела, и на нее было жалко смотреть. Всем будет только лучше, если он ее заберет. Вытаскивая ее из кустов ежевики, он до крови поцарапал руку. Закончив, он сгрузил сумки в тележку и накрыл их пальто. Конечно, при такой погоде пальто ему было ни к чему, но оно очень пригождалось ночью в качестве подстилки и служило ему верой и правдой все эти годы, проведенные на улице.
Темнело, и он направлялся к месту, где он решил провести ночь. Ему приходилось прилагать усилия и выравнивать тележку, которая все норовила катить влево. Крыльцо паба «Тавернерс» было одним из его любимых мест, а Сельвин Прайс, хозяин и земляк-валлиец, был очень любезен. Гарри тем не менее старался не злоупотреблять доброй волей Сельвина и всегда, в знак благодарности, делал что-то хорошее в ответ – хотя бы собирал мусор и окурки вокруг паба или вырывал сорняки в трещинах на тротуаре.
Предстояла очередная душная ночь, значит, заснуть будет нелегко. Повернув за угол, открывавший вид на «Тавернерс», он увидел Тришу, молодую жену Сельвина. Ее фигуру трудно было не заметить. Она выпроваживала клиента, который отказывался уходить. Гарри засмеялся. У Триши гораздо лучше получалось справляться с пьяницами, чем у ее мужа, поэтому было неудивительно, что Сельвин делегировал эту задачу ей. Когда она увидела приближающегося Гарри, она приняла знакомую боевую стойку – руки в боки, ее красивые брови поднялись вверх, а язык решительно уперся в щеку.
– Добрый вечер, Триша, – вежливо кивнул он ей, проходя мимо.
– Черт возьми, Гарри! На этой неделе ты уже в третий раз тут ночуешь. Ты что, не можешь себе какое-нибудь другое место найти?
– В отеле мест нет.
Она проигнорировала его остроумный ответ и продолжила свою тираду:
– Ты же просто используешь Сельвина, на самом деле. Знаешь, что из него веревки можно вить. Пойми, спящие на крыльце бродяги портят нам бизнес.
Гарри снял с тележки пальто, положил его на ступеньку и сел.
– Вы уже закрыты, Триша, а ко времени открытия меня уже здесь не будет. – Ему было крайне неприятно что-то доказывать молодой девушке, которая катком прошлась по жизни Сельвина, разбила его брак с милой Барбарой, а теперь ведет себя так, словно это ее имя написано над дверью, а не Сельвина.
На порог вышел Сельвин, параллельно вытирая стакан.
– Триша, что ты так кричишь? Я тебя слышал аж в… О, добрый вечер, Гарри!
Триша всплеснула руками и устремилась внутрь.
– Да я даже не знаю, зачем я тружусь. Я пытаюсь превратить эту дыру в первоклассный паб, а ты позволяешь этому лохматому и грязному бродяге валяться на крыльце. – И она хлопнула дверью с такой силой, что затряслись свисающие с верхней стойки бара бокалы. – И, между прочим, от него воняет, – сказала она, ставя финальную точку.
Гарри сунулся носом в подмышку и шумно вдохнул.
– Разве? Мне очень жаль. Знаете, это все из-за жары, очень тяжело не вспотеть.
Сельвин сел рядом с ним.
– Не извиняйся, Гарри. Ты же знаешь ее, – кивнул он в сторону двери. – Хочешь принять ванну?
Гарри в голос засмеялся.
– Ну, ты даешь! Вот Триша обрадуется!
Сельвин медленно поднялся на ноги и, взяв Гарри за локоть, помог ему подняться.
– Оставь Тришу мне. Все-таки босс здесь пока еще я, знаешь ли, – сказал он без особой уверенности в голосе.
Триша возилась с грязными подносами за барной стойкой, когда вошел Сельвин, ведя за собой Гарри.
– Я сказал ему, что он может принять ванну.
Она бросила свое занятие и вытаращилась на Сельвина так, будто у него еще одна голова выросла.
– Ванну? Здесь? Ах да, конечно, без проблем, заходи. Дай мне пару минут, и я повешу на радиатор чистое пушистое полотенце. И у меня даже соль для ванн найдется. – Она покачала головой и продолжила чистить подносы.
Гарри не мог не заметить ее сарказм, но Сельвин стоял на своем.
– Я всего лишь хочу помочь ему, Триша. Ты разве не можешь выказать немного сочувствия?
– Не забудь, Сельвин, с водой сейчас напряженно. Ты видел объявления: «Экономьте воду, принимайте ванну с другом».
Сельвин повернулся к Гарри и подмигнул ему.
– Кажется, она набивается тебе в друзья.
Триша взяла мокрую тряпку и бросила ее в мужа, попав ему прямо в лицо.
Вот уже два года Триша жила с ярлыком разлучницы и разрушительницы семей. Ее и с самого начала это не беспокоило, а теперь уж и подавно. В конце концов, если бы Сельвин был счастлив с Барбарой, он бы на нее не то что не обернулся, а даже вообще бы не посмотрел. Ей было немного досадно, что люди возложили вину за произошедшее только на нее, но таков был уровень развития клиентов «Тавернерс». Им было гораздо выгоднее забыть, что вообще-то это их любимый хозяин изменил своей жене, а не она.
Она села за туалетный столик и стала любоваться своим отражением. Ей было двадцать шесть, она была в своей лучшей форме, и Сельвин был влюблен в нее без памяти. Что неудивительно – сорокопятилетний, с бывшей женой и дочерью-подростком, он, несомненно, все еще был привлекательным мужчиной, но его лучшие годы остались далеко в прошлом. Он должен радоваться, что ему досталась не бывавшая замужем девушка. Сельвин по внешним данным и рядом не стоял с ее бывшим женихом, Ленни, но тот загремел в тюрьму за вооруженное ограбление. Она обещала ждать его, конечно же, но двадцать лет – это слишком долгий срок, а у женщины есть свои потребности. Да и не планировала она влюбляться в Сельвина с его пабом. Триша была молода, стройна и полна сил. За стойкой бара было самое подходящее для нее место, для нее и ее огромной груди, еле-еле помещающейся в ее мини-наряды.
Триша отклеила накладные ресницы и провела рукой по выбеленным волосам. Наклонившись к зеркалу, она всматривалась в каждый миллиметр кожи под глазами, растягивала ее пальцами, стремясь разгладить первые признаки морщинок. Повернувшись влево, она постучала по нижней части подбородка тыльной стороной ладони и не заметила, как в комнату вошел Сельвин, весьма позабавленный увиденным.
Когда он подошел, она заметила его отражение в зеркале и повернулась на крутящемся стуле к нему лицом, и ее шелковая ночнушка сползла с плеч до самой талии. Сельвин встал на колени и поцеловал ее в плоский живот. Она провела рукой по его коротким кудрявым волосам, словно проверяя, нет ли у него вшей.
– Надо бы закрасить твою седину.
Он встал и посмотрел на себя в зеркало.
– Ну ты и нахалка! Перестань, нет у меня никакой седины.
– На самом деле только на висках, – сказала Триша, не обратив никакого внимания на его слова. – Куплю какую-нибудь краску в понедельник.
Она встала, и ночная рубашка упала на пол, образовав шелковую лужицу у ее ног. Триша положила руки на талию, и Сельвин какое-то время завороженно пожирал глазами ее обнаженное тело, затем привлек ее к себе и поцеловал, зажав в руках копну ее длинных волос.
– Подожди-ка, не так быстро, – легонько оттолкнула она его и кивнула в сторону лестницы. – Сначала пойди и вытащи этого грязного бродягу из моей ванны, потом встань на четвереньки и все там ототри хорошенько с хлоркой.
– Какое у тебя доброе сердце, – сказал он и поцеловал ее в лоб. – Пойду налью Гарри пива, еще и Ниблза надо покормить. Я забыл совсем. Ты ведь вряд ли его кормила?
– А сам как думаешь?
Она всеми способами избегала приближаться к этому гадкому кролику его бывшей жены и подходила, только если предоставлялась возможность «случайно» оставить дверь клетки открытой. С точки зрения Триши, с помощью этого животного Барбс обеспечивала себе повод приходить в паб. После развода ей пришлось съехать из «Тавернерс», и теперь она жила в квартире без сада. По этой причине она решила, что можно оставить кролика Сельвину, чтобы он за ним ухаживал. Ниблз жил в маленькой клетке в саду позади паба. Под садом в данном случае подразумевался небольшой кусочек травы, на котором стоял пластиковый стол с рекламным зонтиком производителя пива, воткнутым в центре.
– Так нечестно, – размышляла Триша, расчесывая волосы и беспощадно раздирая спутавшиеся концы. Сельвин теперь ее муж, и пусть Барбс подавится. С приходами его дочки, Лорейн, она еще худо-бедно могла мириться. В конце концов, здравый смысл у нее есть. Но Барбара вечно ошивалась в баре, смеялась и шутила с постоянными клиентами. Триша была уверена, что она до сих пор считает себя хозяйкой, а любители выпить пива по какой-то непонятной Трише причине явно ей симпатизировали. Ей пришлось сделать насколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы справиться с гневом, который всегда возникал у нее при мыслях о бывшей жене Сельвина.
Когда он вернулся в спальню, она уже сидела на постели.
– Готово, – сказал он, потирая руки. Откинув ее волосы, он начал ласкать ее плечи.
– Я тут подумала, – сбросила она его руки.
– О, нет, – застонал он. – Терпеть не могу, когда ты говоришь эту фразу.
– Я хочу, чтобы твоей бывшей было запрещено появляться в баре, – сказала она, не обращая внимания на его слова.
– На каком основании?
– На основании того, что она меня раздражает.
– Триша, тебя половина моих клиентов раздражает. У меня бы уже не было паба, если бы я следовал этой логике.
Тогда она сменила тактику и стала расстегивать ему пояс.
– Ну, пожалуйста, Сельвин. Ты даже не представляешь, каково это мне – терпеть, что она все время здесь ошивается. У меня такое ощущение, как будто я должна делить тебя с ней, а я хочу, чтобы ты был только мой.
Не сводя с него глаз, она облизала губы, медленно расстегнула ширинку и потянула его к себе за пояс джинсов. И когда кровь стала отливать от его головы и приливать в другое место, он склонился и пробормотал ей куда-то в шею:
– Поговорю с ней завтра.
Она сжала его лицо и заставила посмотреть ей в глаза.
– Обещаешь?
– Обещаю, – вздохнул он. – А теперь иди сюда, моя шалунья.
Она взяла его руку и погладила тыльную сторону. Ее взгляд в который раз упал на татуировку на фалангах пальцев. Почему он не мог просто набить «love» и «hate», как у всех? Почему ему понадобилось написать «Барбс» и ходить теперь с этим вечным напоминанием об их любви? Это ее тоже крайне раздражало, и она пообещала себе, что обязательно займется вопросом выдворения Барбары из жизни Сельвина отовсюду и навсегда.