Глава 2. Нестандартная любовь
Любовные пристрастия великих итальянцев
С расширением свободы передвижения и совместного проживания общественная жизнь в республиканской Флоренции во времена Леонардо да Винчи характеризуется низкой нравственностью и манерами, которые мало чем отличались от обычного распутства.
Это касается прежде всего гомосексуализма, очевидно, широко распространенного в те времена. Поэтому во Флоренции в те годы нетрудно было встретить в городских парках загримированных или даже переодетых в женские одежды мужчин, нежно обнимавших друг друга.
И тем не менее хотя к гомосексуализму в средневековой Флоренции и относились терпимо, однако однополая любовь преследовалась законом. Приемы, с помощью которых доказывалась вина мужчин-гомосексуалов, были довольно необычными. Власть опиралась прежде всего на анонимные заявления. Естественно, что этот путь позволял обвинить любого неугодного человека, например соседа или соперника.
Эти доносы рассматривали «офицеры тьмы святой обители» и, изучив дело, отдавали виновного под суд. Однажды в поле зрения этой своеобразной полиции нравов попал и Леонардо да Винчи. Случилось это 8 апреля 1476 года. В этот день художник вместе с тремя другими мужчинами был обвинен в совершении развратных действий в отношении некоего Якопо Сальтарелли. Причем это обвинение строилось исключительно на доносе неизвестного гражданина.
В случае доказательства содомии закон предусматривал смерть на костре. Но уже на первом заседании суда – 9 апреля 1476 года – выдвинутые обвинения не были доказаны. 7 июля состоялось повторное слушание дела, в процессе которого обвинение было полностью снято. Скорее всего, при вынесении оправдательного приговора решающую роль сыграл тот факт, что один из подозреваемых находился в родстве с Лоренцо Медичи – известным политическим деятелем того времени.
Конечно, это событие в жизни Леонардо можно было бы принять за случайность. Но как в таком случае объяснить тот факт, что художник выбирал учеников только среди мальчиков и юношей с очень привлекательной внешностью. Причем по отношению к ним был добр и снисходителен и оберегал их, словно мать, когда они болели. Леонардо также никогда не скупился и покупал им дорогие одежды.
Особенно тесные отношения у да Винчи установились с десятилетним Салаино, которого он встретил на улице в июле 1490 года. Из эскиза, сохранившегося в архиве художника, можно заключить, что мальчик обладал прекрасным лицом, нежными, утонченными чертами и роскошной шевелюрой. И хотя Салаино принес художнику много неприятных минут, он продолжал шефствовать над ним и оплачивать причиняемый им ущерб.
Большая часть гипотез, выдвинутых биографами относительно места Салаино в жизни Леонардо да Винчи, сводится к тому, что великий художник относился к своему ученику не иначе как отец или покровитель. В то же время ряд документов наводят на другие мысли. Так, при исследовании архива художника на одном из листов бумаги была обнаружена записанная от руки ссылка, недвусмысленно поясняющая гомоэротическое отношение мастера к Салаино.
А какие мысли может вызвать рисунок стоящих близко друг к другу, спина к спине, мужчин, которые произрастают из одного общего туловища, но не могут видеть один другого. Младший, изображенный с тростью камыша в правой руке и кудрявой головой, откровенно несет в себе черты Салаино. Показательно и то, что в рисунках художника нередко присутствует необычная композиция молодого кудрявого юноши и старого мужчины. Одно из таких изображений, выполненное в 1495 году, находится в картинной галерее Флоренции.
А вот скульптор, живописец, архитектор и поэт Микеланджело Буонаротти (1475–1564), в отличие от своего соотечественника Леонардо да Винчи, был натурой довольно пылкой и увлекающейся. И, скорее всего, именно по этой причине в юности его дважды обвиняли в гомосексуализме, но, как оказалось впоследствии, это были попытки шантажа. И, конечно же, эти случаи заставили великого итальянца быть осторожным в тех ситуациях, когда разговор заходил о любовных утехах.
Так, когда однажды родитель одного молодого человека, пытаясь пристроить его учеником к великому художнику, позволил заниматься с ним любовью, Буонаротти с возмущением отверг это предложение. Но вот действительно ли такая реакция была искренней, сказать трудно.
А ряд биографов Микеланджело предполагает, что он вообще избегал физического секса, независимо от пола партнера. В то же время художника, судя по его картинам, больше интересовала мужская нагота, чем женская. Да и большинство его любовных сонетов посвящены мужчинам. Более того, в них очень отчетливо просматриваются гомосексуальные мотивы.
Интимные странности Байрона
Не секрет, что Джордж Гордон Байрон был бисексуалом: он одинаково любил как женщин, так и мужчин. А первый свой сексуальный опыт знаменитый поэт приобрел у Мей Грей, которая служила няней в семье Байрон. В течение трех лет эта молодая шотландка использовала любую возможность, чтобы оказаться в постели с мальчиком и «насладиться его телом». Она возбуждала его хорошо знакомым ей способами, а также разрешала ему наблюдать за тем, как она занимается сексом со своими многочисленными любовниками.
Байрон, уже приобретший достаточно хороший опыт в интимной сфере человеческих отношений, легко вошел в мир сексуальных забав во время своей четырехлетней учебы в Хэрроу – специальной школы для детей богатых и знатных людей, куда он попал в 13-летнем возрасте. Причем именно здесь у него впервые и проявились бисексуальные наклонности. Первым его любовником стал лорд Клэр. Причем эта связь длилась довольно долго. «Даже сейчас, когда я слышу имя Клэр, – писал позже в своих воспоминаниях поэт, – у меня бьется сердце, и я пишу это имя, без конца вспоминая 1803–1805 годы».
В 1803 году, во время летних вакаций в небольшом городишке Саусвелле, он страстно влюбился в свою кузину Мэри Чаворт, которая была не только старше его, но и уже обручена.
С 1805 года Байрон продолжил учебу в кембриджском Тринити-Колледже. И здесь, по словам поэта, вспыхнула «неистовая, но чистая любовь и страсть» к юному певцу в церковном хоре – Джону Эдльстону. «Сначала его голос, – писал Байрон, – привлек мое внимание, затем я был заворожен выражением его лица, а его обходительность навсегда привязала меня к нему… Определенно я люблю этого человека больше всех на свете, и ни время, ни расстояние не повлияют на мои (как правило) меняющиеся настроения».
В 1809 году Байрон совершил двухлетнее путешествие по странам Средиземноморья. Он посетил Грецию, Албанию, Малую Азию.
В этой поездке, помимо южных красот, он восхищался и стройными телами юных греков. Впрочем, дело не ограничилось только лицезрением прекрасных юношей. Вскоре среди них появились и любовники поэта. А одного из них – Николо Гирауда – Байрон, возвратившись в Лондон, даже включил в число своих наследников…
В 1813 году Байрон увиделся со своей родной сестрой Августой Лей. А поскольку они воспитывались отдельно, то расставшись в детстве, до этого не видели друг друга. И при первой же встрече Джордж до беспамятства влюбился в Августу. Она ответила тем же.
А спустя девять месяцев и две недели у молодой особы родилась дочь, которую назвали Медерой. Легко догадаться, что отцом малышки был Байрон. Чтобы выпутаться из непростой ситуации, в 1815 году поэт женился на Аннабелле Милбенк. Однако спустя всего год жена оставила Байрона, дав повод для разговоров о его гомосексуальности. А разразившийся после этого разрыва скандал заставил поэта весной 1816 года навсегда покинуть свою родину. К тому же в Англии нетрадиционные связи карались смертью…
В эти годы Байрон много путешествует по Европе, где, помимо бесконечных любовных похождений, посвящает немало времени и творчеству. Ведь именно тогда он создал своего знаменитого «Дон Жуана», в котором описал романтические приключения неутомимого героя-любовника.
После европейского турне Байрон надолго задержался в Венеции. Здесь он в полной мере продемонстрировал все свои сексуальные таланты. Его очередной пассией стала Марианна Сегати – жена хозяина дома, в котором поселился Байрон.
В это же время у него появилась вторая любовница: жена булочника Маргарита Кони. Она была настолько ревнивой, что могла бы убить соперницу. Это вынуждало поэта, назначая время и место свиданий, проявлять крайнюю осторожность.
В 1818 году Байрон прервал отношения с Марианной и переселился в дворец Палаццо Мосениго, который вскоре превратился в публичный дом Байрона с целым гаремом любовниц и проституток.
Позже Байрон подсчитал, что почти половина всех денег, потраченных им за год проживания в Венеции, ушла на удовлетворение сексуальных страстей с более чем 200 женщинами. Он писал: «Эта цифра, возможно, неточна. Я их в последнее время перестал считать».
Летом 1823 года Байрон посетил греческий остров Кефалония. Здесь он воспылал страстью к юноше по имени Лукас Чаландрицанос, с которым в январе 1824 года перебрался в город Миссолонги. Здесь великий поэт неожиданно заболел лихорадкой. Болезнь продолжалась недолго, и 19 апреля 1824 года Байрона не стало.
В 1833 году появилась поэма «Дон Леон» с подробным описанием приключений гомосексуалиста. Многие исследователи считают, что это подлинная биография Байрона, в которой отражены основные моменты гомосексуальной жизни поэта. Кто автор этого произведения, до сих пор неизвестно. Зато поражает его осведомленность в интимной жизни поэта…
Самый знаменитый гомосексуалист
Но, наверное, самым знаменитым гомосексуалистом XIX века был соотечественник Байрона поэт и драматург Оскар Уайльд (1854–1900). И хотя он был женат с 30-летнего возраста и имел двух сыновей, но через два года прекратил интимную близость с женой, и его «первым мальчиком» стал Р. Росс, которому в то время было 17 лет. Он любил Уайльда до конца его дней.
Однажды 37-летний Оскар познакомился с молодым поэтом лордом Альфредом Дугласом (Бози). И практически с первой встречи страстно влюбился в него. Бози, которому в ту пору исполнилось 22 года, был очень привлекательным и страстным молодым человеком.
Впрочем, самого Бози, скорее всего, гомосексуализм особо не привлекал, и сначала он относился к Уайльду, как к близкому товарищу. Поэтому и на его попытки заняться любовью практически не реагировал. А позже все их сексуальные контакты старался свести к минимуму. Возможно, сдержанность Дугласа объяснялась тем, что ему самому больше нравились мальчики.
Отец Бози – маркиз Куинсберри – попытался помешать отношениям сына с Уайльдом. Он даже публично оскорбил Уайльда, отправив в клуб, который посещал поэт, открытку с надписью: «Оскару Уайльду, гомосексуалисту».
Этот выпад маркиза настолько оскорбил Уайльда, что он подал на обидчика в суд. Но Куинсберри сделал ответный и весьма опасный для Уайльда ход: он нанял несколько частных детективов, очень быстро отыскавших всех молодых людей, которых поставлял поэту сутенер А. Тейлор. А поскольку мальчики согласились подтвердить этот факт в суде, Уайльд вынужден был отказаться от судебного разбирательства.
Но отказ Уайльда уже не удовлетворил маркиза. И он сам обратился в суд, обвиняя Уайльда в противоестественных связях. При этом он предоставил весьма убедительные доказательства своей правоты. И уже через месяц поэта арестовали, а вместе с ним – и сутенера А. Тейлора…
Это было одно из самых громких судебных разбирательств в истории английского правосудия. Мальчики и молодые люди, состоявшие в интимных связях с Уайльдом, утверждали, что поэт сам провоцировал их на сексуальные контакты.
В конце концов, опираясь на неопровержимые доказательства, судьи приговорили Оскара Уайльда и Тейлора к двум годам каторжных работ. Этот период в жизни Уайльда отрицательно повлиял на психику Уайльда. Он прервал всякие связи с Бози и после освобождения переехал в Париж. Здесь Уайльд сменил свое имя на Себастьяна Мельмота. Кстати, в Париже поэт Э. Доусон, пытаясь изменить пристрастия Оскара, однажды даже привел его в публичный дом. Но когда поэт вышел на улицу, он негромко произнес: «Первый и последний раз за десять лет. Похоже на холодную баранину».
В Париже Оскар Уайльд и умер. Случилось это 30 ноября 1900 года в 13 часов 50 минут. А причиной смерти великого поэта стал острый менингит, вызванный ушной инфекцией. Уходил Уайльд в иной мир тяжело. За несколько дней до смерти он потерял речь и общался с присутствующими только жестами…
Страсти по Моэму
Выдающийся английский писатель Уильям Сомерсет Моэм (1874–1965), автор знаменитого романа «Бремя страстей человеческих», тоже был не прочь поразвлечься с молодыми мужчинами. Хотя не отказывался и от женщин. Он был бисексуалом. Писатель Биверли Николс, один из его старых друзей, свидетельствует: «Моэм не был “чистым” гомосексуалистом. У него, конечно же, были любовные связи и с женщинами и не было никаких признаков женского поведения или женских манер».
А вот впервые Моэм вступил в гомосексуальную связь, когда ему исполнилось 16 лет. Случилось это во время учебы в Гейдельбергском университете. Его партнером стал Эллингэм Брукс – приятный и к тому же обеспеченный 26-летний выпускник Кембриджа.
Однако, вернувшись в Лондон, Моэм длительное время опасался вступать в сексуальные отношения с гомосексуалистами, поскольку подобная связь считалась уголовно наказуемым преступлением. И поэтому Моэм перенес свое внимание на женщин. Особенно активно он интересовался прекрасным полом во время учебы в медицинском училище. И так уж случилось, что в эти годы он жил в одной квартире со своим близким товарищем Уолтером Пейном, который к тому же пользовался исключительным успехом у женщин. И когда Пейн терял интерес к очередной своей пассии, он уступал ее Моэму. Тот сначала приглашал ее отужинать с ним, а потом – и в постель. «В этом не было ни романтики, ни любви, только лишь удовлетворение», – вспоминал впоследствии писатель.
Со временем Моэм получил настолько богатый опыт общения с любовницами, что у него появились связи с женщинами, имевшими достаточно высокий общественный статус. Так, в 29 лет он соблазнил 40-летнюю Вайлент Хант – известную феминистку, редактировавшую журнал «Свободная женщина». Затем в числе его возлюбленных оказалась Саша Кропоткина – дочь известного русского анархиста Петра Кропоткина.
А 26 мая 1917 года Моэм женился. Его супругой стала Сайра Барнардо. Однако брак этот вскоре распался: скорее всего, из-за бисексуальной ориентации Моэма. Позже в одном из своих писем он признавался Сайре: «Женился на тебе не из-за того, что так уж сильно любил тебя, и ты об этом прекрасно знаешь». Вскоре Моэм и Сайра стали жить порознь, а в 1929 году и вовсе развелись.
В годы Первой мировой войны 40-летний Моэм встретил человека, любовь к которому он сохранил на всю жизнь. Им оказался 22-летний американец Джеральд Хэкстон. Во время их знакомства Моэм спросил у Хэкстона, чтобы он хотел получить от жизни. Хэкстон ответил: «Побольше удовольствий и азартных игр. Но у меня нет ни цента, поэтому мне нужен человек, который позаботился бы о моем благосостоянии». После этого разговора они отправились на квартиру Хэкстона, разделись и легли в постель. После интимной близости Моэм прошептал: «Не волнуйся о своем будущем, Джеральд, я сам побеспокоюсь о тебе».
И действительно, в течение тридцати лет, до самой смерти Хэкстона, вызванной отёком легких, в качестве секретаря и любовника он постоянно сопровождал писателя во время его многочисленных поездок по всему миру.
И хотя Хэкстон злоупотреблял алкоголем, проигрывал огромные суммы и нагло врал, тем не менее Моэм его любил и неизменно поддерживал в трудных ситуациях. Хэкстон же, чтобы как-то разнообразить сексуальную жизнь Моэма, подыскивал ему новых партнеров.
В 1943 году в Нью-Йорке 69-летний писатель встретил 17-летнего юношу, который к тому же писал стихи и являлся ценителем таланта Моэма. Звали молодого человека Дэйвидом Познером. А вскоре Моэм и Дэйвид стали любовниками. Правда, эта связь длилась недолго. Впоследствии в одном из своих писем молодой любовник так отозвался о Моэме: «Он не был каким-то выдающимся любовником, но в нем было много страсти. Иногда казалось, что он относится к сексу слишком уж по-деловому, но, с другой стороны, он иногда тратил много времени на то, чтобы просто ласкать партнера… Он совершенно не принимал сексуальных отношений с женщинами… Однажды, когда он увидел меня с девушкой, сильно расстроился».
После смерти Хэкстона у Моэма появился новый секретарь – Алан Сирл. Он боготворил писателя и считал лучшим из тех любовников, с которыми он имел близкие отношения до Моэма. Писатель относился к Сирлу с той же искренностью и любовью. А в 1962 году он даже усыновил Алана. Правда, впоследствии суд признал это усыновление незаконным.
И тем не менее с предсмертными словами Моэм обратился именно к Сирлу. Великий писатель прошептал: «Хочу пожать твою руку и поблагодарить тебя за все, что ты сделал для меня».
Необычная любовь Марселя Пруста
Романы известного французского писателя Марселя Пруста (1871–1922) вызывали огромный интерес у читающей публики. Впервые в большой французской литературе была показана гомосексуальная или, на худой конец, бисексуальная любовь, причем как у мужчин, так и у женщин. Три тома этой эпопеи даже объединены в отдельную часть, получившую название «Содом и Гоморра».
На исходе жизни, 14 мая 1921 года, Марсель Пруст встретился с другим знаменитым писателем – Андре Жидом, который, в отличие от других творческих личностей, никогда не скрывал своей сексуальной ориентации. Их беседа носила достаточно откровенный характер. И Андре сразу после этой встречи описал весь разговор в дневнике, который в конце своей жизни представил широкой публике. «Он сказал, – вспоминает Жид, – что никогда в жизни не любил женщину, разве что духовно, и не знал другой любви, кроме как к мужчине. Я и не предполагал, что Пруст столь исключительно гомосексуален»…
Марсель Пруст родился в Париже во время бурных событий Парижской коммуны. Он рос болезненным мальчиком, мучимый бессонницей. А в 10-летнем возрасте у него появилась астма, преследовавшая писателя на протяжении всей жизни.
С 12 лет он начал регулярно мастурбировать. И однажды за этим занятием его застал отец. Умный папаша не стал наказывать сына, а лишь порекомендовал воздержаться от этого занятия хотя бы четыре дня. Но ожидаемого результата это не принесло. Тогда отец дал сыну денег на посещение борделя. Но этот его поход закончился фиаско.
Школьные товарищи не особенно уважали Марселя: он был чрезмерно чувствителен и откровенен. А однажды своему однокласснику Раулю Версини он по секрету сказал, что им как-то овладел один из старшекурсников. И при этом Марсель особо не сопротивлялся. Да к тому же он и не жалел о происшедшем.
Юный Пруст был красив, и друзья сравнивали его с ангелом. Когда Марселю исполнилось восемнадцать лет, он был призван в армию. Годичная военная служба пошла Марселю на пользу: он окреп и возмужал. А его школьный товарищ Жак Бизе (сын композитора) ввел Пруста в высший свет. Симпатичный, стройный, во фраке, плотно облегавшем его фигуру, Марсель, великолепно знавший светский этикет, был достаточно популярен в салонах матери Жака и других знатных дам Парижа. Именно здесь он впервые встретил тех, кто в будущем стал прообразами его литературных героев…
Но за внешним блеском и лоском скрывалось довольно хрупкое здоровье писателя. Болезни буквально одолевали его. За вторую половину 1890-х годов он почти ничего не написал. В 1900 году Пруст не покидал постель и не одевался целых семь месяцев. Через несколько лет он оборудовал свою пробковую комнату, в которой прожил до 1919 года. Там он и начал писать свои романы. В 1903 году умер его отец, а в 1905-м – его мать, чью смерть Пруст переживал особенно тяжело.
Однако это трагическое событие освободило Марселя от некоторых ограничений. Так, теперь в доме писателя стали периодически жить молодые мужчины, которых он содержал как секретарей или слуг. Но ради памяти покойной матери Пруст старался скрывать свою нетрадиционную сексуальность.
И все же, несмотря на болезни, Пруст не был домоседом. Например, ему нравились продолжительные автомобильные поездки. И для этих целей он обзавелся даже собственным автомобилем— в то время достаточно редкое и дорогое приобретение.
Имел Пруст и личного водителя – молодого, симпатичного, но несколько вульгарного юношу. Это был выходец из Монако Альфред Агостинелли. Ему недавно стукнуло 19 лет. И поэтому трудно сказать, что больше привлекало внимание Пруста во время его загородных путешествий: благоухающие сады и цветы или его шофер.
Но недолго Агостинелли украшал жизнь писателя. В 1914 году Альфред уехал на юг Франции и поступил в авиашколу. Однако во время второго тренировочного полете его самолет упал в море. Альфред погиб…
Впрочем, Пруст недолго оставался в одиночестве. Еще в 1911 году, находясь в гостях у графа Орлова, Марсель обратил внимание на тридцатилетнего лакея, носившего редкое и довольно изящное имя – Альбер де Кюзиа. Но Пруста поразила даже не красота молодого человека, а его глубокие знания родословной почти каждой знатной фамилии. И когда писатель достаточно близко сошелся с Альбером, он неоднократно прибегал к его консультациям для своих романов.
Спустя какое-то время уже поизношенный Альбер де Кюзиа открыл в Париже публичный дом для мужчин с нетрадиционными сексуальными наклонностями. И Пруст не только материально поддерживал предприимчивого Альбера, но и сам нередко посещал это сомнительное заведение, известное среди соответствующей публики как «Отель Мариньи».
Грехи юности
Говорят, что автор знаменитой «Эмиль, или о Воспитании» с большой неохотой вспоминал некоторые эпизоды из своей юности. И это понятно. Ведь в молодости Жан Жак Руссо какое-то время был законченным извращенцем. Он находил пустынные улицы, глухие переулки или темные аллеи и, якобы удовлетворяя естественные потребности, располагался так, чтобы показать проходящим девушкам и женщинам свои обнаженные ягодицы. И он испытывал неописуемое наслаждение, когда женщины, негодуя, обзывали его самыми обидными словами. А при мысли, что кто-нибудь из них так рассердится, что поймает его и высечет розгами, его буквально лихорадило, поскольку ему этого очень хотелось.
Однажды он проделал свое любимое действо возле колодца, из которого несколько девушек набирали воду. И вдруг одна из них, увидев молодого человека в непристойной позе, в испуге начала громко кричать, Руссо едва унес ноги от сбежавшихся на шум мужчин и женщин.
А вспыхнула эта страсть у Жан Жака еще в малолетстве: 8-летним мальчиком Жан Жак неожиданно влюбился в свою воспитательницу мадемузель Ламберье. В столь юные годы будущий писатель и философ не выделялся особой живостью мысли, да и в целом не отличался особым прилежанием в учебе. Поэтому воспитательница нередко выговаривала ему и грозила наказать розгами. Но эти угрозы на Руссо не действовали.
И однажды мадемузель Ламберье перешла от слов к делу и отхлестала воспитанника по голым ягодицам. Но тот вместе с болью и стыдом испытал еще и неведомое ранее сладострастное ощущение. Оно вызвало у него неудержимое желание подвергнуться наказанию розгами снова, и, когда вскоре это случилось, он опять испытал то же чувство наслаждения. Возникла условно рефлекторная связь между чувством боли и половым возбуждением, которая сохранялась еще довольно продолжительное время. Эта страсть оказалась столь велика, что он примыкал к группе девочек и начинал играть с ними в «школу», требуя от тех из них, которые играли роль учительницы, сечь его розгами.
Для Руссо была присуща еще одна сексуальная странность. Его мог обуять восторг даже от одного вида некоторых предметов. Ему, например, нравилось бродить по комнате и целовать кресло, шторы на окнах и даже пол.
А как-то раз одна его знакомая дама отдала Руссо свою нижнюю юбку. Ей хотелось, чтобы из нее скроили Жаку жилет. Руссо написал: «В эмоциональном порыве я поцеловал и записку, и юбку раз двадцать… У меня такое ощущение, что она разделась, чтобы одеть меня…»
В своей «Исповеди» Руссо также признается, что до тридцати лет у него не было сексуальных связей с женщинами. И он, чтобы удовлетворить свои естественные желания, предавался исключительно мастурбации. При этом он представлял себе различные возбуждающие картинки.
Впрочем, особых успехов на любовном фронте Руссо так и не достиг. Скорее, наоборот. Так, за целый год своего пребывания в Венеции он имел только два более-менее близких контакта с женщинами, если можно так назвать эти его приключения. И то эти два случая появились исключительно по воле его друзей. В первом его друг Доминик предложил Руссо молодую падуанку. Писатель попросил женщину спеть, а через полчаса, так и не прикоснувшись к ней, ушел.
Второй подарок подобного рода для Руссо за оказанную услугу сделал некий капитан торгового судна. Он предложил ему на ночь двадцатипятилетнюю брюнетку, отличавшуюся живостью и очарованием. Будучи осведомленной об особенностях характера своего клиента, женщина решила взять инициативу в любовной игре на себя. Но в тот самый момент, когда необходимо было продемонстрировать ответную реакцию, Жан-Жак потерял всю свою мужскую силу. Ноги окаменели, на лбу выступил пот, и все усилия ни к чему не приводили. В конце концов женщина потеряла терпение и, оправив корсаж, презрительным тоном произнесла: «Джанетти, оставь женщин и займись математикой».
Перед уходом он просил женщину о новом свидании на следующий день, но она предложила встретиться на третий день. При этом добавив, что Руссо требуется отдых. Но когда он пришел к ней, она не пожелала его принять.
А любовь мимо прошла…
Знаменитый датский сказочник Ханс Христиан Андерсен (1805–1875) отличался высоким ростом и худощавым телосложением. Его худое лицо украшали маленькие голубые глаза и острый нос. Руки и ноги у него были относительно длинными, поэтому в шутку его иногда называли «аистом» или «фонарным столбом».
Андерсен постоянно преследовали несколько фобий. Так, он опасался огня, считая, что именно в пожаре ему суждено погибнуть. Поэтому, отправляясь в путешествие, он всегда запасался длинной веревкой на тот случай, что, если в гостиничном номере вспыхнет пожар, он с ее помощью спасется.
Его также мучил страх быть похороненным заживо. Поэтому он часто напоминал друзьям, чтобы те, прежде чем предать его земле, разрезали одну из артерий. Если же он болел, то всегда клал на прикроватный столик записку следующего содержания: «Это только кажется, что я умер».
Что же касается интимной жизни великого сказочника, то и здесь у него не все было гладко. Более того, как считает большинство биографов писателя, он вообще не имел ни одной сексуальной связи ни с женщинами, ни с мужчинами. Но желания интимной близости у Андерсена, вероятно, все-таки появлялись. Так, в 1834 году, находясь в Неаполе, он сделал в дневнике следующую запись: «Всепожирающие чувственные желания и внутренняя борьба… Я по-прежнему сохраняю невинность, но я весь в огне… Я наполовину больной. Счастлив тот, кто женат, и счастлив тот, кто хотя бы помолвлен».
И тем не менее в жизни Андерсена были три женщины, которых он любил, но, увы, ни у одной из них ответного чувства вызвать не смог. Первой задела чувственные струны Ханса Риборга Войгт – 24-летняя сестра его школьного товарища. Ее милое личико и непринужденность в поведении зажгли в чувственном сердце Андерсена, которому шел 23 год, настоящую любовь. И прояви он больше настойчивости и уверенности, возможно, между ними завязались бы тесные отношения. Но, к сожалению, таковым он не был. Когда писатель умер, в его квартире нашли сумочку, в которой хранилось письмо от Риборг. Но его, согласно завещанию писателя, не вскрыли.
Еще одной женщиной, появившейся в жизни Андерсена, была 18-летняя Луиза Коллин. Первое время писатель пытался найти в ней утешение и сочувствие, которые требовались ему после прекращения отношений с Риборг. Однако со временем он уже был без ума от Луизы. Правда, и в этот раз ответного чувства не последовало.
Знаменитая шведская певица Дженни Линд стала третьей женщиной, появившейся в жизни Ханса. Эту симпатичную блондинку с изящной фигурой и большими карими глазами Андерсен впервые увидел в 1843 году в Копенгагене, куда Дженни приехала на гастроли. И, чтобы обратить на себя внимание, он завалил ее любовными поэмами и подарками.
В 1846 году Линд выступала с концертами в Берлине. Туда же прибыл и Андерсен, надеясь, что ему удастся увидеться с ней в один из рождественских дней. Однако певица не удостоила Андерсена приглашением, и он вынужден был встречать праздник в гостиничном номере в одиночестве. В 1852 году Линд вышла замуж, что на длительное время повергло писателя в полное отчаяние.
После 1860 года, появляясь наездами в Париже, Андерсен порой наведывался в дома терпимости. Однако там он коротал время лишь за душещипательными беседами с нагими проститутками. И когда кто-то в разговоре с писателем намекнул, что в известных заведениях он, видимо, не только проводит время в беседах с девочками, но и занимается с ними чем-то другим, Андерсен был буквально шокирован этим предположением.
И Андерсену ничего иного не оставалось, как заниматься мастурбацией, которая одна позволяла ему выплеснуть накопившуюся сексуальную энергию наружу. От этого он очень страдал, но действовать по-другому уже не мог.
Кстати, некоторые биографы великого сказочника предполагают, что у него была скрытая склонность к гомосексуализму и педофилии. Действительно, его письма к балетному танцовщику Харальду Шарфу и юному герцогу Веймарскому вполне можно назвать «любовными посланиями», если их рассматривать с сегодняшних позиций.
«Мне нравятся дети… Я частенько подглядываю за ними сквозь гардины… Ну и потеха наблюдать, как они раздеваются. Сначала из-под рубашонки выныривает круглое плечико. За ним ручонка. Или вот чулок. Его стягивают с пухлой ножки, тугой, в ямочках, и, наконец, появляется маленькая ступня, созданная для поцелуев. И я целую ее». Этот отрывок из сказки «Что рассказал месяц» наводит на вполне определенные предположения.
Хотя, с другой стороны, это могут быть просто нереализованные отцовские чувства, которые автор поведал страницам своей книги.
Сексуальный меланхолик
Если и был художник, который не испытывал сексуального неистовства, то это, конечно, Эдгар Дега (1834–1917). И в то же время, как это ни парадоксально, именно ему принадлежат самые прекрасные и самые соблазнительные образы проституток из борделей.
Самая знаменитая серия его графических работ, известная как «Сцены в закрытых домах», представлена пятьюдесятью листами. Почти все они выполнены черной тушью, и только некоторые слегка оттенены пастелью. Практически на всех этих рисунках изображены девочки, развалившиеся на канапе в салонах. Иногда они одеты в короткие рубашки, что позволяет лицезреть их обнаженные груди. Но чаще всего на них нет ничего, кроме чулок, шлепанцев и ленточек в волосах и вокруг шеи. Это – униформа их профессии, неоднократно описанная в литературе того времени.
Все эти женщины изображены в форме ожидания. Но источаемая ими соблазнительность ограничивается лишь простым оголением их половых органов или ягодиц.
Однако более всего поражают сцены, на которых изображено то, что можно было бы назвать сексуальными отношениями, и которые могут произойти только по воле завсегдатая таких мест.
Эти гравюры родня Дега обнаружила после его смерти в одной из его папок. И его брат, потрясенный увиденными иллюстрациями, уничтожил те из них, которые показались ему откровенно порнографическими.
Большинство поклонников творчества Дега также были смущены этими рисунками. Им не хотелось верить, что эти работы принадлежат художнику с возвышенным взглядом на искусство. Все это казалось настолько неожиданным, что многие видели в этой серии выплеснутую наружу сексуальную навязчивость и одновременно страх перед тем невидимым притяжением, которое исходило от секса.
Но так ли все обстояло на самом деле? Для всех знавших Дега художников, которые часто предавались сексуальным утехам с прелестными натурщицами, отношение Эдгара к своим интимным потребностям было глубокой тайной. Даже когда художник перешагнул тридцатилетний рубеж, никто не знал, есть ли у него любовница. В 1869 году Эдуард Моне в письме французской художнице Берте Моризо утверждал, что Дега «не способен ни любить женщину, ни сказать ей об этом, ни сделать этого».
А Ван Гог в письме Эмилю Бернару, касаясь интимной части жизни Дега, пишет следующее: «Почему ты говоришь, что он плохо совокупляется? Дега живет, как скромный нотариус, и не любит женщин, зная, что если бы он их любил и много совокуплялся, будучи нервнобольным, то стал бы неспособным к живописи. Его живопись смела и безлична, так как он согласился быть не более чем скромным нотариусом, боясь сексуальных излишеств».
Кто прав из этих двоих, сказать трудно. «Я, как и все молодые люди, страдал, но я никогда не распутничал», – в своем дневнике уже на исходе жизни написал Дега. Возможно, после своей сдержанной юности художник впал в своего рода сексуальную инерцию, из которой так и не смог выйти.
«Однажды, – это уже признание одной натурщицы, – Дега отбросил свои кисти, но не для того, чтобы кинуться на нее, как поступали другие, а для того, чтобы ее причесать».
А когда кто-то поинтересовался у французской художницы Сюзанны Валадон, была ли она любовницей Дега, она, улыбаясь, ответила: «Я – никогда! Он слишком боялся! Никогда мужчина не делал мне столько комплиментов по поводу моей кожи, моих волос, моих мускулов акробатки. Он хвалил меня так, как хвалил бы лошадь или танцовщицу… Его восхищение было исключительно духовным, оно относилось к моему телу канатоходки».
Эта любовь к женскому телу и горечь из-за того, что ему приходилось отказываться от удовольствий, которое оно дарило, красной нитью проходило сквозь все творчество Дега. Обнаженную фигуру он очень внимательно изучал, и порой его карандаш замедлял движение, когда он рисовал половые органы, этот королевский кусок женской анатомии. Однако бессилие вынуждало его воздерживаться, отбрасывая свои желания на значительное расстояние. А чтобы убить очарование женским телом, он рисовал желчные портреты путан, пребывавших в ожидании клиента. Для того чтобы успокоить себя, нет ничего лучше искусства.
Сексуальный вампир
Уже задолго до своего совершеннолетия Пабло Пикассо (1881–1973) познал секс и проводил долгие часы в борделях. Фактически до двадцати лет секс и живопись были его главными увлечениями, что оказало немалое влияние на последующие семьдесят лет его жизни.
Художнику довелось попробовать разные формы любви. Оказавшись в 1904 году в Париже, Пикассо, чтобы выжить, вынужден был продавать свое тело, находясь на содержании у художника-гомосексуалиста Макса Жакоба. Впрочем, отдавался Пабло и другим представителям парижской богемы.
Пикассо обладал огромной сексуальной энергией, благодаря которой за свою взрослую жизнь он имел множество любовниц, которых, впрочем, как и жен, он с иезуитской радостью натравливал одну на другую.
Он всегда содержал несколько женщин одновременно, используя и оскорбляя их, как ему только хотелось. Например, однажды Пикассо пригласил свою жену Ольгу, к которой он уже охладел, навестить его на Лазурном Берегу. Когда она откликнулась на его предложение и прибыла на средиземноморский курорт, где отдыхал художник, он поселил ее в том же отеле, где проживал сам со своими новыми любовницами…
Он, как торнадо, проносился по судьбам своих жен и любовниц, оставляя после себя трагедии и разрушения. Ольгу Хохлову – первую свою жену – художник практически превратил в эмоциональную калеку, издергав и изуродовав ее чувства. У Доры Маар также случился нервный срыв, после которого она попала в лечебницу для психически больных. Мария-Тереза и вторая жена Пикассо Жаклин после его смерти не смогли совладать с навалившимися на них проблемами и покончили с собой.
Пикассо говорил: «Я скорее предпочел бы видеть женщину мертвой, чем счастливой с другим». Это очень отчетливо показал случай, когда он после того, как Франсуаза Гило ушла от него и вышла замуж за другого художника, опять предложил ей вернуться к нему. Более того, Пикассо даже заверил Франсуазу, что возьмет ее в жены и усыновит ее детей, если она уйдет от мужа. Но когда Гило начала бракоразводный процесс, как 80-летний художник втайне женился на своей возлюбленной Жаклин. Кроме того, чтобы еще больше досадить Франсуазе, он пресекал все слухи о своей женитьбе до самого последнего дня. А разбил он ее жизнь лишь за то, что Гило осмелилась оставить его.
А вот еще один случай, который очень наглядно показывает отношение художника к женщинам. Завершая работу над «Гарникой», Пикассо специально пригласил в студию двух своих любовниц – Марию-Терезу и Дору Маар. Причем назначил для них встречу в одно и то же время, предвидя между ними ссору. И едва они вошли в мастерскую, как Пикассо почти сразу же спровоцировал между женщинами перебранку, которая, в конце концов завершилась рукоприкладством. Художник же в это время лишь посмеивался и продолжал рисовать. Позднее об этом скандале он сказал: «Это было моим лучшим воспоминанием».
Видимо, наиболее полно натура Пикассо отражена в картине «Минотавр, похищающий женщину». На этом полотне он показан как полумужчина-полубык, уносящий обнаженную нимфу – свою любовницу Марию-Терезу, в то время как другая его возлюбленная – Дора Маар наблюдает за этой сценой. В этой картине художник в символических образах пытался показать свои садомазохистские фантазии в отношении женщин. У него существовала внутренняя потребность в жертвоприношениях со стороны женщин, которые отдавали ему свой разум и тело, как на картине его Минотавру. Таков это был человек. Но вот был ли он счастлив – неизвестно.
Сальвадор Дали: эротические фаhтазии
Знаменитый испанский художник Сальвадор Дали (1904–1989) уже с юных лет был склонен к нестандартной любви.
Он даже в некоторых картинах прославлял свою сексуальную ориентацию. Среди них, безусловно, самыми яркими следует считать «Мед слаще крови» и «Механизм и рука».
Позже известный исследователь творчества Дали Ян Гибсон в своей книге «Безумная жизнь Сальвадора Дали», основываясь на признании художника в «Тайной жизни», что рукоблудие для него «слаще меда», пишет: «Если мастурбация слаще меда, а мед – слаще крови, то, возможно, что кровь, в контексте его картины, предполагает сексуальное соитие и боязнь его. Выражение “мед слаще крови” является эвфемизмом для выражения “мастурбация слаще полового акта”».
Теме мастурбации посвящена и другая знаменитая картина Дали «Великий мастурбатор». Ее художник написал вскоре после знакомства и объяснения в любви с Галой и, видимо, символизирует новый взгляд художника на сексуальные отношения.
Впоследствии он говорил, что в этой картине он попытался показать «чувство вины существа, полностью лишенного жизни из-за активного онанизма». Кстати, эту работу Дали не продал, а хранил до конца жизни.
После шестидесяти лет Дали неожиданно стал не только наслаждаться видом обнаженных тел молодых людей, которые окружали его, но и стал устраивать оргии. И хотя сам он уже не в состоянии был принимать в них участие, но продолжал руководить и режиссировать ими.
Любовь… по почте
Видимо, другой такой экстравагантной пары в мире, скорее всего, не было и нет. А речь идет о знаменитом английском писателе Бернарде Шоу и его жене Шарлотте. Оказывается, эта пара, прожив вместе 45 лет, осталась целомудренной.
А все случилось после того, как в самом начале совместной жизни 42-летняя невеста и 43-летний жених пришли к соглашению, что они не будут вступать в сексуальные отношения. И для такой договоренности у них были вроде бы достаточно веские основания. Так, Шарлотта испытывала чуть ли не физическое отвращение к интимной близости, а сам Шоу, однажды изведав «сексуальные радости», впоследствии оставался к ним абсолютно равнодушным.
«Половой акт, – писал Шоу, – представляется мне занятием чудовищным и низким, и я не в состоянии понять, как могут уважающие себя мужчина и женщина лицезреть друг друга, проведя вместе ночь».
Видимо, поэтому любовные увлечения Шоу предпочитал испытывать… по почте. «Лишь почта может обеспечить идеальное любовное приключение, – признавался он. – Моя переписка с Эллен Терри (знаменитая актриса) была вполне удавшимся романом. Я мог бы встретиться с ней в любую минуту, но мне не хотелось усложнять нашу восхитительную связь. Ей успели надоесть пять мужей, но со мной она не соскучилась».
Необычный однолюб
Знаменитый американский писатель Марк Твен (1835–1910), конечно же, при его популярности в качестве любовницы мог иметь не одну женщину. К тому же он был довольно симпатичным мужчиной. Однако в его сердце господствовала лишь одна женщина – его жена Оливия Клеменс, или Лайви, которая, скорее всего, и «лишила его девственности», став его женой в 1870 году.
А поскольку писатель считал ее самой совершенной женщиной, то и повиновался ей во всем. И, безусловно, был безумно в нее влюблен. И это чувство к Лайви он сохранил до ее смерти в 1904 году. И ее уход из жизни настолько потряс писателя, что он так и не смог смириться с ее потерей до конца жизни.
К 50 годам Твен был практически полным импотентом. Впрочем, это его особо не беспокоило, поскольку он не стремился к славе Дон Жуана. Его вполне устраивала его жена. И, скорее всего, с другими женщинами он не вступал в близкие отношения.
Когда умерла Лайви, Марк Твен был атакован своей секретаршей Изабель Лион. Но никаких шансов обратить на себя внимание писателя у нее не было, поскольку она, как женщина, Твену абсолютно не нравилась. В письме к одному из друзей писатель признавался: «Я просто не могу лечь в постель с мисс Лион. Лучше уж я сделаю это с восковым манекеном».
Наверное, не всем известно, что Марк Твен любил сочинять непристойные стихи и баллады. Правда, он их писал в основном для себя и близких товарищей, поэтому или не публиковал совсем, а если и делал это, то издавал лишь небольшими тиражами.
Плеть – для себя и для партнера
Американский пианист и композитор Грейнджер Перси (1882–1962) соединил в своей личности две перверсии – садизм и мазохизм, породив особое расстройство – садомазохизм.
Предполагается, что виновницей его необычного пристрастия является мать композитора, широко использовавшая физические методы воспитания, в частности битье кнутом.
Когда мальчику исполнилось двенадцать лет, мать отправилась с ним в Европу, чтобы дать сыну профессиональное музыкальное образование. С этого времени она, помимо обучения сына, контролировала и его интимную жизнь. Ходили даже слухи об инцесте. Сколько в них было правды и была ли она вообще, сказать невозможно, но тем не менее в 1922 году мать Перси, проживая в Нью-Йорке, выбросилась из собственной квартиры на восемнадцатом этаже…
В своих садомазохистских пристрастиях композитор очень часто пользовался плетью, избивая не только партнеров по интиму, но и свою супругу Эллу. Впрочем, Перси хлестал и самого себя, причем нередко до крови.
Он даже не опасался своим необычным сексуальным поведением вызвать недовольство властей и попасть в тюрьму. Ведь он не только не скрывал своих извращенных наклонностей, но даже сделал ряд фотографий для музея Грейнджера в Мельбурне. Правда, они должны были быть опубликованы лишь спустя десять лет после его смерти.
Трудно поверить, что человек, создававший музыкальные шедевры, наполненные чистейшими духовными образами, в разговорах с близкими людьми иногда доходил до невероятных по жестокости и кощунству фантазий. Так, одной из своих знакомых он рассказывал, что своих детей он мог бы хлестать до полного удовлетворения своих желаний. Более того, обязательно вступил бы в интимную связь со своими дочерьми.
Знаменитые женщины-лесбиянки
Кроме мужчин, иной любви отдавали предпочтение и некоторые известные представительницы богемы. Например, Марина Цветаева (1892–1941). Ее способность влюбляться удивляла и заставляла задумываться знавших ее людей. А влюбиться она могла и за стихи, как в Пастернака, и за княжество, как в Волконского…
Но особым увлечением Марины Цветаевой стала поэтесса Софья Парнок, имевшая репутацию донжуана в юбке… Встретились они осенью 1914 года. Софья Парнок была на 9 лет старше Марины. Несомненно, это она позвала Марину. И та откликнулась. Почему? Скорее всего, вообразив себя Сафо, переродившись на время в знаменитую древнегреческую поэтессу, которая слыла лесбиянкой. К тому же надо добавить, что и Парнок писала стихи. И начался ураган, утихший только через полтора года.
Конец ознакомительного фрагмента.