1. Субботнее утро майора Мимикьянова
День у майора Мимикьянова начинался отлично.
Позавтракать он решил на балконе. Ясная августовская погода прямо-таки за шиворот тащила из комнаты наружу.
В последние дни воздух стал настолько прозрачен, что с балкона можно было видеть даже темную линию вершин соснового бора, окружающего научный городок. А до него было километров пятнадцать, не меньше: бор лежал за объездной дорогой.
Солнечный свет приобрел приятный желтоватый оттенок, а над дворовым асфальтом после ночного дождя витал запах свежеполитого огорода.
Рай, да и только!
На завтрак Ефим Алексеевич приготовил изобретенное им самим блюдо.
На дно круглобокой миски из термостойкого стекла он положил тонкие ломтики молодого картофеля, посолил и слегка присыпал черным перцем. Сверху бросил порезанную кубиками влажную голубоватую брынзу. Ее поперчил уже сладкой красной паприкой.
В качестве следующего слоя использовал брусочки розовой докторской колбасы. Для нее употребил перец и черный и красный. Сверху на этот многослойный пирог майор вылил три яйца. Он был крайне осторожен, стараясь, не повредить лезвием ножа желток. Это ему удалось, и кулинарный шедевр весело взглянул на него тремя блестящими желтыми линзами.
Бросив в завершенье щепотку соли, Мимикьянов поместил полную до краев миску в камеру микроволновой печи. Защелкнув дверцу, он выставил на пульте три минуты при семидесяти процентах мощности и нажал красную клавишу с надписью «пуск». Микроволновка заурчала так довольно, будто помещенное в нее блюдо предназначалось на завтрак ей, а не майору.
К своему завтраку Ефим Алексеевич взял из хлебницы купленный накануне пряно пахнущий бородинский хлеб с черной блестящей горбушкой.
Через три минуты можно было начинать завтрак.
Удобно расположившись на балконе, майор макнул темно-коричневый кусочек хлеба в желток и начал неторопливо жевать. От удовольствия он даже прижмурил глаза и стал похож на довольного домашнего кота. Хотя, вообще-то многие считали, что майор Мимикьянов похож, скорее, на лесного волка. У него было сухое вытянутое лицо, сросшиеся на переносице темные брови, внимательные сизые глаза, и худощавое мускулистое тело.
Неторопливо завтракая, Мимикьянов одновременно наблюдал с высоты третьего этажа за дворовой жизнью, идущей под его ногами.
События внизу происходили тоже исключительно приятные для глаз.
Во-первых, из-под кустов выполз на открытое пространство большой пепельно-голубой кот. Припав к асфальтовой корке, он неторопливо и внимательно оценил обстановку синими кадмиевыми глазами и деловой походкой двинулся к нестриженому газону. Все четыре лапы, толстое туловище и хвост двигались так плавно и слаженно, что Ефим неотрывно следил за котом до того момента, пока он не нырнул в траву и бесследно растворился в ее зеленом плюше.
Затем во дворе появилась идущая из магазина соседка.
Звали ее Ольга Михайловна. Она работала парикмахершей. Когда-то Ольга Михайловна была безусловной королевой дома и его окрестностей, ближних, средних и отчасти дальних. Конечно, с тех пор прошел не мало времени. Но Ольга Михайловна и сегодня еще выглядела совсем не плохо. Ефим даже делал в голове наброски кое-каких планов в отношении зрелой красавицы. Правда, до воплощения их в жизнь пока не дошел.
Ольга Михайловна переступала по асфальту высокими каблуками очень изящно, хотя до серо-голубого кота ей, все-таки, было далеко.
Передвигалась она не быстро, осторожно неся перед собой две выдающиеся вперед округлые части тела. Почувствовав майорский взгляд, парикмахерша на крохотную долю секунды, не поднимая головы, подняла вверх зрачки, оценила зрителя и приняла необходимые меры.
Ее походка стала отчетливой, как графический рисунок.
Обе загорелые сферы сами собой выползли из разреза ее платья на несколько сантиметров. Причем, сразу во все стороны. Как это бывает с тестом на хороших дрожжах, если его оставить в теплом месте.
Навстречу женщине вышел из подъезда Миша Шепталов, отставной офицер-танкист, рыбак и любитель крепких напитков, как собственного изготовления, так и приобретаемых в окружающих торговых точках.
Разменявшая четвертый десяток пышноволосая парикмахерша кивнула ему сухо и надменно, как и положено настоящей королеве. Михаил Евграфович обернулся и посмотрел ее вслед. В отношении Ольги Михайловны, ветеран-танкист также строил далеко идущие планы. Но, в отличие от Ефима, уже пытался претворить их в жизнь. Однако, понимания не встретил.
Наблюдая за удаляющейся женщиной, Шепталов иронически поднял бровь, изогнул длинные губы морскими волнами и произнес что-то вроде:
– Фу-ты, ну-ты, мы – надуты!»
Затем он с осуждением поднял глаза к небу. Тут он увидел сидящего на балконе Мимикьянова.
– Привет, Фима! Что, закусываешь? – сразу забыв про надменную крепость в юбке, спросил он.
Миша не мог себе представить, как это еда может быть самостоятельным предметом, а не дополнением к тому главному, что разливается из бутылки.
– Завтракаю, – сдержанно отозвался осторожный Мимикьянов.
– И что, – на сухую? – поинтересовался старый танкист.
– Конечно. Утро ведь, – заметил Ефим, словно оправдываясь.
Осознав, что настоящее застолье отсутствует и присоединяться не к чему, Миша грустно кивнул, и сделал несколько шагов. Но, вспомнив что-то, остановился, опять запрокинул голову и крикнул:
– Слушай, Ефим, пойдем сегодня на бережок, рыбку подергаем? Вечерок скоротаем. Я местечко приметил. Кашей рыбца прикормил… Как?
Предложение было заманчивым. Пару часиков посидеть с удочкой у воды на розовом закате, что может быть лучше?
– Идет! – крикнул с балкона Мимикьянов. – Часиков в шесть?
– Добренько, как раз жара спадет… – согласился лукавый танкист и быстро добавил: – За мной рыбалка, а за тобой, Лексеич, – бутылка!
– Посмотрим! – махнул рукой майор, рассчитывая, в крайнем случае, обойтись стоящей в холодильнике четвертинкой сливовой настойки, имевшей неофициальное наименование – «мерзавчик».
«Вот, и вечер удачно определился», – удовлетворенно заметил про себя майор.
Чай Ефим решил пить в комнате.
Развалившись в кресле, он вставил в проигрыватель лазерный диск с любимой вещью – «Пассакалией» Генделя.
Слушая ее аккорды, где сливались могучие низкие вздохи органа и пронзающий сердце голос скрипки, он не мог понять, куда делись те существа, что сочиняли такую мудрую, величественную музыку и, главное, те, что ее слушали?
Ведь в восемнадцатом веке органная музыка, была то, что мы сегодня называем – поп-музыкой, – музыкой для всех… Композиторы, что придумывают современную «песню для масс» и слушающие этот звуковой мусор граждане иногда даже представлялись Ефиму Мимикьянову существами какого-то другого биологического вида. Не имеющие с теми людьми, что когда-то сочиняли и слушали органные фуги, ничего общего.
Конечно, он все-таки надеялся, что это не так. Просто тот настоящий «Человек разумный», с наслаждением слушавший орган, по каким-то причинам заснул. Он спрятался в генах сегодняшних сереньких людей, измеряющих себя и окружающий мир линейкой, калиброванной денежными единицами. Спрятался и заснул.
Но все-таки тот «Человек разумный» жив. Настанет время, он проснется, выберется из своего тайного убежища, вырастет, наберет силу и снова напишет музыку, достойную старика Георга Генделя. И на его концерт соберутся его соседи по планете Земля.
Майор Мимикьянов любил классическую музыку. Но эту любовь тщательно скрывал. Не хотел выглядеть среди офицеров управления белой вороной с претензией на собственную исключительность.
Майор отхлебывал душистый чай и жмурился, слушая волшебные аккорды Генделя.
«Эх, эх! Вот ведь как!» – вздыхал он, почти физически ощущая, как осторожно сжимает его сердце твердая и добрая рука давно умершего церковного органиста.
«А, хорошо, что я тогда от Ангелины сбежал… – почему-то подумал он. – Разве с женой я мог бы так сидеть в субботу утром? Куда-а-а там! Или ремонтом квартиры бы занимался или ее упреки выслушивал… Дескать, вот Пигот новые оконные рамы из пластмассы себе вставил, а у нас что? Старые деревяшки! О чем только ты думаешь? Куда только ты смотришь?»
Рядом с проигрывателем на деревянном стеллаже стоял телевизор, идущий с выключенным звуком, чтобы не мешать органу и скрипкам.
На экране беззвучно мелькали люди, здания, машины, словно иллюстрируя музыку, рассказывающую каким-то космическим братьям о жизни земной цивилизации.
Ефим смотрел на экран в пол глаза. Больше упирался глазами в потолок, а то и вообще, прикрывал веки, сосредотачиваясь на рожденных музыкой внутренних ощущениях. И вдруг что-то заставило его остановиться взглядом на экране.
Там стояла журналистка местной новостной программы и что-то говорила, держа перед маленьким беличьим личиком, большой, как милицейская дубинка, микрофон. Но заинтересовала его не симпатичное лицо журналистки.
Майора зацепило другое.
Фон за ее узкими плечиками.
На экране уходила вдаль хорошо знакомая Ефиму широкая аллея научного городка, и виднелось длинное здание акционерного общества «Топология». Эта организация входила в сферу непосредственных служебных обязанностей майора Мимикьянова.
Под финальные аккорды «Пассакалии» майор протянул руку к журнальному столику, схватил пульт дистанционного управления и прибавил звук.
«…дерзкое ограбление инкассаторов, которые должны были перевозить денежную выручку торгового комплекса «Наш дом», стало уже третьим случаем нападения на инкассаторов в нашем городе за последние несколько месяцев», – с профессиональной быстротой и серьезным выражением детского личика тараторила журналистка.
Мимикьянов сделал звук еще громче.
«От двух предыдущих этот случай отличает, разве что, сумма похищенного, – авторитетно заявила девушка. – По утверждению руководства универсама, бригада инкассаторов должна была перевезти в хранилище «Промстройбанка» около десяти миллионов рублей. Предпринятые милицией попытки захватить преступников по горячим следам пока не дали никаких результатов. Наш телеканал будет информировать вас, уважаемые телезрители, о ходе розыска. Оставайтесь с нами!» – многообещающе закончила девушка.
На экране замелькали пестрые перья рекламных роликов.
Майор снова убрал звук и облегченно расслабился.
Услышанное не имело к его профессиональной деятельности никакого отношения. Обычное милицейское дело.
Он посидел без движения и собрался встать с кресла, чтобы поставить в проигрыватель недавно купленный лазерный диск с сюитами Эдварда Грига. Майор решил послушать грозное и завораживающее Шествие гномов.
Почему-то такая тревожная музыка вдруг показалась ему подходящей для этого безоблачного субботнего утра. Точнее, не вообще для этого утра. А для этой минуты, выскочившей из вечности после новостной программы.
Но майор не успел подняться.
Громко замурлыкал стоящий на журнальном столике телефон.