Худо и добро
Часть первая
В старые времена, когда по Москве еще ездили извозчики, на улице Солянке стоял дом, в котором хозяин Попов Петр Васильевич сдавал квартиры жильцам. В общем-то, это была обычная московская улица. Извилистая, шумная, с лавками, трактирами, почтой и другими городскими заведениями. Но какая жизнь кипела на ней, какие симпатичные барышни стучали каблучками по мостовой, и какие там истории происходили! Что ни дом, то история, что ни человек, то судьба!
Дом, о котором пойдет рассказ, стоял на самом конце улицы, ближе к реке Яузе. Прекрасное это было место. Да и можно сказать центр Москвы– матушки. Чего там?! Варварка, Китай город, а там уж и старые стены Кремля и Александровский сад.
Дом был двухэтажным и разделен аркой на две половины. С другим таким же домом он образовывал прекрасный дворик, в котором росли золотые шары и масса бальзаминов. Рядом, через двор, была церковь Петра и Павла, и звон ее колоколов врывался прямо в окна жильцов этого дома, и звучал так благостно, что на сердце делалось легче, и хотелось творить разные добрые дела. Хотя, по правде сказать, в то время церквей в Москве было много, и уж если пойдет звон, то слышно его было со всех сторон.
Павел Васильевич, занимал с семьей половину дома, а вторую сдавал жильцам. Это давало ему приличный доход, и пока что думать о черном дне не приходилось. Год назад, в Москву, к брату из Бронниц приехала сестра Дарья Васильевна, со своим мужем Григорием Павловичем, поближе к сыну, который устроился служить в ведомство при железной дороге. Его дела тоже шли хорошо. А так как племянник уже был женат и имел троих детей, он, конечно же, мечтал купить себе собственный дом. И покупка дома была не за горами. А пока он жил в доме родителей жены, на Тверской – Ямской.
В доме снимали квартиры разные люди среднего сословия. Те, кто состоял на службе и имел доход для оплаты квартиры. Ну, например: жандарм с женой, вдова железнодорожника с сыном гимназистом, учитель и еще подобные жители города. Все жильцы дома, были люди порядочные и платили за квартиры исправно. И сам хозяин был пре добрейший человек.
На первом этаже, уже месяц жил один одинокий человек, лет пятидесяти пяти, как раз под квартирой, где разместились Дарья Васильевна, и Григорий Павлович. Тот одинокий человек, его звали Федор Иванович, каждый день выходил из своей квартиры и поздно вечером возвращался в нее. Видно какая-то работа у него все– таки была, а иначе где бы он пропадал? Он был худой, не разговорчивый, и никому не был интересен, разве только вызывал жалость. Его считали немного странным. Но порядка он не нарушал, никому не грубил. Просто жил замкнуто и, победнее, чем другие одевался.
В тот вечер Дарья Васильевна и Григорий Павлович, сидели за вечерним столом одни. Вчера они отпраздновали именины Григория Павловича, и их прислуга Марфа напекла столько пирогов, что как гости их не ели, нахваливая, все же осталось еще много, и с капустой и с курочкой и с ягодами. А Григорий Павлович очень любил Марфины пирожки. Вот и сейчас он протянул руку к одному рыжему красавчику с начинкой из курочки, Дарья Васильевна достала из буфета вазочку с сахаром, положила щипчики, и расставила чашки. Марфу они отпустили домой на пару дней, и были в доме совсем одни, отдыхая от вчерашнего веселья.
Они пили чай и вели беседу. Времени у супругов было много и можно было тихо и спокойно обсудит все дела и новости, и конечно вспомнить молодость. За окном уже был синий вечер, и летние ночные мотыльки стучались в окошко и пытались прорваться через стекло к свету лампы. И Листья тополя пахли своей сладкой липкой клейковиной, а на небе сияла полная луна.
– Какой-то странный этот жилец! – сказала Дарья Васильевна, наливая себе вторую чашечку чая.
– Это, нижний, что-ли? – спросил, отхлебывая чай, Григорий Павлович.
– Да. Это я про него, – кивнула головой Дарья Васильевна.
– Да чего в нем странного. Просто бедный. Жалование, небось, маленькое, вот и ходит в своем старье и зимой и летом. Одень меня в такое, допотопное платье, так и я тебе странным покажусь, – усмехнулся Григорий Павлович. – Опять же, одинокий. Никто ему о его виде не напомнит, вот и опустился. Но я должен сказать, что и при его бедной одежде видно по манерам, что он человек благородный.
– Надо к нему как-нибудь зайти, да спросить, как поживает. Может чем помочь нужно? Сегодня после обеда, смотрю, идет, как весь в воду опущенный. Аж, весь белый! Как будто горе у него невозможное! Прямо, на плечах его нес! – воскликнула Дарья Васильевна. – Жалко человека! Не дай бог вот так старость встретить, когда и никого близкого рядом нет, и никто тебе в трудный час не поможет, – сделала скорбное лицо Дарья Васильевна.
– А помрешь, так никто и не узнает! – поддакнул, с улыбкой Григорий Павлович. Не дай Бог! Ну, нам с тобой Дарья Васильевна такая беда не грозит. У нас и дети, и внуки есть. Вспомнят, и как случится, так и похоронят по-божески.
Супругам было все – равно, о чем говорить. Хоть о погоде, хоть о соседе. Каждый день вот так, за столом, да в постели. Сорок лет вместе. Уж, кажется, обо всем переговорили. И бывало уж и не один раз! Но для поддержания разговора, никто не говорил, и не напоминал другому, что мол, – слышал я уже это! Ты что забыл, что мне уже это рассказывал! А наоборот, поддакивал, да снова удивлялся, – да что ты? Или, – неужели, он так сказал?! Хоть исход рассказа был уже известен.
И поэтому, уж если находилась тема, то ее обсасывали со всех сторон. И с этого бока и с другого.
– Я как– то у него спрашивала, о его родственниках, так он говорил, что у него никого теперь нет. Один он, – продолжила разговор Дарья Васильевна.
– Не извольте, говорит, беспокоиться. Мне эта жизнь не в тягость. Никому не мешаю, а на жизнь хватает, – а у самого глаза то заблестели.
– Ну, это его дело! Хозяин – барин, – сказал Григорий Павлович и посмотрел в окошко. – Ой! Дарья Васильевна, – вдруг вскричал он, – посмотри, в окно то козел смотрит!
– Какой еще козел! – возмутилась Дарья Васильевна, думая, что муж решил так пошутить над ней.
Но Дарья Васильевна все же повернулась к окну и обомлела. Сквозь черноту ночи, и кружево занавесок, в окно на нее смотрела морда козла, только очень большая, и рога у него были огромные. А взгляд у козла был как бы человеческий, жалостный такой.
– Свят, свят, свят, – перекрестилась Дарья Васильевна, обернувшись на мужа, и они оба снова посмотрели на окно.
К их удивлению там уже ничего не было.
– Господи, привидится же такое! – с облегчением сказала Дарья Васильевна. – Откуда, на втором этаже, козлу то взяться! – сказала она возмущенно-сердитым голосом.
– Показалось, наверное! – успокоительно сказал Григорий Павлович, все же, подойдя к окну и вглядываясь в темноту.
И они оба, сделали вид, что ничего не произошло и снова сели за стол. Хотя в душе, каждый недоумевал на увиденное.
– А что, Дарья Васильевна, были бы у нас деньги, мы бы тоже свой дом в Москве купили, и вместе с сыном и внуками жили. Здесь хорошо, и братец твой добрый человек, но, все же, не свое! – продолжил разговор Григорий Павлович.
– Да, я и сама наш дом в Бронницах вспоминаю. Уж так хорошо нам там жилось! И земля под ногами, а не булыжник. А ночью звезд то сколько, не то, что здесь. Городок маленький, зелененький. И речка, и церковь, какая у нас была! А пасха, или Рождество вот как весело да радостно… Дарья Васильевна улыбнулась, вспоминая свой дом.
– А как по улице идешь, то все тебя знают, да кланяются. То на обед пригласят, то на крестины.
– Да, – сказал Григорий Павлович. Нам бы дом, где-нибудь в Сокольниках, с двориком купить. И Москва не далеко и все в собственных домах да садах. Там места хорошие, я давеча ездил к адвокату, по поручению твоего братца, такие там улочки, зеленые, сирень в каждом доме, одуванчики на лужке. Липы, да дубы. И церковь там Николая угодника, зашел, на обратном пути молебен заказал. А потом пешочком мимо Басманной до вокзала. До самой Каланчевки дошел. Прогулялся. Посидел в трактирчике, перекусил, и потом через Мясницкую, да Китай город, вот и дом наш.
– Это сколько же верст то будет? Столько прошагать! Чего ты, на извозчике что – ли экономил? – возмутилась Дарья Васильевна.
– Да нет, приятно по городу пройтись, на прохожих посмотреть. Люблю я Москву. Да и что здесь будет, верст пять, часа два медленным шагом. Одно удовольствие! И погода была распрекрасная! Григорий Павлович схитрил немного, потому что извозчика все же брал до трактира.
– Ну, я уж на такие подвиги, Григорий Павлович, не способна. Но Сокольники, и правда, место хорошее. Только чего мечтать? У нас уже с тобой таких денег не будет. Разве с неба упадут! – засмеялась Дарья Васильевна. Теперь только на сына можно рассчитывать. Так он раньше как лет через пять этого сделать не сможет. А доживем ли мы с тобой до того дня?
– Да ладно прибедняться. Здоровье у нас, Слава Богу! Ты, Дарья Васильевна, завтра жильцу нашему кусок пирога отнеси. Пусть хоть этому порадуется. Да чего там, я с тобой завтра сам к нему зайду. Спрошу, может, чем помочь! Ой! – снова воскликнул Григорий Павлович.
– Ты чего? – посмотрела Дарья Васильевна в сторону окна, на которую уставился муж.
– Козел! – И правда, опять его рожа. Да что это такое! Может, кто шутит, да в окошко козлиную морду показывает! Вот я сейчас пойду их разгоню! – грозно сказал Григорий Иванович, и боязливо подойдя к окну, перекрестился, и выглянул из него.
Но никого вокруг не было. Только тихая ночь и луна, да с таким ярким светом, хоть книгу читай.
– Дарьюшка, пора спать ложиться. Устали, вот наяву сны и видим. Если бы мы грибков поели, то я бы на них грешил. Вон давеча мне рассказывали, такие галлюцинации у человека были. Думали, представится! Слава Богу, отошел, – Григорий Павлович пошел раздеваться и лег в кровать. А Дарья Васильевна еще недолго убирала посуду да сахар в шкаф, изредка оглядываясь на окно, но там ничего больше такого не было. А потом тоже легла.
Дарья Васильевна. Так плохо я спал, – сказал утром Григорий Павлович. Всю ночь козел снился, да все блеял и на кровать все норовил лечь.
– Козел? Что прямо с копытами, да хвостом? Да на нашу постель?! – возмутилась Дарья Васильевна.
– Ну да! Я, вроде, сплю в нашей комнате, только, почему– то один. А он подходит, и тянет за простынь. Я встал его отогнать, а он прыг на нашу перину, тут я и проснулся, – сказал Григорий Павлович, уставив глаза в одну точку, и тем самым, войдя снова в сюжет того сна.
– Ну, навыдумывал вчера про него, вот и приснился, – сказала Дарья Васильевна, убирая постель, и взбивая подушки.
– А мне тоже странный сон был, – вдруг вспомнила она. Будто я мусор то подметаю, а вместо мусора в совок денежки сыплются! А сзади наш сосед Федор Иванович стоит, и жалобно так просит, – дайте мне поесть, дайте! – Дарья Васильевна сделала жалобное лицо. – И руки ко мне тянет, а они у него растут, и уже длинные стали, прямо до меня достают! Тут к нему, какая – то старая женщина в ночной рубахе подходит и говорит: «Пойдем милый, я там тебе сама поесть дам» И, уводит его из комнаты. А он цепляется руками, за косяк двери, цепляется… Тут я и проснулась. Глаза Дарьи Васильевны выразили недоумение и растерянность.
– Может, чего съели не так? А может, полнолуние, в него всегда какая-то чепуха снится. Или согрешили ненароком? – сказал Григорий Павлович, посмотрев на икону.
– Давай в церковь сходим, да по дороге соседу пирог занесем. Вот богоугодное дело и сделаем. Может, такой страсти больше и не увидим, – предложила Дарья Васильевна, тоже перекрестившись на образ.
И оба супруга одевшись, завернули пирог в салфетку, и вышли из дома. Спустившись по лестнице, которая скрипела от каждого их шага, они вышли на улицу. День был летний, теплый. Солнышко ласкало и листву, и цветочки. Птички весело щебетали на деревьях, утренний ветерок, был немного еще прохладен, но бодрил и так приятно скользил по лицу.
– Погода-то, какая сегодня будет! Хороший денек! – сказал Григорий Павлович, посмотрев на небо. Давай сегодня после обеда к внукам сходим. Может даже, к себе на несколько дней их возьмем, а то Марья Ивановна с ними уж устала. А нам, веселее будет. В Александровский парк с ними погулять сходим, в ряды, пусть себе новые игрушки выберут.
– Да я и сам уж соскучился, – сказал муж. Уж очень я Машеньку люблю, такая баловница.
– Разбаловал ты ее, надо строже с детьми быть, а то потом на голову сядут, – проворчала жена.
Так разговаривая, старики, и подошли к квартире Федора Ивановича. Они постучали в дверь, но никто им не ответил.
– Рано ему еще на работу. Он обычно выходит минут через двадцать, – удивился Григорий Павлович.
– Ну-ка, постучи еще, – попросила Дарья Васильевна, почувствовав что-то не ладное. А сама немного пригнулась к стенке и прислушалась.
– Тишина! – сказал тихо Григорий Павлович.
– Давай дверь приоткроем? – посмотрела на него вопросительно Дарья Васильевна.
Дверь быстро открылась, и старики вошли в комнату. Федор Иванович лежал на кровати, свесив руки.
– Пошевели его, неужели помер? – поежилась Дарья Васильевна.
Григорий Павлович потрогал жильца, но он не дышал.
– Мертвый. Но теплый еще, видно часа два назад отошел, – решил он.
Старики положили жильца на кровать, сложили ему руки и закрыли глаза. Челюсть завязали платком. Зажгли свечку и вышли из квартиры.
– Твори дела добрые, пока можешь. Помогай ближнему! При жизни! А мы все про себя да, про свои беды. Чтобы нам к нему вчера то заглянуть! Человек при жизни порадовался бы. Хоть последний день с участием пожил бы. А теперь ему ничего не надо. И пирог не попробует, – размышляла вслух Дарья Васильевна. – А я его, кстати, в квартире у него забыла. Теперь и возвращаться не хочется. Пусть лежит там с ним.
– А кто же его хоронить будет? – подумал в слух Григорий Павлович. Давай Дарья Васильевна мы на себя это возьмем. Хоть в последний путь его по-человечески проводим. С молебном, с отпеванием. Да пойдем братцу твоему доложим.
-О, Дарья, Григорий Павлович! Чего так рано? – спросил хозяин дома. Проходите, за стол садитесь, мы как раз завтракать собираемся.
– Спасибо, Николай, но у нас к тебе дело, сказала Дарья Васильевна, усаживаясь за стол. Жилец то Федор Иванович помер. Что теперь делать? Он здесь один был. Кто теперь о его похоронах подумает?
– Может, полицию вызовем, пусть похоронят за счет города, – ответил Николай Васильевич. – Хотя нет, возьми Дарья ты это на себя с Григорием Павловичем. Я вам денег дам, а вы уж все сделайте, как положено, по скромному, но чтобы, по человечески. Все-таки не бездомный, при службе, и родственники где-то есть. Может, когда и вспомнят о нем. Так мы будем чисты перед совестью. Он мне за квартиру деньги отдал, а месяц еще не прожил. Так что, как бы его же деньги ему же и пойдут. На чужом горе не наживешься, да и мы не разоримся, если чуть потратимся на траурную процедуру.
– Правильно Петруша. Правильно братец. Вчера мы весь вечер о нем разговаривали. Уж не знаю, почему он нам на ум пришел. Может, перед смертью просил помощи, поэтому мы его и вспомнили? Жалко поздно! Но, да Бог с ним, что теперь делать.
Дарья Васильевна и Григорий Павлович еще поговорили с женой брата, да с племянницей. И пошли заниматься похоронами.
– Ну, вот и все, гора с плеч! Все, как положено, сделали. Будет ему земля пухом, – сказал Григорий Павлович, заходя в квартиру к жильцу, которая была теперь уже пустая. Что будем делать с его вещами?
– Да какие тут вещи! – сказала Дарья Васильевна. Мебель при квартире. Белье? Так, кому оно нужно после покойника! Разве что книги… Во, смотри, черепашка с пепельницей. Какой красивый гарнитур. Голубое стекло! Занятная штучка! Сундучок, как настоящий кованный, а внутри бархат и иголки с серебряным наперстком. Пара фотографий.
Смотри, красивый был в молодости наш жилец. Да как одет прилично. А это, наверное, его жена? – спросила она, показывая фотографию мужу.
– Да нет, она его постарше будет, да и похожи они. Наверное, сестра! А вот письмо, видно перед смертью кому-то отправить хотел. Еще не заклеил. И адрес не написал. Не успел… Был бы адрес, можно было бы весточку послать о его смерти. Может быть, прочтем письмо? – спросил Григорий Павлович.
– Да ну, что ты! Чужое письмо читать. Давай мы все, что здесь приличного сложим в коробку, а потом, посмотрим, что с этим делать, – возразила Дарья Васильевна.
Все, что было хорошего и ценного, супруги собрали в узел, и отнесли себе в комнату.
– А что будем делать с постелью? – подумала вслух Дарья Васильевна.
– Да позовем дворника, пусть отнесет на помойку и сожжет. И вещи его тоже, кому они нужны? Уж очень старые! – пренебрежительно сказал Григорий Павлович и взялся за угол матраса.
– Смотри, – сказал он, а это что?
Из-под старого матраса выглянула красивая ткань, с застежкой.
– Господи, да что это в ней? Пачки, какие– то!
Григорий Павлович пощупал содержимое мешка сквозь ткань, сделал удивленные глаза и просунул руку внутрь. Он нащупали в нем, что-то бумажное и шуршащее.
Глаза у Григория Павловича округлились еще больше, брови поднялись. Он вытянул руку вместе с той шуршащей пачкой и изумился! В руке была тщательно перевязанная пачка пяти сотенных. А когда чехол был снят вовсе, то оказалось, что матрас был набит деньгами, да в таком количестве, и так аккуратно! Каждая пачка была обернута бумагой, и связана веревочкой.
– Боже ты мой, да он миллионер! И так нищенски жил! Зачем! – ахнула Дарья Васильевна.
– Деньги не наши! Что с ними делать будем? – спросил Григорий Павлович, перебирая пачки денег.
– Давай заталкивай все назад, понесем домой, а потом придумаем! – очень правильно решила жена.
Так чехол и коробка с немногочисленными вещичками Федора Ивановича оказались в доме супругов.
Расстелив старую скатерть на полу, супруги выложили на нее все деньги.
– Надо бы пересчитать? – спросил утвердительно Григорий Павлович жену.
– Господи денег то сколько! Все всплескивала руками Дарья Васильевна. Тут и на дом и на коляску хватит. И на мебель и на всю нашу старость. Да еще и внукам останется! И Дарья Васильевна уже представила, какой прекрасный дом купят они с мужем, да как удивится их сын, и невестка, когда узнают об их находке. Вот радости то будет! Раньше про такое, только в сказках слышали. Но чтобы им, да такое чудо привалило!
– А Григорий Павлович уже представлял, как важно будет он садиться в свою коляску и ехать в гости к брату из своего дома в Сокольниках.
О, сколько можно было бы сделать на эти деньги! – пронеслось в голове Григория Павловича множество приятных картин…
А где же он эти деньги взял? – вдруг оторвался от своих благостных мыслей Григорий Павлович.
– И правда, где? – призадумалась Дарья Васильевна. Вдруг, он кого ограбил, да еще и убил. А с виду тихий был. Не скажешь. А мы его жалели! Станут убийцу искать, сюда придут. Скажут, кто квартиру его убирал, тот и деньги унес! Да еще и нас на каторгу сошлют. Это на старости то лет! Ой, не приятно! И сыну потом слава плохая достанется! И ничего не докажешь!
– Все может быть. Может, он так хорошо притворялся. Ведь прятал он их зачем-то, вместо того, чтобы в банк отнести. Деньги уж очень большие. Целое состояние! И зачем ему так скромно жить было? Наверное, боялся их тратить, как говорится, на воре шапка горела! – прибавил Григорий Павлович.
– Нет, не будем мы эти деньги брать! Давай в полицию отнесем! – сказала горестно Дарья Васильевна.
И как– то тошно стало на сердце у них обоих, – вот оно богатство, и не возьмешь. Только размечтались, а после таких прекрасных картин, эта жизнь уже какой-то серой показалась. Уж точно говорят, – Мечты, мечты, какая сладость – И подарки не раздарим, и сына не порадуем. И главное дом еще долго не купим!
Завернула Дарья Васильевна деньги в чехол, и отдала в руки мужу.
– Но ведь с другой стороны, мы деньги нашли, никто не видел, может, их там и не было? – сказал Григорий Павлович, принимая деньги. Кто докажет? И потом, они теперь ни чьи, – размышлял он вслух, и как– то веселее делалось у него на душе. И картины новой прекрасной жизни снова возникали в голове.
– Да нет, почему они должны отдать то, что нашли? Сколько этих денег никто не схватывался! Почему сейчас вспомнят?
– Григорий Павлович все бывает! Еще и скажут, что мы его уморили, ведь мы первые его мертвым нашли. Скажут, знали про деньги, – сопротивлялась Дарья Васильевна.
– Кто скажет? Его и урядник осматривал, и доктор. Никаких ран на нем не было. Сам умер! Сердце подвело, – развел руками муж.
Не так– то просто было расстаться с таким богатством. И старики, совсем сломали себе голову, и растерялись. Сидели они на диване, и думали, что же им сейчас делать?
– А, давай-ка, чайку выпьем, да еще раз все обсудим, – предложил Григорий Павлович.
И за столом, в мирной знакомой обстановке вечернего чаепития, они успокоились. И решили, что суетиться им не надо. Утро вечера мудренее. Что с ними, с деньгами, до утра сделается? Если придут за ними и спросят, то скажут, что только что нашли и хотели утром в полицию отнести. Ведь они еще ни копейки оттуда не истратили.
А успокоившись, и снова обговорив все то, что произошло, весь этот суетной день, они вдруг вспомнили и о козлиной морде и об их странных снах.
– Сон то мой, – сказала Дарья Васильевна, к деньгам был! Мусор, мусор, вот денег как мусора и стало!
– А мне, зачем козел снился? И в окно мы все козла видели! А не кажется ли тебе Дарьюшка, что та козлиная морда, на нашего соседа малость похожа была, особенно, как он представленный на кровати лежал!
– Похож! А во сне то он ко мне все руки тянул, а на руках то копыта были. Я теперь вспомнила! А старуха то, что за ним пришла, больно на его сестру с фотографии похожа, взгляд такой же исподлобья. – Свят, свят, свят! К ночи, да такой кошмар! Я теперь и спать не лягу. Это кто же наш сосед был, что он в виде козла нам все виделся. Бес, что ли?
– Ну да бес! Мы же его в церкви отпевали, все по-божески было. Церковь беса бы не приняла, – успокаивал жену Григорий Павлович. А сам уже тоже в душе похолодел. – Давай, молитву почитаем. Не так страшно будет. А лампа пусть всю ночь горит. И окно давай завесим, чтобы никаких миражей в нем больше не было.
После молитв, на сердце стало легче, и страхи ушли. Супруги легли в кровать и заснули.
Утром солнечный луч прорвался сквозь занавеску и скользнул по лицу Дарьи Васильевны. Она открыла глаза, и вспомнила все. Григорий Павлович, тоже проснувшись, повернулся к ней, и посмотрел на нее вопросительно?
– Не снилось ли тебе что Дарья Васильевна? – спросил он жену.
– Снилось! – ответила она многозначительно, и перекрестилась.
– Вот и мне тоже, – также многозначительно сказал Григорий Павлович. И что же тебе снилось? Уж не снова ли козел?
– Нет, на сей раз сосед, покойник. Только живой, да радостный. Вроде, как и молодой, и румяный. Приходит он к нам в дом, и говорит: «Здравствуйте, Дарья Васильевна. А где же ваш муж? Хотелось бы мне его видеть, да поблагодарить вас обоих и одно поручение вам дать» А я забыла, что он умер– то. И удивляюсь. Говорю: «Как вы хорошо выглядите Федор Иванович, и румяный и веселый. Что-то хорошее случилось? Да и за что вы поблагодарить нас хотите? Может, чаю выпьете. Григорий Павлович сейчас вернется. Он на почту пошел. И что за поручение?»
– Да вот я решил съехать с квартиры, хочу с сестрой помириться. Я ведь очень обеспеченный человек, только так обстоятельства сложились, что пришлось мне немного так скромно пожить, как вы видели. Но сейчас уже все условности кончились. Жалко, я не успею кое– что сделать. Поэтому хочу попросить вас и вашего мужа, об одном одолжении. Вот деньги. Теперь они мне не нужны. Вы часть себе возьмите, часть своему брату отнесите. А третью часть в церковь за упокой моей души. Не откажете в просьбе? Я бы сам сделал, но уже не успею. Пришел к вам на минуту, и все, в путь!
– Да как же за упокой, вы же живы еще. Это грех! При жизни то!
– Да какой же я живой, – ухмыльнулся Федор Иванович, вы посмотрите на меня внимательно!
Смотрю, а он вдруг бледный стал, и как– то смеется не хорошо. Спасибо за пирог, – говорит.
– Какой пирог? – оглянулась я на стол, не было на столе пирога, обернулась назад, а там никого уж нет!
Чем дальше слушал Григорий Павлович рассказ жены, тем больше вытягивалось его лицо, и округлялись глаза.
– Да и мне он приснился! – стал быстро рассказывать Григорий Павлович. Все мне письмо в руки совал.
Конец ознакомительного фрагмента.