Ohne Mechanismus
Сули-мэн работал лифтёром. Это была тяжёлая и опасная работа. А особенно потому, что он работал лифтёром в двенадцатиэтажном доме. Но испытательный срок в шестиэтажке прошёл, показал себя там Сули-мэн хорошо, и его повысили.
Сули-мэн не жаловался: в двенадцатиэтажке платили больше. Шли надбавки за риск, за дополнительную тяжесть каната, подъёмные – на чердак лифтёрам приходилось подниматься по лестнице. Ведь лифт, пока за него не возьмутся лифтёры, не работал.
«А где легко? – привычно думал Сули-мэн, напрягая мускулы, чтобы в очередной раз вытащить кабину наверх. – На трамвае?»
Он вспомнил, как работал на трамвае. Вернее, за трамваем. Там тоже было несладко: шутка ли, толкать перегруженный вагон вверх по склону! А торможение? Оно-то и было самым трудным, особенно если остановка располагалась на противоположном склоне холма, а так чаще всего и бывало.
А скорость от трамвая требовали приличную, и тормозить следовало в пределах контрольной метки. За переезд или недоезд нещадно штрафовали.
Легче всего было смазчикам. Они бежали перед трамваем и непрерывно натирали рельсы большими насолидоленными квачами. Без этого толкачи не смогли бы сдвинуть трамвай с места: салазки отказывались скользить. Но трамвайная бригада – одно целое, и за ошибку одного наказывали всех. Поэтому в каждой бригаде работники долго притирались друг к другу, решали, как меняться местами, чтобы никому не было обидно, и каждый поработал бы и смазчиком, и толкачом, и тормозильщиком.
В бригаде Сули-мэна такого не водилось. Они сразу решили дать каждому посильную работу. Не мог же маленький Асла-мэн работать толкачом. Зато он так точно рассчитывал, когда следует оторвать квач от рельса, что трамвай останавливался сам, почти без помощи тормозильщиков. И песка на рельсы подсыпать не приходилось. А это означало меньший износ рельсов и салазок – а следовательно, экономию, и премию.
Поэтому в бригаде царила полная слаженность, каждый чувствовал плечо товарища, все давно изжили мелкие пререкания по поводу того, кто вносит больший вклад в общую копилку. Это поначалу каждому кажется, что его работа – самая значительная и важная. А потом присматриваешься, и видишь, что все делают общее дело.
Но Сули-мэн не жалел, что ушёл из трамвайщиков. Никто из них не был властен над погодой. Приходилось везти трамвай и в жару, и в холод, и в дождь. И завидовать пассажирам, которые сидели в закрытой кабине.
Да, сейчас с непогодой было покончено: Сули-мэн постоянно находился под крышей. Под самой крышей, на чердаке. Выше было одно небо. И птицы.
Но главное не в этом. Под крышей Сули-мэн находился и в прачечной.
Он вспомнил, как таскал тяжёлые вёдра с водой, мял бельё голыми руками в кипятке… А получение кипятка? Приходилось стоять, склонившись над баком, и ожесточённо тереть в воде шершавыми камнями. Их трение и нагревало воду. Это в старых сказках говорится, будто было когда-то какое-то «топливо», которое горело. Но люди давно забыли, что означают эти слова.
Сули-мэн ушёл из прачечной, не дождался новомодных железных котлов, разогревать которые, по слухам, можно было трением канатов снаружи.
Сули-мэн не поверил слухам. Но что от каната становится жарко, понял сам, став лифтёром. А, повстречав недавно бывших знакомцев по прачечной, узнал, что слухи действительно стали реальностью: такие котлы наконец-то появились. Но стирать по-прежнему приходилось голыми руками в кипятке.
Сули-мэн посмотрел на левую руку. С неё до сих пор не сошли следы от волдырей. Видно, слишком чувствительными у него оказались руки. Другие-то ничего, работают.
А мозоли от каната… Ну, так что же? Не всё ли равно, от чего иметь мозоли – от квача, от каната, от тормозного башмака, или от грельных камней в прачечной? Мозоли – это признак работающего человека, причём работающего цивилизованно. Это вам не съедобные ягоды да грибы собирать-! Вот уж там-то мозолей ни за что не натрёшь. Разве что ручкой от корзины.
Лифт тащили восемь лифтёров – по два на каждую сторону кабины, больше вокруг шахты не помещалось – поэтому его грузоподъёмность не превышала четырёх человек.
Сули-мэн не боялся высоты, иначе бы не пошел в лифтёры. Но вид пустой шахты, в которую уходило восемь кручёных верёвок, вселял в него печаль. Неизвестно, почему. Может быть, потому, что он знал, что внизу, на самом дне шахты лифта, плечом к плечу стоят два десятка несчастных, призванных служить аварийным тормозом. Их задачей было поймать на вытянутые руки кабину с оборвавшимся канатом.
Хотя такое случалось нечасто, но один случайно лопнувший канат неизбежно увеличивал нагрузку на остальных лифтёров, и, чтобы самим не свалиться в шахту, им приходилось отпускать канаты. И надеяться на тормозильщиков да на аварийную бригаду.
В тормозильщики обычно брали парней с крепкими бицепсами, и они успевали заклинить падающую кабину деревянными колодками. Но бывало и такое, что тормозильщик, прозевав обрыв каната и пролёт кабины мимо своего этажа, или получив травму, не успевал надежно прижать колодки к наружной стенке лифта. И тогда наступал черёд «донников».
Но обычно те просто поддерживали кабину на первом этаже при входе и выходе пассажиров, а также пустую во время ожидания, давая «канатчикам» несколько мгновений передышки. Сами они отдыхали намного дольше, во время движения лифта, поэтому на свою судьбу не жаловались.
Опуская лифт, Сули-мэн то и дело поглядывал в угол чердака, где лежали его ходули. Скоро конец смены, скоро домой. А там можно будет выпить кумыса с соседом и вместе помолчать.
Сули-мэн вообще был человеком неразговорчивым, а сосед – тем более. Сули-мэн даже не знал, как того зовут: сосед работал шредером в секретной организации. Челюсти его нещадно уставали от каждодневного пережёвывания секретных документов, и потому дома он предпочитал молчать. Особое неудобство доставляли сургучные печати, недавно вновь вошедшие в моду. Это он рассказал Сули-мэну на пальцах: так ему было легче общаться.
Передвигаться на ходулях Сули-мэн любил: так выходило гораздо быстрее, чем просто пешком. Нет, если бы мимо проходила трамвайная ветка, он бы поехал домой на трамвае, и, может, попалась бы его старая трамвайная бригада. Поговорили бы… Но Сули-мэн жил в новом районе, куда трамвай ещё не пустили.
«Цивилизация… это… тяжёлый… труд…» – думал Сули-мэн, вытягивая потёртый канат и укладывая его в бухту у ног.