С-101 в воспоминаниях экипажа. Глава I. Краснознаменная подводная лодка С-101 и ее экипаж (Н. Н. Фролов, 2015)

I. История создания книги

Эта книга необычна своим содержанием, историей создания и ее авторами. Она возвращает нас к событиям Великой Отечественной войны на Северном флоте и посвящена Краснознаменной подводной лодке С-101. О ее боевых походах рассказывают члены экипажа в своих воспоминаниях, написанных ими более 40 лет тому назад.

Прошло 70 лет, как закончилась самая жестокая и кровопролитная, самая Праведная и Великая Отечественная война. Она оставила незажившие раны и незарубцевавшиеся шрамы в душах и памяти уже нескольких поколений людей. О войне было издано огромное количество книг. О ней писали не только историки и журналисты, писатели и поэты. Прошедшие через все испытания знаменитые военачальники и обыкновенные герои – солдаты и матросы, политики и дипломаты, разведчики и участники партизанского движения публиковали свои мемуары, дневники, размышления, письма. Всем им было что вспомнить и рассказать.

Время неумолимо. Люди, пережившие войну, уходят, оставаясь в памяти своего народа и в книгах об их бессмертных подвигах. Каждые воспоминания бесценны, в них – уникальная информация, индивидуальное видение происходивших событий, дух эпохи, горечь утрат и радость побед. С каждым годом издаваемых мемуаров становится все меньше и меньше, некому больше вспоминать, некому их писать. Поэтому сохранившиеся в государственных и семейных архивах неизвестные до наших дней записи участников войны должны стать предметом изучения, обсуждения, оценки и, по возможности, публикации.

Большинство авторов военных мемуаров о Великой Отечественной войне – это известные полководцы, маршалы, генералы, адмиралы, старшие офицеры. Делились своими воспоминаниями и ветераны, которые прошли фронтовые дороги младшими лейтенантами, сержантами, рядовыми. Книги о боевых действиях на море среди всех изданных военных материалов составляют достаточно объемную библиотеку. Не был обойден вниманием и Северный флот.

Замечательные воспоминания были написаны военачальниками: народным комиссаром Военно-Морского Флота, адмиралом Николаем Герасимовичем Кузнецовым (1904–1974) и командующим Северным флотом, адмиралом Арсением Григорьевичем Головко (1906–1962). Изданы мемуары командиров дивизионов бригады подводных лодок, базировавшихся в городе Полярном: контр-адмирала, Героя Советского Союза Ивана Александровича Колышкина (1902–1970), капитана 2 ранга командира подводной лодки М-172, Героя Советского Союза Израиля Ильича Фисановича (1914–1944), а также начальника подводного плавания Северного флота, адмирала Николая Игнатьевича Виноградова (1905–1979).

О боевых действиях подводных лодок Северного флота писали их командиры: Герой Советского Союза капитан-лейтенант командир М-171 (после войны – вице-адмирал) Валентин Георгиевич Стариков (1913–1979), капитан-лейтенант командир Д-3 (после войны капитан 1 ранга) Филипп Васильевич Константинов (1911–1990-е), Герой Советского Союза капитан 2 ранга командир С-56 (после войны – вице-адмирал) Григорий Иванович Щедрин (1912–1995), капитан-лейтенант командир С-15 (после войны – вице-адмирал) Георгий Константинович Васильев (1916–1994), капитан-лейтенант командир Л-20 (после войны – капитан 1 ранга) Виктор Федорович Тамман (1903–1984).

О походах подводных лодок Северного флота сохранились воспоминания не только командиров. Знаменитый поход подводной лодки «Щ-402» в феврале – марте 1942 года описан его участником, инструктором политуправления флота, капитаном 3 ранга (после войны – капитан 1 ранга) Сергеем Сергеевичем Шаховым (? – не ранее 1987). Были изданы воспоминания старшины электриков С-104 мичмана Льва Александровича Власова (1913–1993). Каждый мемуарист рассказывал о наиболее ярких и важных событиях, походах, отдельных эпизодах во время своей боевой службы.

Моряки С-101 тоже публиковали свои воспоминания. В 1957 году вышла книга старшего лейтенанта штурмана С-101 (после войны – капитан 1 ранга) Михаила Константиновича Чуприкова «Советские подводники». Небольшие заметки о походах лодки публиковал в газетах и журналах Краснодарского края бывший радист (после войны – капитан 3 ранга) Александр Трофимович Ювков.

Из мемуарной литературы история подводной лодки С-101 известна лишь некоторыми, часто одними и теми же эпизодами, которые рассказываются достаточно кратко и только в контексте военных действий на Северном флоте. В последние годы стали выходить работы по истории Северного флота, в которых используются и архивные материалы. В них рассказывается о подводных лодках, в том числе и о С-101, их боевых действиях и результатах походов, но из всего экипажа лодок упоминаются, как правило, командиры кораблей.

Начало 1970-х годов. Почти 25 лет прошло как закончилась война, моряки С-101 разъехались по всей стране и вернулись к повседневной жизни. По-разному сложились их судьбы. Вот лишь некоторые их них. Радист Александр Трофимович Ювков после окончания Ростовского государственного университета работал в партийных учреждениях, преподавал в Кубанском государственном аграрном университете на кафедре научного коммунизма. Боцман Антон Григорьевич Орищенко служил на Амурской флотилии, в Управлении речного Енисейского пароходства. Старший электрик Иван Яковлевич Оченаш больше 20 лет был председателем богатейшего колхоза в Кировоградской области. Старшина группы мотористов Владимир Станиславович Полоний стал машинистом и водил пассажирские поезда.

Память о боевом братстве сохранилась у подводников навсегда. Каждый год 9 Мая, в День Победы, из городов и поселков Советского Союза они приезжали в Ленинград. Место встречи всегда было постоянным: Сенатская площадь, у памятника Петру I «Медный всадник». В эти праздничные дни они собирались и у нас дома, у капитана 1 ранга, во время войны – командира БЧ-5, впоследствии флагманского механика Георгия Александровича Динцера (1911–1984). Мы, его дети, всегда были вместе с ними, слушали, запоминали. Ветераны говорили о своих походах, о лодке, на несколько лет ставшей им родным домом, о тех, кого уже не было с ними. Так случилось, что отца не стало 3 мая 1984 года, накануне Дня Победы. Собравшийся на праздник в Ленинграде экипаж подводной лодки С-101 сумел проститься с бессменным командиром БЧ-5…

Ветераны-подводники постоянно переписывались между собой, рассказывали друг другу о своем житье-бытье, обменивались адресами боевых товарищей. Они подтрунивали над своими болезнями, подбадривали друзей, коротко и очень сдержанно, по-мужски, сообщали об ушедших товарищах. В их письмах к отцу, сохранившихся в нашем семейном архиве, очень часто встречаются имена членов экипажа, о которых находилась новая информация. Из этой корреспонденции известна послевоенная судьба людей, всю войну проведших в одном небольшом пространстве своей лодки и сохранивших братские отношения друг с другом до последних дней своей жизни. Они, будучи уже не очень молодыми и здоровыми, все время строили планы о встречах друг с другом, со школьниками, студентами, ветеранами-судостроителями их подводной лодки на заводе в Сормове. Они собирались создать альбом с биографиями и фотографиями экипажа своей лодки, написать ее краткую историю, изготовить схему-карту боевых походов с указанием районов ее действий.

Некоторые из них пытались записывать свои воспоминания о прошедшей войне. Одни просто для памяти, другие – потому что слишком сильными и незабываемыми они были, и необходимо было «выговориться», изложить их на бумаге, третьи собирались потом, когда выйдут на пенсию, написать статью, книгу или защитить диссертацию. Боевые соратники часто при встречах и в письмах говорили моему отцу, прослужившему на С-101 от поднятия флага до последнего дня войны, о том, чтобы он начал писать историю боевых походов их лодки. В конце 1960-х годов после долгих раздумий, переписки со своими соратниками и сотрудниками Военно-морского музея Северного флота, изучения вышедшей к этому времени литературы он начал делать первые черновые записи. Они сохранились в нашей семье: отдельные листочки бумаги, блокноты, листки отрывных календарей. Все эти подготовительные работы к 1970 году завершились двумя рукописями, написанными частично на листах бумаги (А4), частично в ученических (по 12 листов) тетрадях. Одна из них, без названия, посвящена истории подводной лодки С-101 с начала ее строительства и до списания как боевой единицы. Вторая была озаглавлена отцом «Подвиг на берегу», она повествует об одном эпизоде военного времени, связанном с лодкой С-101.

Георгий Александрович Динцер родился 5 мая 1911 года в городе Армавире Краснодарского края. В 1913 году его дед Георг Фридрих Динцер, родом из поволжских немцев, построил в Ростове-на-Дону трехэтажный доходный дом. Два нижних этажа сдавались в наём, на третьем этаже жил хозяин с семьей¹. Его сын, мой дед, Александр Георгиевич Динцер, в это время жил в Армавире. Согласно семейному преданию, он служил на Владикавказской железной дороге инженером, а также занимал должность члена совета в банке Сельскохозяйственного общества взаимного кредита (основан в 1911 г.)².

Валентина Михайловна Куликова, супруга Александра Георгиевича, также была служащей на железной дороге. Там и произошло их знакомство. В семье было трое детей: сын Георгий и две дочери, Виктория и Наталия. Вскоре они переехали в Ростов-на-Дону и поселились в доме деда, Г.Ф. Динцера. Дети были крещены в православной вере. Отец любил вспоминать о своем детстве, в частности о своих обязанностях прислужника в церкви. Бывало, он с другими мальчишками во время службы шкодил в храме: они рассыпали молотый перец, и прихожане начинали чихать. В выходные дни его отец, Александр Георгиевич, водил детей на концерты в филармонию. На всю жизнь у моего отца осталась любовь к классической музыке. Он часто вспоминал разные любопытные моменты жизни в Ростове. Например, как осенью, в самый сезон, вся семья отправлялась на базар и покупала телегу арбузов, которые дома закатывались под кровати. Потом их хватало надолго.

В 1927 году после окончания школы мой отец пошел работать на завод «Смычка». С 1928 по 1934 год трудился слесарем и бригадиром слесарей в инструментальном цехе на Ростсельмаше, оттуда в 1934 году по комсомольскому набору был направлен учиться в Ленинград в Высшее военно-морское инженерное училище имени Ф.Э. Дзержинского. Он поступил на первый курс по специальности «судовые двигатели внутреннего сгорания», был старшиной роты и окончил училище в 1939 году, получив диплом с отличием и квалификацию «инженер-механик»³.

Отец любил вспоминать своих преподавателей, особенно тех, кто был из «бывших», образованных, интеллигентных, воспитанных и учтивых по отношению не только друг к другу, но и к курсантам. Он рассказывал, что в курсантской столовой столы были с белыми скатертями, салфетками и столовыми приборами, что их учили правилам поведения за столом и в обществе.

В Ленинграде он, курсант третьего курса, познакомился с девушкой по имени Рита, с моей матерью Генриэттой Исидоровной Зайчик (1910–2013), работавшей тогда копировщицей на заводе «Знамя труда». Предприятие было основано в Петербурге в 1878 году и располагалось на пересечении Каменноостровского проспекта и Дивенской улицы. Тогда это был чугунолитейный механический и арматурный завод «Лангензипен и К°». Свое название он получил от фамилии немецкого (прусского) подданного Р.Л. Лангензипена, владевшего им с 1887 года. А еще раньше это был механический завод Гроша. В 1918 году завод был национализирован и с 1922 года стал называться «Знамя труда». Биография моей мамы была обычной для молодежи того времени. С 1920 по 1926/1927 год мама училась в 17-й Советской единой трудовой школе имени Некрасова и окончила полный курс I-й и II-й ступени, получив 11 июня 1927 года удостоверение об ее окончании⁴.

По окончании школы она работала штамповщицей на Государственном механическом заводе Наркомтруда на Малой Разночинной улице, училась на чертежном и конструкторском отделениях Ленинградских курсов «Техмасс», а также в Ленинградском арматурном техникуме⁵. По вечерам она занималась в музыкальном техникуме по классу фортепиано.

4 декабря 1937 года мои родители поженились. Регистрация брака происходила в ЗАГСе Куйбышевского района, который располагался во дворце Белосельских-Белозерских на Невском проспекте. Длинная очередь желающих зарегистрировать брак, развод, рождение и смерть тянулась по лестнице в одну комнату, где происходило оформление всех жизненных ситуаций. Был сильный мороз, мама долго ждала моего отца, курсанта, который никак не мог получить увольнительную. Родившийся через год их первенец Владимир умер, не прожив года. 20 августа 1940 года родился второй сын Александр.

После окончания училища Г.А. Динцер приказом НК ВМФ № 01564 от 13 июня 1939 года был назначен командиром моторной группы подводной лодки С-9 бригады подводных лодок КБФ⁶. 23 февраля 1939 года им была принята военная присяга⁷. В январе 1940 года он был принят в ряды КПСС⁸.

С-9 строилась на Сормовском заводе и осенью 1939 года совершила в транспортном доке переход из Сормова в Ленинград для достройки и испытаний. Командиром лодки был назначен капитан-лейтенант С.А. Рогачевский, воентехником 1 ранга[1] Г.А. Динцер. Вместе с этой лодкой совершала переход еще одна лодка С-8. Движение началось в середине октября и закончилось 5 ноября 1939 года. У причалов поселка Свирица обе лодки в транспортных доках остановились. Староладожский и Новоладожский каналы были уже подготовлены к зиме и судоходство по ним закрыто. Окончание перехода могло быть осуществлено только через Ладожское озеро. Управление пароходства, которое осуществляло буксировку доков, требовало расписки в надежности доков и находящихся в них подводных лодок при буксировке их озером. Между тем внешнеполитическая обстановка, особенно в отношениях с Финляндией, накалялась – вскоре началась Советско-финская война (30.11.1939– 12.03.1940), – поэтому требовались оперативность и скрытность перехода. Воентехник 1 ранга Г.А. Динцер написал пароходству расписку в надежности доков и находящихся в них подводных лодок, и движение в Ленинград по Ладоге продолжилось.

Так впервые по Ладожскому озеру был совершен переход транспортных доков. В дальнейшем все подобные операции производились таким маршрутом. Особенно он пригодился во время войны, когда производилось перебазирование подводных лодок из Ленинграда на Северный флот и в Каспийское море.

22 июня 1941 года, в первый день войны, С-9 находилась в Лиепае и заканчивала ремонт. Вечером этого дня лодка начала переход из Лиепаи в Ригу. При выходе из аванпорта Лиепаи, около 20 часов, на группу подводных лодок была совершена атака немецких торпедных катеров. Маневрированием С-9 уклонилась от торпедного залпа катеров. В 16 часов 23 июня 1941 года лодка пришла в Болдерая, под Ригой. Там Г.А. Динцер получил назначение командиром БЧ-5 подводной лодки С-101.

Строительство С-101 началось 20 июня 1937 года. Менее чем через год, 20 апреля 1938 года, она была спущена на воду, а в мае 1940 года был совершен переход из Сормова по Волго-Балтийскому каналу в Кронштадт, где прошли швартовые, ходовые и государственные испытания. В ноябре того же года лодка перешла из Кронштадта в Либаву. Там 26 декабря 1940 года (по другим данным, 15.12.1940 г. или 31.12.1940 г.) на С-101 был поднят военно-морской флаг и гюйс, она вступила в строй боевых кораблей Балтийского флота[2], этот день стал ее корабельным праздником. Первая половина 1941 года прошла в боевой подготовке лодки, отработке задач по «Курсу подготовки лодки».

В феврале 1941 года моя мама с полугодовалым сыном Шуриком на поезде отправились к месту службы мужа через Ригу в Либаву. Туда же за два дня до начала войны, 19 июня, из Ленинграда к своей дочери и внуку приехала моя бабушка. Она была школьной учительницей и в середине июня получила отпуск. В купе вместе с ней ехал мужчина. В разговоре, узнав, что она направляется в Либаву, он произнес фразу, показавшуюся тогда очень странной, но смысл ее стал понятен 22 июня: «Вы совершаете ошибку, не надо ехать в Либаву».

Великая Отечественная война началась для нашей семьи в ночь на 22 июня 1941 года. Ранним утром, после телефонного звонка, отец срочно собрался и, ничего не объясняя, ушел на службу. Потом вошла хозяйка квартиры и сообщила, что началась война. Через некоторое время маме позвонили и предупредили, чтобы они были готовы к отъезду, за ними приедут. Вскоре подъехал грузовик, всех троих посадили в кузов и отвезли на железнодорожную станцию. А в небе кружили вражеские самолеты, были слышны взрывы бомб. Мама получила разрешение Береговой базы 1-й бригады подводных лодок Краснознаменного Балтийского флота на эвакуацию в Ленинград. В нем записано, что оно выдано жене командира Динцера, она

действительно эвакуируется из города Либава в Ленинград. Для проезда были выданы перевозочные документы по форме № 1 от станции Либава до станции Ленинград⁹. На вокзале сначала подали состав из железнодорожных платформ, потом, поняв ошибку, заменили теплушками, выдали черствые баранки, и началась эвакуационная эпопея в Ленинград под бомбежками, многочисленными пересадками и практически без еды. Неделю состав двигался по направлению к Ленинграду. К счастью, они прибыли живые и невредимые на Варшавский вокзал и далее – пешком, в сопровождении носильщика с тележкой, на которую усадили маленького ребенка, добрались до улицы Жуковского, где они жили до войны.

Спустя месяц, 28 июля 1941 года, старшему инженер-лейтенанту Г.А. Динцеру была выдана справка о том, что он «действительно находится на Военно-Морской службе в Краснознаменном Балтийском флоте и на его иждивении находятся жена, Динцер Генриэтта Исидоровна, сын, Александр Георгиевич, мать жены, Зайчик Берта Семеновна». Документ служил «для предъявления в госучреждения по месту жительства» и был подписан командиром подводной лодки С-101 капитаном 3 ранга Игорем Кузьмичом Векке и военкомом политруком Камшилиным¹⁰.

Семья Г.А. Динцера была эвакуирована из Ленинграда 15 августа 1941 года. Справка об эвакуации была выдана районной комиссией по эвакуации Куйбышевского района 14 августа 1941 года¹¹. На обороте приведен список местностей, куда производилась эвакуация: Кировская, Молотовская, Свердловская, Омская, Акмолинская, Карагандинская, Павлоградская, Актюбинская, Кзыл-Ордынская, Южно-Казахстанская области и Удмуртская АССР. На маминой справке были подчеркнуты: Павлоградская и Южно-Казахстанская области.

Так моя мама с годовалым сыном и своей матерью оказалась сначала в Северном, а затем в Южном Казахстане (ныне Республика Казахстан). Сохранился документ, выданный моей матери поселковым советом Кайманачихи Восточно-Казахстанского района Казахской ССР. В нем подтверждается, что «она действительно была эвакуирована с сыном и матерью в августе 1941 г. из г. Ленинграда, проживает на территории мясомолочного совхоза Кайманачиха и работает в качестве счетовода»¹². Там она трудилась до 2 мая 1942 года и, получив этот документ, со своими родными была отправлена в Южный Казахстан¹³. В справке, выданной ей в колхозе «Восток», станция Луговая, подтверждается ее работа в этом колхозе с мая 1942 года по февраль 1944 года. Справка написана от руки, чернилами на газете, изданной на казахском языке. Штамп и печать расплылись и трудночитаемы¹⁴.

Родители отца сразу после начала войны были высланы из Ростова-на-Дону в Казахстан, в город Ленинск. Они были немцами, а их сын, советский офицер, коммунист, воевал в Красной Армии. Оставаться им в Ростове было смертельно опасно, да и советские органы власти не могли позволить немцам встретить наступавшие германские войска. Противник захватывал город дважды: осенью 1941 года и летом 1942 года. В феврале 1943 года в ходе общего наступления Красной Армии, после победы под Сталинградом, Ростов-на-Дону был окончательно освобожден. В 1944 году моя бабушка Валентина Михайловна вернулась домой одна, без мужа, он умер 13 июня 1943 года и был похоронен в Ленинске. В марте 1944 года моя мама получила разрешение приехать поближе к месту проживания семьи мужа, но не в Ростов-на-Дону, город был еще закрыт, а в расположенный рядом Батайск¹⁵. Оттуда было уже проще перебраться в Ростов.

Сначала мама устроилась на месяц, с 24 апреля 1944 года в ростовский областной трест «Росглавмаслопром» на должность техника-технолога, а с 29 мая 1944 года стала работать в Особой строительно-монтажной части «Кавэлектромонтаж» № 2 техником¹⁶. Она участвовала в восстановлении и благоустройстве Ростова-на-Дону, с 18 по 20 сентября проводила электрическое освещение на Ворошиловском проспекте города. Она отработала 25 часов и выполнила задание на 105 %, о чем была сделана запись в соответствующем документе¹⁷. Мама попыталась вернуться в Ленинград и послала запрос в Исполком Куйбышевского районного Совета, того района, где она с семьей проживала до эвакуации. 26 марта 1945 года она получила отрицательный ответ: «Исполком Куйбышевского Районного Совета депутатов трудящихся сообщает, что въезда в г. Ленинград нет, а поэтому оформить пропуск на въезд не представляется возможным»¹⁸.

День Победы семья Г.А. Динцер встретила в Ростове-на-Дону. А в июле 1945 года последовал вызов в город Полярное Мурманской области к месту службы мужа¹⁹. Отец сам приехать не мог, был в походе. За мамой был послан матрос. Он помог собрать вещи, достать билеты, сесть в поезд и добраться с пересадками до Мурманска и далее катером в Полярное. В Полярном у отца была комната в коммунальной квартире на IV линии (так назывались улицы в военном городке), в доме № 1, в квартире № 4.

Был полярный день, от круглосуточного солнца окно было закрыто газетами. В одном углу комнаты были сложены консервные банки – паёк отца, американские продукты, полученные по лендлизу: тушенка, сгущенное молоко, крупы, шоколад. После многолетнего голодного существования это было невозможным счастьем. Так семья наконец соединилась, стала налаживаться жизнь после войны. Через два года после приезда в Полярный наша семья переехала в четырехкомнатную квартиру на третьем этаже знаменитого «Циркульного» дома на улице Гаджиева (современный адрес – ул. Душенова, 5). Две комнаты занимали мы, в двух других жила семья командира подводной лодки С-103 Николая Павловича Нечаева. Окна наших комнат выходили на Екатерининскую гавань, на пирс и причалы, где стояли подводные лодки. Рабочий кабинет отца располагался в одной из кают плавбазы «Печора», бывшего немецкого судна «Отто Вюнше» (Otto Wuensche), по репарациям переданного СССР. Она стояла здесь же, в Екатерининской гавани. Мама в Полярном нашла себе работу в Доме Красной Армии и Флота (впоследствии – Дом офицеров флота): с 25 декабря 1946 года по 21 января 1948 года она учила детей игре на фортепиано²⁰.

Жизнь семей моряков в Полярном была тесно связана с укладом военно-морской базы. Если лодка находилась в походе и наступало время ее возвращения, все родные жадно ловили любую информацию, передавали ее друг другу, всматривались в море, пытаясь первыми увидеть входящую в Екатерининскую гавань лодку. Дома шла подготовка к встрече, готовилась вкусная еда. В нашей семье, как и во многих домах, шли репетиции домашнего концерта, посвященного «Встрече дорогого папочки из похода». Потом бедный усталый папочка терпеливо выслушивал детскую программу выступлений. Раз в месяц мы получали паёк. Это были консервы, крупы, мука, сахар, сушеные овощи: картошка, морковь, свекла, лук, капуста, полагались и сухофрукты. За хлебом ходили в баталёрку, получали сразу несколько буханок. Зимой их везли на санках. Для нас, детей, сладостями были сушеная морковь, иногда карамельки – подушечки. Из свежей еды – рыба, осенью – грибы и ягоды, в изобилии росшие на сопках.

Город Полярный, или, как он назывался в годы войны, Полярное, имеет свою славную и интересную историю. Он расположен на берегу Екатерининской гавани, узкой, хорошо защищенной бухты Северного Ледовитого океана. Сама гавань находится в северо-западной части Мурманской области между Екатерининским островом и Кольским полуостровом при выходе из Кольского залива. Бухта под названием Корабельная или Корабельное Урочище известна с XVI века как место стоянки русских промысловых судов. В 1723 году там была создана база казенного Кольского китоловства с пристанью, верфью, складами и жилыми помещениями. Во время русско-шведской войны 1741–1743 годов Корабельная гавань использовалась как место стоянки русских военных судов под командованием капитана В.Ф. Льюиса (1689–1769). Здесь появились две казармы, госпиталь и служебные постройки.

В 1764 году русский мореплаватель адмирал В.Я. Чичагов (1726–1809) переименовал бухту в Екатерининскую гавань. В это время он был главным командиром Архангельского порта и дважды, в 1765 и 1766 годах, ходил на трех кораблях из Колы в «секретную экспедицию» для отыскания «морского прохода Северным океаном в Камчатку». Свое новое название бухта получила в честь императрицы Екатерины II (1729–1796).

С 1803 года Екатерининская гавань была основной базой Беломорской китобойной компании, здесь же в 1802–1813 годах располагались пристани Беломорской торговой компании. С этой гаванью в 1870 году ознакомилась вышедшая из Кронштадта под командованием вице-адмирала К.Н. Посьета (1819–1899) эскадра. Вместе с вице-адмиралом в «путешествие по северным морям» отправился сын Александра II (1818–1881), великий князь Алексей Александрович (1850–1908). 20 июля 1870 года великий князь и его окружение осмотрели Екатерининскую гавань. Было принято решение о создании в гавани или на острове Кильдин портового города.

В 1880-х годах в гавани зимовали суда Товарищества Архангельско-Мурманского срочного пароходства. Решение о строительстве незамерзающего порта на Баренцевом море правительство Российской империи приняло в конце 1880-х годов. В это время в Екатерининской гавани русскими колонистами-поселенцами были построены первые жилые дома.

Идея создать военно-морской порт с незамерзающей круглый год гаванью и прямым выходом в море стала актуальной в годы царствования императора Александра III (1845–1894). В 1894 году он поручил министру финансов графу С.Ю. Витте (1849–1915) поехать на Север для поиска гавани, которая стала бы главной морской базой. Во время поездки по приморским районам Архангельской губернии С.Ю. Витте посетил несколько гаваней, в том числе Екатерининскую. Она произвела на него настолько сильное впечатление, что он сразу определил ее местом строительства нового порта. В его воспоминаниях сохранилась запись о Екатерининской гавани: «Такой грандиозной гавани я никогда в своей жизни не видел; она производит еще более грандиозное впечатление, нежели Владивостокский порт и Владивостокская гавань»²¹.

О результатах посещения Кольского полуострова граф С.Ю. Витте доложил Александру III и высказал мысль о целесообразности постройки в Екатерининской гавани военно-морской базы, а также строительства железной дороги и электростанции. На последнем пункте Витте особенно настаивал, его поразило полугодичное отсутствие солнца в этих местах. Не меньший интерес у него вызвали и белые ночи, время, когда солнце не уходит за горизонт. С.Ю. Витте в своих воспоминаниях отметил, что летом «ночью часто закуривал папиросу посредством зажигательного стекла»²².

К сожалению, Александр III не успел принять решение по этому вопросу. Вступивший на престол Николай II (1868–1918) на первой же аудиенции поинтересовался у С.Ю. Витте: «А где находится Ваш доклад о поездке на Мурман?»²³. При следующей встрече император высказал свое положительное мнение о создании военно-морского порта на Мурмане. Но одновременно с этим проектом существовал еще один – сооружение опорного пункта Российского флота в Прибалтике, в Либаве. Эта идея принадлежала дяде Николая II великому князю Алексею Александровичу, главному начальнику флота и морского ведомства. Он сумел убедить своего царственного племянника в правильности своего плана. Николай II одобрил его и только спустя два года, 8 апреля 1896 года Государственный совет одобрил новое предложение С.Ю. Витте, приняв решение о строительстве на берегу Екатерининской гавани коммерческого порта и уездного города Александровска-на-Мурмане (ныне – город Полярный). На эти нужды было выделено 400 тысяч рублей, руководителем работ назначили архангельского губернатора А.П. Энгельгардта (1845–1903).

Уже летом 1896 года бригада рабочих норвежского инженера Ульсена провела планировку местности и начала подготовительные работы по постройке порта и городских сооружений. За два года, с 1896 по 1898 год, береговая часть порта была облицована камнем, устроена пристань для швартовки крупных кораблей, построены складские помещения, пожарная часть, бассейн с пресной водой и городская железная дорога. Параллельно портовым постройкам проложили 600-метровое шоссе. В эти же годы были возведены помещения для Мурманской научно-промысловой экспедиции. В 1899 году сюда перевели Соловецкую биологическую станцию, получившую новое название: Мурманская биологическая станция. 24 июня 1899 года в присутствии великого князя Владимира Александровича (1847–1909) состоялось официальное открытие Александровска-на-Мурмане, города, названного в честь Александра III.

Из Александровска-на-Мурмане на поиски легендарной Земли Санникова в 1900 году на судне «Заря» отправилась экспедиция Э.В. Толля (1858–1902). В 1912 году отсюда уходили полярные экспедиции Г.Л. Брусилова (1884–1914) на шхуне «Св. Анна» и В.А. Русанова (1875–1913?) на судне «Геркулес». В начале XX века в городе проживало 500 жителей, там были построены православная церковь Николая Чудотворца, лютеранская кирха, школа, больница, училище, казначейство, здание полицейского управления и другие казенные строения. Город был хорошо обустроен и освещен электричеством.

Уже в 1916–1917 годах Александровск-на-Мурмане становится военным городом: в Екатерининской гавани располагалась база судов обороны Кольского залива. В 1926 году Александровск-на-Мурмане был лишен городского статуса и стал селом Александровск (Александровское), а через пять лет, в 1931 году, был переименован в Полярное. Его дальнейшую судьбу решили в 1933 году, когда эти места посетила партийно-правительственная комиссия во главе с И.В. Сталиным (1878/1879–1953). 6 ноября 1935 года государственный и военно-морской флаги СССР были подняты над Полярным, пунктом базирования Северной военной флотилии.

Командир 2-го дивизиона бригады подводных лодок Северного флота И.А. Колышкин в своей книге вспоминает, как проходил переезд моряков и их семей в Полярное. «Осенью 1935 года перед октябрьскими праздниками состоялось наше перебазирование в Полярное. Корабли, штаб, политотдел, семьи моряков – все перебрались к новому месту за один день. На берегу Екатерининской гавани, среди гор и скал, где когда-то ютился небольшой рыбачий поселок Александровск-на-Мурмане, нашим глазам открылся прямо-таки чудесный город. Здесь выросли большие красивые дома. В них имелось и паровое отопление, и электрический свет. Мало того, когда семьи моряков вошли в отведенные для них квартиры, то были поражены приятным сюрпризом: в комнатах были столы, стулья, диваны, шкафы, кровати с матрацами и все необходимое для житья. Полярное представляло собой благоустроенную базу, образцовый для северных условий военный городок. Подводники, например, получили жилье для краснофлотцев и старшин, столовую, лазарет, служебные помещения, баню, прачечную, котельную и электростанцию, которая, кстати, освещала весь город»²⁴. Статус города Полярному был возвращен в 1939 году.

О жизни и службе моего отца во время Великой Отечественной войны лучше всего рассказывают его воспоминания о боевых походах лодки, на которой он воевал всю войну. Командиром БЧ-5 С-101 инженер-капитан-лейтенант Г.А. Динцер был назначен 3 августа 1941 года приказом № 37 командующего Краснознаменным Балтийским флотом. Лодка числилась в составе действующей армии с 22 июня по 12 августа 1941 года и с 17 сентября 1941 года по 9 мая 1945 года, сначала на Балтике, а затем на Северном флоте²⁵.

В должности командира БЧ-5 отец воевал до 25 мая 1944 года, в этот день приказом № 0418 командующего Северным флотом А.Г. Головко он, инженер-капитан 3 ранга, был назначен механиком 5 дивизиона бригады подводных лодок Северного флота²⁶. Далее, с июля 1945 года по декабрь 1946 года, он служил в должности помощника флагманского механика, а с декабря 1946 года по март 1952 года – флагманским инженер-механиком бригады подводных лодок.

В годы войны родители вели постоянную переписку. Отцом было написано 135 писем. Все они сохранились и являются ценнейшей частью архива нашей семьи. Их содержание очень личное, о своей жизни и работе отец писал крайне скупо из-за военной цензуры, но крупицы информации все же проскакивают между строк. В письме от 28 февраля 1942 года он, между прочим, сообщает: «Последнюю открытку послал тебе в ночь с 31 января на 1 февраля перед отъездом в командировку. Был все время в местах, где нет почтовых ящиков. Вернулись с некоторыми успехами. Если их опубликуют, пришлю вырезку из газеты»²⁷.

Следующее письмо им было отправлено 3 марта 1942 года, в нем находилась маленькая вырезка из газеты с сообщением Информбюро от 28 февраля 1942 года: «Нашими кораблями в Баренцевом море потоплен транспорт противника водоизмещением 5 тысяч тонн»²⁸. Часто в своих письмах отец писал маме, чтобы она не волновалась, если будет перерыв в письмах, это означало, что он «в командировке». Очень интересным был ответ отца на вопрос мамы о том, как он питается. Поскольку еда на берегу значительно отличалась от походной, ему пришлось написать так: «Не буду подробно описывать, только скажу, тогда, когда я пишу тебе письмо, мы кушаем свежее, в остальное время кушаем и свежее, и консервированное»²⁹.

28 мая 1943 года отец спрашивал у мамы: «Получила ли ты вырезки из газет? Там было то же самое, что и в марте 42 г., только в три раза больше. Думаю, что ты догадаешься, о чём идет речь»³⁰. Таким способом он сообщал об удачном походе лодки и об одержанных ею победах. О тяжелейших условиях жизни в походных условиях можно догадаться по фразе: «Пусть больше бегает на улице и дышит свежим воздухом, это большая польза, да и за меня пусть больше дышит свежим воздухом, а то мне приходится мало бывать на свежем воздухе»³¹. В письме речь шла о прогулках маленького сына Александра.

Из двух писем от 2 и 5 сентября 1943 года можно получить информацию о походе лодки в Карское море и потоплении немецкой подводной лодки. Отец писал: «Вот и кончился этот длинный-длинный перерыв. Все обошлось благополучно и успешно. Сначала поздравляю Шуреночка с прошедшим днем рождения. Мы 20 августа (день рождения его сына Александра. – О.З.) в нашем кругу выпили за его здоровье и за здоровье его мамули. Это было далеко». И далее, в следующем письме: «Удачная командировка и вторичное награждение правительственной наградой. Награжден я орденом Отечественной войны I степени. Эту награду получил за образцовое выполнение задания командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками. Это обычная формулировка, которая скрывает в себе много-много такого, о чем не напишешь, а подчас и не скажешь. По случаю получения высокой правительственной награды мы немного отпраздновали»³².

После одиннадцатого похода, закончившегося 29 октября 1943 года, лодка стала в длительный ремонт. В это время отцу дали отпуск и он смог поехать к своей семье, которая жила в эвакуации в Южном Казахстане на станции Луговая Джамбульской области. В письме от 7 ноября 1943 года он писал жене, что «всё – при встрече, которая не за горами». А 4 января

1944 года отец писал уже первую почтовую открытку из поезда, который увозил его снова на Север³³.

Сопоставив сообщения отца о командировках, о награждении его боевыми наградами и даты отправленных с этой информацией писем с воспоминаниями членов экипажа лодки можно получить подтверждение состоявшихся походов и их результатов. О восьмом походе лодки, проходившем с 20 апреля по 2 мая 1943 года в район Конгс-фьорда, во время которого был потоплен транспорт в 7000 тонн, отец рассказывает в своем письме так: «Я не думал, что так долго задержусь и потому не посылал поздравления до командировки. Ты же догадываешься, где и как я проводил свой день рождения». (В авторском тексте неточность: день рождения Г.А. Динцера – 5 мая. – О.З.)³⁴. Информация о девятом боевом походе (11–25 июня 1943 года) в письме представлена двумя короткими фразами: «Некоторое время не будешь получать писем. Сама понимаешь, чем это вызвано»³⁵. В день начала десятого похода (с 7 августа по 2 сентября 1943 года) в Карское море, в результате которого была уничтожена подводная лодка противника, отец отправил письмо со словами: «Не волнуйся, если будет перерыв в переписке. Сама понимаешь, что это значит»³⁶.

В марте 1952 года моего отца перевели в Таллин, с назначением заместителем начальника военного Русско-Балтийского судоремонтного завода. Это судостроительное предприятие было основано в 1912 году и вплоть до Великой Отечественной войны занималось строительством кораблей. Фашистские вой ска в 1944 году взорвали завод. В 1947 году Совет Министров СССР принял постановление о его восстановлении как судоремонтного предприятия. С 1948 года туда для ремонта стали приходить первые военные корабли.

Вслед за отцом из Полярного переехали в Таллин и мы. Нашей семье выделили небольшую трехкомнатную квартиру на улице Теестусе, недалеко от железнодорожного вокзала. На кухне стояла ванна, которая топилась торфяными брикетами. Рядом с кухней была большая холодная кладовка, где помещалась дубовая бочка для квашеной капусты, которую мы заготавливали к зиме на всю нашу большую семью из шести человек: родителей, бабушки и троих детей – Александра, Елены и Ольги. Мы ходили в русскую школу № 5, она находилась рядом с нашим домом, со второго класса начиналось изучение эстонского языка. Летом мы жили в Пяэскюла (район Нымме, близ Таллина) на даче, которую снимали родители. В старом двухэтажном доме там жила семья Эрман, муж с женой, эстонец Густав и шведка Ксения Александровна и их приемная дочь Хелла. Нам они сдавали две комнаты на первом этаже. Мы, дети, всю неделю жили с бабушкой, а на выходные приезжали родители и отпускали бабушку в город, отдохнуть от трудовой недели.

Это была настоящая барская усадьба с широкой аллеей-подъездом к дому, оранжереей, огородом, фруктовым и ягодным садами, лесным участком, где росли грибы, березовой аллеей для прогулок. Перед домом росла огромная серебристая ель, вокруг которой хозяин расставил большие вырезанные из дерева и раскрашенные сказочные персонажи. Рядом стоял большой круглый стол, в центре которого был укреплен зонт, закрывавший весь стол от солнца и дождя. Взрослые вместе с детьми устраивали прогулки в лес, собирали грибы и ягоды, играли в крокет. На праздники, дни рождения и Ивана Купалу из сундуков на чердаке вынимались старинные наряды, платья, шляпки, зонтики, перчатки, китайские фонарики. Для детей шились смешные костюмы: китайца, ромашки, белого гриба. В саду зажигались цветные фонарики, на Ивана Купалу – обязательно костер, и все, кто мог и хотел, прыгали через него. Отец одевался «страшным» мужиком-разбойником и в сумерках пробегал по саду, прячась за деревьями, пугая детей и взрослых. Две семьи очень подружились, прошли настороженность и предвзятое отношение к семье советского офицера. Нас, детей, Эрманы с удивлением называли «несоветскими», что вызывало у наших родителей гордость за такую оценку воспитания. Хорошие отношения и поездки друг к другу в гости продолжались даже после нашего отъезда в Ленинград.

Отец прослужил на заводе три года, до марта 1955 года, а потом был переведен в Ленинград. Наша семья переехала к нему в январе 1956 года. Мы получили две комнаты в трехкомнатной квартире в новом доме на проспекте Карла Маркса (ныне проспекту возвращено историческое название Большой Сампсониевский). В Ленинграде местом службы инженер-капитана 1 ранга Г.А. Динцера было Центральное конструкторско-технологическое бюро ВМФ³⁷. Его работа была связана со строительством и ремонтом атомных подводных лодок. Многое приходилось налаживать впервые, были срочные командировки на Север и Дальний Восток. 28 апреля 1963 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении «конструкторов, ученых, инженеров и рабочих – за большие заслуги в деле создания и производства новых типов ракетного вооружения, а также атомных подводных лодок и надводных кораблей, оснащенных этим оружием, и перевооружения кораблей Военно-Морского Флота». Отец был представлен к правительственной награде – медали «За боевые заслуги», от Главнокомандующего Военно-Морским Флотом адмирала С.Г. Горшкова (1910–1988) неоднократно получал именные памятные подарки.

В разные годы отец занимал должности заместителя начальника бюро, главного инженера, начальника сектора, после ухода в запас работал старшим инженером и в сентябре 1975 года вышел на пенсию³⁸.

В 1972 году я, студентка III курса исторического факультета ЛГУ, должна была написать курсовую работу по советскому периоду истории нашей страны. Выбор темы для меня был очевиден: «История подводной лодки С-101». Отец одобрил мое намерение, чем я была очень горда, его мнение было для меня чрезвычайно важным. При работе над такой темой проблемой стала невозможность воспользоваться в те годы материалами, связанными с подводной лодкой С-101, хранящимися в Центральном военно-морском архиве. Тогда и возникла идея использовать, кроме уже изданных исследований и мемуаров, рукописи моего отца и рассказы его боевых товарищей. Обратившись к ним с просьбой написать и прислать свои записи, уже в 1971 году я стала получать от ветеранов-подводников заказные письма с драгоценными материалами.

Интересно, что свои воспоминания прислали те моряки, которые прослужили на С-101 всю войну. Все откликнувшиеся на мою просьбу и приславшие свои записи ветераны писали не только о походах, своем месте и своем вкладе в победы лодки, все они обязательно рассказывали об экипаже, о своих замечательных товарищах и соратниках.

Одним из первых откликнулся старший электрик Николай Николаевич Фролов. Написал свои воспоминания старшина группы торпедистов Николай Степанович Таразанов. Боцман Антон Григорьевич Орищенко пришел на лодку в феврале 1940 года и находился на ней до 12 марта 1945 года. Свою работу он предварил словами: «Я охотно и с радостью могу с Вами поделиться всем, что осталось в моей памяти о незабываемой подводной лодке С-101, ее славном экипаже, боевых походах и о том прошедшем победном военном счастье». Старший акустик, впоследствии дивизионный акустик Михаил Алексеевич Филиппов прослужил на С-101 ровно пять лет с 27 августа 1940 года по 27 августа 1945 года. Свое повествование он начал чрезвычайно дорогими для меня словами: «С удовольствием выполняю Вашу просьбу. Буду очень рад, если мои воспоминания, хотя бы немного, помогут Вам в своей работе. Все эти пять лет мы были вместе с Вашим отцом, глубокоуважаемым Георгием Александровичем, нашим "механическим богом". От него Вы, очевидно, знаете всю многострадальную историю нашего "бомбоулавливателя", который, в конце концов, благодаря мужеству всего экипажа, в День Победы, 9 мая 1945 года, стал Краснознаменным. Многие не выдерживали тяжелых испытаний, выпавших на нас, и уходили, но основной костяк остался и продолжал совершенствовать свое боевое мастерство, учился топить врага».

Командир БЧ-1, штурман лодки, впоследствии капитан 1 ранга, Михаил Константинович Чуприков прислал два рассказа о боевых походах лодки. Первый – «Боевой поход подводной лодки С-101 (20–31.3.1943 года)», был им написан еще в 1967 году, второй – «Боевые походы подводной лодки С-101», в 1971 году по моей просьбе. В своих письмах к моему отцу и ко мне он сообщил, что собирался заняться историей С-101, на которой воевал всю войну, и первый рассказ – это проба пера.

В одном из писем он писал: «Мне неоднократно товарищи предлагали написать мемуары по С-101, но для этого дела нужно время. Те заметки, которые я делал во время войны, у меня не сохранились, а поэтому, чтобы была какая-то историческая достоверность, надо поработать в архиве с материалами, которые в свое время мы сдавали, – журналами, вахтенным и боевых действий, донесениями командира за боевой поход и др. Поэтому я отказался от этой работы, пока не уйду в замы». Далее он сообщал, что планирует закончить эту работу в 1973–1974 годах, по выходе на пенсию, а пока готовит материал и будет использовать мою работу. К сожалению, его намерения не были осуществлены. Кроме упомянутой ранее книги «Советские подводники», боевой офицер, бывший штурман подводной лодки, кандидат военно-морских наук М.К. Чуприков был одним из авторов еще двух изданий: «Справочника вахтенного офицера» (1963 и 1975 гг.) и коллективного труда Военно-Морского научно-исследовательского отдела по международному морскому праву «Спасание на море (Правовая регламентация)», вышедшего в 1983 году.

К сожалению, не прислал своих воспоминаний о походах лодки еще один член экипажа, Александр Трофимович Ювков, который также занимался историей С-101. В 1971 году в одном из своих писем старший электрик Н.Н. Фролов упомянул о том, что «был у нас радист Саша Ювков, он сейчас пишет диссертацию о героях североморцах. У него есть много материала». Сам А.Т. Ювков в одном из писем писал о своих планах: «Сейчас все мои усилия и помыслы подчинены написанию диссертации и героической истории нашего Экипажа. На первом плане диссертация. Историко-художественное описание ратных дел нашей команды С-101 будет связано с определенными трудностями восстановления некоторых деталей и образов членов экипажа, я буду вынужден прибегнуть к помощи однополчан и особенно "стариков" того времени. Я располагаю целым рядом документов с историей нашего корабля, написал сборник кратких очерков о походах нашего экипажа в тыл противника. Он написан как памятник только о шести походах из двадцати (С-101 совершила 13 походов. – О.З.). Специально для жен, детей и внуков моих боевых товарищей писать я продолжаю, публикуюсь в газетах, в журнале "Огонёк" получил за рассказ лауреата первой премии на конкурсе "Помнит мир спасенный"». К сожалению, выпустить задуманную книгу о подводной лодке С-101 под названием «Непотопляемый бомбоулавливатель» он не успел.

Присланные материалы боевых товарищей мы с отцом внимательно прочитывали, анализировали, сравнивали, в том числе и с уже изданными мемуарами. Удивительным было то, что после 30 лет со дня окончания войны, ни у кого не притупилась острота тех ощущений, которые испытывали они во время походов, в моменты атак, при чрезвычайных ситуациях. Они служили и воевали на одной лодке, каждый на своем посту. Они описывали события так, как они видели их в те далекие годы, с добавлением оценки военного времени с позиции прошедших тридцати лет. Об одних и тех же событиях каждый из них рассказывал в своих мемуарах по-своему. И все-таки воспоминания боевых товарищей очень схожи между собой. Они все писали об отваге, мужестве, бесстрашии, военной и послевоенной дружбе и взаимовыручке, преданности своей любимой подводной лодке и огромной, непоколебимой любви к своей Родине.

Моя курсовая работа была написана и защищена на историческом факультете ЛГУ. Авторам, приславшим свои воспоминания, были высланы копии моего студенческого труда. Переписка с ветеранами по-прежнему продолжалась. После ухода из жизни в 1984 году моего отца долгое время моя мама и я поддерживали письменное общение с его фронтовыми друзьями. Постепенно письма стали приходить реже, корреспондентов становилось все меньше… Последняя встреча с одним из членов экипажа С-101 – А.Т. Ювковым произошла в начале мая 2006 года. Он приехал в Петербург со своей супругой на празднование Дня Победы. Он потерял наш адрес, но знал место моей работы, и мы встретились в Эрмитаже. А потом мы провели вечер у нас дома за воспоминаниями и долгими разговорами, фотографировались.

В 2011 году исполнилось 100 лет со дня рождения Георгия Александровича Динцера. Собралась семья, чтобы вспомнить дорогого нам человека – мужа, отца, деда, прадеда. Мы вспоминали всех его уже ушедших друзей. Тогда и появилась идея рассказать о военной эпопее подводной лодки С-101, опубликовав сохранившиеся в нашем домашнем архиве воспоминания непосредственных участников событий. Работа над этой книгой стала делом всей нашей большой семьи. Мы уточняли события и даты, разбирали рукописи и переводили их в электронные версии, вычитывали и исправляли набранные тексты, готовили вступительную статью, уточняли фамилии и имена, географические названия и морские термины, составляли указатели, схемы и карты, подбирали фотографии.

II. Подводная лодка С-101

Справка. Средняя дизель-электрическая торпедная подводная лодка серии IX-бис, заводской № 243, заложена 20.06.1937 года, спущена на воду 20.04.1938 года, вступила в строй 15.12.1940 года, выведена из состава флота 17.02.1956 года. Скорость: надводная 19,4 уз, подводная 8,7 уз. Рабочая глубина погружения 80 м, предельная глубина погружения 100 м, автономность плавания 30 суток, экипаж 45 человек. Водоизмещение: надводное 856 т. Длина по КВЛ 77,7 м, ширина корпуса наибольшая 6,4 м. Два дизеля, каждый по 2000 л. с., два электродвигателя, каждый по 550 л. с. Одно 100-мм орудие, одно 45-мм орудие, 6 торпедных аппаратов: 4 в носу, 2 в корме. Общий запас: 12 торпед калибра 533-мм³⁹.

22 июня 1941 года. Начало Великой Отечественной войны подводная лодка С-101 встретила в Усть-Двинске в составе Балтийского флота. В этот день лодка вышла в свой первый боевой поход в Ирбенский пролив, но из-за неисправности в правом дизеле была вынуждена возвратиться в Болдерая, базу под Ригой.

27 июня начался второй поход, продолжавшийся до 17 июля. Боевой позицией лодки был район Ирбенского пролива и Вентспилса. При возвращении на базу С-101 подверглась атаке вражеского самолета. Две сброшенные им бомбы, к счастью, не взорвались, а только повредили корпус. С них началась череда неудач, из-за которых лодка получила прозвище «бомбоулавливатель».

Далее последовал тяжелый переход в составе конвоя по Финскому заливу в Таллин и далее в Кронштадт. Там был проведен доковый ремонт, и 1 сентября лодка начала переход на Северный флот по Неве, Свири, Онежскому озеру, Беломорско-Балтийскому каналу в Северодвинск. 17 сентября 1941 года С-101 вошла в состав Северного флота.

На Северном театре военных действий С-101 совершила одиннадцать боевых походов: по пять в 1942 и 1943 годах и один в 1944 году, произвела 16 атак с выпуском 43 торпед. В общей сложности продолжительность походов составила 186 суток. Командованием Северного флота перед лодкой ставились следующие боевые задачи: высадка разведывательных групп на берег Норвегии, атаки конвоев противника, обеспечение безопасности одиночных судов, идущих от Новой Земли в Исландию, прикрытие союзных конвоев PQ-14 и QP-10, участие в Петсамо-Киркенесской операции. Боевые действия лодки происходили в районах Конгс-фьорда, Порсангер-фьорда и Тана-фьорда, островов Магерёй, Медвежий, Шпицберген и Новая Земля (Флиссингский мыс), а также у мыса Нордкин, мыса Нордкап и мыса Слетнес.

С 1941 по 1945 год на корабле сменилось четыре командира. Первым из них был капитан 2 ранга Игорь Кузьмич Векке (до 2 декабря 1942 года), после него командование принял капитан 3 ранга Павел Ильич Егоров (со 2 декабря 1942 года по июль 1943 года). Далее на лодку был назначен капитан 3 ранга Евгений Николаевич Трофимов (с июля 1943 года по 17 августа 1944 года), последним командиром стал капитан 3 ранга Николай Трофимович Зиновьев (с 17 августа 1944 года по 9 мая 1945 года).

Документы, связанные с боевой историей подводной лодки С-101, хранятся в Центральном военно-морском архиве Министерства Обороны Российской Федерации. Это вахтенные и навигационные журналы, журналы боевых действий, штурманские кальки переходов на боевую позицию, маневрирования, торпедных атак, легенды о боевых столкновениях и соприкосновениях лодки, составленные штурманом лодки, списки личного состава. Среди документов есть также отчеты, выводы и заключения о результатах боевых походов С-101 командиров: лодки, дивизиона и бригады подводных лодок. Записи в них – либо машинописные, либо сделаны от руки чернилами или карандашом. В этих журналах, внешне похожих на обычные конторские книги, спрессована вся жизнь экипажа подводной лодки и во время боевых походов, и во время проведения ремонтных работ. В поминутном однообразном, обязательном фиксировании всех событий, происходивших в тесном замкнутом пространстве, особо ощущается сверхчеловеческое напряжение людей, вступивших в смертельную схватку с врагом.

При подведении итогов похода после возвращения лодки в базу учитывались показания личного состава, штурмана, акустика, отчет командира лодки, в большинстве случаев имевшего возможность наблюдать в перископ результаты атаки, данные разведки, в том числе и авиационной. Неоспоримыми были вещественные доказательства, собранные на месте потопления корабля противника, но такие находки были редкими. Все эти составляющие обсуждались после возвращения лодки в базу, после чего подводились итоги, «Выводы» за подписью командиров бригады и дивизиона. На эту работу уходило порой около месяца. В случаях, когда сомнения все же оставались, в заключении записывали очень осторожно, например, «считается потопленным», «вероятно потопленными». Но даже, если поврежденный корабль противника был в документах признан потопленным, не стоит упрекать моряков в желании выдать желаемое за действительное или в завышенной оценке их действий. Ситуация после проведенной атаки далеко не всегда позволяла проследить за ее результатами. А поврежденное судно тоже является победой: ведь оно выходило из строя и на какое-то время переставало появляться на театре военных действий. Подтверждение результатов атаки: потопление или повреждение кораблей противника являлось и во время войны задачей достаточно трудной, и в настоящее время часто вызывает сомнения и споры.

В исследованиях по истории Северного флота в Великой Отечественной войне и в мемуарной литературе представлена достаточно противоречивая картина побед С-101. В одной из последних работ «достоверным» названо потопление одного транспорта и подводной лодки: «ПЛ совершила 11 боевых походов. Достоверно потопила 1 герм. ТР (2297 брт.) и 1 ПЛ»⁴⁰. Другое, более раннее издание сообщает об 11 уничтоженных судах и боевых кораблях водоизмещением 38.412 т и трех поврежденных транспортах⁴¹.

Представленная далее информация, собранная из различных изданий, дает возможность убедиться в достаточно большом разбросе данных о боевых успехах С-101. В этой статье мы приводим лишь некоторые сведения из разных опубликованных и неопубликованных источников.

1942 год был для лодки не самым удачным: за пять походов потоплен один транспорт водоизмещением 5 тысяч тонн⁴².

В 1943 году корабль совершил также пять боевых походов. Это был победный год для С-101. По одному источнику, лодка провела восемь атак и потопила три транспорта, сторожевой корабль и подводную лодку⁴³. По другим публикациям, ею были потоплены четыре транспорта, сторожевой корабль, подводная лодка и два тральщика, повреждены четыре транспорта⁴⁴.

Вахтенный журнал боевых действий лодки с 18 по 30 октября 1943 года сообщает о поставленной задаче: «Ведение неограниченной подводной войны на коммуникациях противника против торговых и военных кораблей» и рассказывает о признанных результатах похода⁴⁵. В нем записано, что «тральщики (в количестве два) Военным Советом признаны потопленными. Три взрыва, слышимые личным составом, подтверждены наблюдениями командира через 5 мин. и акустиком». Отчет был принят командиром 5 дивизиона подводных лодок П.И. Егоровым и командиром Бригады подводных лодок И.А. Колышкиным. Эту цифру подтверждает и «войсковой разведчик С-101», штурман капитан-лейтенант М.К. Чуприков. Среди 11 листов калек, выполненных штурманом М.К. Чуприковым и подписанных командиром лодки Е.Н. Трофимовым, есть калька торпедной атаки 26 октября 1943 года в 17.08 у маяка Слетнес, также служащая подтверждением успешно проведенной операции⁴⁶.

В конце октября – начале ноября 1944 года состоялся последний, одиннадцатый боевой поход лодки, она принимала участие в Петсамо-Киркенесской операции и потопила эскадренный миноносец водоизмещением 1800 т и тральщик водоизмещением 800 т⁴⁷. 24 мая 1945 года за боевые заслуги в борьбе с фашистскими захватчиками С-101 была награждена орденом Боевого Красного Знамени.

Об успешном выполнении боевой задачи похода, «производить поиск и уничтожение кораблей противника с целью нарушить его коммуникации у берегов северной Норвегии», свидетельствуют архивные документы⁴⁸. Поход проходил с 26 октября по 11 ноября 1944 года в районе мыса Слетнес-Нордкап. О результатах атаки С-101 написал в своих «Выводах» командир 5 дивизиона подводных лодок капитан 2 ранга П.И. Егоров, который находился на борту лодки. По его мнению, «миноносец типа Z-17 повреждён торпедой ПЛ С-101, т. к. личный состав 5 отсека слышал взрыв торпеды через 2 мин. после залпа. Самолет-разведчик наблюдал горящее неопознанное судно через 1 час 10 мин. на расстоянии 10 миль от места атаки. Возможно, что, получив повреждение, в результате которого возник пожар, миноносец затонул, т. к. на следующие сутки он не был обнаружен в Мехавн-фьорде. Считаю тральщик противника потопленным»⁴⁹.

Изучив «Отчёт» командира лодки и командира 5 дивизиона подводных лодок, командир бригады подводных лодок И.А. Колышкин получил возможность оценить условия, в которых действовала лодка: «К моменту похода коммуникация противника продолжала сокращаться. Противник отходил от Тана-фьорда на запад. За время пребывания ПЛ на позиции всего было обнаружено авиацией и радиоразведкой в р-не Сверхольтхав 4 конвоя. По-видимому, выводились остатки войск и вооружения из р-на Тана-фьорда – Нордкин»⁵⁰. Но о результатах этого похода И.А. Колышкин высказался достаточно осторожно: «Эсминец типа Z считается вероятно потопленным»⁵¹. Такое же мнение было и у начальника подводного плавания Северного флота контр-адмирала В.П. Карпунина. Он отметил, что были проведены «2 успешные атаки: миноносец т. Z и ТЩ 600 т. вероятно потоплены»⁵².

О непростой военной судьбе лодки говорят 15 прошедших за пять лет ремонтов: доковых, навигационных, текущих. Они производились на Кронштадтском Морском заводе, Архангельском судоремонтном заводе «Красная кузница», в плавучих мастерских в Мурманске и в том числе «Красный Горн», а также в районе Абрам-Мыса, в Пала-губе и в плавучем доке в Ваенге. «Красный горн», который был придан бригаде подплава, возглавлял бывший инженер-механик Щ-401 Андрей Трофимович Щур.

Вместе с инженерами, техниками и рабочими этих предприятий ремонтировали свою лодку и сами подводники. В воспоминаниях отца впервые подробно рассказано о ремонтных буднях моряков: о физически тяжелой работе зимой в нетопленных помещениях, о рабочем дне, часто длившемся по 18 часов, о счастливой возможности ловить рыбу, собирать грибы и тем самым разнообразить надоевший однообразный паек.

Как уже упоминалось выше, ветераны в своей переписке вспоминали соратников, если узнавали о ком-то, пересылали друг другу адреса найденных товарищей. Отец, ведший со многими боевыми друзьями переписку, вносил сведения о вновь найденных товарищах, их должностях на лодке, а также послевоенные адреса, телефоны, имена их жен в специальный блокнот. Экипаж лодки состоял из 42 человек. Все они были очень молоды: самым «взрослым» был военком В.С. Камшилин, в 1941 году ему исполнилось 37 лет. В основном на лодке воевали матросы и старшины 1917–1921 годов рождения, т. е. им было 20–25 лет. Интересно отметить уровень образования экипажа лодки, не принимая в расчет высшее образование командирского и офицерского состава. В списках экипажа лодки указывалось количество классов, которые закончили ребята, призванные на морскую службу. Семиклассное образование имели лишь небольшое число матросов и старшин. В основном на лодку приходили парни с четырех- и пятиклассным образованием! И они должны были в кратчайший срок научиться управлять сложной техникой подводной лодки. У них не было права на ошибку, ошибка одного могла стоить жизни всего экипажа лодки.

За пять военных лет личный состав С-101 менялся. Моряки переходили на другие лодки, шли воевать на сухопутный фронт, им на смену приходили другие. Фамилии моряков, служивших во время войны на лодке, которые удалось найти и собрать, представлены в конце книги. Возможно, это не полный список экипажа лодки, собиравшийся по памяти, общими усилиями отца и его корреспондентов, а также дополненный по спискам личного состава из ЦВМА МО РФ. Мы приносим извинения родным тех моряков, фамилий которых нет в этом списке, и за возможные допущенные неточности.

Когда работа над книгой подходила к концу, через интернет произошло знакомство с Сергеем Сергеевым, внуком командира БЧ-2-3 С-101 старшего лейтенанта Василия Константиновича Сергеева, погибшего в 1944 году на подводной лодке С-54. Он сообщил, что его бабушка Марианна Анатольевна Конотопова вдова В.К. Сергеева, живет в Крыму, в селе Новополье Бахчисарайского района. У нее сохранилось два письма 1944 года от боевых товарищей ее мужа с сообщениями о его гибели. С разрешения семьи В.К. Сергеева здесь приводится часть первого письма, от 4 августа 1944 года. Марианне Анатольевне пишет друг Василия Константиновича, Василий (Коновалов Василий Васильевич (1915–1944), инженер-капитан-лейтенант, командир группы движения). Он отвечает на ее второе письмо и рассказывает о своем погибшем друге: «Подробности его гибели я, конечно, как и никто, не знаю. Но в последний день, даже в последний момент перед уходом мы были вместе. Мы вообще, с тех пор как встретились, а это было в начале войны, всё время были в… (конец предложения пришелся на сгиб листа бумаги и текст стерся. – О.З.). За войну нам вместе с ним пришлось очень много пережить. Несколько раз мы были в очень опасных переделках. Потом меня перевели на другую (подводную лодку. – О.З.). И все-таки мы оставались в прежних отношениях. После отпуска он очень много мне рассказывал о Вас и, особенно, о своем сыне. В этом мы тоже с ним сходились, так как у меня дочь такого же возраста, и я так же ее люблю, как и он своего сына. Зимой мы часто вместе ходили в горы на лыжах и каждое воскресенье ходили на каток. Точно так же было и в это воскресенье (он ушел в воскресенье). Он встал утром и пошел на лыжах в горы, пробежался, отдохнул немного и после обеда мы с ним пошли на каток. Идем дорогой, а он говорит: "Как у меня сегодня хорошо день начался. Я пробежался на лыжах, отдохнул, сейчас на каток. Интересно как он кончится". Я почему-то особенно запомнил эти его слова. Пришли мы на каток, погода была исключительно хорошая. Одели коньки и катались примерно час. Потом к нему подошел посыльный с приказанием явиться в часть. Он подошёл ко мне и сказал: "Вася, ты оставайся, а я сейчас, вероятно, уйду". Мы простились. Когда я пришел домой, его уже не было. И так я больше его не видел … За войну мне пришлось много потерять друзей. Но эту утрату я переживал особенно сильно. Ушел он не со своими друзьями, а взамен заболевшего товарища»⁵³. Далее он сообщает о том, что товарищи собрали вещи В.К. Сергеева, в том числе и фотографии, и готовы их выслать ей. Письмо им было написано 4 августа 1944 года, а 17 сентября 1944 года В.В. Коновалов так же, как и его друг, вышел в поход на другой подводной лодке Щ-402 и 21 сентября 1944 года погиб в районе Конгс-фьорда. Об этом сообщил вдове В.К. Сергеева Сергей Васильевич Трофимов, старший помощник командира С-101, во втором письме от 12 октября 1944 года. Теперь отправку вещей В.К. Сергеева его жене продолжал он⁵⁴. Так появились неизвестные ранее подробности о последних походах двух фронтовых друзей, двух Василиев, В.К. Сергеева и В.В. Коновалова. А сколько еще писем с такими рассказами о неизвестных эпизодах Великой Отечественной войны хранится в семьях участников войны, в том числе и моряков!

В 1970-х годах большое участие в поисках подводников Северного флота принимал директор школы № 4 города Бор Нижегородской губернии Александр Иосифович Николичев. Во время войны А.И. Николичев служил на Северном флоте радистом на подводной лодке К-21, а затем радистом узла связи штаба Северного флота. В своей школе он организовал штаб красных следопытов и музей Воинской славы. Под его руководством и при его самом активном участии там собирались материалы о подводниках и подводных лодках Северного флота, в том числе и о С-101. Он присылал отцу имеющиеся у него сведения о подводниках С-101.

Боевая эпопея лодки больше всего известна в литературе двумя эпизодами: событиями, способствовавшими присвоением ей прозвища «бомбоулавливатель», и потоплением подводной лодки противника в Карском море. Обидное прозвище она получила уже с первых походов. Для лодки 1941 и 1942 годы были тяжелым испытанием на прочность самой субмарины и ее экипажа, на мастерство и везение, выносливость и удачу. Ее бомбила своя и немецкая авиация, корабли союзников и противника. За первые пять походов на нее было сброшено около 1200 бомб.

Особенно тяжелым был пятый поход в район Тана-фиорда. После неудачной атаки С-101 24 мая 1942 года корабли противника бомбили ее 26 часов. В общей сложности лодка находилась под водой около 40 часов, кончался кислород, от переутомления и нехватки воздуха моряки начали терять сознание. «В отсеках выросло давление, дышать было нечем – кислород в воздухе на нуле, командир лодки и боцман потеряли сознание. В пятом дизельном отсеке матросы и старшины лежали на настиле, тяжело дыша масляными парами. Трое сошли с ума. Матрос Иосиф Сошнев, находившийся на посту около аварийных инструментов, поднялся во весь рост и попросил минуту внимания, объявив, что исполнит вальс "Лебединое озеро". Глаза его помутнели – всем стало ясно, что случилось с парнем»⁵⁵. Потерявшую управление лодку все-таки в этих условиях удалось привести в движение, она смогла всплыть и вернуться в Полярный. Эта эпопея пересказывается во всех опубликованных здесь воспоминаниях моряков, каждый из них мысленно вновь возвращался к этим дням. Многие подробности были до сих пор неизвестны и теперь они дополняют картину происшедшего.

А вот как представляется этот поход в записях навигационного журнала. Все происходящие на лодке события, как всегда, фиксировались штурманом М.К. Чуприковым: «25.05. 10.53. Началась бомбежка. 10.55. Ударились о грунт. Застопорили моторы. Глубина погружения 45 м»⁵⁶.

На протяжении всего дня 25 мая и ночи с 25 на 26 мая штурман вносил в навигационный журнал время, курс по компасу, путь, расстояние, число оборотов машин, глубину погружения⁵⁷. Последняя запись о глубине погружения на 45 м была сделана 26 мая в 2 ч 11 мин. И только через четыре часа, в 6 ч 20 мин, им было отмечено спасительное изменение глубины погружения: 18 м. Далее были сделаны записи: «6.39 – надводное положение, 6.40 – открыт рубочный люк, 6.54 – начали идти сложным зигзагом». Это было спасение, это было возвращение к жизни!

Записи на этих листах сделаны штурманом, как и на остальных, лаконично, немногословно. Единственное, что обращает на себя внимание – на листах с записями этих двух страшных дней почерк очень неровный, есть исправления. Не существуй сохранившихся воспоминаний моряков, по этому документу невозможно даже представить то, что происходило в эти дни на лодке.

Одним из наиболее удачных и известных походов стал одиннадцатый, к берегам Новой Земли. Он был одним из самых долгих походов С-101, с 7 августа по 2 сентября 1943 года, т. е. продолжался практически месяц. Его результатом стало уничтожение подводной лодки противника U-639. Потопленной субмариной командовал обер-лейтенант Вальтер Вихман. Из документов, собранных на месте гибели U-639, стало известно, что она уже почти месяц действовала в Карском море. За это время по плану операции «Зеехунд» лодкой были поставлены два минных заграждения: 1 августа в Печорской губе у мыса Русский Заворот и 20 августа в Обской губе. В исследовательской литературе рассказывается, что лодка противника уверенно двигалась на полной скорости, но не в норвежские базы, а в северном направлении, вероятно, к Земле Франца-Иосифа, где могли быть базы противника, или для встречи с судном снабжения. Существует предположение, что на ее борту была смена персонала либо одной из метеостанций, либо одной из тайных баз в Обской губе⁵⁸.

Военными трофеями тогда стали многочисленные предметы, поднятые из воды на борт лодки. Если собрать вместе всю информацию, список трофеев станет примерно таким: книга «Воспоминания командира подводной лодки о СкапаФлоу», чековый бланк № 06824, 1200 норвежских крон, чертеж лодки, документы по связи, личные письма, фотографии и норвежские деньги в тужурке командира, спасательный круг, офицерский китель, походная куртка, служебные книги, несколько жестяных банок с табаком и продуктами⁵⁹.

Об этой победе подводной лодки С-101 можно прочитать во всех мемуарах подводников Северного флота, во многих исследованиях военных историков. Описан этот подвиг лодки и в воспоминаниях членов экипажа, опубликованных в данной книге. Кажется, что всё известно и больше нечего рассказать. Однако это не так. Остались неопубликованными бесценные документальные свидетельства этой победы: «Отчет о боевом походе в Карское море за период с 7 августа по 2 сентября 1943 года», составленный командиром подводной лодки С-101 капитан-лейтенантом Е.Н. Трофимовым, а также вахтенный журнал с записями боевого похода лодки. Впервые публикуемое здесь описание этого похода в отчете командира лодки и в вахтенном журнале дают уникальную и счастливую возможность сравнить хронику событий в этих документах с воспоминаниями членов экипажа. И не просто сравнить, но убедиться, как достоверны мемуарные источники, какая великолепная память у моряков, как запомнились им события, произошедшие в августе 1943 года.

Поход начался 7 августа 1943 года в 18 ч, после получения «боевой инструкции на поиск боевых кораблей и рейдеров противника в северной части Карского моря» и приказа о выходе в море⁶⁰. Обеспечивающим вышел командир 5 дивизиона подводных лодок Северного флота, прежний командир С-101 П.И. Егоров. В 18 ч 36 мин корабль снялся со швартовых и через салмы Кильдинская и Малая Оленья до Териберки шел под эскортом двух катеров МО. Через три дня, 10 августа, в 12 ч 50 мин в журнале появилась запись: «Открылся берег Новой Земли», а на следующий день: «Виден мыс Желания»⁶¹.

По пути следования лодка встретила три плавающие мины, еще столько же было замечено у Новой Земли. 19 августа был обнаружен «справа от лодки неопознанный плавающий предмет – спасательный плот с транспорта с двумя прикрепленными по бортам веслами и одним багром»⁶². Радиограммы, полученные лодкой в это время, сообщали о подводных лодках противника в районе Новой Земли, в частности в районе залива Седова, о переходе парохода «Унжа» в сопровождении тральщиков от губы Белушья к мысу Желания, а также о «конвое ВО-5»⁶³. 25 августа был замечен самолет противника Хе-111, последовал приказ: «Срочное погружение»⁶⁴.

Во время всего похода лодки погода не баловала моряков. Внезапно переменчивая, с туманами, снежными зарядами, переходящими в дождь, она часто осложняла наблюдение из-за сплошной облачности с видимостью до 1 кабельтова. Волнение моря достигало 7 баллов. А о встречах лодки с айсбергами рассказывают практически все мемуаристы. Первый раз ледяные глыбы были замечены 17 августа, спустя неделю после прибытия в район поиска. В вахтенном журнале записано: «17.08. 15.29. Обнаружено три ледяных поля, за ними – чистая вода и обнаружено несколько айсбергов»⁶⁵. 21 августа айсберги приняли за подводную лодку противника. Этот эпизод также рассказан во многих воспоминаниях, как опубликованных ранее, так и собранных в данном издании. А вот как об этом сообщает вахтенный журнал лодки: «21.08. 7.30. Справа – шум винтов. Шум усиливается, приближается. Носовые и кормовые приготовить к выстрелу. Шум удаляется. 9.12. Бурун неопознанного корабля. 9.50. Обнаружено три больших айсберга, которые ранее были приняты за неопознанные корабли. Слышимый шум винтов по их направлениям фактически является шумом от прибоя волн у айсбергов»⁶⁶.

Наступило 28 августа 1943 года. Погода в этот день очень затрудняла поиск противника. В вахтенном журнале 28 августа с 7 ч утра зафиксированы каждые 15–20 мин снежные заряды и видимость 3–5 кабельтовых. В таких условиях и была обнаружена вражеская подводная лодка. Событие, произошедшее в этот день, – это блестяще проведенная военная операция. Профессиональные слаженные действия экипажа, опыт и решительность командира дивизиона П.И. Егорова и командира корабля Е.Н. Трофимова увенчались успешной атакой и потоплением подводной лодки противника.

Ниже приводится хроника событий утра 28 августа 1943 года, зафиксированных в отчете и вахтенном журнале. Тексты записей публикуются без купюр. Из отчета командира лодки Е.Н. Трофимова: «Боевое столкновение 28 августа 1943 г. ПЛ противника шла под дизелями прямым курсом. 10.50. – трехторпедный залп носовой. 10.51. Егоров наблюдал попадание торпеды. 10.52. Продув средние, вышли на мостик: Егоров, Е. Трофимов. Наблюдали в 3-х кабельтовых большое соляровое пятно и облако дыма. Все это было сфотографировано ФЭД-ом командиром БЧ-3 лейтенантом Сергеевым, которого я вызвал на мостик. 10.54. Погрузился прослушать горизонт с остановленными моторами в течение 6 минут. Осмотрел место потопления ПЛ в надежде обнаружить и подобрать живых людей. Таковых не оказалось. Горизонт чист. 11.08. Всплыли, подошел к месту потопления ПЛ противника, пронаблюдал все более разрастающееся соляровое пятно, массу деревянных обломков, плавающих разорванных взрывом трупов и др. предметов. Удалось подобрать с воды предметы согласно прилагаемой описи. Погрузился для зарядки торпедных аппаратов. 28.08. 23.30. Получил радио "Возвратиться в базу". Командир ПЛ С-101 кап.-лейт. Е. Трофимов»⁶⁷.

К отчету приложен «Перечень документов и предметов, выловленных с воды при потоплении подводной лодки противника. 1. Короткие сиганлы (так в документе!) «тус» 1941 года экз. № 691 на 6 местах. 2. Сигнальный свод. 3. Квитанция к сигнальной книге 38 штук под № 691. 4. Чертеж № 129 ПЛ "639" эхолота. 5. Книга – воспоминания командира ПЛ о Скапа Флоу. 6. телеграммы – 2 штуки. 7. Письма на 11 листах. 8. Чековый бланк № 06824. 9. Конвертов 7 штук. 10. Тужурка суконная. 11. Тужурка кожаная. 12. Спасательный круг. 13. Деньги – 1200 крон (норвежские). Войсковой разведчик ПЛ С-101 ст. лейтенант Чуприков»⁶⁸.

Записи в вахтенном журнале рассказывают: «28.08. 10.18. Слева – шум винтов. 10.20. Рубка немецкой подводной лодки, идет влево. Легли на курс сближения. 10.25. Носовые и кормовые приготовить к выстрелу. 10.30. Торпедная атака. 10.32. Легли на боевой курс. 10.50. Аппараты "Пли". Торпеды вышли. 10.51. Слышен по всей лодке резкий взрыв. Командир 5 дивизиона ПЛ в перископ наблюдает один большой столб воды, дыма и обломков (от взрыва) с двумя языками в стороны. 10.52. Всплыли под среднюю в надежде обнаружить живых людей. Выходит на мостик командир 5 ДПЛ кап. III ранга Егоров П.И., к-р ПЛ С-101 кап.-лейтенант Трофимов Е.Н., пом. к-ра ПЛ С-101 кап.-лейт. Трофимов С.В. и лейтенант Сергеев. Обнаружены прямо по носу в расстоянии 2–3 кабельтовых большое соляровое пятно и большое облако уносящегося дыма, которые и были сфотографированы: успевший л-т Сергеев сфотографировал его. ПЛ и живых людей не обнаружено. 10.56. Погрузились на 25 м для прослушивания. Шумов не обнаружено. 11.08. Всплыли в надводное положение для подхода к месту взрыва ПЛ противника. Войдя в соляровое пятно, маневрируем для вылавливания всплывающих предметов, используя бросательные концы, крючки, в спасательном костюме дважды был спущен в воду к/ф Смирнов. 12.04. Окончили маневрирование в соляровом пятне на месте погибшей немецкой лодки типа "U" (заводской № U-639 VII серии). Из воды извлечены: офицерская суконная тужурка и кожаная тужурка, спасательный круг и ряд документов, извлеченных из карманов и выловленных непосредственно из воды. Легли на генеральный курс для отхода от берега Новой Земли»⁶⁹.

Сведения об этой победе в отчете и в вахтенном журнале, в основном повторяются, но при этом они и дополняют, и уточняют друг друга. Например, в отчете записано, что лодка противника шла «прямым курсом», вахтенный журнал сообщает, что лодка «идет влево». В отчете занесено: «носовые и кормовые приготовлены к выстрелу», а Вахтенный журнал уточняет: «трехторпедный залп носовой». Если в отчете результаты взрыва отмечены кратко: «Егоров наблюдал попадание торпеды», то в вахтенном журнале есть подробности: командир дивизиона «в перископ наблюдает один большой столб воды, дыма и обломков (от взрыва) с двумя языками в стороны». После первого всплытия лодки в месте взрыва командир доложил, что «вышли на мостик: Егоров, Е. Трофимов. Наблюдали в 3-х кабельтовых большое соляровое пятно и облако дыма. Все это было сфотографировано ФЭД-ом командиром БЧ-3 лейтенантом Сергеевым, которого я вызвал на мостик». Из записей в вахтенном журнале становится известно, что, кроме трех перечисленных офицеров, на мостике находился и помощник командира капитан-лейтенант С.В. Трофимов.

Более подробно описана обстановка на воде в районе потопления лодки противника. О сделанной В.К. Сергеевым фотосъемке более подробно рассказывают записи в отчете. Во время второго всплытия в отчете отмечены многочисленные деревянные обломки и плавающие разорванные взрывом трупы и прилагается подробная опись предметов, выловленных из воды. Вахтенный журнал впервые сообщает данные о потопленной лодке: тип «U» (заводской № U-639 VII серии). Он уточняет, что документы были извлечены не только из воды, но и «из карманов» и упоминает о способах извлечения предметов, в том числе и о краснофлотце Б.А. Смирнове, который в гидрокостюме дважды спускался в воду и поднял их на борт.

В этот же победный день была получена радиограмма: «Возвращаться в базу обратным маршрутом»⁷⁰. Как праздновали свой успех подводники – об этом не упоминается ни в документах, ни в воспоминаниях моряков.

На обратном пути лодку ожидала штормовая погода. Так, 28 августа «в кают-компании упали и разбились блюдце для варенья и стакан»⁷¹. Такое же происшествие случилось и на следующий день, 29 августа: «При крене 20 градусов на левый борт в кают-компании со стола упали масленка и три фарфоровые кружки на палубу и разбились»⁷². Впрочем, еще 16 августа тоже «в кают-компании упали и разбились 2 кружки»⁷³. Кроме того, лодка по-прежнему встречалась с плавающими минами, радиограммы предупреждали о подводных лодках противника, о проходе двух английских миноносцев⁷⁴. 31 августа С-101 была уже в родном Баренцевом море. И вот уже начался переход с боевой позиции в главную базу – Полярное. 2 сентября в вахтенном журнале волнующие радостные строки: «2.09. 4.20. По местам стоять к всплытию. 04.30. На перископную глубину. 04.35. В надводное положение. 04. 45. Обменялись опознавательными и позывными с постом Териберкский. 06.10. Вошли в Кильдинскую Салму. 07.04. Вышли из Кильдинской Салмы. 08.16. Прошли боновое заграждение. Вошли в Екатерининскую гавань. 08.22. Произведен один салютный выстрел из 100 мм пушки. 08.30. Пришвартовались левым боком к ПЛ С-54 с Е-стовой[3] стороны пирса. Пом. К-ра ПЛ С-101 капитанлейтенант Трофимов»⁷⁵.

Справка. U-639 – германская подводная лодка тип VII–C. Заложена 31.10.1941 года, судоверфь «Blohm & Voss», Гамбург, стапельный № 615. Спущена на воду 22.07.1942 года. Вступила в строй 10.09.1942 года. Командир – обер-лейтенант Вальтер Вихман. 4 безрезультатных боевых похода. Погибла со всем экипажем (47 человек) 28.08.1943 года севернее мыса Желания от торпед советской подводной лодки С-101. Скорость: надводная 17,7 (19,4) уз, подводная 7,6 (8,7) уз. Рабочая глубина погружения 100 м, предельная глубина погружения 220 м, автономность плавания 30 суток, экипаж 44 человека. Водоизмещение: надводное 769 т. Длина по КВЛ 67,1 м, ширина корпуса наибольшая 6,2 м. Два дизеля, каждый по 1400 л. с., два электродвигателя, каждый по 375 л. с. Одно палубное орудие 88 мм, одно зенитное 20 мм, 5 торпедных аппаратов: 4 в носу, 1 в корме. Общий запас: 11–14 торпед калибра 533-мм.

О результативных походах С-101 иногда сообщалось в прессе и во время войны, и после ее окончания. Так, в газете Военно-Морских сил СССР «Красный Флот» от 9 апреля 1943 года сообщалось о победах С-101 в восьмом походе, проходившем с 20 по 31 марта 1943 года в районе мыса Нордкин. По сообщению военного корреспондента, старшего лейтенанта Н.Н. Ланина, лодка сумела уничтожить два транспорта противника водоизмещением 15 000 т и повредила еще один. «За доблесть и мужество, проявленные при выполнении боевого задания, командующий Северным флотом наградил наиболее отличившихся членов экипажа орденами Советского Союза». В их числе был и мой отец, награжденный орденом Боевого Красного Знамени. Этот поход подробно описан в воспоминаниях штурмана, капитана I ранга М.К. Чуприкова.

Небольшие рассказы подводников о боевых походах лодок Северного флота стали публиковаться сразу же после окончания войны в местных газетах. Они должны были служить примерами мастерства, слаженности действий экипажа и отваги отдельных моряков. Это были газеты «На страже Заполярья», издание Северного флота и «Боевой курс», краснофлотская многотиражная газета, выходившая при политотделе бригады. В нашей семье сохранилось несколько послевоенных номеров этих периодических изданий. Первая страница «Боевого курса» выпуска № 45 от 21 июня 1945 года, озаглавленная «Герои морских глубин», посвящена наиболее значительным военным походам лодки С-101. Там разместились четыре заметки: «Победный салют» акустика И.В. Ларина, «Коммунисты нашего экипажа» старшего трюмного А.Н. Гранкина, «Электрики в бою» старшего электрика Н.Н. Фролова и «Потопление фашистского пирата» торпедиста Е.В. Денисова. На странице также имеются три фотографии: старшего акустика М.А. Филиппова, командира отделения мотористов Ф.Л. Щербакова и уже упомянутого выше А.Н. Гранкина.

На первой странице выпуска № 70 этой газеты от 14 сентября 1945 года помещены две заметки подводников лодки С-101: «Путь корабля» А.Н. Гранкина, бывшего тогда парторгом лодки, и «Они стали специалистами» радиста А.Т. Ювкова, рядом с заметкой расположена его фотография. Еще в одном номере этой газеты, в № 72 от 20 сентября 1945 года напечатана статья «За живучесть корабля», рассказывающая о некоторых походах С-101. Здесь же в статье «244 победных залпа. 4-летие первого артиллерийского салюта подводников» находится небольшая заметка о 244-м, последнем салюте североморцев в войне, произведенном подводной лодкой С-101 после торпедирования эсминца противника. О некоторых боевых походах С-101 рассказывает и статья старшего моториста М.И. Иванова «Чему учит опыт бывалых» в газете «На страже Заполярья» № 171 от 22 июля 1948 года.

По окончании войны лодка по-прежнему выходила в море. Только теперь это было Белое море, где проводилась боевая подготовка молодого пополнения, пришедшего на смену демобилизованному экипажу. В конце августа 1945 года С-101 повторила свой поход к Новой Земле, к мысу Желания, туда, где двумя годами ранее была потоплена подводная лодка противника U-639.

Лодка находилась в составе ВМФ до 17 февраля 1956 года. 26 марта этого же года она была передана для учений отдельному дивизиону аварийно-спасательной службы Беломорской флотилии Северного флота и использовалась в качестве тренажера для обеспечения подготовки водолазов. В 1957 году в Мурманске ее разобрали на металл.

Через два года, 1 октября 1959 года, на том же заводе «Красное Сормово» в городе Горьком (Нижнем Новгороде), где в 1938 году была построена Краснознаменная подводная лодка С-101, была заложена ее «младшая сестра», новая С-101. После спуска на воду, поднятия флага и прохождения всех испытаний ее включили в состав Черноморского флота. С 1961 по 1982 годы лодка находилась на Северном флоте. Далее, до 1985 года, ее служба продолжилась на Балтике, после чего местом дислокации стала Российская военно-морская база в городе Тартус Сирийской Арабской Республики. Дальнейшая судьба С-101 второго поколения нам пока неизвестна.

III. О воспоминаниях членов экипажа С-101

В этой книге публикуются воспоминания шести членов экипажа лодки. Они создавались практически в одно время, в 1970–1971 годах. Все они очень разные по объему, стилю, языку, манере изложения материала. Авторы описывают в основном одни и те же события, но каждый из них в своем рассказе вспоминает какие-то мелочи, которые запомнились только ему одному. Таким образом, в историю лодки, уже известную по изданной литературе, добавляются важные подробности, интереснейшие детали, о которых могли знать лишь те, кто в это время находился на ней, на боевом посту, в самом «пекле». Благодаря этому общая картина становится информативнее, эмоциональнее, лучше передает жизненность и драматизм ситуаций.

Рассказ старшины торпедистов Николая Степановича Таразанова отличается сдержанностью и лаконичностью. Он вспоминает о поднятии флага на лодке, о начале войны и переходе на Север, о самом тяжелом походе в мае 1942 года, с 26-часовой бомбежкой, и о счастливом возращении в базу. В его записях есть любопытные подробности, вот, например, одна из них: во время этой бомбежки инженер-капитан Г.А. Динцер пытался считать количество сброшенных на лодку бомб. Уложив картонку на колени, он откладывал по спичке при каждом взрыве, но до конца не сумел этого сделать, так как после очередного близкого взрыва картонка и спички слетели с колен.

Воспоминания боцмана Антона Григорьевича Орищенко написаны очень эмоциональным языком. Он также начинает свой рассказ с момента вступления С-101 в состав Балтийского флота, это был и для него волнующий и торжественный день. Он пишет о начале войны и первых выходах лодки на боевые позиции в Балтийском море, о переходе в Кронштадт и далее на Север. Боцман взволнованно повествует о прохождении лодки по Неве в момент ведения артиллерийского обстрела Шлиссельбурга и гибели на его глазах баржи с эвакуируемыми женщинами и детьми. В его мемуарах есть рассказ о памятном походе 24–25 мая 1942 года и многочасовой бомбежке лодки, о неоднократном прохождении минных полей. Он подробно описывает высадку разведывательной группы на берег противника. В своих записях боцман не без обиды замечает, что в литературе, посвященной военным походам лодки, есть в основном фамилии командиров и мало рассказывается о других членах экипажа. И поэтому в своих мемуарах он поимённо вспоминает многих своих боевых товарищей.

У командира отделения акустиков старшины 2-й статьи Михаила Алексеевича Филиппова получился не слишком большой рассказ. Но в нем важным является то, что он пишет о своей и своих товарищей работе на лодке – работе акустиков. Он вспоминает, как 1 мая 1943 года они выиграли в поединке с вражеской подводной лодкой, действуя на опережение, напряженно и внимательно следя за шумами лодки противника и торпедами, направленными в сторону их лодки. Вторым эпизодом, рассказанным им, был поход в Карское море и потопление немецкой подводной лодки U-639. В этой победе была также большая заслуга акустиков М.А. Филиппова и И.В. Ларина. Ведь это они в телефоны-наушники услышали шипение: лодка противника продувала балласт перед всплытием, и вовремя сообщили командиру. Эта информация уточняет более ранние описания происходивших событий. Лодка противника шла не на полном ходу в надводном положении, как часто упоминается в литературе, а двигалась под водой и обнаружила себя в момент всплытия. Это подтверждается и в рассказе Г.А. Динцера. Он пишет, что командир дивизиона П.И. Егоров видел в перископ вахтенного офицера, сигнальщика и еще трех человек, вышедших покурить на мостике только что всплывшей вражеской субмарины.

В книгу помещены две работы командира БЧ-1, штурмана Михаила Константиновича Чуприкова. Одна из них, статья «Боевой поход подводной лодки С-101 (20–31.3.43 г.)» была написана им еще в 1967 году. В ней подробно рассказано о задачах похода, движении лодки на боевую позицию, проходе через минные поля, поиске и обнаружении кораблей противника, успешной атаке, уходе от преследования и возвращении в Полярный с двукратным победным салютом. Особенность этой удачной атаки состояла в том, что С-101 избрала направление атаки со стороны берега, откуда ее не мог обнаружить противник и где она в меньшей степени рисковала встретить сильное охранение.

Конец ознакомительного фрагмента.