Глава 3. О том, как мы мылись, и каждый из нас принял ванну, хотя совершенно к этому не стремился, а на помощь приходила чайка
Я вошел в квартиру и сразу понял, что, спасая пингвина, совершенно упустил из виду некоторые сугубо практические моменты очистки птицы от нефтепродуктов. Элегантное жилище семьи Белламиз было обставлено с большим вкусом. Квартира выглядела как фото дизайнерского интерьера в рекламном проспекте и совершенно не была приспособлена для очистки пингвинов, попавших в нефтяной разлив. Мне показалось, что мои шансы отмыть пингвина резко уменьшаются, в то время как вероятность того, что я начисто «убью» квартиру, расстрою семью Белламиз и при этом получу серьезные травмы или ранения, явно увеличиваются. Пингвин оказался очень грязным и весьма агрессивным. Он постоянно вертел клювом, издавал звуки наподобие сухого металлического клацанья и старался меня клюнуть.
На какое-то мгновение я даже подумал, что мне, возможно, не стоит затевать канитель с мытьем пингвина, чтобы потом не пожалеть, а отнести его назад на пляж. Как я могу отмыть птицу, не поранив ее и не поранившись сам? Вдруг меня осенило.
У меня в багаже была старая, добрая авоська; эту практичную вещь я всегда брал с собой в путешествия. Это была обычная авоська наподобие сетки, в которой в магазинах продают апельсины, только моя была синей, и у нее были крепкие плетеные ручки. Я пользовался авоськами с детства, когда носил в них обувь для игры в регби и мяч. Это было очень удобно, потому что грязь с обуви и мяча проходила через ячейки сетки. В путешествиях авоська была просто незаменима: она занимала минимум места, при желании в нее всегда можно засунуть какое-нибудь неожиданное приобретение. Держа авоську в одной руке, я положил в нее птицу, потом просунул сквозь ручки швабру и повесил ее на спинки близко поставленных стульев, под которыми предусмотрительно положил на пол газету El Día. Довольный тем, что мне удалось так удачно расположить пингвина, я пошел искать все необходимое для очистки птицы от грязи.
Я принес в ванную сливочное, оливковое и кукурузное масло, маргарин, шампунь и стиральный порошок. Как я уже упоминал, вся квартира обставлена дорого и со вкусом, и ванная комната не была исключением. Стены выложены плиткой с мозаикой в виде розовых рыб, а пол покрывал полированный черный мрамор. Ручки кранов с золочеными вставками были сделаны из фарфора цвета слоновой кости. В общем, более неподходящее место для отмывания пингвина сложно себе представить.
Я налил в биде теплой воды, поднял авоську с пингвином и аккуратно посадил птицу внутрь. Пингвин продолжал сопротивляться и умудрился схватить меня своим огромным клювом за палец. Вот она, первая кровь! Чертыхаясь, я попытался высвободить палец из его клюва, но пингвин вцепился в меня мертвой хваткой терьера и не отпускал. Я просто не представлял себе, сколько у этой птицы силы; его клювом можно с легкостью открывать консервные банки.
– Черт подери, да отпусти же! – заорал я и аккуратно, чтобы не поранить птицу, раздвигал пальцами второй руки сцепленный клюв. Из глубокого пореза на моем пальце текла кровь, и боль была такая, словно я прищемил его тяжелой дверью. Я удивился тому, что маленькая птица способна так мощно обороняться. Оставив пингвина в биде внутри сетки, я пошел заниматься своим пальцем. Я подставил его под струю холодной воды и был поражен глубиной пореза, шрам от которого остался у меня по сей день. Я держал палец под струей воды и материл себя за то, что не оставил пингвина там, где его нашел.
Я злобно косился на пингвина, а тот – на меня. Его маленькие глазки, не моргая, уставились на меня с враждебным выражением. Казалось, птица негодует.
«Ну, давай, монстр, тоже мне! Хочешь еще получить? Тогда подходи!» – словно говорил он.
– Черт тебя подери, глупая, глупая птица! – ответил я. – Ты что, не видишь, что я хочу тебе помочь? Пойми же ты это своими куриными мозгами!
Я замотал палец туалетной бумагой, которая быстро пропиталась кровью. Я несколько раз менял «повязку», после чего решил держать руку над головой. Палец пульсировал от боли. Интересно, являются ли пингвины переносчиками каких-нибудь страшных заболеваний? Минут через пятнадцать мне удалось остановить кровь при помощи марлевой повязки, и я без всякой охоты вернулся на поле боя с птицей.
Было совершенно очевидно, что мне надо лучше контролировать пернатого, чем я это делал раньше. Я недооценил своего питомца, сочтя его маленькой птичкой, хотя на самом деле пингвин оказался большим и опасным, почти как орлица, защищающая свое гнездо. На сей раз я должен был сделать так, чтобы птица меня не клюнула. Я снова повесил авоську на швабру между спинками двух стульев, после чего, удерживая щелкающий клюв птицы, обмотал резинками и веревками ее лапки. На лапках у пингвинов есть острые, как у орла, когти, которые могут легко расцарапать что угодно. Любопытно, что снизу лапы пингвина похожи не на птичьи, а на обезьяньи: они мясистые, мускулистые и очень подвижные. Лапы пингвину я перевязывал, стоя позади него, чтобы он меня не клюнул.
Пингвин хлопал крыльями и дергался всем телом, но я накинул ему на голову газету и крепко держал ее. На кухне во время поиска чистящих средств я нашел несколько толстых резинок, которыми несколько раз обмотал клюв птицы, внимательно следя за тем, чтобы не закрывать резиной ноздри. Последний виток резинки я обмотал прямо по острому кончику клюва. Лапы висящего в авоське пингвина словно опирались на воздух, а сам он пытался повернуть голову, чтобы меня клюнуть, но он не смог достать. Птица тяжело дышала, и по венам на шее я видел, как учащенно бьется ее сердце. Пингвин продолжал брыкаться и извиваться, но уже безрезультатно, потому что я был недосягаем.
Маленькие глазки пингвина, в спокойном состоянии размером с горошину, вылезали из орбит от ярости и ненависти.
«Да как ты смеешь! – словно говорил он своим видом. – Ты за это еще поплатишься, дай только срок!»
Даже не верилось, что совсем недавно эта птица, казалось, умирала. Я понял, что должен подойти к вопросу очистки пингвина профессионально и без эмоций, как ветеринар. Если я не смою с него всю нефть, пингвин погибнет.
– Слушай сюда, хулиганская птаха, – сказал я. – Терпи! Чтобы я мог тебе помочь, придется немного потерпеть.
Мой покусанный палец пульсировал от боли, и казалось, что все мои добрые чувства к пингвину исчезли вместе с кровью, которую смыла вода, когда я держал руку под краном. Я проверил, хорошо ли связаны лапы пингвина, и обвязал ручки авоськи вокруг его туловища, чтобы тот не хлопал крыльями.
Удостоверившись, что пингвин надежно связан, я снова поставил его в биде и вылил ему на спину средство для мытья посуды. Теперь, когда мне уже не угрожал острый клюв птицы, я мог спокойно намылить покрытую короткими толстыми перьями спину пингвина. Мне мешала повязка на раненом пальце. Кроме того, птица постоянно шевелилась, однако авоська прекрасно, но при этом не слишком жестко сдерживала все телодвижения пернатого, что позволило мне заняться мытьем пингвина.
Вдруг, совершенно неожиданно, пингвин успокоился и затих. Это произошло моментально, быстрее, чем читатель успел прочитать предыдущее предложение. В мгновение ока пингвин из испуганной, враждебно настроенной и возмущенной птицы (которая хотела мне отомстить как представителю расы, без зазрения совести погубившей тысячи его сородичей) превратился в спокойного и покладистого пингвина, который совершенно не возражал против того, что я его мою. Изменение настроения пингвина произошло в тот момент, когда я в первый раз смывал с него пену. Было ощущение, что пингвин понял: я смываю с него липкую нефть, а не собираюсь его убивать. Я слил грязную воду в биде и налил чистую. Глаза птицы уже не вылезали из орбит, словно у китайской золотой рыбки. Пингвин перестал вертеться, пытаться взмахнуть крыльями, крутить головой, а также клюнуть или поцарапать меня, а спокойно смотрел, как с его тела стекает вода. Его пульс пришел в норму, и он перестал с вызовом смотреть на меня, как взятый в плен, но не сломленный духом солдат. Он поворачивал голову из стороны в сторону, вопросительно глядя на меня то одним, то другим глазом. Пингвины – хищные птицы и могут смотреть прямо вперед (зрение у них, кстати сказать, очень острое), тем не менее им присуща свойственная всем пернатым привычка рассматривать что-либо не двумя глазами, а поочередно то одним, то другим глазом.
«Но чего же ты от меня хочешь? – казалось, спрашивали его глаза. – Зачем ты это делаешь? Ты вообще представляешь, как от этой вонючей грязи избавиться?»
Когда я стал намыливать его во второй раз, он уже не отдернулся. Я понял, что наши отношения налаживаются, и решил вынуть его из авоськи, чтобы было легче мыть. После этого мне уже было проще намыливать ему спину и крылья. Он приподнимал крылья, чтобы я ничего не пропустил и намылил все его тело. Я намазал его туловище пеной, а потом эту грязную пену снял руками. После обливания водой он трясся, как собака.
Пингвин начал себя хорошо вести, и я решил снять резинки с лап и клюва. Это облегчило мою работу. Он не делал попыток клюнуть меня или убежать и постоянно с любопытством крутил головой, следя за моими руками и за тем, что они делают. Он то одним, то другим глазом внимательно следил за моими руками и периодически посматривал мне в лицо, чтобы проверить, как я отношусь к своей важной и очень тонкой работе.
Я израсходовал всю посудомоечную жидкость и перешел на шампунь, которым несколько раз тщательно вымыл тело пингвина. Он спокойно стоял в биде и совершенно не мешал мне это делать. Он не пытался снять грязную пену клювом и не возражал, когда я промывал ему мордочку вокруг глаз и голову. Последнюю операцию я выполнял исключительно маслом.
Через час работы передо мной уже стоял вполне узнаваемый пингвин. Его перья на спине снова стали черными, хотя не такими блестящими и гладкими, как раньше, а «манишка» была серовато-белой. Я вылил воду из биде в последний раз и больше воды наливать не стал. Пингвин вопросительно на меня посмотрел. Мы некоторое время глядели друг на друга. Я с любопытством оценивал результаты своего труда.
«Ну что, закончили? Больше не будет? Ты ничего там ненароком не пропустил?»
Я медленно перевел взгляд с пингвина на стены ванной комнаты. Пингвин отряхивался после каждого ополаскивания, и от этого на стенах ванной появился слой пены и грязной жижи. Потом я посмотрел на себя в зеркало и увидел, что весь перепачкан грязной пеной.
Пингвин был уже более-менее чистым, но тем не менее у меня не было желания отпускать его на прогулку по квартире, поэтому я посадил его в ванну и начал вытирать стены и пол. Пингвин, казалось, устал. Он лег на живот и, время от времени тряся хвостом, смотрел, как я убираюсь в ванной комнате и мою лицо, руки и волосы.
Как я уже упоминал, квартиры, наподобие той, которой владели мои приятели, семья Белламиз, не приспособлены для мытья пингвинов, поэтому я сходил в магазин, чтобы купить израсходованные бумажные полотенца и моющие средства. Кроме того, я купил банку консервированных сардин, чтобы скормить их птице. В это время меня начали одолевать сомнения. Я начал вспоминать все, что знал о пингвинах, и понял, что смыл с птицы ее естественный защитный водонепроницаемый слой; скорее всего, птица нырнет в воду, промокнет и утонет. Я неоднократно намыливал пингвина, поэтому был уверен, что весь защитный водонепроницаемый слой был смыт с его перьев. Я спас этого пингвина, поэтому хотел, чтобы птица выжила, а не умерла. Я пытался ему помочь, но в те времена у меня не было возможности погуглить в поисковике фразу «как очищать пингвинов от нефти», поэтому я руководствовался здравым смыслом, а также скромными познаниями об этих птицах.
Возвращаясь по вечерним пустым улицам из магазина в квартиру, я вспомнил о собственных планах. На следующее утро я отбывал в Буэнос-Айрес, где в самое ближайшее время мне надо было выходить на работу. Это была данность. Я не мог и не хотел ее изменить. Что теперь делать с пингвином, которого, судя по всему, пока еще нельзя отпускать на волю? У меня не было никакого желания оставлять себе этого пингвина в качестве домашнего животного. Да и жить в Буэнос-Айресе в квартире с пингвином представлялось совершенно невозможным. Мне пингвин был нужен приблизительно так же, как этому пингвину нужен был, скажем, мотоцикл. Замечу, именно на мотоцикле и я перемещался в Аргентине. Но у пингвина очень короткие лапы, поэтому он не может ездить «стрелком» или, другими словами, в качестве пассажира на мотоцикле.
Потом я подумал о том, что, в конечном счете, у меня нет точной информации, можно ли мыть морских птиц. Может быть, и можно, и все, что я думал о защитном водонепроницаемом слое на перьях, – чистые выдумки. Я решил отпустить пингвина в океан, чтобы вернуться к обычной жизни и готовиться к новому учебному семестру, и ускорил шаг. Пингвин должен жить в естественной среде обитания, твердо решил я, возвращаясь из магазина. Я ничего не знаю о пингвинах, не умею о них заботиться, и к тому же шансы выжить у пингвина гораздо выше, когда он находится в кругу своих сородичей, а не со мной.
Во время моего отсутствия пингвин находился в ванной. Когда я вернулся, то при виде меня пингвин забегал от одного края ванны к другому и замахал крыльями. Его маленькие глазки сияли от радости.
«Где же ты был? – казалось, спрашивал он меня. – Я уже начал переживать. Ты чем занимался?»
Если бы пингвин был собакой, то он точно завилял бы хвостом. У меня не оставалось никаких сомнений в том, что он рад меня видеть.
Я открыл банку с сардинами при помощи ключа, приваренного к крышке, и протянул ему одну рыбину. Сардина из банки не произвела на него никакого впечатления. Я попробовал положить ему кусок рыбы в клюв, но он с раздражением потряс им, и кусочек вылетел. Я не сдавался и снова протянул ему кусочек сардины. Пингвин опустил голову, прижал клюв к груди и закрыл свои многослойные веки. Он даже не хотел смотреть на консервированные сардины.
– Послушай, я принес тебе сардин, – объяснил я.
«Мерзость какая! Убери! Что это еще за гадость?!» – словно возмущался пингвин.
Я понял, что кормить его консервированными сардинами бесполезно, поэтому вытер его клюв бумажным полотенцем и начал намазывать его перья сливочным и оливковым маслом, надеясь, что его оперение снова станет водоотталкивающим. Через минуту пингвин был обильно обмазан маслом и напоминал тщательно смазанного маслом пловца. Я убедился в том, что нанес масло на всю поверхность тела пингвина, после чего поставил его в бумажный пакет, чтобы скрыть от глаз цербера-консьержки. Я взял пакет и направился к океану.
Между домом, в котором находилась квартира Белламиз, и побережьем океана проходила автотрасса. Песок пляжа был чистым, и иногда в нем встречались редкие камни. На этой части побережья не было ни мертвых пингвинов, ни следов нефтяного загрязнения.
Я быстрым шагом перешел через дорогу, подошел к воде, поставил пингвина у кромки прибоя и отошел. Я думал, что пингвин обрадуется своей свободе, бросится в воду и уплывет. Однако пингвин развернулся и подошел ко мне. Он поднял голову, посмотрел мне прямо в глаза и, казалось, сказал:
«Зачем ты отправляешь меня назад, в океан, где плавает огромное нефтяное пятно, мы ведь только что встретились и стали друзьями?»
– Послушай, – сказал я, – плыви к своим пингвинам. Ты не можешь со мной оставаться.
Но он никуда не двигался и смотрел на меня трогательным взглядом.
«Но я не могу вернуться в океан! Я не могу плавать после того, как с перьев смыли водонепроницаемый слой».
Ах, черт подери! Все пошло совсем не так, как я планировал. Я поднял пингвина и отнес его к камням около воды.
– Я не могу тебя с собой взять, – терпеливо объяснил я. – Завтра возвращаюсь в Аргентину. Мне в понедельник надо выходить на работу. Поэтому у меня не получится взять тебя с собой. Так что тебе надо плыть.
Волны Атлантики бились о берег совсем рядом. Я улучил момент, поставил пингвина на камни поближе к воде и быстро отошел. Накатившаяся волна накрыла пингвина, и он исчез. Я напряг глаза в надежде увидеть, как пингвин отплывает от берега, но ничего не увидел. Наверное, я не заметил его из-за бликов на воде.
– Прощай, маленькая птичка, – произнес я. – Удачи! Пусть у тебя все будет хорошо!
Но тут я увидел, что несчастный пингвин выбирается из воды. Наверное, он сделал круг в воде, потому что сбился с пути и не понял, в какую сторону надо плыть, чтобы выйти в открытый океан. Ну что ж, на этот раз мне придется поставить его на камни подальше от кромки воды, чтобы он мог спокойно плыть в океан.
Я принялся высматривать камни, расположенные в воде подальше от берега. Между волнами был промежуток в несколько секунд. Я взял птицу в руки и стал выжидать момент, чтобы броситься вперед и водрузить пингвина на камень, расположенный подальше от берега.
К тому времени солнце уже зашло, стемнело, и вода была очень холодной. Выбрав подходящий момент, я кинулся вперед, поставил птицу на камень, развернулся и, считая в уме секунды, бросился назад к берегу. Однако волна меня опередила. Она накрыла расположенные впереди меня камни, я оступился и упал на колени в пену прибоя.
– Черт подери! – закричал я, чувствуя, что окунулся по пояс в холодную воду. Я встал и побрел к берегу, но по пути снова поскользнулся и упал, вытянув вперед руку, чтобы не окунуться в воду с головой. По ходу дела я умудрился поцарапать себе ладонь.
– Да что ж это такое! – в негодовании закричал я. – Когда же эта птица оставит меня в покое?
Стоя на ветру на пляже, я дрожал от холода и ощущал прилипшую к телу мокрую одежду. Вода из промокшего рукава вылилась на песок. Глядя вниз, я заметил, что рядом со мной на песке кто-то стоит.
Я поднял глаза и увидел пингвина.
«Холодная сегодня вода, правда?» – казалось, спрашивал он меня своим взглядом.
– Послушай, я из-за тебя еще и промок, – сказал я пингвину, который осматривал меня с головы до ног.
«Ага, значит, и у тебя нет водоотталкивающего слоя?» – словно спросил он.
Потом я посоветовал ему возвращаться к своим собратьям, развернулся и пошел в сторону дороги. Вода хлюпала в ботинках, и я надеялся, что консьержка в подъезде все еще не появилась. Я знал, что она не будет в восторге, если я нанесу на пол подъезда песок и водоросли.
В этом месте пляж от дороги отделяла метровая стена из камней. На этих камнях не было ступенек, но я легко мог преодолеть преграду.
Я обернулся и увидел, что птица последовала за мной и тоже добежала до каменной стены. Мне было холодно. От соленой океанской воды рану на пальце жгло, и я был совершенно не рад тому, что пингвин так упорно меня преследует. Однако каменная стена была слишком высока для пингвина, и он не сможет через нее перебраться. Поэтому я решил, что, как только уйду, у него не останется иного выбора, как вернуться в морскую стихию. Я должен был относиться к нему, как фотограф к диким животным, и не вмешиваться в его жизнь. Я решил, что больше ничем не могу ему помочь.
Я перебрался через каменную стену, встал у дороги и подождал, пока по ней проедет машина. Потом я перешел дорогу и направился в сторону дома. Тут я оглянулся и увидел, что пингвин перебрался через каменную стену и пересекал дорогу, следуя за мной.
– Стой! – заорал я одновременно и пингвину, и водителю приближавшегося грузовика. Увы, ни пингвин, ни водитель грузовика меня не услышали. Я с ужасом ждал звука удара, который последует после того, как машина собьет пингвина, но этого звука не последовало. Грузовик пронесся мимо, а пингвин продолжал переходить дорогу. Не теряя ни секунды, я бросился назад и схватил птицу, которая оказалась на ощупь очень холодной и мокрой.
– Ну, что ты предлагаешь с тобой делать? – спросил я.
В моей голове послышался голос: «Я же говорил тебе, что морских птиц нельзя мыть моющими средствами. Они после уже не могут выжить в воде!» Интересно, почему этот внутренний голос был так похож на голос моей матери?
Я аккуратно опустил пингвина в пакет, примял его сверху, чтобы никто не смог заглянуть внутрь и увидеть его содержимое, обнял пакет, чтобы согреть птицу, и вошел через стеклянные двери подъезда.
– О, сеньор! Что с вами произошло? У вас все в порядке? – спросила меня консьержка. Она увидела мокрые следы, которые я оставлял на полу, и кровь, которая сочилась из моего раненого пальца. На ее лице появилось участливое выражение, и она даже вышла из-за стола, за которым сидела.
– Поскользнулся и упал в океан, – ответил я. – Не волнуйтесь, все кости целы, так что все в порядке. Надо побыстрее душ принять, а то очень холодно.
– Вы с камней упали? О, они очень скользкие. Вы уверены, что вам не нужна медицинская помощь?
– Нет-нет, спасибо! Все в порядке. Просто надо переодеться, – ответил я, обходя консьержку. В моих туфлях хлюпала вода, и я оставлял лужи на полу. Мне хотелось поскорее от нее уйти, потому что не хотел, чтобы она заметила пингвина.
– Простите, ради бога, за всю эту грязь, – сказал я. – Сейчас переоденусь и уберу, – и, не дожидаясь ответа, бросился вверх по лестнице.
– Сеньор, я все вытру! – услышал я голос консьержки снизу. – Не волнуйтесь и спокойно принимайте душ!
Это была консьержка из другой смены, не та страшная церберша, которую я встречал в подъезде. Видимо, судьба не отвернулась от меня окончательно.
В квартире я снова посадил пингвина в ванную, вытер его бумажными полотенцами, быстро принял душ и повесил свои мокрые вещи сушиться на батарею. После этого я принялся прибираться в квартире, чтобы замести следы пребывания в ней пингвина. Уборка квартиры заняла у меня приблизительно столько же времени, сколько и мытье пингвина. После этого я проверил, все ли вещи уложены в рюкзак, убедился, что правильно запомнил время отплытия катера на подводных крыльях, и решил, что мне надо поужинать. Холодильник был пуст, за исключением одного яблока и открытой банки сардин, которую я купил для пингвина. Ни то, ни другое не подходило в качестве последнего ужина во время хорошо проведенного отпуска. Вообще-то, я планировал поесть в ресторане, но эти планы строились еще до того, как на мою голову свалился этот пингвин. Я проверил, хорошо ли его вытер, и поставил в ванну. После этого я взял книжку и решил, что теперь-то могу спокойно пойти ужинать.
Соображая, как поступить с пингвином, я постепенно приходил к мысли, что мне придется взять птицу с собой в Аргентину. Мой маршрут передвижения был настолько плотным, что у меня просто не оставалось времени отвезти его в зоопарк в Монтевидео. Кроме всего прочего, я подумал о том, что если оставлю птицу в зоопарке Буэнос-Айреса, то смогу иногда навещать ее. Я принял решение, успокоился и перестал ломать голову на эту тему.
Недалеко от дома, в котором жил, я присмотрел один небольшой ресторанчик для прощального ужина перед отъездом из Уругвая. Я заказал оливки, стейк с картофелем фри и бутылку моего любимого аргентинского красного вина из винограда сорта мальбек, выращенного в провинции Мендоза.
Посетителей в ресторане в этот час было мало, общаться было не с кем, и я открыл книгу. Я читал новеллу под названием «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»[7], очень популярную в начале семидесятых годов прошлого века, но читал я ее в испанском переводе, который назывался Juan Salvador Gaviota. Я глядел в книгу, но никак не мог сосредоточиться на чайках, потому что мои мысли были поглощены пингвином, сидевшим у меня в ванне. «Скорее всего, бедная птица умрет. Наверняка к тому времени, когда я вернусь, она будет уже мертва», – подумал я. Бедняга точно наглотался нефтепродуктов и погибнет от отравления. Это просто неизбежно. Не могу поверить, что одна птица может уцелеть, когда тысячи ее сородичей на пляже погибли. Она точно умрет к моему приходу, решил я и подумал о том, что своим мытьем в последние часы ее жизни ничем не смог ей помочь. Эти грустные мысли вертелись в голове, и взгляд упал на строчку книги: Хуан Сальвадор, Хуан Сальвадор…
Вдруг, совершенно неожиданно, я понял, что не хочу, чтобы пингвин умирал. Я искренне надеялся, что птица выживет, потому что у нее появилось имя – пингвин Хуан Сальвадор – Juan Salvador Pingüino. А вместе с этим именем зародились надежда и начало дружбы на всю жизнь. В тот момент он стал моим пингвином. Я не знал, что ждет меня в будущем, но понимал, что в этом будущем мы будем вместе.
Я быстро поел, расплатился и бросился назад в квартиру, надеясь, что ничего плохого не произошло. Едва открыв дверь квартиры, я услышал, как он бегает туда-сюда в ванне и хлопает крыльями, приветствуя меня. Когда я вошел в ванную, он посмотрел на меня своим неповторимым взглядом.
«Я так рад, что ты вернулся! Ты отсутствовал очень долго», – казалось, говорил его взгляд. Увидев его, я улыбнулся. На самом деле я улыбался до ушей от радости, которую испытывал.
– Да, Хуан Сальвадор, я вернулся и очень рад тому, что ты хорошо выглядишь!