Нотр-Дам проекта
Работаем мы в школе авиационных техников. Так мы окрестили ее для себя, хотя в переводе название ее звучит несколько старомодно: «Международный центр воздухоплавания и космонавтики». И ещё нужно было добавить «учебный и для иностранцев». У входа мемориальная доска о посещении центра Миттераном, не президентом, а авиационным бонзой – его братом.
Здания центра тянущиеся, соединенные, одноэтажные, охватывающие внутренние спортивные площадки. В зданиях классы, семейные общежития, залы и холлы, где временами готовятся выставки и тогда холлы разгораживаются легкими съемными перегородками. А сами здания имеют вид строений фазенд, и по углам вместо водосточных труб по-старинному спускаются с крыши цепи.
Мы уже знаем, что работающая с нами группа возглавляется талантливым инженером Жоэль Тулуз. Идет увязка концов. Жарко на улице, жарко в работе. Сама Жоэль плохо переносит жару. Неугомонная, в просторном платье-балахоне, она пытается участвовать во всем: отслеживает, вмешивается, но часто ноги её не держат, и она присаживается на корточки, где стоит.
Представьте себе, мадонна на корточках. Мадонны вошли в нашу жизнь с картин Рафаэля, Мартини, Петрова-Водкина и Лубенникова. Не страсть и любовь, а материнство и забота о будущем. Картины – символы, а здесь, на чужой земле, была живая настоящая мадонна с глазами, удлиненными оправой очков, в просторных одеждах, скрывающих форму тела. И странно было видеть совмещение организационной суеты зарождения проекта с таинством начинающейся жизни в самой Жоэль Тулуз – мадонне нашего проекта.
Основные направления работы КНЕСа, как я понимаю, это – прежде всего дешевый космический извозчик – ракета «Ариана», спутники связи и «Спот» и, конечно, корабль будущего – космический самолет «Гермес». И работающая с нами группа, по-моему, имеет сверхзадачу – накопить опыт для будущих пилотируемых полетов.
Мы работаем в учебных аудиториях, а иногда за столами школьного буфета. Я протягиваю Пьеру Пикару – ведущему инженеру «Аэроспасиаль» несколько марок, посвященных первому пилотируемому советско-французскому полету и другим космическим событиям. Он разглядывает на марке антенны советского космического радиотелескопа КРТ и спрашивает: «Сколько? Какие её размеры?» Я отвечаю: «Дис – десять». Он сокрушёно качает головой. В глазах его удивление. Отчего? Неужели считает себя в этом деле первопроходцем?
Антенна, антенна. С ней был связан на станции «Салют» приключенческий эпизод, и космонавт Рюмин выходил в открытый космос с инструментом, который между собой в ЦУПе называли «кочергой», и освобождал зацепившуюся антенну. И сколько крови уже испортили и будут портить разработчикам ещё космические крупногабаритные сооружения?
Основная задача этой встречи – дать начальный толчок ходу работ, определить всю аппаратуру, разбить на блоки, описать взаимные стыковки и ограничения. И везде требуется оформление, составляется куча бумаг. Но бумаги бумагами, а хочется познакомиться с конструкцией.
В одной из комнат на столе закрепляется модуль «Амадеус». Это слово – всего лишь аббревиатура французского выражения: Адаптация механизмов для развертывания конструкции космического применения. Но в этом слове мерещится какая-то чертовщина, ведь вроде «Асмодей» – одно из имен дьявола «Asmodeus».
Пускового устройства пока ещё нет. Мне дают в руки ножницы. Я перерезаю связывающую ленточку. И вот рукастая, компактная вначале конструкция начинает разворачиваться. Слабы пружины – приводы шарнира «Амадэ», предназначенные для невесомости, но они разворачивают конструкцию, и она, покачавшись, вытягивается. «Амадеус» – первая материализовавшаяся ласточка, остальное пока в бумагах, и мало времени, чтобы все учесть, не упустить, записать в единственный пока документ, где, как в зерне, – прообраз будущего растения.