3
1981 год. Питтсбург, Пенсильвания
За несколько лет до встречи с моим отцом моя мать влюбляется в атеиста.
Ее воспитывала моя бабушка, ревностная христианка и еще более страстная курильщица. Она отправила мою мать в католическую школу, а сама в течение нескольких десятилетий обеспечивала себя и дочь, работая в компании “Белл Атлантик”. Своего отца моя мать никогда не знала, потому что он бросил семью, когда она была еще ребенком.
Моя мать – католичка и серьезно относится к вере, но она так увлечена атеистом и так его любит, что все равно выходит за него замуж. Союз длится достаточно долго, чтобы на свет появился ребенок, моя сестра. Однако в конце концов мать понимает, что не может воспитывать ребенка совместно с человеком, который высмеивает ее религию.
Брак разваливается. Потом, неожиданно для матери, начинает колебаться и ее католическая вера. Она идет к священнику за каким-то злободневным советом – она знает этого священника с начальной школы, – и беседа вдруг переходит на обсуждение богословских вопросов. Моя мать верует в Святую Троицу, но признается священнику, что она на самом деле никогда не понимала, что это на самом деле значит. Священник начинает объяснять. Однако чем больше вопросов задает моя мать и чем большей ясности она жаждет, тем более запутанными и непонятными становятся эти объяснения. Священник сначала теряется, потом начинает сердиться. Моя мать вовсе не хотела никого обидеть. Она пытается разрядить обстановку. Слишком поздно. “Если тебе нужно задавать все эти вопросы, – журит ее священник, – значит, у тебя вообще веры нет!”
Моя мать теряет дар речи. “Он как будто ткнул меня ножом прямо в сердце”, – скажет она десятилетия спустя. Ее вера в Бога не поколеблена, но уже выходя из дома священника, она знает, что она больше не католичка. Моей матери еще нет и тридцати, она разведена и учится на преподавателя. Она берет свою двухлетнюю дочь и пускается в путешествие в поисках новой религии, которой она может отдать всю свою веру, а также в поисках нового мужа.
Уже в начале своих поисков мать обнаруживает на полке одной из питтсбургских библиотек книгу об исламе. Она идет в местную мечеть, масджид, чтобы задать вопросы, которые у нее возникли, и знакомится там со студентами-мусульманами, приехавшими из Афганистана и Египта, из Ливии и Саудовской Аравии – отовсюду. Она и не подозревала, что мусульманская община настолько сердечна, так напоминает семью. Мужчины, в частности, ничуть не похожи на надменного холодного стереотипного мусульманина. Они ласково гладят по головке мою сестру, которая ползает вокруг.
В конце мая 1982 года моя мать сидит в учебном классе, устроенном на втором этаже мечети. Она уже готова принять ислам и сейчас заучивает шахаду – символ веры: Нет иного Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад – посланник Аллаха. Символ веры надо произносить искренне. Произносящий должен быть свободен от любых сомнений и излучать лишь любовь и смирение. Где-то в глубине сознания, словно помехи в радиоэфире, звучит неодобрительный голос ее собственной матери. Мать в ужасе от того, что ее дочь соблазнилась исламом, и говорит, что даже на порог ее не пустит, если у нее будет “этот проклятый шарф” на голове. Она так буквально и говорит. И к тому же, что подумают соседи?
Моя мать отгоняет негативные мысли. Ее вера в ислам, ее потребность в новой религии уже глубока и сильна. Она снова и снова повторяет шахаду себе под нос, пока слова не начинают отражать то, что она чувствует сердцем: Нет иного Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад – посланник Аллаха. Нет Бога, кроме Аллаха…
Ее прерывает Хани, ее новый друг, они познакомились в мечети. Хани помогал моей матери на ее пути к исламу. Он говорит ей, что сейчас в мечети собрался небольшой кружок верующих и они почтут за честь, если моя мать произнесет шахаду и станет мусульманкой в их присутствии.
Нервы матери уже и так на пределе, и от этого предложения щеки ее алеют.
Хани спешит объяснить: “Это совсем не страшно, иначе я бы не попросил. Но они очень любят смотреть, как люди обращаются в ислам”. Он не добавляет, что наблюдать за ее обращением будет особенно интересно.
– Сара сказала, что она посидит рядом, – говорит Хани. – Если от этого тебе будет легче.
Моя мать неохотно соглашается. Хани говорит, что она будет просто звездой собрания, и мать отвечает, пробуя одну из новых арабских фраз: “Иншалла”. Как бог даст. Хани это нравится. Он просто сияет, когда закрывает за собой дверь.
Внизу моя мать благодарно сжимает руку Сары и потом – сделав глубокий вдох, как если бы она собиралась нырнуть в океан, – входит в мечеть. Словно в ответ на ее мысли ковер, устилающий пол, переливается сине-зелеными волнами в лучах солнца. Стены покрыты мелким орнаментом из пунцовых и золотых звезд. Мужчины кружком сидят на ковре. На некоторых обычная европейская одежда: брюки свободного покроя или даже джинсы, рубашки, застегнутые на все пуговицы. На других – длинные рубахи ниже колен и круглые белые шапочки с голубой и золотой вышивкой. Моя мать вспоминает, как называется такая шапочка – такия, – и повторяет это слово про себя, чтобы успокоиться. Мужчины в кругу замолкают. Сидящие спиной оборачиваются, чтобы видеть приближающихся женщин. В течение нескольких мучительных секунд единственный звук, который слышен, – это шепот моей матери и шорох носков Амины по ковру. Такия, – повторяет про себя моя мать. – Такия, такия, такия.
Она безупречно произносит шахаду, разве что голос немного дрожит. И лишь тогда ее тело наконец начинает расслабляться. Она снова дышит медленно и спокойно. И, не думая о том, насколько это уместно, она украдкой бросает взгляд на присутствующих мужчин. Вот ее первое действие в качестве мусульманки! Ей немного стыдно, да. И все же. Один из мужчин довольно красивый. Он похож на древнего египтянина с какой-нибудь картины, – думает она. Она задерживает взгляд на его ясных зеленых глазах чуть дольше обычного.
Два дня спустя Хани говорит моей матери, что одного из мужчин, бывших тогда в мечети, она заинтересовала и что он хочет с ней встретиться. В исламе не бывает свиданий: Когда мужчина и женщина остаются одни, – предупреждал пророк, – третий среди них – сатана. Так что это может означать лишь одно: он хочет на ней жениться. Жениться?! Услышав едва ли десяток слов, которые она пробормотала? Хани уверяет ее, что этот мужчина – добрый друг. Его зовут Саид Нуссар. Он египтянин. Может быть, это Человек с Зелеными Глазами? Она старается отогнать эту мысль.
Целую неделю моя мать ждет первой встречи с Саидом. Встреча должна состояться дома у пары ливийских студентов – Омара и Риан. Омар выступает в роли ее опекуна, потому что она не общается со своими родителями. Он уже запустил машину сватовства: встретился с Саидом, навел о нем справки в общине и был доволен, узнав, что тот – добрый мусульманин, активно посещает мечеть и присутствует на общей молитве так часто, как только может. Риан ставит на кофейный столик в гостиной поднос: холодный чай каркаде, пахлава, финиковое печенье, обсыпанное сахарной пудрой, – и тут Саид стучит в дверь.
Омар идет открывать, и Риан тоже спешит к дверям, чтобы поскорее глянуть на гостя. Моя мать сидит на диване и страшно нервничает. Она слышит, как Омар и Саид здороваются, желая друг другу мира. Ас-саляму алейкум, – говорит ее опекун. Саид более щедр на приветствие, чем требуется в данном случае: Ва-алейкум Ас-салям ва рахмату Аллах, – отвечает он. “Пытается произвести хорошее впечатление”, – думает моя мать. Она улыбается про себя, в ее памяти еще свежи слова Корана: Когда вас приветствуют, отвечайте еще лучшим приветствием или тем же самым. Воистину, Аллах подсчитывает всякую вещь.
Риан бежит обратно в гостиную, обгоняя мужчин, – она нервничает еще больше, чем моя мать, – и поправляет печенья на блюде. “Такой симпатичный, – шепчет она. – И глаза зеленые-зеленые!”
Посидев пару минут рядом с моей матерью, мой будущий отец смущенно говорит: “Думаю, ты знаешь, что я пришел поговорить о женитьбе”.
В Египте мой отец изучал инженерное дело и промышленный дизайн, специализировался на обработке металла. Он творческий человек. Он может сконструировать корабль с такой же легкостью, что и ожерелье. Хотя он в США меньше года, он уже нашел себе работу в ювелирной мастерской, и через несколько дней после встречи с моей матерью он рисует, а потом отливает по рисунку обручальное кольцо. Он не считается с расходами. Кольцо красивое и тяжелое. Когда моя мать видит его, ее глаза расширяются от удивления.
Мои родители становятся мужем и женой 5 июня 1982 года, через десять дней после первой встречи. Знаю, столь недолгий период ухаживания необычен и кажется предзнаменованием какой-то грядущей трагедии. Но схема, по которой живет западный мир – секс, любовь, брак (как правило, именно в таком порядке), – тоже приносит немало горя и достаточно часто заканчивается разводом. Может быть, существует какой-нибудь другой шаблон ритуалов и надежд, любой другой шаблон?
Моя мать и мой отец какое-то время счастливы. По-настоящему. Моя мать нашла человека, который учит ее арабскому языку и помогает ей глубже понимать ислам. Преданного человека. Любящего и импульсивного человека. Человека, который полюбил ее ребенка, мою сестру, с первого взгляда, который присел на пол, чтобы поиграть с ней, как только впервые ее увидел. Во внешности моего отца поражает его болезненная худоба, потому что он живет в общежитии, где не разрешают готовить. У него практически идеальный английский, разве что чересчур величавый. У него легкий арабский акцент. Иногда он делает ошибки, и обычно довольно смешные. Он обожает спагетти с тефтелями (spaghetti and meatballs), но называет их “спагетти с шариковым мясом” (spaghetti and balls meat). Моя мать не может удержаться от смеха. Он не обижается. “Сердце ты мое, – говорит он ей. – Правильно делаешь, что поправляешь меня”.
К июлю мой отец нашел своей новой семье квартиру в питтсбургском районе Окленд. Моя мать впервые за последние годы чувствует душевный подъем. Район буквально бурлит культурной жизнью, и здесь много таких же студентов, как она. Риан и Омар живут неподалеку. Мечеть всего в двух кварталах. Мать и отец рука об руку покупают еду и новую домашнюю утварь. Она спрашивает его, что ему нравится. “Мне нравится все то же, что и тебе, – отвечает он. – Ты королева нашего дома, и я хочу, чтобы ты устроила все так, как тебе нравится. Если ты будешь счастлива с вещами, которые ты выберешь, мне они тоже понравятся”.
Конец ознакомительного фрагмента.