Глава 10 Глаза Любимой
Не ведая тайных законов и правил этих темных сил, живя своими делами и своим умом, день за днем, месяц за месяцем приходит на пруд очарованный красотой ли, ведьминым ли приворотом Батыр.
С той самой первой и единственной сказочной ночи не видел он свою возлюбленную. Ушла и как в воду канула. Вот уж точно – присказка в самую точку!
Зная, кто она такая, в ее родной стихии и искал Батыр невесту. Придет вечерком, когда все вокруг затихнет, сядет на пирсе или на прибрежном камушке, ноги в воду опустит и зовет тихим голосом.
– Су Анасы! Любимая! Приди ко мне!
Пока лето было, до полуночи сидел или бродил по мелководью, в черноту пруда всматриваясь. Потом осень пришла, вода остыла, уже ноги в ней не искупаешь, на камушках холодных не посидишь. Но нет такой силы, которая бы отвадила Батыра от поисков любимой.
Выпал первый снег, робкая корочка льда легла на воду – сначала у берега, потом и к середке простираясь. Еще на лед не ступишь, в воду не заглянешь. А Батыр все равно на посту – как на работу без выходных и отпусков, хоть часы по нему проверяй! И все одну песню заводит:
– Су Анасы! Любимая! Приди ко мне!
Мог бы уже и что другое придумать, или продолжение сочинить. Но нет в его сердце израненом других слов. А если и есть, то он их только ей, шепотом, на ушко скажет. Вот дождется – смилостивится и выйдет к нему, – прижмет к груди и все, что в сердце накопилось, ей одной, и никому более.
Он, наивный, думает, что если нет никого вокруг, то никто его не видит и не слышит. А в подводной бухгалтерии каждый день его ожиданий и поисков, каждое слово, им оброненное записываются, хранятся и в нужное время при надобности, – для защиты или для наказания – предъявлены будут. И не отвертишься!
Сотни подводных обитателей видят его и слышат его. И, по меньшей мере, половина, которая о такой любви и преданности днем и ночью мечтает, до слез завидует сестре своей пропавшей.
– Мне бы окрутить такого молодца! – закатывает глаза одна русалка.
– Размечталась! – подкалывает Куцый. – С него сначала чары Су Анасы снять надо, а уж потом и глазки строить!
– И телом красив, и душою предан, – вторит другая.
– Ты на себя в зеркало когда последний раз смотрела? – опять встревает черт, девичьи мечты ломая.
– За такого и умереть сладко! – закатывает глазки третья русалка.
– Умереть – это самое простое, – вздыхает первая русалка.
– А вот ты попробуй, завоюй его сердце! – заводится вторая русалка. – Это настоящий подвиг будет.
– Нашей Убыр непременно понравится, – говорит третья, – глядишь, и в должности повысит.
– Ну да, повысит, – усмехается Обломан. – Особенно тогда, когда вы душу его погубите и своей карге безвозмездно служить заставите!
– Ну тебя, черт! И помечтать не даешь!..
Вот и весенние деньки пришли. Но не усталость и отчаяние Батыру принесли, а новую надежду. Блеск в его глазах неожиданно появился и улыбка нет-нет, а мелькнет на исхудавшем лице.
Нашептал кто?
Донес?
Или влюбленное сердце подсказало?
Не будем забегать вперед, развязка у нашей маленькой истории близка.
Как только Убыр наказала Су Анасы, в Адашкан ее разжаловала и вопрос о ее поведении закрыла, сразу сестры-русалки и черти-забияки к ней жалостью прониклись.
Вот ведь как мир устроен! Пока была она на коне, – в милости и в силе, – со всех сторон завидовали да зла желали. А как опустили ее ниже самого нижнего, тут же все к ней кинулись, руку свою в беде протянуть. Обступили Адашкан русалки, затесались в круг три задиристых чертенка, гладят, про ее любимого сладкие сказки рассказывают.
– Каждый вечер на берег приходит твой… этот.
– До ночи зовет тебя, всему водяному царству спать мешает.
– Даже с нами, чертями, готов дружбу завести, только бы мы ему путь-дорогу к тебе подсказали.
Ожила от таких речей разжалованная ведьма, интерес к жизни у нее с новой силой пробудился.
– Вот бы и подсказали, – говорит.
– Как мы подскажем, – оправдываются черти, – когда сами не знаем, не ведаем, где ты ходишь-шарагатишься?
– Я и сама, если честно вам сказать, и сейчас не знаю и не помню, где была, какую землю ногами топтала.
– Ой ли? – недоверчивы подруги.
– Честное слово! Дырка в моей памяти.
– Да ладно! – черт щурится. – Мы ж никому! У нас, сама знаешь, могила!
– Да уж знаю, – соглашается Адашкан, – теперь точно знаю. – В самое больное место доносчиков-чертей уколола. – Вы меня о былом не выспрашивайте, вы лучше мне про моего любимого говорите.
– За все твое отсутствие у Батыра ни одного прогула!
– Где он сейчас? – про все невзгоды забыла, только бы любимого своего поскорее увидеть. Уже и бежать готова.
– Стой ты, оторва! – держат черти за руки. —Забыла? За тобой сто глаз стражников наблюдают.
– И что они со мной сделают? – фыркает Адашкан. – Еще ниже разжалуют? Так, вроде, ниже некуда!
– Ошибаешься, – качает головой Обломан. – Есть!
– Да ну? – оторопела на мгновение.
– Сейчас ты, хоть и простая русалка, а свободна. Куда хочешь в пруду нашем, туда и плывешь. Так?
– Ну, так, – нехотя соглашается.
– С кем хочешь, с тем и разговариваешь. Так?
– Так.
– Что поймаешь, то и съешь. А ну как выдашь себя, запрет нарушишь? Сразу же в темной темнице запертой невесть на сколько лет окажешься!
Дошло до нее, притихла, глазки потупила.
– Что мне делать? Подскажите, – шепчет.
– Притворись, что примирилась, – советует черт. – Наказание приняла и на путь исправления встала.
– Что хочешь, делай, только внимание стражников усыпи, – подсказывают русалки.
– А Батыр? Как я без него? – стоит на своем.
– Тебе в любом случае до вечера терпеть. Раньше он не придет.
– А мы за это время придумаем, как мозги им затуманить, внимание на что-нибудь другое переключить.
– На что?
– Да хоть на праздник!
– Ага! Хорошо вы придумали! Наказание мое праздновать будем? – горько усмехается Адашкан.
– Сразу и о грустном!
– Ну когда у вас, у влюбленных, мозги по-нормальному работать начнут? – хлопает себя по бокам черт. – Ты вопрос по-другому поставь и самой слаще будет!
– Научи, коли такой умный!
– Ты вернулась в лоно семьи, – обозначил тему черт, – это ли не повод для радости?
Действительно, повод.
И загудел подводный мир музыкой да весельем.
Под шумок в разгар веселья подкрался к Адашкан однорогий черт, отвел ее в сторонку.
– Спасибо тебе, сестрица, не выдала, что это я тебя в лоно семьи привел и не донес наверх, – низко кланяется.
– Да брось ты!
– Брось не брось, а прознали бы, мало бы мне не показалось. Или рог последний отломали, или шкуру в полспины спустили. Так что в долгу я у тебя. А долг, как известно, платежом красен. Помогу я тебе с любимым парой фраз перекинуться, – обещает Облом.
– Как? – горько усмехается Адашкан. – Высовываться из проруби мне нельзя, запрет Убыр наложила, стражникам строго-настрого следить приказала. Волшебный гребешок забрали. А другого способа попасть на берег у меня нет.
– Ну, – строит глазки черт, – многое не обещаю. Но что-то – это все равно лучше, чем ничего? Как считаешь?
– Лучше, – соглашается Адашкан.
– Ты момент выбери и вон там, у бережка, где родник бьет, в ямке схоронись.
– И что?
– Там лед потоньше, – растолковывает черт, – соглядатаев поменьше. Авось свидитесь – словом-другим перекинетесь.
– Ой, спасибо тебе, чертушка!
И второй раз его в щечку, да с чувством.
Так и вышло, как Обломан обещал.
В самый разгар веселья явился Батыр на пруд, а черт его уже поджидает. Шепнул пару слов и к месту свидания проводил.
Смотрит Батыр под ноги, куда черт своим корявым пальцем указывает, и видит глаза любимой. Те самые, в которых он когда-то утонул. Не перепутать, не ошибиться.
Упал на лед, руки-ноги раскинул, ногтями холодную твердость царапает.
– Я соскучился!
Адашкан с другой стороны ко льду приникла и так же по нему распласталась.
– Я соскучилась!
Слов почти и не слышно, но влюбленные по глазам, по губам читать умеют.
– Приди ко мне!
И губами к губам ее тянется.
– Не могу! Оборвали мои крылья.
– Кто посмел?
– Убыр.
– Если тебе нельзя ко мне, то мне-то прийти к тебе никто запретить не может!
– Может, – шепчут ее губы.
– Кто?
– Убыр…
– Я в прорубь нырну!
– Не делай этого, любимый!
– Почему?
– Они не выпустят тебя!
– И пусть! Без тебя все равно не жить!
– Ты должен жить!
– Зачем?
Какими уговорами удалось ей отвадить Батыра от проруби, неведомо. Скорее всего, сил ему не хватило хоть на мгновение от глаз любимой оторваться.
Глаза смотрят в глаза, руки гладят лед, но ни холода, ни толщи льда между собою не замечают.
– Вместе! Мы снова вместе!
– Никто разлучить нас не сможет!
– Самая сладкая песня!
– Самое теплое ложе.
– Ты наконец-то дома!
– Знала – найду, где б ты ни был!
– Ты – восхитительный сон мой!
– Ты – мое солнце в небе!
Повернула голову Адашкан – десятки глаз на нее смотрят, десятки любопытных ушей каждое слово ловят. Нет возможности главное сказать, а сказать надо. Когда еще свидеться придется? Вжалась в лед и по слогам самое главное прошептала.
– У тебя, – тычет пальцем в Батыра, – понимаешь? У те-бя…
– У меня? – понял ее игру Батыр и шепчет одними губами, переспрашивая.
– Да-да! Правильно! У тебя, – сделала паузу, с силами собираясь, – есть…
– Есть, – повторил Батыр.
Кивнула радостно и закончила на одном выдохе:
– Сын!
– Что? – округлились его глаза неверием.
– У тебя есть сын!
По тому, как озарилось лицо Батыра, догадалась, понял он ее.
– У меня есть сын…
– У нас есть сын.
– Где он?
– Не спеши, – просит. – Придет время и ты его увидишь!
– Я его увижу! – радость наполнила его.
Утром нашли окоченевшего Батыра селяне, подняли на руки и унесли, чтобы земле предать.
А глаза его, в лед вмерзшие, превратились в звездочки и на небо поднялись.
И по сей день оттуда восторженно смотрят на свою любимую.