Вы здесь

Счет. 5 (Эль Кеннеди)

5

Элли

Я вешаю трубку, и мое сердце начинает колотиться как сумасшедшее. Я не ожидала, что он это скажет, вообще не ожидала.

«Я хочу трахнуть тебя еще раз».

Нет, понятно, почему он так сказал: я изумительна в постели.

Но я ни в коем случае не собираюсь снова переспать с этим парнем, особенно после того, как целый день ощущала себя чертовой Эстер Прин[6]. Вот только самоосуждение, которым я извожу себя, куда страшнее, чем все, что пришлось испытать бедной женщине из-за этих пуритан.

Боже, все-таки случайный секс не для меня. Я чувствую себя… совращенной, что само по себе нелепо, ведь кого вчера совратили, так это Дина. Я не только соблазнила его, но и привязала к кровати, скакала на нем верхом, как на личном аттракционе в парке развлечений.

Какая же я шлюха!

Ты не шлюха.

Ладно, может, я и не шлюха. Я просто двадцатидвухлетняя девушка, которая раз в жизни решила повеселиться без всяких обязательств.

Есть лишь одна проблема: мне нравятся обязательства. Для меня секс и отношения – одно целое. Мне нравятся все эти уютные объятия, шутки, понятные лишь двоим, разговоры допоздна. Я почетный член команды «Бойфренды», а после вчерашней ночи могу честно сказать, что команда «Секс на одну ночь» – полный отстой. Сам секс был чудесным, но чувство стыда, которое овладело мною после, не стоит тех оргазмов.

Вздохнув, я отбрасываю телефон на диванную подушку и поднимаю сценарий, который читала до того, как позвонил Дин. Эта написанная кем-то из студентов пьеса станет моей выпускной работой. У меня одна из двух главных женских ролей, и, несмотря на то что, на мой взгляд, сюжет немного мелодраматичен, я с нетерпением жду репетиций. После театрального дебюта в Бостоне этим летом мне очень хочется снова выступить перед зрителями.

А это еще один из факторов, усиливающих стресс, который я испытываю. Я стою на распутье и, черт побери, не имею ни малейшего понятия, каким путем пойти!

Когда я поступила в колледж, то попросила своего агента ограничиться лишь поиском проектов на лето. Было бы очень заманчиво бросить учебу ради интересной роли, а мне хотелось получить степень. Теперь, когда выпускной совсем близко, все резко изменилось. Пилотный сезон начинается где-то в январе, и Айра уже выслал мне десятки текстов ситкомов, сериалов с элементами драмы и комедии типа «Хора», а также сценариев романтических комедий, по которым я обычно и пускаю слюни.

Я всегда думала, что предназначена для комедийных ролей. Заразилась актерской игрой, еще когда училась в средней школе, и за это время мне постоянно доставались небольшие роли легкомысленных девушек, подчеркивающие мой комедийный талант и типаж соседской девчонки. Я мечтала о том, чтобы стать королевой романтических комедий. Следующей Сандрой Буллок, Кейт Хадсон или Эммой Стоун.

До этого лета, когда начался кастинг на роль в суперсерьезной, супермрачной пьесе оскароносного режиссера и вообще чертового гения Бретта Каваны. Каким-то чудесным образом моему агенту удалось добиться для меня прослушивания перед самим Каваной, и, к моему полнейшему изумлению, я получила роль подсевшей на героин младшей сестры главной героини. Спектакль шел лишь два месяца, но имел огромный успех. И с тех пор я стала получать сотни предложений пройти прослушивание на более драматические роли как в театрах, так и на телевидении.

А еще мне сказали, что Кавана готовит новый проект для театра, на этот раз экспериментальный…

Черт, и почему меня так и подмывает сойти с того пути, который я себе наметила? Рассматривать не только комедийные, но и драматические роли – это одно, но театр

Голливуд манит большими деньгами, известностью, «Оскарами», «Золотыми глобусами» и прогулками по магазинам на Родео-Драйв.

Я смотрю на стопку сценариев, лежащих на кофейном столике. Что если меня утвердят на роль в одном из этих пилотных эпизодов, которыми завалил меня Айра, и сериал наберет популярность? А если меня позовут в какой-нибудь фильм? Это может стать моим прорывом в кинобизнесе. Тогда почему я продолжаю мечтать об игре на сцене?

Я все еще погружена в раздумья, когда звонит телефон. Взглянув на экран, я сначала думаю, что это снова Дин, но, присмотревшись внимательно, вижу, что Шон. Да уж. Имена моего бывшего парня и парня, с которым я вдруг переспала, отличаются лишь двумя буквами. Интересно, это что-то значит?

Эй, идиотка, тебе звонит Шон.

М-да, похоже, сейчас это самая насущная проблема.

Меня наполняет чувство тревожного волнения. Не стоит отвечать на этот звонок. Не нужно.

Но я беру трубку.

– Ты в порядке? – Это его первые слова.

В голосе Шона столько тревоги, что я спешу успокоить его.

– Со мной все в порядке. А что?

– Вчера я заходил к тебе после занятий, но тебя не было дома. И я всю ночь писал тебе.

– Знаю. – Я сглатываю вставший в горле ком. – Я ночевала у друзей. Я… – Еще один ком. – Я же сказала тебе, что больше не хочу тебя видеть.

– Я надеялся изменить твое решение. – В его голосе безошибочно слышится искренняя боль. – Черт подери, детка, я скучаю по тебе. Понимаю, прошла всего пара дней, но я уже очень сильно скучаю.

Мое сердце словно раскалывается на две половинки.

– Я облажался. Теперь я это понимаю. Не нужно было выдвигать тебе ультиматум и уж тем более не следовало говорить тебе, что твоя актерская карьера – это пустая трата времени. Побывав на твоей премьере в Бостоне, я был сражен наповал. Честное слово. Детка, ты необычайно талантлива! Я был последним мерзавцем, когда говорил тебе все то дерьмо. На самом деле я ничего такого не думаю.

Сейчас он практически умоляет меня, и от сердца откалывается еще один кусочек.

– Шон…

– Ты самый важный человек в моей жизни, – продолжает говорить он переполненным эмоциями голосом. – Ты очень много для меня значишь, и, блин, мне хочется придушить себя за то, что оттолкнул тебя. Прошу тебя, детка, дай мне еще один шанс.

– Шон…

– Я знаю, что смогу все исправить. Просто дай мне шанс…

Шон.

Он умолкает.

– Детка, – неуверенным голосом продолжает Шон.

Горло сжимается так, что невозможно говорить, а тело будто пытается помешать мне сказать то, что я хочу. Но чувство вины продолжает мучить меня. Я не могу просто так сидеть и слушать, как Шон умоляет меня, испытывая такие сильные угрызения совести. Я снова сглатываю ком в горле и заставляю себя говорить.

– Этой ночью я переспала с другим парнем.

Ответом мне служит оглушительная тишина. Кажется, она длится уже вечность, и с каждой секундой мой желудок скручивается все сильнее.

– Ты слышал меня? – шепотом спрашиваю я.

Раздается какой-то приглушенный звук.

– Да… слышал.

Мы оба снова молчим. Боль и чувство вины продолжают грызть мою душу. Бессознательно в воспоминаниях всплывает день, когда мы с Шоном впервые встретились. Это было во время ознакомительной лекции для первокурсников, и я тогда подумала, что в жизни не видела такого симпатичного парня: растрепанные каштановые волосы, искрящиеся карие глаза и самая классная в мире задница. Я никогда не стеснялась говорить то, что думаю, и насчет его задницы высказалась вслух – тогда его щеки стали краснее футболки команды «Ред Сокс».

В тот же день, вечером, мы отправились поужинать в одну из студенческих столовых.

Неделю спустя стали встречаться.

А сейчас, три года спустя, расстались, и я только что призналась, что у меня был секс с другим парнем. Когда, черт возьми, все пошло не так?

– С кем?

Заданный сдавленным голосом вопрос вырывает меня из моих мыслей.

– Ч-что?

– С кем? – безжизненно спрашивает Шон.

Ощущение неловкости сжимает грудь.

– Неважно, с кем. Я больше не собираюсь с ним встречаться. Это было… – Я делаю вдох. – Это была глупая ошибка. Но я решила, что тебе следует знать.

Он ничего не отвечает.

– Шон!

На том конце слышится неровное дыхание.

– Спасибо, что сказала, – бормочет он.

И вешает трубку.

Проходит несколько минут, пока я отнимаю телефон от уха, а затем трясущейся рукой провожу по волосам.

Боже, это было… жестоко. Часть меня задается вопросом: зачем я вообще сказала ему об этом? Я же не изменила ему. Я не обязана была ничего говорить. И вообще, умолчав об этом, я бы избавила его от боли, которую он, должно быть, сейчас ощущает. Но я всегда была честна с Шоном, и какая-то глупая, совестливая часть меня решила, что он заслуживал все узнать.

С губ слетает полный муки стон. Сердце снова начинает болеть. Сейчас чувство вины стало еще сильнее, скрутившись в тугой, давящий узел в моем животе.

Вместо того чтобы продолжить читать сценарий, я беру свой iPod и засовываю в уши наушники. Потом натягиваю одеяло до подбородка и ставлю на повтор песню Майли Сайрус Wrecking Ball, потому что именно так я себя чувствую сейчас – разрушенной.

* * *
Дин

– О-о-о, ты только посмотри на него, Джи! Какой он хорошенький, когда спит.

– Как ангел.

– Погоди-ка, а ангелы занимаются сексом? А если занимаются, то небесные оргазмы, наверное, в миллион раз лучше земных, как думаешь? Готов поспорить, что так и есть.

– Эх ты! А откуда, по-твоему, берутся радуги? Видишь радугу – значит, где-то кончил ангел.

– О, точняк! Типа как когда звенит колокольчик, ангел получает свои крылья.

– Именно так.

Я открываю один глаз и смотрю в сторону дверного проема.

– Вообще-то, я вас слышу.

Мой раздраженный голос мигом прекращает эту немыслимо странную беседу.

– Вот и отлично, значит, ты проснулся, – говорит Логан.

– Конечно, проснулся, – потирая глаза, охрипшим со сна голосом отвечаю я. – Да и как тут поспишь, когда рядом с кроватью стоят два придурка и обсуждают, как ангелы занимаются сексом?

Гаррет усмехается.

– Как будто я первый, кто об этом задумался.

– Поверь, ты первый. Когда вы вернулись?

Логан опирается своим огромным плечом на косяк двери.

– Около часа назад. Грейси нужно было приехать пораньше, чтобы успеть к записи программы.

Я киваю. Девушка Логана работает продюсером на университетской радиостанции. Что напоминает мне о…

– Ты собираешься снова позвонить ей и признаться в любви? – с издевкой спрашиваю я.

Он вздыхает.

– Ты будешь припоминать мне это всю оставшуюся жизнь, да?

– Ага.

А вообще, мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь успел записать тот выпуск и я смог бы выбрать оттуда несколько цитат и потом изводить ими Логана. Совершив глупость и чуть не потеряв Грейс, в прошлые выходные Логан вновь завоевал ее тем, что позвонил в шоу советов, которое она выпускает, и наговорил кучу немыслимо слащавых вещей. Иногда я начинаю волноваться за него.

Отбросив в сторону одеяло, я, абсолютно голый, вылезаю из кровати. Мои соседи продолжают следить за мной со своих мест у дверного проема моей комнаты.

Я нахожу чистые трусы и натягиваю их.

– Клянусь, если вы скажете мне, что целый час смотрели на меня спящего, как парочка извращенцев, я вызову копов.

– Тренер звонил, – сообщает мне Гаррет, – сказал, что все утро пытался дозвониться до тебя, но ты не брал трубку. Он хочет, чтобы через час ты был на ледовой арене.

– Зачем? – настороженно спрашиваю я.

Гаррет пожимает плечами.

– Кто его знает? Может, он узнал, что в выходные ты напился в стельку, – думаю, ты напился, да? – и теперь хочет устроить тебе головомойку.

– И как он мог узнать? Вроде за нами никто не следит.

– Чувак, наш тренер как мастер над шептунами из «Игры престолов». У него бесчисленное количество источников.

Вот дерьмо. Но будем надеяться, что меня не ждет многословная речь тренера Дженсена о том, что нужно вести себя безупречно. Во время сезона нам нельзя пить или баловаться наркотиками, но это не останавливает нас от того, чтобы иногда напиться или раскурить косячок. И все же я ни разу не получал положительный анализ мочи на присутствие в организме наркотиков и мои вечеринки никогда не порочили доброе имя нашей команды. Так что не знаю, почему тренер постоянно достает меня по этому поводу.

– Ханна еще здесь? – спрашиваю я Гаррета, надевая штаны.

– Нет, уже уехала домой. У них с Элли сегодня девчачий день.

Хорошо, что я стою к ним спиной, потому что как только звучит имя Элли, мой член тут же встает. Чудесно. Теперь я уже возбуждаюсь и от звука одного лишь ее имени?

– Ты ведь не натворил никаких глупостей, пока она была здесь? – в голосе Гаррета слышится подозрительность.

Я дважды трахнул ее. Это считается?

Прикусив язык, я надеваю футболку, потом темно-синюю фирменную толстовку Брайара.

– Я вел себя как истинный джентльмен.

Логан фыркает.

– Ух ты, это что-то новенькое.

– Спасибо, блин, тебе большое. Вообще-то, я специалист в искусстве джентльменства.

– Это не искусство. И вообще, есть такое слово? – Закатив глаза, Логан покидает комнату, но Гаррет остается стоять на месте.

Он так долго вглядывается в мое лицо, что я начинаю неловко переступать с ноги на ногу.

– Что? – бормочу я.

– Ничего, – отвечает он и выходит из моей спальни, сохраняя на лице недоверчивое выражение.

Когда я заскакиваю в ванную, чтобы почистить зубы, то вижу, что фиолетовый засос на моей шее по-прежнему очень заметен. Интересно, видел ли его Гаррет?

А даже если и видел? В эти выходные к моей шее могла присосаться любая девица. У него нет причин подозревать, что это была Элли.

Ох уж эта Элли, черт бы ее побрал! Я сказал ей, что снова хочу ее, а она повесила трубку! Такого со мной еще не случалось никогда. Я же Дин Ди Лаурентис, вашу мать! Стоит мне только щелкнуть пальцами – как тут же рядом появляется стайка девиц, умоляющих о том, чтобы прокатиться верхом на моем члене. А последний раз, когда я был в университетской кофейне, красавица бариста протянула мне бесплатный кофе и предложила отсосать в кладовке.

Так что, черт подери, не так с Элли? Прошлой ночью я никак не мог уснуть, гадая, не строит ли она из себя недотрогу. Ведь секс-то ей понравился. Моему члену еще никто и никогда не отвешивал столько комплиментов.

«О боже, я хочу выйти замуж за твой член!»

«Лучший… член… в мире».

«Дин, я кончаю…»

Ее гортанные крики прокручиваются в моей голове снова и снова, словно на повторе, вызывая стояк, и мне приходится схватиться за сушилку для полотенец, когда из меня вырывается хриплый стон. Зубная щетка вываливается изо рта и падает в раковину. Член натянул мои трусы как палатку и утыкается в белый фарфор, стремясь коснуться хоть чего-то.

Тренер сильно рассердится, если я опоздаю на встречу, потому что дрочил?

Наверное, сильно.

* * *

Спустя полчаса я провожу своей студенческой картой по панели у входа в хоккейный корпус, попивая кофе, который захватил по пути сюда. В широком коридоре пусто, и мои кроссовки скрипят на блестящем полу, пока я иду в дальний конец здания. Я прохожу мимо учебных классов и проекционного зала, кухни, тренажерных залов, а потом через огромную площадку с инвентарем.

Наш корпус построен по последнему слову техники. Здесь найдется полдюжины больших уютных кабинетов, куда Чэд Дженсен мог бы пристроить свой зад, но по какой-то причине он выбрал скромную комнату, втиснутую рядом с прачечной.

Я стучусь в дверь и, слегка приоткрыв ее, слышу грубоватое «входи!». Последнему, кто попытался войти сюда без стука, Дженсен устроил такой разнос, что все слышали его даже в душевой. Мне нравится думать, что тренер любит вздрочнуть у себя в кабинете и поэтому так настаивает на уединении. Логан предположил, что у него здесь есть тайная семья, которой можно выходить лишь глубокой ночью.

Какой же Логан придурок!

– Привет, тренер. Вы хотели видеть меня… – Я умолкаю, заметив, что мы не одни.

Меня не часто можно застать врасплох. Я из тех, кто плывет по течению, так что нужно чертовски постараться, чтобы шокировать или удивить меня.

Но прямо сейчас меня затягивает в пучину неприятной тревоги, пробравшей до самых костей.

Из кресла для посетителей поднимается Фрэнк О’Ши и пронзает меня своим холодным взглядом. Я не видел его с тех пор, как окончил старшую школу, но он выглядит точно так же, как тогда: приземистый, плотный, с коротко подстриженными темными волосами и губами, сложенными в жесткую линию.

– Ди Лаурентис, – коротко кивнув, произносит он.

Я киваю в ответ.

– Тренер О’Ши.

Дженсен переводит взгляд с него на меня, а потом приступает сразу к делу.

– Дин, Фрэнк стал членом нашей команды и будет отвечать за подготовку защитников. Он рассказал мне о том, что случилось в школе Гринвич. – Тренер делает паузу. – Я решил, что будет целесообразно, если вы оба решите ваши проблемы сейчас, а не на завтрашней тренировке.

Могу только представить, что мог рассказать О’Ши о том, что «случилось». Убежден лишь в одном: он был субъективен и едва ли отозвался обо мне положительно, потому что его версия событий настолько искажена, что даже истории в какой-нибудь бульварной газетенке покажутся вам тщательно исследованной научной работой.

Тренер Дженсен делает шаг в сторону двери.

– Я оставлю вас наедине.

Черт, он хочет уйти? А было бы здорово иметь свидетеля на тот случай, если О’Ши попытается что-нибудь провернуть. В конце концов, этот мужик вырубил игрока собственной команды на пустой парковке школы. Мне тогда было восемнадцать. Я не стал обращаться в полицию, потому что понимал, почему он так поступил, но это не значит, что я все забыл или простил его.

О’Ши начинает говорить лишь тогда, когда дверь за тренером плотно закрывается.

– Итак, у нас с тобой будут проблемы?

Я стискиваю челюсти.

– Это вы мне скажите, – и заставляю себя добавить, – сэр.

Его темные глаза вспыхивают.

– Вижу, ты остался таким же заносчивым умником, каким был, когда я тренировал тебя.

– При всем уважении, сэр, я пробыл в этом кабинете от силы секунд пять. Не думаю, что за это время можно прийти к подобным выводам. – Мой тон остается вежливым, но внутри закипает гнев. Я всей душой ненавижу этого человека, и это просто какая-то гребаная насмешка судьбы, потому что когда-то я его боготворил.

– С моей стороны никаких проблем не будет, – говорит он так, будто я пока не произнес ни слова. – Прошлое осталось позади. Я бы хотел начать все с чистого листа, тем более если это создаст более благоприятные условия для тренировок.

Как великодушно с его стороны.

– Взамен я прошу лишь одного – относись ко мне с уважением и слушайся меня, когда мы на льду. Я не потерплю ослушания. – Рот О’Ши кривится. – И не буду закрывать глаза на ваши выходки. Дженсен сказал мне, что ты тот еще любитель вечеринок, что меня нисколько не удивляет, – он презрительно усмехается. – Но если хочешь сохранить свое место в команде, то будь добр вести себя хорошо: никакого алкоголя, никаких наркотиков и скандалов. Понял меня?

Я киваю головой в знак согласия.

– А что касается наших былых проблем, то они больше не обсуждаются. – О’Ши удостаивает меня очередным пронзительным, холодным взглядом. – Ни между нами двумя, ни между тобой и твоими товарищами по команде. Прошлое осталось позади, – вновь повторяет он.

Я засовываю руки в карманы.

– Мне можно идти?

– Пока нет. – Он пододвигается к столу и поднимает тонкую папку. То ли мне кажется, то ли его глаза поблескивают от самодовольства. – Еще пара моментов. И можешь не сомневаться, тренер Дженсен полностью со всем согласен.

У меня появляется дурное предчувствие.

– Во-первых, мы отправляем тебя во второе звено с Бродовски…

– Что? – вскидываюсь я.

О’Ши поднимает руку.

– Позволь мне закончить.

Я закрываю рот, с трудом перебарывая нарастающее раздражение. Кипящий внутри гнев перерастает в чертовски сильную ярость.

С его стороны никаких проблем не будет – как бы не так. Я всегда играл в первом звене с Логаном. Мы двое – самые лучшие защитники в команде. Неразлучная пара, если хотите. Бродовски же – третьекурсник, которому так много нужно работать над собой, что мне удивительно, как его до сих пор не выперли из команды.

– Дженсен доверил мне работать с защитой и действовать так, как я считаю нужным, – рявкает мне в ответ мой старый тренер. – Второе звено очень слабое. Келвин и Бродовски никак не могут сыграться, и им обоим пойдет на пользу встать в пару к игрокам типа тебя и Джона Логана.

– А тренер упоминал, что уже пробовал это во время предсезонной подготовки? – Я не могу не сказать об этом, да еще и не без ехидства, и О’Ши хмурится. – Я играл в паре с Келвином в матче против Сент-Энтони. Это был полный провал.

– Что ж, на этот раз ты будешь играть не с Келвином, не так ли? – так же ехидно отвечает он. – Я ставлю тебя с Бродовски. Это окончательное решение, я делаю так, как будет лучше для команды.

Чушь собачья. Он делает так, чтобы наказать меня, и мы оба это знаем.

– А второй момент?

Он моргает.

– Прошу прощения?

– Вы говорили про пару моментов. – Я изо всех сил стараюсь говорить спокойно. – Первый – это то, что вы перегруппировали звенья. А второй?

О’Ши наклоняет голову, словно пытаясь решить, не проявляю ли я вновь неуважение. Мужик понятия не имеет, как сильно мне сейчас хочется заехать ему кулаком в челюсть. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы сдержаться.

О’Ши открывает папку и достает один-единственный лист бумаги. Его глаза довольно блестят, когда он передает его мне.

Я пробегаю глазами по листу. Это ксерокопия расписания тренировок и игр, но не для нашей команды.

– Что это? – бормочу я.

– Начиная с этой недели ты будешь великодушно посвящать свое свободное время «Гастингским ураганам»…

– Чему?

– «Гастингским ураганам». Это хоккейная команда начальной школы Гастингса, лига команд средних школ, седьмые и восьмые классы. В Брайаре существует социальная программа, по которой студенты-спортсмены на добровольной основе выступают тренерами или помощниками тренеров в местных спортивных командах. Студентка, которая работала с «Ураганами», – левая нападающая в женской хоккейной команде Брайара. Но она серьезно заболела, и нам нужно было заменить ее. Мы с Дженсеном решили, что ты самая лучшая кандидатура на ее место.

Я пытаюсь не выдать своего ужаса, но, похоже, мне это плохо удается, потому что О’Ши в открытую самодовольно усмехается.

– У них две тренировки в неделю после обеда, игра – в пятницу в шесть. Я позволил себе заглянуть в твое расписание и убедился, что оно не пересекается с расписанием «Ураганов». Так что все готово. – Он склоняет голову набок. – Если только, конечно, у тебя нет никаких возражений.

Ага, черт подери. Мне совсем не хочется проводить три дня в неделю, тренируя группу школьников. Господи, да это же мой последний год обучения в университете! У меня огромная учебная нагрузка! К тому же шесть дней в неделю я тренируюсь с собственной командой, играю свои матчи, и все это оставляет не так уж много свободного времени.

Но если я откажусь, нет сомнений, что О’Ши сделает мою жизнь невыносимой. Как он делал это в старшей школе.

– Нет, звучит заманчиво, – выдавливаю я из себя и еле удерживаюсь от того, чтобы не показать ему средний палец.

Он одобрительно кивает.

– Что ж, посмотрим. Возможно, ты и правда изменился. Дин Ди Лаурентис, которого я знал, думал только о себе.

Эта подначка неожиданно задевает меня. Да, порой я вел себя как эгоистичный ублюдок, но, черт подери, тогда я не сделал ничего плохого. Мы с Мирандой всегда одинаково смотрели на вещи… И вдруг все изменилось.

Но, наверное, уже неважно, кто виноват, потому что и так ясно как день, что Фрэнк О’Ши никогда не простит меня за то, что произошло между мной и его дочерью.