Понедельник, 10 октября 2011 г.
Перекрестный допрос Бориса Березовского (10:15)
Судья Элизабет Глостер: Доброе утро, господин Березовский. Вы продолжаете быть под присягой. Да, господин Сампшн.
Г-н Сампшн: Господин Березовский, в пятницу я спросил вас о том, что произошло при договоре 1996 года. Помните, как я вас об этом спрашивал?
О.: Да, более-менее помню. Абрамович продолжает настаивать на том, что, с одной стороны, соглашение не должно быть в письменной форме, с другой стороны, что мы должны были быть больше защищены из-за моих политических действий, из-за моей деятельности, особенно перед выборами 1996 года, потому что я играл ключевую роль в выборах Ельцина, в его избирательной кампании.
В.: То есть вы сейчас показываете, что Абрамович хотел дистанцироваться от вас и Бадри, дистанцировать компанию от вас?
О.: Да, вы совершенно верно это говорите.
В.: Насколько я понимаю, вы волновались, потому что был реальный риск победы коммунистов в 1996 году?
О.: Да, вы правы.
В.: И вы серьезно думали, если бы коммунисты выиграли, то «Сибнефть» могла бы с ними заключить сделку, чтобы избежать ренационализации тех 15 %, которые были уже проданы?
О.: Не то что я серьезно так думаю, просто очень много бизнесменов, включая Ходорковского и других, играли две игры, они помогали и коммунистам, и Ельцину в предвыборных кампаниях. И у меня нет никаких сомнений, что Абрамович думал точно так же. Я просто хотел минимизировать риск, может быть, коммунисты действительно будут продолжать приватизировать? Я в это лично не верил, но как бы я ничего не терял, такую позицию занимая.
Ну, никто не знает, господин Сампшн, как коммунисты бы сыграли игру, если бы они пришли к власти. У меня было представление того, что у них будут грязные игры, другие считали, что они будут продолжать свои реформы, поскольку они почувствовали более сильную позицию. Знаете, господин Сампшн, в Давосе, как раз до выборов 1996 года, у Зюганова была потрясающая роль. Он пытался убедить западных инвесторов, что он хороший парень, что продолжает реформы. И я хочу подчеркнуть, господин Сампшн, что многие на Западе ему поверили, и, насколько я знаю, некоторые в России ему поверили.
В.: То есть эта забота о том, чтобы вас и Бадри дистанцировать от «Сибнефти», продолжалась даже после того, как коммунисты проиграли на выборах?
О.: Господин Сампшн, это не совсем черное и белое. Даже после того, как коммунисты проиграли на выборах, я очень хорошо знал, что это не значит, что у них не осталось много поддержки внутри общества, внутри правительства, и более того, среди профессионалов КГБ и ФСБ. И никто не может исключать того, что давление на меня будет продолжаться.
В.: В 1996 году, два месяца спустя после второго тура выборов, вы появились в составе совета директоров «Сибнефти». Это очень интересная манера дистанцировать себя от компании, не так ли?
О.: Господин Сампшн, это решение я принял не потому, что я считал, что это хорошее решение, потому что это достаточно спорная позиция: с одной стороны – Роман Абрамович, с другой стороны – Бадри.
Если бы это был мой личный выбор, я бы этого не делал. Но, как вы знаете, у меня были партнеры, Бадри, и мы были партнеры 50 на 50, и Бадри настоял, чтобы я принял это назначение, и, более того, аргумент у него был такой: «Борис, все знают, что ты человек, который создал «Сибнефть», ты близок «Сибнефти», и ни у кого нет никаких сомнений, что ты владеешь по крайней мере большой долей «Сибнефти». Я не хотел на самом деле становиться членом совета директоров, но был спор между Бадри и Абрамовичем, и я в итоге принял позицию Бадри.
В.: А как то, что вы стали директором «Сибнефти», отвлекло бы внимание от того факта, что вы какими-то акциями владели в «Сибнефти»?
О.: Именно это я и пытался объяснить. Обычно это было всем известно, что те, кто в совете директоров, не являются акционерами.
В.: Госпожа Носова в своих свидетельских показаниях ссылается на нечто, что она называет «кинуть».
О.: Да, вы почти правильно произнесли. Это не очень хорошее слово.
В.: Объясните нам, что значит «кинуть»?
О.: Я вам дам пример. Кинуть – это то, что сделал господин Абрамович. Именно это. Если кто-то принимает на себя обязательства, а другая сторона ему доверяет, а позже этот человек доверию изменяет, пытается кинуть и обмануть жертву.
В.: Госпожа Носова была озабочена тем, что господин Абрамович может просто отрицать, что вы и Бадри имели вообще какую-то долю. И она сказала, что это как раз и называлось «кинуть».
О.: Госпожа Носова совершенно права, к сожалению, это очень известный пример не только в России 90-х годов, но даже сейчас. И госпожа Носова была надежным членом моей команды, очень волновалась, беспокоилась обо мне. И не знаю, важно это или не важно, она очень пессимистична, а я очень оптимистичен, и она всегда недооценивала хорошее в людях, а я всегда это переоценивал. Госпожа Носова, к сожалению, почти всегда права. Но это моя точка зрения на мир, а это ее точка зрения на мир. Но, к сожалению, мир гораздо больше похож на тот мир, который представляет госпожа Носова. Господин Сампшн, сейчас, через 10 лет, вы говорите, что у меня была такая значительная ключевая ошибка в понимании человека, но это моя личная проблема, что я не всегда понимаю людей. Я считаю, что я их хорошо знаю, это действительно проблема. Я действительно доверял Абрамовичу, как я сказал, вот в такой восточной манере, доверял как сыну, много лет, и он меня предал. Ну что же делать, это реально, что же делать, это не его вина, это моя вина, что я ему доверял.
В.: Господин Березовский, вы сейчас говорите, что между вами и Абрамовичем было договорено, что вы будете получать прибыль, которую генерировала бы любая компания, не «Сибнефть».
О.: Между мной, Абрамовичем и Бадри, мы втроем договорились, что любая прибыль, которая изначально основана на прибыли от «Сибнефти», будет делиться 50 на 50. Это совершенно верно. «Сибнефть» сама по себе в то время не генерировала прибыли. «Сибнефть» производила нефть, качала нефть и очищала нефтепродукты, и продавала их «Руникому». А тогда уже «Руником» генерировал прибыль, «Сибнефть» была вертикально интегрированной компанией. Одна компания вырабатывает нефть, вторая ее перерабатывает, третья ее продает. И компании, которые вырабатывали нефть, они ничего не получали, они просто качали ее, это только расход и никакого дохода. Компания, которая очищала, перерабатывала, она также не получала никакой прибыли, она только прибыльный продукт производила. Только в последней стадии компания, которая продавала это все, генерировала прибыль. Те все компании, ну, они как бы продавали продукт по дешевой цене в НПЗ, который потом продавал другой российской компании, и компании, которые продавали нефть за рубеж, получали прибыль.
В.: Откуда вы знаете, что именно так происходило?
О.: Ну, я знаю, потому что Ходорковский сейчас в тюрьме. Я знаю, почему они его посадили в тюрьму. И когда я стал дознаваться, почему они его посадили в тюрьму, я узнал, что все нефтяные компании были структурированы именно так, без исключения. Да, поверьте.
В.: После президентских выборов 1996 года, согласитесь ли вы, что ваши требования выплат от господина Абрамовича стали расти?
О.: Сложно сказать. Я не знаю, поскольку Абрамович платил мою долю прибыли, которая мне принадлежала, и я, с одной стороны, ее тратил на личные расходы, я купил шато, замок во Франции, я купил яхту во Франции, я купил второй дом во Франции. Но я считаю, самым основным расходом были не личные расходы. Главная расходная статья – это то, что я тратил на разные политические нужды, прежде всего на ОРТ, которое требовало много денег.
И я также пытался расширить свою позицию в СМИ и купил несколько газет. С другой стороны… в 1992 году я создал благотворительность для поддержки российской культуры, называется «Триумф» этот фонд, и в этом году они будут праздновать 20-летие, в 2012 году то есть. Это самая важная частная благотворительность для поддержки российской культуры. Это знают все. И даже Путин позволил мне платить за этот благотворительный фонд. Мы где-то 60 миллионов потратили на благотворительность за все эти годы. И я не считал, сколько я потратил в 1996 году, в 1998 году. Мне трудно подсчитать точно, потому что «Сибнефть» генерировала достаточно денег для моих частных расходов и политической деятельности.
Судья Элизабет Глостер: Каким образом вы просили господина Абрамовича, как вы требовали у него денег?
О.: Иногда напрямую у Абрамовича, а иногда косвенно через Бадри.
Судья Элизабет Глостер: Понятно.
Г-н Сампшн: То есть между 1996 и 2000 годом почти все ваши личные расходы оплачивались таким методом?
О.: Думаю, да. Они финансировались, но это не финансирование от господина Абрамовича, это мои деньги, которые шли от моих 25 % акций, которые он согласился мне платить за мою долю 25 %.
В.: Вы говорите, что эти выплаты представляли вашу долю в прибыли «Сибнефти»? Откуда вы это знаете?
О.: Я вообще этого не знаю, господин Абрамович мне сказал, что у него обязательства держать мои акции и платить мне в соответствии с прибылью, которая происходит от этих акций. У меня не было никакого понятия, сколько генерировала компания. Хочу подчеркнуть: «Сибнефть» была на периферии моего внимания. Это даже не вторым по значению приоритетом было. Моим первым приоритетом была политика, а вторым приоритетом по значимости было ОРТ как рычаг ведения политических реформ. И моим основным смыслом всех этих действий было не повышение капитализации «Сибнефти», а повышение капитализации страны, и это тогда бы позволило капитализировать «Сибнефть». Вот в этом все дело.
В.: То есть на самом деле у вас не было никакого интереса узнать о том, в каком размере «Сибнефть» получала прибыль, не так ли?
О.: Я был совершенно удовлетворен тем, что делал Абрамович, и я был рад, что достаточно фондов на мои политические нужды и личные расходы. Я доверял господину Абрамовичу – это основное замечание. Я действительно ему доверял, и я понимал, что у Бадри опыта гораздо больше как у бизнесмена. И я никакого внимания не обращал на цифры, которые «Сибнефть» давала, в основном Бадри иногда мне отчетность показывал, чтобы объяснить, какие прибыли они получали.
В.: Господин Березовский, в 1996 году вы получили около 80 миллионов долларов от господина Абрамовича и от его компании, в соответствии с цифрами, которые были представлены в свидетельских показаниях госпожой Гончаровой и мэтром Темимом марсельскому судебному следователю. В этом году «Сибнефть» прибыли не заявляла.
О.: Ну да, у «Сибнефти» прибыли не было, но как Абрамович генерировал эту прибыль, я понятия не имею. Это не мое дело.
Судья Элизабет Глостер: Вы объясните, пожалуйста, мне, господин Березовский, если вам платят из валового дохода «Сибнефти», валовой выручки, а не от заявленной и объявленной прибыли «Сибнефти», то как вы можете подсчитать, получаете ли вы действительно по 50 %, вы 50 % и господин Абрамович, от валовой выручки?
О.: Я не подсчитывал, я просто знал, Абрамовичу я доверял, и я доверял, что он в равной степени будет делить доходы от «Сибнефти» прямо или косвенно между нами.
Абрамович и Бадри понимали, сколько компания сгенерировала. И когда мы выступаем с просьбой заплатить некую сумму денег за что-то, оплатить, например, мои частные расходы или там расходы ОРТ и так далее, всякий раз мне Бадри говорил: «Борис, у нас достаточно денег», или, наоборот: «У нас недостаточно денег».
Когда компания не объявляет дивиденды, то она генерит дивиденды другим способом. К сожалению, так действовали все нефтяные компании, я ни одного исключения из этого правила не помню.
И если господин Абрамович заплатил мне эти огромные суммы денег через свои компании, то поверьте мне, что господин Абрамович не такой человек, которому наплевать на себя и на свои интересы. Это значит, что как минимум такие же суммы были у Абрамовича.
Судья Элизабет Глостер: Как в отчетности проводились эти платежи?
О.: Я не знаю, как они проводились в отчетности. Я уверен, что господин Абрамович не проводил их как дивиденды, потому что, естественно, дивиденды не объявлялись.
Судья Элизабет Глостер: То есть это были какие-то расходы, вероятно? Или вы догадываетесь?
О.: Не знаю.
Г-н Сампшн: Господин Абрамович платил вам эти суммы с сильным превышением прибыли «Сибнефти» только потому, что вы требовали этих сумм для тех политических услуг, которые ему оказывали в России?
О.: Господин Сампшн, я предоставляю политические услуги не «Сибнефти», а всем российским бизнесменам без каких-либо исключений. Когда я был заместителем секретаря Совбеза, для того чтобы остановить войну в Чечне, я знал, что если я это сделаю, повысится капитализация не только «Сибнефти», а всей страны. Я никогда не делал никаких исключений только одной «Сибнефти», когда я служил государству в целом.
Г-н Сампшн: Вы согласны с тем, что ваши желания в отношении денежных средств в 2000 году возросли по сравнению с предыдущими годами?
О.: Я не могу этого сказать, вначале была президентская кампания, и мы согласились с Абрамовичем выплатить по 25 миллионов каждый, в целом 50 миллионов, для того чтобы финансировать президентскую кампанию. ОРТ в год избирательной кампании, естественно, нуждалось в больших суммах, чем в обычные дни, и это уже было ясно в марте 2000 года. Путин уже был избран, и я не думаю, что в то время нам нужно было больше денег, несмотря на то, что я решил переехать во Францию и, конечно, начал думать о том, что произошло. Знаете, у нас была тогда встреча с господином Абрамовичем в Ле Бурже, это был декабрь 2000 года, и ничего особенного, необычного на этой встрече не произошло, я не говорил: Роман, мне немедленно нужны деньги. Я сказал, что теперь ситуация другая, нам нужно посчитать, сколько нам можно получить через наш бизнес в «Сибнефти».
В.: Ну, давайте я вам дам пример, в котором вы лично участвовали. На встрече в марте в «Дорчестере» господин Дерипаска потребовал, чтобы вы погасили 16 миллионов долларов кредита, который он вам выделил. Помните?
О.: Очень хорошо помню. Во-первых, было не 16, пусть ваши помощницы вам помогут, дадут вам правильную цифру, там 13 миллионов было.
Он никогда не давил, не требовал. Дерипаска просто напомнил, что есть непогашенный долг, я был очень удивлен, потому что мне казалось, что все уже погашено, Бадри об этом долге знал, и это было связано с каким-то обеспечением, которое было предоставлено Дерипаске, я уже не помню, что там было. Когда Дерипаска мне об этом напомнил, моя первая реакция была, что что-то странное, сюрприз такой, мне казалось, что все уже выплачено. А Роман был в «Дорчестере» тогда, на той же встрече, и я попросил Романа погасить этот долг, если деньги есть. Я хорошо знал, что уже примерно где-то через месяц Дерипаске долг был погашен.
В.: Да, совершенно точно, господин Березовский. Господин Дерипаска попросил, чтобы вы погасили долг, вы погасили. Вы немедленно обратились к господину Абрамовичу и сказали: заплатите, пожалуйста.
О.: Да, так и есть.
В.: И вот так система и работала: то есть у вас возникала потребность, вы обращались к господину Абрамовичу и говорили: пожалуйста, заплатите такой-то долг?
О.: Да, и он говорил: Борис, у нас есть деньги для того, чтобы оплатить.
В.: В общем, он за вас платил?
О.: Нет, не он за меня платил. Он платил мои деньги им.
В.: Осенью 2000 года, когда у вас ухудшились отношения с господином Путиным, но до того, как вы уехали из России после ссоры с Путиным, вы сделали так, что господин Патаркацишвили попросил господина Абрамовича выплатить вам, как вы назвали, финансовую подушку. Очень большую сумму денег, потому что вы уехали из России.
О.: Господин Сампшн, это чистая спекуляция, поверьте мне. В то время я еще доверял Абрамовичу, считал его своим партнером, и те деньги, которые генерировались «Сибнефтью» и связанными с ней компаниями, были достаточны для того, чтобы продолжать жить еще тысячу лет в Лондоне и не беспокоиться о том, откуда я буду получать деньги. Совершенно неправильно было говорить, что мне нужна была какая-то подушка, как вы сказали, для того чтобы обеспечивать мне возможность жить в Лондоне или где-то в другом месте. Мне подушка для других целей нужна, я на подушке сплю.
В.: Господин Патаркацишвили от вашего имени и от собственного имени вел переговоры, договаривался о выплате еще 305 миллионов долларов до конца года.
О.: Если вы говорите о встрече в Ле Бурже, то это было обязательство со стороны Романа Абрамовича, который не выполнил обязательство по выплате нам доли прибыли, которая была сгенерирована «Сибнефтью». То ли «Сибнефтью», то ли РУСАЛом, я не помню. Это не была какая-то конкретная просьба со стороны господина Патаркацишвили, потому что мы уехали из России. Еще раз хочу подчеркнуть это. В то время я рассматривал Абрамовича еще как своего партнера, и поэтому мне не нужна была особая исключительная помощь с его стороны, я ее не просил.
В.: Ну, не важно, по какой причине платилась эта сумма, эта сумма согласовывалась конкретно господином Патаркацишвили от своего и вашего имени с господином Абрамовичем.
О.: Нет, совершенно неправильно. Мы в Ле Бурже говорили об обязательстве Абрамовича заплатить нам долю прибыли в «Сибнефти», и ни о чем другом.
В.: С ваших слов, у господина Абрамовича было право на 50 % участия в любых будущих бизнесах, которые вы решите с Бадри начать.
О.: Это верно, все, что мы получим вместе.
В.: Тогда это значит, что у вас будет только 25 %, господин Березовский?
О.: Да, 25 % – у меня, 25 % – у Бадри, 50 % – у Абрамовича, точно на тех же условиях, как мы договорились по поводу «Сибнефти».
В.: Господин Березовский, вы никоим образом не могли договориться дать господину Абрамовичу долю в любых из ваших будущих бизнесов, которая в два раза превышала бы вашу долю.
О.: Господин Сампшн, я не только планировал так с самого начала, я даже предложил Абрамовичу поделить ОРТ 50 на 50, и Абрамович отказался участвовать в платежах для ОРТ. Это был его выбор, и тут я уже ничего не скажу.
В.: Хорошо, пожалуйста, давайте поговорим о вашей политической позиции в России за последние два или три года 90-х годов. Мне кажется, в вашем случае вы действительно имели большое влияние в течение периода с 1995 по 2000 год, не так ли? Вы так утверждаете.
О.: Да, совершенно правильно.
В.: Однако же был период, когда господин Примаков был премьер-министром, когда у вас были определенные политические сложности.
О.: У меня постоянно политические сложности, не только во времена Примакова.
В.: Но господин Примаков был членом советского Политбюро, и его политические взгляды очень отличались от ваших.
О.: Примаков – член Российской академии наук, я также член Российской академии наук. Я его хорошо знал, в советские времена много раз с ним встречался. Поскольку Академия наук во времена Советского Союза была селективная организация, отборная. Туда выбирались лучшие ученые со всего Советского Союза. И я был одним из них, я был членом-корреспондентом. Это немного ниже, чем позиция академика, а Примаков – академик, но тем не менее я его хорошо знал.
В.: То есть вы пытаетесь сейчас сказать, что вы были друзьями, на дружеской ноге с господином Примаковым в 1998–1999 годах?
О.: Да, это звучит смешно, но действительно это так. Я был одним из тех, кто обсуждал с президентом Ельциным кризис 1998 года, это было пересечение экономического и политического кризисов. Все знали, что Примаков левак, может быть, не коммунист, но очень близок к коммунистам. А с другой стороны, у нас просто не было выбора в то время, поскольку нужно было снизить политический и экономический кризисы одновременно. И я был тем человеком, который общался с Примаковым, который мог попросить его принять предложение президента и стать премьер-министром. Как только он стал премьер-министром, он действительно разрешил кризис: политический и финансовый. Многие люди в Думе, в российском парламенте просто ненавидели Ельцина, и они пытались даже сделать импичмент для Ельцина. И Примаков был именно тем человеком, который мог лавировать между демократами и коммунистами. Он был очень правильным человеком как раз на тот момент. Но когда он поменял свою позицию и стал бороться против бизнеса, тогда мы стали врагами.
Г-н Сампшн: В 1999 году вы описывали, как вы стали одной из основных мишеней для господина Примакова.
О.: Да, вы совершенно правы. Да, то есть мы стали врагами.
В.: И он действительно добился того, чтобы вас уволили как исполнительного секретаря СНГ.
О.: Не он сам, а он заставил Ельцина меня уволить.
В.: И в результате ваших разногласий с господином Примаковым вы стали жертвой уголовного расследования и рейдов милиции.
О.: Да, в отношении «Аэрофлота», это все началось еще до Примакова, до того как он пришел к власти.
В.: То есть эти расследования периодически велись.
О.: Да, много раз… Путин…
В.: В январе 1999 года, когда вы разругались с господином Примаковым, генпрокурор открыл расследование того, что вы и господин Глушков якобы растратили деньги «Аэрофлота».
О.: Верно.
В.: 26 апреля вас проинтервьюировал специальный следователь из Генпрокуратуры?
О.: Да.
В.: И вам предъявили обвинение в нарушении валютного режима и отмывании денег?
О.: Да, верно.
В.: 26 апреля 1999 года.
О.: Точную дату не помню.
В.: 12 мая 1999 года Примаков был уволен с поста премьер-министра Ельциным, не так ли?
О.: Да, это верно.
В.: Это широко отражалось в прессе в то время. И вы сыграли значительную роль в его увольнении?
О.: Да, совершенно верно.
В.: После того как вам предъявили обвинение в валютных нарушениях и отмывании денег, вы пошли на встречу с Юмашевым, не так ли?
О.: Нет, когда меня допросила Генпрокуратура, в тот же день я вышел из офиса, и там было много журналистов. Я дал интервью, и я совершенно откровенно сказал, что это Примаков, который пытается прижать бизнес-круги, и так далее. И когда я вернулся в свой клуб «ЛогоВАЗ», в офис, мне звонит Черномырдин, бывший премьер-министр, говорит: «Борис, приди, пожалуйста, на встречу с Примаковым, поскольку он не согласен с тем, что ты сказал в своем интервью».
Я прыгаю в машину, через полчаса я в Белом доме. Там стоит Черномырдин, который меня ждет, и вместе мы пошли в офис Примакова. Примаков сказал: «Борис, ты совершенно не прав! Я никогда не пытался убедить генпрокурора это дело открыть». Но я представил ему документ, который лежал у меня в кармане, когда он собственноручно написал записку. Он попросил генпрокурора открыть дело против компании. Это было полностью незаконно, поскольку у него не было власти, не было полномочий влиять на другой институт власти. И я ему сказал: «После этого момента мы стали врагами». Да, я совершенно четко сказал людям из моего близкого круга, включая господина Юмашева, что Примаков даже на закон не обращает внимания, даже на право. И это было одной из тех причин, которая действительно повлияла на отставку Примакова.
В.: Встречались ли вы в апреле 1999 года с господином Юмашевым и пытались ли вы убедить его заставить президента уволить Примакова?
О.: Вполне возможно. Я не могу этого исключить.
Госпожа судья, если позволите, две минуты, я просто хочу пояснить. Насколько я понимаю, идея господина Сампшна в том, что я боялся, что меня арестуют за мошенничество или что-то еще. И поэтому я пытался уволить господина Примакова. Я просто хочу привести пример, когда в 2000 году я уже не был в хороших отношениях с нашим президентом, я имею в виду Путина. Я добровольно ушел с позиции депутата парламента, несмотря на то что у меня была депутатская неприкосновенность. Просто хочу сказать, я не боюсь Примакова. Поверьте, это совсем не та причина, по которой я пытался убедить президента его уволить. Я признавал, что он действительно опасен не для меня лично, для страны! Это была единственная причина, по которой я пытался убедить президента сделать этот шаг.
Г-н Сампшн: Этот инцидент потрясающе характеризует вашу политическую власть, то, насколько влиятельным вы были на том этапе.
О.: Я думаю, что это демонстрирует то, что мы обсуждали с самого начала. То, что у меня была власть, у меня была способность убеждать людей и объяснять им, используя логические аргументы. Вы имеете в виду «влиятелен» в плане того, что я давал взятки людям? Нет. Это не взятки, не подкуп, это мои убеждения, вера в то, что я делал. Именно это влияло на людей.
В.: Будет ли справедливо сказать, что в течение года после мая 1999 года вы были на вершине политического влияния в России, на пике в период после отставки Примакова?
О.: Ну, не могу сказать, я просто не могу это оценить. Я просто был рад, что президент принял такое решение. Не только я помог ему принять такое решение, странно сказать, но господин Путин также ему помогал принять такое решение. Поскольку, как вы хорошо знаете, две основных мишени Примакова – это были Путин как глава ФСБ и я. И за Путина как за главу ФСБ Примаков тоже взялся, потому что Примаков сам хотел быть главой ФСБ. Занять его должность. Именно по этой причине мы стали очень близки с Путиным.
В.: Господин Путин исполнял обязанности президента с конца 1999 года, не так ли?
О.: Да. Он был исполняющим обязанности президента. Это было 31 декабря или 1 января.
В.: Да, 1 января. Это было из-за болезни Ельцина?
О.: Да.
В.: Насколько я понимаю, сначала у вас были очень хорошие отношения с Путиным.
О.: Да, очень хорошие, потому что я его знал с 1991 года, и мы вместе работали. Он не был моим близким другом, но у нас были хорошие отношения.
В.: И вы поддерживали его предвыборную кампанию, не так ли?
О.: Да, я поддерживал его избирательную кампанию в парламент в 1999 году, а также его избирательную кампанию на пост президента. Но там уже игра была предрешена из-за блока «Единство», новой политической партии. То есть не было совершенно никакого сомнения, кто победит на выборах. Путин был премьер-министром в то время.
В.: И вы поддерживали его избирательную кампанию как финансово, так и используя СМИ, не так ли?
О.: Вы правы.
В.: И только летом 2000 года ваши СМИ стали критиковать Путина, его политику, его компетентность, и после этого ваше влияние на правительство стало снижаться.
О.: Да, но это не так. Вы сказали, что это использование СМИ, которые я контролировал. Да, в тот момент времени я контролировал ОРТ, самый влиятельный канал, также «Коммерсантъ» и еще один телеканал. Но конфликт с Путиным начался до этого. Начиная с Чечни, начиная со второй чеченской войны, и ОРТ, и «Коммерсантъ» критиковали Путина еще до того, как он стал президентом. Даже когда он был всего лишь премьер-министром.
Г-н Сампшн: Госпожа судья, я перейду к вопросу о запугивании.
В своих свидетельских показаниях вы рассказываете о тех встречах, которые у вас и господина Патаркацишвили были с Волошиным, начальником администрации, и потом с самим Путиным.
О.: Нет, нет, совершенно не так, совершенно не так, я один там был.
В.: Да, но у Патаркацишвили тоже были встречи, и он о них рассказывает. И вот встречи ваши с Волошиным, насколько я понимаю, состоялись по вашей просьбе.
О.: Я был во Франции, когда произошла катастрофа «Курска». Путин был в Сочи на Черном море, отдыхал. И я по телефону попросил президента о встрече. И он сказал, что он вернется в Москву и тогда встретимся, и он говорит: соединитесь с Волошиным. И я вернулся в Москву, поговорил с Волошиным, попросил, чтобы он организовал мне встречу с президентом.
В.: Господин Волошин и господин Путин, если бы они хотели вам угрожать, то, наверное, не стали бы ждать, пока вы к ним зайдете.
О.: Ну, прежде всего я хотел бы вам напомнить, господин Сампшн, что первая встреча у меня с Волошиным была без присутствия Путина. А на следующий день уже была встреча с ними обоими. И я был шокирован не меньше, чем вы, судя по вашему вопросу. Когда я пришел туда для того, чтобы объяснить, почему президент неправильно себя ведет, прячется, не выходит к людям. Вместо этого Волошин начал представлять дело так, что ОРТ прессует президента. И президент мне тоже сказал: «Вы что, – говорит, – против меня боретесь, что ли?» Я подумал, что это шутка, потому что у нас все еще были хорошие отношения в то время. Но Волошин совершенно серьезно говорил, что я выступаю против президента, что я иду по пути Гусинского и пойду за Гусинским в тюрьму. Вы помните, в то время Гусинский уже два раза в тюрьму был заключен.
В.: Вы читали свидетельские показания господина Волошина в этом деле?
О.: Да. Я не помню хорошо, но я читал от начала до конца.
В.: Он отрицает то, как вы описываете свои встречи с ним и с президентом Путиным.
О.: У меня вопрос. Почему он решил сегодня это начать отрицать? Не после моего интервью, когда я возложил ответственность на него лично за то, что он пытался мне угрожать.
В.: Он говорит, что на той встрече, которая у вас с ним была, он говорил, что правительство хочет, чтобы вы прекратили использовать ОРТ для своих личных политических целей. Но он не требовал, чтобы вы продали свою долю ОРТ.
О.: Он врет.
В.: Он также говорит, что на встрече с президентом Путиным Путин сказал, что он хотел бы, чтобы ОРТ коллективно управлялось советом директоров и генеральным директором, а не лично только вами в своих личных интересах.
О.: Он лжет. Да, он лжет по этому поводу тоже.
В.: Так, понятно. И ни в том, ни в другом случае никто не угрожал вам ни тюрьмой, ни тем, что вы пойдете по пути Гусинского. Значит, он…
О.: Он тоже врет.
В.: Я думаю, вы слишком драматизировали события, когда писали об этом в «Коммерсанте», для того чтобы вести ту пресс-кампанию, которую вы тогда вели против президента.
О.: В то время у господина Волошина была прекрасная возможность ответить, сказать, что Березовский лжет. Я занял очень открытую позицию, я дал интервью СМИ. И возникает вопрос, почему Волошин в то время не ответил открыто? Потому что он прекрасно знал, что это правда. Более того, то, что произошло позже, как раз демонстрирует, что это было именно так.
В.: В ходе переговоров между господином Патаркацишвили и господином Абрамовичем они договорились о том, что ваша доля в ОРТ будет продана господину Абрамовичу, первоначально была согласована цена – 100 миллионов долларов. Вы с этим согласны?
О.: Нет, совершенно не согласен. Господин Сампшн, вы знаете, это факт. Обсуждения начались, когда господин Гусинский находился в тюрьме. Вот с этого момента государство начало прессовать нас и требовать, чтобы мы продали акции. И была встреча не только моя с Путиным. И Бадри встречался с Путиным, как вы правильно сказали. Бадри было сказано: либо он уходит от меня, и тогда он будет продолжать свой бизнес, либо он со мной остается, тогда он все теряет.
И тогда ему порекомендовали встретиться с Лесиным. Лесин предложил заплатить 300 миллионов за наши акции в ОРТ. Это известный факт. Я отказался. Бадри сказал: «Борис, надо продать». Я ему сказал: «Бадри, нет». И мы не продали даже за 300 миллионов.
В.: Господин Лесин позже потом снял свое предложение о 300 миллионах.
О.: Я не знаю о том, что он снимал свое предложение. Я знаю, что Лесин – это тот самый человек, который получил подпись Гусинского, когда Гусинский находился в тюрьме. И Гусинский тогда отказался от своих акций. ОРТ переложило их в руки государства, именно Лесин приходил к нему в СИЗО.
В.: Пока продолжались эти обсуждения между господином Абрамовичем и Патаркацишвили, господин Абрамович приехал к вам 6 ноября 2000 года на Кап д’Антиб, правильно?
О.: Я не помню вообще этой встречи, я помню нашу встречу на Кап д’Антиб в декабре 2000 года, после того как Николай был арестован, это я помню. Но что касается нашей встречи… как вы сказали? 6 ноября? Этой встречи я не помню.
В.: После того как вы приобрели Шато де ла Гаруп на Кап д’Антиб, вы там, наверное, неоднократно с господином Абрамовичем встречались?
О.: Да, это наше любимое место было, где мы с господином Абрамовичем встречались. И потом он тоже там купил недвижимость, в этом же районе.
Судья Элизабет Глостер: Вы отрицаете, что встреча в ноябре имела место, или вы согласны, что, может быть, она была?
О.: Хороший вопрос. Я, скорее всего, отрицаю.
Судья Элизабет Глостер: То есть вы точно помните, позитивно помните, что ее не было?
О.: Да, совершенно точно.
Г-н Сампшн: Господин Березовский, удивительно, как вы можете позитивно точно помнить, что среди тех многих встреч, которые у вас были на юге Франции с господином Абрамовичем, одной не было. Не было той самой, которая, мы говорим, была 6 ноября.
Где-то в первой половине ноября 2000 года Бадри Патаркацишвили к вам пришел и в ходе беседы сказал, что господин Абрамович готов заплатить 100 миллионов за долю в ОРТ. Вы сказали, что вас эта сумма не устраивает. Вы согласны, что у вас эта беседа с Бадри была?
О.: Нет, не помню этого.
В.: Вы отрицаете, что такой разговор был?
О.: Да, отрицаю.
В.: Вы сказали, что вас, возможно, устроит более высокая цена.
О.: На сто процентов неправильно. Это даже не обсуждалось. С моей точки зрения, не было даже разговора о том, чтобы это продавать.
В.: После этого господин Патаркацишвили приехал в Москву к господину Абрамовичу и сказал, что вас ранее согласованная сделка не устраивает и что, может быть, можно договориться на 150 миллионах.
О.: Господин Сампшн, это исключено. Невозможно. Я не принимал решения о продаже акций ОРТ до тех пор, пока не был арестован Николай.
В.: Никаких сомнений в этой области нет. Вы помните, что в октябре-ноябре 2000 года вы разрешили господину Фомичеву обсудить с господином Городиловым – это один из сотрудников господина Абрамовича – административные подробности передачи господину Абрамовичу вашей доли в ОРТ?
О.: Нет, абсолютно нет.
В.: Вы знаете, что на самом деле господин Фомичев обсуждал такие подробности, детали перевода акций с Городиловым в октябре-ноябре?
О.: Нет, я абсолютно об этом не знал. Но, господин Сампшн, опять же я не давал никому полномочий, даже Бадри. Полномочий на то, чтобы вести разговоры о продаже акций ОРТ. Я на сто процентов в этом уверен, потому что это была моя четкая позиция до последнего момента. Когда они посадили Николая в тюрьму, тогда, конечно, я за секунду изменил свою позицию. Но до этого это было исключено.
Что делал Бадри – это отдельная история. Я вам сразу говорил, что Бадри пытался защитить наши интересы, Бадри пытался сделать так, чтоб мы потеряли хотя бы не все. Это была его игра, я не знаю, какое другое слово выбрать. Это игра, с которой я до самого последнего момента не соглашался.
В.: Но Бадри не стал бы этого делать, если бы вы не одобрили заранее идею продажи акций.
О.: Я мог, конечно, следовать совету Бадри, но я знаю, что Бадри знал, что я не готов продавать акции никому.
Г-н Сампшн: Миледи, я перейду сейчас к следующему вопросу, на это уйдет более пяти минут.
Судья Элизабет Глостер: Тогда на сегодня завершим работу.