Глава 9
БОЕВИКИ-ДИВЕРСАНТЫ
22 августа, вторник, 22.50
Вот уже полчаса машина Ковалева ехала по идущей вдоль лесополосы дороге. Когда-то эта дорога вела к пионерскому лагерю, поэтому за качеством ее асфальтового покрытия следили соответствующие службы, которые пусть не оперативно, но все же заделывали появляющиеся выбоины. Но времена изменились. Давно уже перестал существовать снятый с финансирования детский пионерский лагерь, а вслед за ним и дорога тоже пришла в негодность. Полтора года назад администрация района выставила на продажу земельный участок с нефункционирующим лагерем, и его, буквально за бесценок, приобрела малоизвестная московская фирма. Из-за слишком большой удаленности лагеря от Москвы желающих приобрести его оказалось не много. Лагерь располагался почти в трехстах километрах от столицы, на границе Московской и Рязанской областей. Для чего новым хозяевам потребовался бывший пионерский лагерь, для районной администрации так и осталось загадкой. Во всяком случае, те не занялись ни благоустройством территории, ни восстановлением ведущей к лагерю дороги.
Не обращая внимания на качество дорожного покрытия, Андрей Ковалев уверенно ехал вперед. Его «Сааб» несколько раз проваливался колесом в ямы и дважды задевал днищем за выбоины. Но Ковалеву нравилась быстрая езда, а состояние подвески автомобиля его не заботило. Машина принадлежала Тумскому, и это он оплачивал ее ремонт и техническое обслуживание. Вскоре дорога уперлась в решетчатые железные ворота. Ковалев подъехал почти вплотную и дважды мигнул фарами, подав сигнал тем, кто находился за оградой. Его должны были ждать, по пути Ковалев сообщил о своем прибытии по мобильному телефону. Вскоре железные ворота распахнулись, и открывший их человек махнул рукой, приглашая заехать внутрь. Ковалев въехал на территорию лагеря, и человек, впустивший его, тут же закрыл въездные ворота.
В отличие от чиновников районной администрации Андрей Ковалев был прекрасно осведомлен о нынешней судьбе бывшего пионерского лагеря. Через одну из подставных фирм лагерь приобрел его босс Геннадий Семенович Тумский. Расположенный на значительном удалении от населенных пунктов детский лагерь представлялся Тумскому идеальным местом для временного хранения грузов, которые следовало скрыть от посторонних глаз. Пока же лагерь использовался как учебно-тренировочная база для собранной Ковалевым группы боевиков.
– Привет, – поздоровался Ковалев с командиром боевиков, встретившим его возле ворот, и протянул руку.
Прежде чем пожать ее, тот внимательно осмотрел своего гостя цепким и настороженным взглядом. Сколько Андрей помнил, так повторялось всегда. Сначала командир боевиков пристально смотрел на здоровающегося с ним человека, определяя его намерения и степень опасности, и уже только после этого пожимал протянутую руку. Андрей Ковалев подметил в его поведении и другие особенности. Например, то, что тот никогда не улыбается, а во время разговора его взгляд всегда остается холодным и подозрительным. Из-за этой особенности взгляд командира боевиков напоминал Ковалеву взгляд рыбы.
– Босс наконец-то созрел и хочет предложить нам работу, – объявил Ковалев после приветствия.
Командир боевиков кивнул в ответ.
– Где и когда? – спросил он.
Ковалеву понравилось, что тот не проявил при этом никаких эмоций, хотя речь шла о первом задании недавно сформированной группы.
– С местом босс еще не определился, – пояснил Ковалев, – возможно, это будет Москва, а возможно, и другой город. Скажи лучше, твои люди готовы?
– Общую подготовку они закончили. Баюн, Усенцев и Мельник могут быть использованы прямо сейчас. В их способностях я не сомневаюсь. Володя тоже прекрасный специалист в своем деле, но использовать его в совместных действиях группы я не буду.
– Почему? – спросил Ковалев.
– Не хочу из-за психа подвергать риску своих людей, а Володя настоящий псих. Его можно использовать отдельно, но только не в группе.
– Хорошо, действуй по своему усмотрению, – согласился Ковалев. – Как тебе новенький?
– Рогалев? – уточнил тот. – Еще не до конца присмотрелся. Могу сказать, что парень честолюбив, но слишком самоуверен. А в нашем деле самоуверенность плохая черта.
– Зато он очень общителен, легко и быстро сходится с людьми, – напомнил Ковалев. – Мне кажется, он идеальная кандидатура в разведчики.
– Рогалев не столько общителен, сколько болтлив, – возразил командир боевиков. – А длинный язык разведчику чаще мешает, чем помогает.
– Решать, конечно, тебе, – примирительно сказал Ковалев, – но все же я бы не торопился вычеркивать Рогалева, ведь другого кандидата у нас нет. Задание вот-вот поступит, а как вы будете действовать неукомплектованной группой?
– Я присмотрюсь к Рогалеву. Но если он нам не подойдет, от него придется избавиться. – Собеседник Ковалева остался непреклонен. – А что касается задания… Вот когда босс определится с задачей, тогда и будем думать, как ее решить.
Андрей Ковалев молча кивнул. Спорить с командиром сформированной группы не имело смысла. Все, что касалось подбора кандидатов в группу и их дальнейшего использования, он решал самостоятельно. Таковы были условия достигнутого между ним и Ковалевым соглашения.
Первая встреча будущего командира боевиков Ильи Сажина и специального порученца Тумского Андрея Ковалева состоялась в феврале 2000 года в исправительно-трудовой колонии строгого режима, где Сажин отбывал пятый год из своего восьмилетнего срока заключения. Сведения, которые удалось получить Ковалеву, убедили его, что Илья Сажин идеально подходит на роль командира диверсионно-террористической группы, а именно так представлял себе Ковалев будущее силовое подразделение Тумского.
Когда Андрей Ковалев по заданию босса начал подбирать группу боевиков, не колеблясь, он решил использовать людей, имеющих опыт боевых действий. По роду своей службы в ОМОНе Ковалев знал, что многие солдаты, вернувшиеся из Афганистана, Чечни и других «горячих точек», в мирной жизни не могли найти применение своим узкопрофессиональным навыкам, поэтому связывались с преступным миром. Дважды подразделение Ковалева проводило задержание преступников, среди которых были бывшие воины-афганцы. Тогда Ковалев узнал, что эти люди сопротивляются очень ожесточенно, что называется, не на жизнь, а на смерть. Тогда оба раза удалось взять только трупы. Причем первый раз Ковалев потерял одного из своих бойцов, еще трое получили ранения. Именно таких людей, обученных воевать и готовых применять свое умение на практике, Ковалев хотел видеть в своей боевой группе.
По заказу Тумского один из сотрудничающих с ним журналистов собрал богатый материал о бывших воинах-афганцах, осужденных на различные сроки заключения за уголовные преступления. Из списка, включающего около десятка фамилий, Андрей Ковалев после длительного анализа выбрал Илью Сажина, бывшего прапорщика спецназа, получившего восемь лет за вооруженный грабеж. Понять, подойдет ли кандидат для выбранной роли, можно было только при личной встрече с ним. И Ковалев отправился к Сажину в колонию. При себе Ковалев имел удостоверение следователя прокуратуры Московской области с фамилией, не имеющей к нему никакого отношения, но зато с его собственной фотографией. Это удостоверение было выписано на настоящем бланке прокуратуры и являлось одной из высокотехнологичных подделок, выполненных по заказу шефа.
Как Андрей и ожидал, удостоверение не вызвало никаких подозрений у дежурной службы колонии. Вскоре в комнату для допросов, где расположился Ковалев, сержант-сверхсрочник привел заключенного Сажина. Заключенный, даже не взглянув на следователя, уселся на единственный табурет, привинченный к полу. Однако Ковалев заметил, что за внешним равнодушием Сажина скрывается внутреннее напряжение. Ковалев невольно сравнил этого человека с боевой пружиной, готовой в любой момент распрямиться, чтобы выбросить из рукоятки лезвие ножа или нанести удар по капсюлю вложенного в ствол патрона. Этого сравнения Ковалеву оказалось достаточно, чтобы понять – он не ошибся в выборе кандидата на роль командира боевой группы.
Первая встреча оказалась недолгой. Сажин практически сразу принял предложение Ковалева, потому что тот предложил именно то, чего Сажину недоставало: свободу, деньги, силу и власть над людьми. Условием всего перечисленного для Сажина являлось создание боевого подразделения, своего рода диверсионной группы, из людей, не отягощенных нормами морали, зато имеющих практический опыт боевых действий. Ведя беседу с кандидатом на роль командира такой группы, Ковалев ни разу не употребил выражение «заказные убийства», хотя и он, и Сажин прекрасно понимали, что будущая диверсионная группа создается именно для этого.
Через месяц Сажин освободился по амнистии. У ворот колонии его встречал Ковалев. Он привез Сажина в Москву, а впоследствии оформил сторожем бывшего пионерского лагеря, недавно приобретенного Тумским. Первыми бойцами диверсионной группы стали бывшие сослуживцы Сажина: старшина Баюн и старший сержант Усенцев. Они же являлись членами вооруженной банды, совершившей в Москве в 96-м году два дерзких ограбления инкассаторских автомобилей. После ареста и осуждения их Главаря Баюн и Усенцев не решились пойти на самостоятельное дело. Награбленных ими денег хватило меньше чем на два года, их остатки слизал августовский кризис 98-го года. Когда Сажин вновь встретился со своими бывшими подельниками, один из них работал в охране какого-то банка, а другой вообще грузчиком на рынке. Обоим уже порядком осточертела их нынешняя жизнь, и они не задумываясь приняли новое предложение своего бывшего Главаря и командира.
Третьим членом диверсионной группы стал еще один афганский приятель Сажина, сержант Мельник. В роте Сажина Мельник был снайпером, а после демобилизации из армии перебивался случайными заработками. Как и Баюн с Усенцевым, предложение Сажина Мельник принял на ура. Устав от нищеты, он давно уже собирался предложить свои услуги классного стрелка какому-нибудь криминальному авторитету, но не знал, к кому можно с таким предложением обратиться.
Еще двоих боевиков Сажину нашел Ковалев. Ими стали солдат-наемник Виталий Рогалев и бывший минер-подрывник по имени Володя. Рогалев прошел почти все локальные войны, прокатившиеся по просторам бывшего СССР. Он воевал в Абхазии, в Приднестровье и дважды в Чечне: первый раз, с 95-го по 96-й год, на стороне чеченских боевиков, а в 99-м уже на стороне федеральных войск. После окончания срока контракта Рогалев приехал в Москву, чтобы прогулять заработанные на войне деньги. В одном из московских казино он совершенно случайно познакомился с Ковалевым и в результате этого знакомства попал в учебно-тренировочный лагерь Сажина.
Минер Володя тоже побывал в Чечне. Он оказался единственным выжившим из троих саперов, пытавшихся обезвредить установленный чеченскими боевиками фугас. В результате взрыва фугаса двое саперов погибли на месте, а Володя отделался несколькими переломами костей, зато получил сильнейшую контузию, приведшую к полной потере памяти. Он долго лечился в военных и гражданских госпиталях. Переломанные кости срослись, но память к Володе так и не вернулась. Кто-то из врачей назвал забывшего собственное имя сапера Володей, и это имя так и прикрепилось к нему. Вскоре выяснилось, что амнезия Володи оказалась избирательной. Он прекрасно помнил все, что касалось минно-взрывного дела, но это были его единственные воспоминания о прошлой жизни. Кроме памяти взрыв фугаса повредил и рассудок сапера. Володя абсолютно не воспринимал мирную жизнь. Он был на войне, сражался, получил ранение и раненым попал в плен. Именно так Володя ощущал свое пребывание в больнице для душевнобольных.
Как-то раз Геннадий Семенович Тумский оказывал спонсорскую помощь той самой психиатрической больнице, где лечился Володя. В разговоре с ним главврач упомянул о сумасшедшем минере. Тумский очень заинтересовался Володей и подробно расспросил главврача о его болезни. Полученные таким образом сведения убедили Тумского, что, несмотря на сумасшествие Володи, его можно использовать в качестве минера-подрывника в создаваемой Ковалевым боевой группе. Через два дня Ковалев и Сажин приехали в психиатрическую больницу и, предъявив главврачу предписание военно-медицинской комиссии, забрали Володю из стационара. Главврач был рад отделаться от безнадежного больного, поэтому даже не стал спрашивать у Ковалева и Сажина их собственных документов. Но еще больше был рад сумасшедший минер, его наконец освободили из плена и вернули в военный лагерь.