Существование Бога. Глава 2. Природа объяснения (Ричард Суинберн, 1979)

Общие соображения

Когда теист ведет свое доказательство от такого феномена, как существование мира или от некоторых черт мира к существованию Бога, он доказывает, как мы уже поняли, через каузальное объяснение этого феномена на основе намеренного действия личности. Объяснение на основе намеренного действия личности – это стандартный случай того, что я называю «личностным объяснением». Мое пребывание в Лондоне объясняется необходимостью приехать туда, чтобы прочитать лекцию, и это будет личностное объяснение. То, что письмо лежит на столе, объясняется тем, что моя жена положила его туда, чтобы я не забыл его отправить, и это тоже личностное объяснение. Однако, как мы поняли, не все объяснения являются личностными. Другие объяснения тех или иных феноменов, как представляется, имеют иную общую структуру, и их я буду называть «научными объяснениями». В настоящей главе будет рассмотрена структура объяснений этих двух видов, а в следующей главе будет рассматриваться вопрос о том, в каком случае должно применяться каждое из них.

Когда говорят о том, что кому-то надо объяснить тот или иной феномен (событие или положение дел), это звучит двусмысленно. Может быть, это значит, что он должен дать истинное объяснение этого феномена, а может быть что он должен всего лишь предположить некое возможное объяснение этого феномена. Нас интересуют истинные объяснения. Что значит дать истинное объяснение возникновения некоего феномена Е1 Это значит высказать суждение относительно того, что именно (объект или событие) вызывает Е (или является причиной Е), и почему оно его вызвало. Объяснить явление высокого прилива – это высказать суждение относительно того, что его вызывает – Луна, вода и суша, находящиеся в таком-то взаиморасположении в такое-то время, – и почему Луна и т. д. возымели такое действие – из-за того, что, согласно закону всемирного тяготения, все тела притягиваются друг к другу с силой, обратно пропорциональной квадрату расстояния между этими телами. Таким образом, мы можем выделить два компонента феномена Е: «что» послужило причиной Е и «почему» Е произошло. «Что» – это то, что я могу определить как некие независимые действующие факторы: другие события, процессы, состояния, объекты и их свойства в определенные моменты. То, что эти факторы независимые, означает, что это «что» не совпадает с событием или процессом Е, не является его частью, а также оно не является объектом, который инкорпорирован в Е в тот же самый момент, когда Е произошло, а также оно не является состоянием или свойством Е или объектами, инкорпорированными в Е в тот самый момент времени, когда Е произошло. Только нечто, отличное от Е, может быть его причиной. То, что эти факторы действительны означает всего лишь, что любые упомянутые события, процессы и состояния произошли, что любой упомянутый объект существует и обладает упомянутыми свойствами.

Сказать, что некоторые факторы А… D вызывают Е, означает по крайней мере, что каждый из них (в данных условиях возникновения) повышает физическую вероятность того, что Е произойдет, что они влияют на возникновение Е. Обычно, возможно, каждый из этих факторов является необходимым для возникновения Е, и если задать другие факторы, мир останется тем же самым. Иными словами, без любого из них мир остался бы тем же самым, но Е не произошло бы. Обычно также возможно, что совокупность факторов в их сочетании является достаточным основанием для возникновения Е, то есть, если они возникли, то с необходимостью должно возникнуть и Е. Все эти факторы, которые составляют «что», мы можем назвать причиной Е. Или же, говоря более обычным языком, мы распознаём нечто как «причину» Е (результат) и называем всё остальное условиями, которые были необходимы для того, чтобы эта причина вызвала этот результат (или, по крайней мере, сделала этот результат физически возможным); то, что мы порой называем «причиной» – нечто совершенно произвольное. Обычно это самый неожиданный из всей совокупности факторов или тот, возникновение которого связано с резким изменением предыдущего состояния мира. Предположим, что некто зажигает спичку рядом с бензином, находящимся под определенным давлением и с определенной температурой, и все эти факторы порождают взрыв. Мы можем охарактеризовать одновременно и загорание спички, и пребывание бензина в состоянии с определенной температурой и под определенным давлением как совокупную причину взрыва. Но более естественным было бы сказать, что загорание спички было причиной взрыва, а пребывание бензина в состоянии с определенной температурой и под определенным давлением – условием, необходимым для того, чтобы эта причина привела к этому результату. Моя терминология будет следующей. Совокупность факторов, достаточных для осуществления события Е, я буду называть полной причиной Е. А какой-нибудь отдельный фактор из этой совокупности, участвующий в осуществлении события Е, я буду называть причиной Е.

Установить, что означает «почему» некоего объяснения – это сказать, почему данная причина в данных условиях вызвала данный результат. Так, можно было бы сослаться на некий закон природы, согласно которому все события определенного рода, вызванные определенной причиной, вызывают события другого рода, которые являются их результатом. Сказать «почему» – значит сослаться на то, что я буду называть основанием (reason) того, почему данная причина в данных условиях его возникновения вызвала данный результат. Таким образом, я использую слово «основание» в более широком смысле, чем обычно, т. е. чем в том смысле, что это основание чего-либо – у меня это всегда основание возникновения чего-либо. Говоря, что нечто было основанием некоего результата, я далеко не обязательно подразумеваю, что это было чье-то основание для того, чтобы вызвать этот результат.

Итак, если даны полная причина С события Е и основание R, которое гарантирует действенность С, то это будет то, что я буду называть полным объяснением (full explanation) события Е. Если даны R и С, то относительно возникновения события Е не останется ничего необъясненного. В этом случае «что» и «почему» в совокупности дедуктивно влекут за собой возникновение Е. Однако в том случае, когда не существует полной причины Е (например, некие факторы не влекут за собой с необходимостью событие Е, а лишь способствуют его возникновению) или нет основания, которое бы гарантировало, что данная причина окажет такое воздействие, которое приведет к возникновению Е, – этот случай я буду называть частичным объяснением (partial explanation) события Е. Любое объяснение, связанное с факторами или основаниями, не делающими событие Е физически необходимым, но лишь физически более вероятным, я буду называть частичным объяснением. Если не существует полного объяснения события Е, ему может быть дано частичное объяснение. Напротив, вполне может случиться так, что даже если существует полное объяснение, люди не в состоянии дать его, а могут дать лишь некоторое объяснение: могут установить некоторые из причин, которые составляют «что», и некоторые из оснований, обеспечивающих их действенность. В этом случае они дают объяснение, но только частичное.

Наконец, люди могут принимать на веру или вовсе не интересоваться некоторыми аспектами полного объяснения, и по этой причине давать лишь частичное объяснение. Геолог, исследующий историю геологических формаций, может объяснять современную формацию через историю эволюционно следующих одних за другими стадий. В своем объяснении он может и не ссылаться на физико-химические законы, задействованные в этом процессе, просто потому что они в данном случае не являются предметом его интереса. Поэтому его объяснение будет лишь частичным. Нередко именно контекст определяет то, какие ответы на наши вопросы относительно «объяснения» некоего феномена нас удовлетворят. Однако, хотя в некоторых контекстах мы вполне можем удовлетвориться частичным объяснением (даже если: возможно полное объяснение), в контексте научного и метафизического дискурса, как правило, вопрос о том, является ли объяснение некоего феномена полным и каковы его характеристики, – приобретает ключевое значение.

Научное объяснение

Существуют объяснения разных типов в соответствии с разными видами причин и оснований, задействованных в них. Объяснения того вида, которые используются в науке, я буду называть «научными объяснениями». Классическое выражение природы научного объяснения было выдвинуто К. Г. Гемпелем и П. Оппенгеймом и позже развито Гемпелем¹. Согласно гемпелевской формулировке, причины – это группа событий (состояний или изменений) С, известных как «начальные условия», часть которых мы можем произвольно выделить как причину. «Почему» – это совокупность законов природы (.L). В нормальных условиях они представляют собой универсальные обобщения, имеющие форму: «Все А являются такими-то и такими-то» или «Все А делают то-то и то-то», например, «Все объекты из меди, помещенные в азотную кислоту, растворяются при условии такой-то температуры и такого-то давления». В таком случае, С и L полностью объясняют Е, если Е дедуктивно следует из них. Мы объясняем конкретный взрыв воспламенением определенного количества пороха в условиях определенных температуры, давления и влажности и делаем обобщение, говоря, что в данных обстоятельствах загорание пороха приводит к взрыву. Когда лакмусовая бумажка, помещенная в кислоту, становится красной, мы делаем обобщение, говоря, что лакмусовые бумажки, помещенные в кислоту, всегда становятся красными. Сложные научные объяснения ссылаются на многие законы или обобщения и сложные описания предшествующих событий, из которых следует далеко отстоящее от них дедуктивное заключение, объясняющее возникновение этого события или состояния. Законы Ньютона и то, как были расположены Солнце и планеты тысячи лет назад, объясняют, почему Солнце и планеты сегодня находятся именно в таком положении.

Этот нормальный случай научного объяснения назван Гемпелем «дедуктивно-номологическим объяснением», или Д-Н-объяснением «дедуктивным», потому что Е дедуцируется из Г и С, а «помологическим» (от греч. nomos, «закон»), потому что в этом объяснении задействованы законы. Д-Н-объяснение события – это полное объяснение. Однако в некоторых случаях задействованный в объяснении закон: может оказаться: вероятностным, то есть утверждением типа «n процентов всех А являются В», где п находится в промежутке между 0 и 100. Это может быть закон генетики о том, что «90 процентов потомков от таких-то и таких-то скрещиваний: имеют голубые глаза» (или: «вероятность того, что потомки от таких-то и таких-то скрещиваний будут иметь голубые глаза, равна 0,9». В данном случае речь идет о статистической вероятности). В таких случаях, согласно Гемпелю, закон L и начальные условия С будут объяснять Е, если L и С повышают вероятность события Е (в данном случае высокая вероятность – это индуктивная вероятность, то есть показатель того, какое количество данных подкрепляет некую гипотезу – в данном случае гипотезу о том, что произошло событие Е). Таким образом, если некий индивид а является потомком, появившимся на свет в результате установленного скрещивания, этот факт, наряду с законом, означает, что а имеет голубые глаза. Тогда, полагает Гемпель, закон и начальные условия в совокупности объясняют наличие голубых глаз у а. Однако понятие индуктивной вероятности в том случае, когда она «высокая», весьма неопределенно, и похоже, что закон и начальные условия могут дать какое-то объяснение события, даже если вероятность и не очень высокая, поскольку закон и начальные условия делают возникновение данного события более вероятным, а не наоборот. Таким образом, вслед за другими² я внесу следующую поправку в гемпелевскую трактовку статистического объяснения: закон L и начальные условия С объясняют событие Е, если они повышают вероятность возникновения Е. Очевидно, что объяснение, включающее вероятностные законы, может быть только частичным объяснением. Здесь все еще остается вопрос, почему данные начальные условия возымели такой эффект.

Наука не только объясняет конкретные события, но может также формулировать законы. Если из L₁ следует, что, допустим, в конкретных условиях С действует Z₂, то L₁ вместе с С объясняют действие L₂ (если это следствие является дедуктивным, то объяснение будет полным, а если L₁ делает L₂ лишь возможным, то и объяснение будет лишь частичным). Более фундаментальные законы объясняют действие менее фундаментальных. Устанавливая некое допущение относительно строения газообразного вещества, ньютоновские законы движения объясняют уравнение состояния газа Вандер-Ваальса. А также нередко одна совокупность законов объясняет другую, когда имеется несколько более слабое отношение. L (допустим, вместе с неким С) может вызвать и сделать возможным явление, предсказанное L₂ – в высокой: степени: приближения. Тогда из этого следует, что истинные законы природы в области L₂ очень мало отличаются от Z₂, но при этом L₂ весьма существенно к ним приближается.

Из ньютоновских законов движения следует, что (с учетом данного расположения Солнца и планет) законы Кеплера осуществляются с высокой степенью приближения. Я буду следовать обычному словоупотреблению и скажу, что в таких условиях L₂ действует с высокой степенью приближения:, и что L₁ объясняет действие L₂

Гемпель утверждал, что объяснение, которое на первый взгляд кажется не соответствующим этому научному образцу, на самом деле может очень легко быть приведено в соответствие с ним. Так, например, мы пользуемся объяснениями научного образца не только когда занимаемся наукой, но и в повседневной жизни. То, что сыр заплесневел, мы объясняем тем, что его оставили в теплом месте на две недели, а также с помощью обобщения: сыр почти всегда плесневеет, если его оставить в тепле на две недели. Наше объяснение нередко принимает [редуцированную] форму, когда возникновение некоего феномена объясняется не через событие, а через объект. Мы можем сказать, что причина разбитого окна – кирпич, но когда мы так говорим, мы подразумеваем, что причина разбитого окна – некое событие, включающее в себя кирпич (например, его быстрое движение), и эта редукция к объяснению научного образца на первый взгляд выглядит вполне убедительно.

Однако это рассуждение нуждается в дополнении для того, чтобы провести различие между случайно истинным (универсальным или вероятностным) обобщением и истинными законами природы, которые интуитивно включают физическую необходимость или вероятность. Обобщение «все вороны: черные» и «это ворон» не объясняет «это черное» до тех пор, пока это обобщение было утверждением о том, что существует некая каузальная связь между «быть вороном» и «быть черным» (а именно, что вороны должны быть черными), и эта связь имеет форму физической необходимости. Сходным образом, нам следует добавить, что статистическое обобщение «n процентов всех А являются В» (статистическая вероятность и всех А являются В) не объясняет частный случай А, являющееся В, до тех пор, пока оно утверждает некую каузальную связь между «быть А» и «быть В». Так будет в том случае, если утверждается, что каждому А свойственна ⁿ/₁₀₀ физической вероятности «быть В». Следует напомнить, что под физической вероятностью события я понимаю некое преобладание или тенденцию в природе. Если природа полностью детерминистична, то единственной физической вероятностью в природе будет вероятность, равная единице (физическая необходимость), или же равная нулю (физическая невозможность). Но если в природе присутствует в какой-то мере индетерминизм, тогда существует и физическая вероятность в промежутке между единицей и нулем. В том случае, когда вероятностные обобщения связаны с этим, мы можем назвать их вероятностными законами: например, большинство интерпретаторов квантовой теории утверждают, что ее основная формулировка представляет собой фундаментальные законы такого рода. В последнем случае «n процентов всех А являются В» вместе с «это А» будет (отчасти) объяснять «это В», если из «быть А» следует с физической вероятностью ⁿ/₁₀₀, что данная вещь будет В. Только таким образом здесь возникнет некая каузальная связь между «быть А» и «быть В», которая необходима нам в том случае, когда высказывание «n процентов всех А являются В» объясняет А, являющиеся В. Напротив, голосование Джона за консервативную партию не объясняется тем, что его имя в телефонной книге находится на странице 591, и 70 процентов тех, чьи имена находятся на этой странице, проголосовали за консервативную партию, поскольку последнее обобщение всего лишь констатирует некое положение дел, но из него не становится понятно, каким образом пребывание имен этих людей на данной странице подтолкнуло их к голосованию за консервативную партию.

В дальнейшем я буду обращаться к исправленному варианту позиции Гемпеля, когда речь пойдет об объяснении с помощью вероятностных законов описанным способом и так или иначе дополненным для того, чтобы провести различие между истинными обобщениями и законами, включающими физическую необходимость или вероятность, дополняющую позицию Гемпеля. Но значимость этой модели зависит от того, как мы трактуем понятие «закон природы» и, соответственно, понятия физической необходимости и вероятности, связанные с законом природы. Одна точка зрения, восходящая к Юму, представляет собой теорию регулярности. С этой точки зрения, законы природы являются просто способами поведения объектов: то, как объекты себя вели, ведут и будут вести. «Все объекты из меди, помещенные в азотную кислоту, растворяются при условии такой-то температуры и такого-то давления» – это истинный универсальный закон природы, если и только если все куски меди, будучи помещенными в азотную кислоту в заданных условиях всегда растворялись, растворяются и будут растворяться. «50 процентов атомов С₁₄ распадаются в течение 5 600 лет» – это истинный статистический закон, если и только если с учетом всей истории вселенной половина атомов С₁₄ распадались за 5 600 лет. Однако нам нужно провести различие между законами природы и акцидентальными обобщениями, которые являются истинными просто случайно³. «Все золотые шары меньше в диаметре, чем одна миля» может оказаться истинным универсальным обобщением, но это имеет силу только в том случае, если во вселенной не существует цивилизации, способной приложить достаточные усилия для создания такого шара. Теория регулярности достигла своей развитой формы, которая пытается учитывать это различение в работе Дэвида Льюиса.

Согласно Льюису, «регулярности заслуживают звания закона не сами по себе, а через объединенную работу системы, в которой они задействованы либо как аксиомы, либо как теоремы»⁴. Лучшая система – это система регулярностей, которая обладает (относительно конкурирующих систем) самой лучшей комбинацией силы и простоты. Сила связана с тем, насколько эта система успешна в прогнозах, иными словами, делает ли она много реальных событий прошлого, настоящего и будущего (обозримого или нет) возможными, а очень немногие актуальные события – невозможными. Простота связана с тем, насколько регулярности сочетаются друг с другом, и, безусловно, каждая из них обладает внутренней простотой, о чем Льюис подробно не говорит, хотя, конечно, мог бы. Истинные законы – это регулярности лучшей системы. Акцидентальные обобщения – это регулярности, которые не складываются в такую систему. Они свободно парят, не будучи выводимыми из более фундаментальных регулярностей. Таким образом, утверждение «все золотые шары меньше в диаметре, чем одна миля», даже если оно истинно, возможно, не является законом, поскольку оно не выводимо из лучшей системы – о чем свидетельствует тот факт, что оно с очевидностью не следует из наших современных лучших приближений к этой: окончательной: лучшей системе – объединения теории относительности и квантовой теории. Примерно то же самое можно сказать и о вероятностных законах: если и только если выражение «90 процентов всех А есть В» представляет собой следствие лучшей системы регулярностей, то оно будет законом природы. Если (и только если) оно следует из такой лучшей системы, при которой из заданного А будет следовать данное В (при соблюдении определенных сложных условий), тогда данное А является причиной данного В. Льюисовское понимание законов природы изложено в его работе «Юмовская супервентность», где сказано, что всё существующее является логическими супервенциями по отношению к «огромной мозаике частных моментов конкретного факта», которую он интерпретирует как пространственно-временную систему внутренних свойств, или «качеств»⁵. Законы природы и причинность, согласно Льюису, входят в число таких супервентных вещей⁶.

Однако если предполагается, что законы природы объясняют всё – в том числе способны объяснить, как и почему одна вещь является причиной другой, как это и предполагают последователи Юма, – это, похоже, представляет собой непреодолимое возражение для любой точки зрения в рамках юмовского подхода, включая и позицию Льюиса. Поскольку то, является ли некая регулярность законом, зависит (с точки зрения данного подхода) не только от того, что произошло, но и от того, что будет происходить во всей будущей истории вселенной, из этого следует, что является ли А причиной В теперь зависит от этой будущей истории. Однако каким образом может то, что случится когда-нибудь в будущем (может быть, через два миллиарда лет), служить доказательством того, что А в настоящее время является причиной В, и, следовательно объяснять, почему В произошло? Очевидно, что является ли А причиной В, связано с тем, что происходит в настоящее время, а вопрос о том, будет ли существовать мир через два миллиарда лет, не может повлиять на то, каким образом А в настоящее время является причиной В. То, что еще не произошло, не может влиять на истинное объяснение того, почему В произошло (а именно, что произошло А, и оно стало причиной В), хотя, конечно, оно может влиять на то, что мы считаем истинным объяснением. (Пойдем другим путем и допустим, что некое предполагаемое объяснение является самым простым объяснением фактов, а прошлое и будущее свидетельствуют о том, что это истинное объяснение, – однако всё это не придает ему статус истинного объяснения). Более того, именно вследствие той роли, которую они играют в процессе каузальности, говорят, что эти законы природы порождают контрфакту алы. Предположим, что утверждение «все объекты из меди при нагревании расширяются» – это закон природы, но я не нагреваю какой-то определенный кусок меди, и тем не менее, совершенно очевидно, что в данном случае это означает «если данный кусок меди нагреть, он должен расшириться». Но если закон [природы] просто фиксирует то, что происходит (или происходило, или произойдет), то как он сможет быть основанием для контрфактических высказываний? Он был бы таким основанием только в том случае, если бы имелся некий более глубокий вид необходимости, встроенной в него, чем та, которая обеспечивается соответствием [лучшей] системе. Соответствие системе могло бы служить доказательством, если бы не этот вид более глубокой необходимости.

Таким образом, отвергнув юмовское понимание закона достаточного основания, рассмотрим теперь альтернативные подходы к физической необходимости (и физической возможности), задействованной в законах природы, которые анализируют ее на основе моделей актуальных событий. Физическая необходимость может рассматриваться либо отдельно от объектов, которые ею управляются, либо как конститутивный аспект этих объектов. Первый подход ведет к такой картине мира, при которой мир состоит, с одной стороны, из событий (конституированных сущностями, которые обладают свойствами, приобретают их или лишены их), а с другой стороны, из законов природы (включающих в себя физическую необходимость или возможность), и такой мир может развиваться с учетом возможности существования миров, в которых нет событий, но есть лишь законы природы⁷. Таким образом, законы природы являются здесь реальными онтологическими сущностями.

В последнее время этот подход широко обсуждался в следующей версии, а именно, что законы природы – это отношения между универсалиями⁸ (универсалии – это свойства, которые могут быть полностью реализованы во многих различных объектах, как, например, «коричневый» – это универсалия, поскольку бесчисленное количество различных вещей могут быть коричневыми). Фундаментальный закон природы, согласно которому «все фотоны движутся со скоростью 300 000 км/с относительно любой инерциальной системы отсчета», состоит в утверждении такой связи между универсалией «быть фотоном» и универсалией «двигаться со скоростью 300 000 км/с относительно любой инерциальной системы отсчета». Эти универсалии связаны друг с другом, но данная связь не является логически необходимой, иными словами, она вовсе не предполагает, что всё, что перемещается с этой скоростью, обязательно должно быть фотоном. Эта связь между универсалиями является физически необходимой. Такое предположение может возникнуть в том случае, если: кто-то рассматривает в качестве причины некоей ситуации (например, появление фотона) создание свойств, которые, будучи универсалиями, должны быть реализованы, что подразумевает перенесение их с вечного Неба на Землю вместе со всем, что связано с этими универсалиями, а именно, вкупе с другими универсалиями (например, движение со скоростью 300 000 км/с). Но почему мы должны верить, что существует такое платоновское Небо, в котором целокупно пребывают универсалии? И каким образом универсалии могут воздействовать на мир? Это в высшей степени загадочная связь, не имеющая себе аналога, – причинная связь между миром, находящимся вне пространства и времени, и нашим миром.

Альтернативой подходу, согласно которому физическая необходимость включена в законы природы как нечто отдельное от объектов, которыми они управляют, будет подход, согласно которому физическая необходимость рассматривается как конститутивный аспект этих объектов. Способ, которым он обычно проявляет себя, можно назвать «субстанциально-силовым-и-предрасположенным» (С-С-П)⁹ подходом к законам природы. «Объекты» («что») такой причинности – отдельные субстанции (эта планета, эти молекулы воды и т. д.). Они оказывают воздействие в соответствии со своими возможностями (силами) и в соответствии со своей предрасположенностью (детерминистичной или вероятностной) осуществлять эти силы в определенных условиях, зачастую будучи вызванными другими обстоятельствами. Силы и предрасположенности («почему») относятся к свойствам субстанций. В таком случае законы: природы – это всего лишь закономерности – не только пространственно-временная последовательность (как у Юма), но и закономерности в каузальных силах (проявленных и непроявленных) субстанций: различного рода. То, что нагретый кусок меди расширяется – это закон, означающий, что каждый кусок меди обладает каузальной силой к расширению и предрасположенностью проявлять эту силу при нагревании. Вероятно, субстанции делятся на виды таким образом, что все объекты одного и того же вида обладают одними и теми же силами и предрасположенностями. Силы и предрасположенности объектов макромира (куска меди) выводятся из сил и предрасположенностей объектов микромира, которые их составляют (атомов, а в конечном счете кварков, электронов и т. д.). Таким образом, данная удовлетворительная теория, интегрирующая всё научное знание, все предельные частности, будет иметь дело с одними и теми же силами и предрасположенностями (например, сила воздействия, являющаяся функцией от массы, плотности, вращения и т. д., а также предрасположенность проявлять ее в условиях изменяющихся массы, плотности, вращения и т. д. других объектов).

Эта оценка конечных детерминант всего происходящего как всего лишь субстанций и их каузальных сил и предрасположенностей обеспечивает объяснение действительности в привычных терминах. Вскоре я рассмотрю более подробно вопрос о том, что мы сами обладаем каузальными силами, которые, в отличие от неодушевленных объектов, можем проявлять избирательно. Тип объяснения С-С-П был привычным для античного и средневекового мира, до того как выражение «законы природы» вошло в обиход в XVI в. Затем он был возвращен к жизни Р. Харре и Э. X. Мэдден в «Каузальных силах»¹⁰. Когда выражение «законы природы» стало привычным в XVI в., их сочли божественными, и таким образом это выражение заняло свое естественное место в теистической картине мира. Но если Бог существует и делает все вещи в мире такими, каковы они есть, Он наверняка действует не напрямую, а поддерживая законы природы, которые, согласно этому подходу, действуют через те силы и предрасположенности, которыми субстанции обладают, и сохраняют эти силы и предрасположенности в субстанциях. Однако сама структура объяснения на основе субстанций, сил и предрасположенностей не предполагает существование Бога, действующего таким образом.

Данный подход (С-С-П), в отличие от юмовского и в отличие от теории универсалий, уводит нас от гемпелевской структуры научного объяснения в решающем отношении, поскольку «законы природы» больше не играют каузальную роль в объяснении конкретных феноменов. То, что заставляет расширяться конкретный кусок меди, это сам этот кусок, его способность (сила) к расширению и его предрасположенность к проявлению этой силы при нагревании. Закономерность, согласно которой другие куски меди будут иметь такие же силы и предрасположенности, не является частью данного объяснения. Каузальность является сущностной частью закона природы, в то время как закон природы не является сущностной частью каузальности. С-С-П подход к законам природы и к объяснению конкретных событий представляется мне более удовлетворительным, чем другие подходы. Наличие закономерности в каузальных силах и предрасположенностях конкретных субстанций, а также в их поведении, которые конституируют «законы природы», влечет за собой то, что конкретные субстанции будут обладать конкретными силами и предрасположенностями, и, таким образом, любые данные о том, что нечто делает возможным то-то и то-то (например, «все А делают то-то и то-то в условиях С»), будет законом природы, поскольку существуют данные о том, что оно индуктивно возможно, так как зафиксирован его отдельный случай (например, что данное А обладает такой-то силой и предрасположенностью проявлять ее в обстоятельствах С). Но такой закон не объясняет, почему эти субстанции обладают данными силами и предрасположенностями. Таким образом, подход С-С-П ставит вопрос о том, почему так много субстанций обладает сходными силами и предрасположенностями по отношению друг к другу (почему любые субстанции во вселенной обладают силой взаимного притяжения тем способом, который установлен, к примеру, «законами» Ньютона?). Мы вернемся к этому вопросу в 8 главе. Однако, как мы увидим, по существу тот же самый вопрос возникнет и в отношении других подходов к законам природы, но аргументация данной книги не зависит от моего предпочтения того или иного подхода к законам природы или типа научного объяснения. Таким образом, я буду просто использовать улучшенный вариант гемпелевского подхода без предварительных пояснений, как его следует разъяснять или исправлять. Однако в ключевых моментах я привлеку внимание читателя к альтернативным подходам к законам природы: и к научным объяснениям, и особенно к подходу С-С-П. А теперь я перейду к рассмотрению совершенно иного типа научного объяснения – личностного объяснения.

Личностное объяснение

Другой тип объяснения, которым мы постоянно пользуемся при объяснении обычных явлений, я называю «личностным объяснением». В случае личностного объяснения возникновение феномена Е объясняется тем, что его вызвал некий рациональный агент Р, намеренно совершив некое действие. Основной случай здесь, на котором мы преимущественно сосредоточимся – это когда Р намеренно вызывает Е, то есть когда Р вызывает Е сознательно. Другой случай – когда Р вызывает Е ненамеренно, совершая намеренно какое-то другое действие, – мы рассмотрим чуть позже. В основном случае Е возникает вследствие того, что Р захотел, чтобы Е возникло посредством того, что он совершил. То, что агент собирается осуществить посредством самого себя, может быть названо намерением, или целью (я буду употреблять эти термины взаимозаменяемо) J действия агента, например, чтобы Е произошло. Таким образом, Е объясняется тем, что у Р есть намерение J. Е может быть движением моей руки, Р могу быть я сам, a J – мое намерение, чтобы Е произошло. Тогда Е – это то, что я назову результатом интенционального действия А, совершенного для возникновения Е¹¹. В упомянутом примере А – это мое движение руки. Однако Е только отчасти объясняется тем, что у Р было намерение /, поскольку субъект может иметь намерение добиться некоторого результата и тем не менее не сделать этого. К примеру, я намереваюсь сделать движение рукой, однако моя рука не в состоянии сделать это, поскольку кто-то ее удерживает, тогда единственным движением, которое я сделаю, будет попытка движения руки. Если Е производит результат от Р и J, то полное объяснение скажет нам, почему и как это намерение Р возымело свое действие.

Это приводит нас к хорошо известному делению¹² интенциональных действий на основные и промежуточные. Грубо говоря, основное действие – это то, что агент просто делает, не совершая при этом чего-то еще. Промежуточное действие – это действие, которое не является основным и при котором агент совершает что-то еще. Я подаю сигнал движением руки. Я вышибаю дверь пинком ноги. Первое действие является промежуточным, второе – основным. В таком случае, если осуществление Е является основным действием, то ответом на вопрос, как это намерение Р возымело свое действие, будет то, что осуществление Е было в числе основных сил или способностей X, которыми Р обладал в тот момент, то есть в числе тех основных действий, которые Р мог совершить произвольно (мог бы успешно исполнить их, если бы имел такое намерение). Возможность совершать движения руками, ногами, губами, глазами, бровями и т. д. для большинства из нас почти всегда относится к числу наших основных сил. Е будет полностью объяснено в том случае, когда имеется упомянутый агент Р, его намерение J, чтобы Е произошло, и его основные силы X, которые включают в себя силу вызвать Р, поскольку без этих трех данностей Е не может возникнуть. Разумеется, в таких случаях причина возникновения Е настолько очевидна, что мы не утруждаем себя тем, чтобы давать объяснение, и тем не менее это объяснение является истинным. Когда кто-то прогуливается, мы можем не обращать внимание на то, что его ноги двигаются из-за того, что он двигает ими (иными словами, что он намеренно вызывает их движение), но тем не менее это именно так. Впрочем, иногда объяснение этого рода далеко не так очевидно: в редких случаях (когда кто-то шевелит ушами или чье-то сердце перестало биться) возможно такое объяснение, так как эти вещи могут быть вызваны намеренно.

Если осуществление Е является промежуточным действием, то ответ на вопрос, каким образом намерение Р возымело свое действие, будет более сложным. Он будет состоять в том, что Е было намеренным следствием некоего основного действия А, осуществленного Р, иными: словами, следствием того, что Р намеревался: вызвать посредством совершения А, которое состояло в осуществлении некоего положения дел S. Р обладает намерением J, чтобы Е произошло как следствие возникновения А (таким образом, J содержится внутри намерения, чтобы произошло S). Поскольку Р должен обладать этим последним намерением, он должен быть уверен в том, что его совершение А (с вероятностью не меньшей, чем при совершении какого-либо другого основного действия) повлечет в качестве следствия осуществление Е (как правило, посредством того, что S является причиной Е). Объяснение, каким образом намерение Р возымело свое действие, сводится: к тому, что возникновение S относится к числу основных сил X, которыми обладает Р, и что возникновение S было следствием осуществления Е. Последнее часто будет принимать форму научного объяснения. S может быть причиной Е в соответствии с законом природы Z, поскольку следствием L будет то, что в обстоятельствах D (которые на самом деле есть) Е следует за S. Таким образом, в этом случае P,J,X,D и L полностью объясняют возникновение Е. Оно (.Е) возникает посредством Р, обладающего определенным намерением /, которое, вследствие наличия у Р основных сил X, вызывает некоторое положение дел S при обстоятельствах Д которые в соответствии с законом природы L обязательно приведут к возникновению Е. Таким образом, полное объяснение того, почему дверь лежит на земле, будет то, что я, проявив свои основные силы, намеренно сделал так, чтобы моя нога быстрым движением осуществила контакт с дверью, вследствие чего дверь должна была оказаться лежащей на земле. Дверные шарниры, масса двери, масса и скорость моей ноги оказались таковы, что вследствие законов механики удар моей ноги в дверь повлек за собой ее падение. В приведенном выше анализе я использовал слово «следствие» (consequence) в широком смысле. Связь между А и Е может быть либо причинной, либо логической. Возможно, как в рассмотренном выше примере, что S, будучи результатом А, вызывает Е. Возможно также, что данные обстоятельства D и совершение А способствуют возникновению Е. Так, например, установленные соглашения в банковской сфере, а также написание моего имени: в определенном месте, будут иметь в качестве следствия то, что на чеке стоит моя подпись, а установленные соглашения в области автомобильного вождения и моя выставленная из окна машины: рука будут иметь в качестве следствия то, что это сигнал, означающий поворот направо.

Итак, резюмируя вышесказанное, можно сказать, что в основном случае личностного объяснения мы объясняем феномен Е как намеренно осуществленный рациональным агентом Р. Если осуществление Е – это основное действие И, то нам далее следует сослаться на намерение J агента Р, чтобы Е произошло, и установить, что осуществление Е входит в число того, что Р в состоянии сделать произвольно, а именно в число его основных сил X. Р, J и X обеспечивают полное объяснение Е. Разумеется, нередко мы идем дальше и объясняем, почему у Р возникло это намерение / (например, утверждая, что он сформировал это намерение для того, чтобы способствовать более широкому намерению, как в том случае, когда мы объясняем намерение подписать чек намерением заплатить деньги). Или же мы можем объяснить, каким образом Р обладает этими силами (например, утверждая, какие нервы и мускулы должны быть задействованы у Р для того, чтобы обладать этими силами). Однако P,J иХ достаточны для того, чтобы объяснить Е, независимо от того, можем ли мы объяснить, каким образом имеют место J и X. Если возникновение Е является промежуточным действием, то это более сложный случай. Мы упомянули Р и его намерение J осуществить Е как следствие основного действия А, мы объяснили, что совершение А относится к числу основных сил, имеющихся у Р, и мы объяснили, каким образом совершение А имело своим следствием Е. Опять же, возникновение и действие упомянутых здесь факторов могут быть объяснены позже, но они не являются необходимыми для получения полного объяснения. Когда имеет место только основное действие, агент Р является причиной вызванного эффекта, его намерение и силы обеспечивают основания для действенности этой причины. В случае, когда действие является промежуточным, добавляются дополнительные факторы. Две схемы на вершине диаграммы на с. 69 подытоживают эти результаты для основных действий и для промежуточных действий в случае, когда закон природы L обеспечивает такое положение дел, когда Е вытекает как следствие из S. Причины и условия их действия («что») показаны слева от стрелок, основания («почему») показаны над стрелками, результаты показаны справа от стрелок.

Как я отметил выше, существует еще один вид личностного объяснения. В этом случае мы объясняем возникновение Е как то, что рациональный агент Р осуществил ненамеренно, совершая намеренно что-то другое; Е – это ненамеренное следствие интенционального (намеренного) действия. Например, вставая, я могу ненамеренно разбить чашку. В данном случае разбитая чашка стала следствием того, что я занял определенную позицию (встал), явившуюся тем положением дел, которое я создал намеренно. У меня не было намерения разбить чашку, но данные обстоятельства (начальное положение чашки и т. д.), а также то, что я занял определенное положение (встал), послужили причиной того, что чашка разбилась благодаря закону механики L. Мое внимание впредь будет сосредоточено только на главном случае интенционального действия, когда результат возникает намеренно.

Личностное объяснение, не анализируемое в терминах научного объяснения

Личностное объяснение сильно отличается от научного. Используя научное объяснение в виде улучшенной гемпелевской модели, мы объясняем событие Е через прошлые события или состояния С и законы природы L. В случае личностного объяснения мы объясняем Е как осуществленное агентом Р (не через событие или состояние) для того, чтобы реализовать намерения в будущем. Несмотря на очевидные различия, тем не менее, некоторые философы детально доказывают (особенно продуктивно это делает Дональд Дэвидсон¹³), что на самом деле личностное объяснение вполне согласуется с научным типом [объяснения]. В моей терминологии, при использовании гемпелевской модели научного объяснения, подход, подобный подходу Дэвидсона¹⁴, выглядит следующим образом.

Во-первых, предположим, что Е – это результат основного действия. Тогда утверждать, что Р намеренно осуществил Е – значит утверждать, что это событие включает в себя Р, иными словами, что намерение J, которым обладает Р, чтобы Е произошло, осуществило его. Утверждать, что Р обладает силой осуществить Е – значит утверждать, что телесные условия 7, которыми обладает Р (например, состояние мозга, состояние мускулатуры и т. д.) и внешние (environmental) условия Z (например, никто не связал руки Р и т. д.), а также законы L_} таковы, что намерение¹⁵, такое как J, следует из интенционального события Е. Тогда мы имеем научное объяснение, как оно представлено на диаграмме (см. с. 69).

Во-вторых, предположим, что Е является результатом промежуточного действия. Тогда утверждать, что Р осуществил Е – значит утверждать, что это событие включает в себя Р, иными словами, намерение J, которым обладает Р, в данных телесных условиях Y и внешних условиях Z вызывает (в соответствии с законом результат основного действия S, которое имеет в качестве следствия Е. Нам следует понимать, что S может вызвать Е как следствие самыми разными способами. Один из них состоит в том, что S может вызвать Е в соответствии с обычным научным типом объяснения, иными словами:, в силу некоторого закона природы L. Эта схема показана на диаграмме. Другой способ, в результате которого S может вызвать Е в качестве следствия, также, предположительно, может быть легко согласован с научным типом объяснения. Таким образом, с этой редукционистской точки зрения, личностное объяснение по существу является подлинным научным объяснением. Не существует объяснений событий двух типов, но только объяснения одного типа. События, которые возникают в результате действий, – это только те события, которые включают намерения в число своих причин.

Неудачный анализ приведенного примера по типу «научного» объяснения

Неудачный анализ приведенного примера по типу «научного» объяснения

Для того чтобы показать, что здесь ошибочно, мне хотелось бы указать на две вещи: во-первых, на то, что намерение того действия, которое агент совершает, не идентично любому событию в мозге, которое с этим действием связано, а во-вторых, на то, что обладание намерением (в указанном выше смысле¹⁶) не является пассивным состоянием агента, а проявляется в каузальном воздействии агента (которое вызовет желаемый эффект, если и только если агент обладает необходимой в данном случае силой).

Под субстанцией я понимаю вещь (отличную от свойства), обладающую свойствами. Столы, планеты, атомы, люди и другие субъекты – всё это субстанции (время от времени, когда нет риска быть неправильно понятым, я употребляю термин «объект» как синонимичный для термина «субстанция»). Субстанции обладают свойствами, то есть характеристиками, которые могут описывать их, а также другие субстанции. В этом смысле все свойства являются универсалиями: коричневый – это свойство, и самые разные вещи могут быть коричневыми. Свойства могут быть монадическими (характеризующими отдельные субстанции) и реляционными (связывающими две или более субстанции). «Быть квадратным», «весить 10 кг» или «быть выше чем…» – это свойства, причем, первые два являются монадическими, а последнее является реляционным свойством, соотносящим две субстанции (одна вещь выше, чем другая). В связи с этим в истории мира существуют только субстанции, которые возникают, приобретают или утрачивают свойства (в том числе реляционные), и затем исчезают. Было бы полезно иметь какое-то слово для обозначения существования этих вещей в истории мира, которое отличало бы его от самих вещей, и самым подходящим словом для этой категории будет слово «событие». Я собираюсь использовать его в следующем смысле: событие состоит в реализации некоего свойства в субстанции (или субстанциях, или событиях) в тот момент, когда оно или возникло в субстанции или исчезло. События состоят в том, что данный стол сейчас квадратный, в том, что Джон был выше Джеймса 30 марта 2001 г. в 10 часов утра, или в том, что мое существование началось 26 декабря 1934 г. Для того чтобы окончательно разобраться с определением понятия «событие», нам нужно индивидуализировать свойства таким способом, что, если нам известно, какие свойства, в чем и когда были реализованы, то нам было бы известно (или мы могли бы дедуцировать) всё, что произошло. Сюда относится, например, то, что мы считаем разными свойствами «быть красным» и «отражать свет такой-то длины волны», поскольку мы можем нечто распознать как красное (просто посмотрев на него при нормальном освещении) и без того, чтобы знать (или быть в состоянии дедуцировать), что оно отражает свет такой-то длины волны, и наоборот.

Из этого непосредственно следует, что наличие намерения не может быть тем же самым событием, что и наличие любого другого события в мозге, поскольку мы можем знать, что некто вознамерился сделать то-то и то-то, ничего не зная о состоянии его мозга, и наоборот. Это два разных события, связанных с субъектом, даже если возможно, что в силу физической необходимости они всегда происходят совместно. Правда, в соответствии с другим критерием, эти два события могут оказаться одним и тем же событием, но тогда для того, чтобы: рассказать всю историю мира с точки: зрения этого критерия, будет не достаточно знать, что некое событие (например, некоторое состояние мозга) произошло: нужно будет еще знать, что оно обладало двумя различными, скажем, «характеристиками» – характеристикой мозга и характеристикой намерения, – связанными с ним. Здесь неизбежен своего рода дуализм, но я полагаю, что предложенное мною употребление слова «событие» позволит создать четкую систему категорий, не слишком далекую от обычного употребления, используя которую, мы сможем описать мир полностью.

Таким образом, намерения не являются событиями в мозге, даже если они тесно с ними связаны. В том смысле, который будет изложен в 9 главе, они являются ментальными событиями. Следующая проблема состоит в том, чтобы понять, какого рода ментальными событиями они являются. Обладает ли намерение пассивным статусом, подобно тому состоянию, в котором пребывает агент, обладая ощущением или убеждением? Дэвидсон рассматривает намерения как «желания» (desires), и предлагает нам (вопреки тому, что он пишет в других работах) считать, что они являются ментальными событиями, отличными от событий в мозге. Эти желания могут нуждаться в некоторых событиях, таких как ощущение, или событие, относящееся к нервной системе, для того, чтобы они (желания) стали причиной других событий. В таком случае, утверждает Дэвидсон, действия являются событиями, которые обладают пассивным ментальным статусом, а желание их осуществления находится в числе их причин. Личностное объяснение анализируется, таким образом, на основе результатов, произведенных такими желаниями.

Несмотря на то, что теория Дэвидсона является наиболее убедительной формой редукционистской теории, она, подобно другим концепциям этого рода, открыта для разрушительной критики. Основная идея всех подобных теорий состоит в том, что намеренное осуществление агентом некоего воздействия (то есть сознательное его совершение), должно рассматриваться как достижение этого результата с помощью пассивного состояния агента или некоторого события, относящегося к нему. Но такое рассмотрение несостоятельно, поскольку, если намерение (или хотение, или желание), которым обладает Р относительно Е, является неким пассивным состоянием или событием, то Е должно возникнуть без намерения Р его вызвать. Зависимость от намерения (таким образом понимаемого) не обеспечивает интенциональное действие.

Классическое возражение редукционистской теории сформулировал Ричард Тейлор¹⁷. В приведенном ниже фрагменте каузальный фактор обозначен термином «желание», но его с тем же успехом можно было бы обозначить и как «хотение» или «намерение»:

Предположим… что один из слушателей страстно желает привлечь внимание лектора, но, будучи человеком застенчивым, лишь ерзает на стуле и краснеет. Мы можем предположить, что он привлечет внимание лектора своим ерзанием, но он ерзал не для того, чтобы привлечь его внимание, хотя он и желал этого результата и мог понимать, что такое поведение вызовет этот эффект¹⁸.

Здесь мы имеем случай желания Е, становящегося причиной для Е, и, тем не менее, отсутствие действия. Ключевой момент состоит в том, что желания, хотения и т. д. могут вызывать нечто, и тем не менее, агент по какой-то причине может ничего не делать для того, чтобы исполнить это желание или хотение. Несмотря на это, в данном случае желание может вызвать ожидаемый эффект и без знания агента об этом, то есть без того, чтобы агент намеренно вызвал этот эффект. То, что агент вызывает нечто намеренно, не рассматривается как его намерение вызвать этот эффект, если предполагается, что намерение должно быть пассивным ментальным состоянием или событием. Всё это будет справедливо и в том случае, если мы заменим понятие «намерение» на «желание», «хотение» или любой другой термин¹⁹. Таким образом, тип анализа, предложенный Дэвидсоном, выглядит неубедительным. Сказать, что Р осуществляет нечто намеренно, не значит сказать, что некое пассивное состояние Р или событие (такое как намерение), включающее Р, вызывает эту вещь. А поскольку другого убедительного способа анализа личностного объяснения по типу научного объяснения, вроде бы, нет, из этого следует, что личностное объяснение представляет собой тип объяснения, отличный от научного (улучшенной гемпелевской модели научного объяснения). Отмечу, что в дальнейшем я буду понимать под «желанием» выполнить некое действие, склонность, каузально влияющую на осуществление этого действия, которая может совпадать или не совпадать с суждением агента относительно того, способствует ли она в целом осуществлению этого действия. В том случае, когда совпадения нет, агент должен выбрать: бороться с этим желанием или уступить ему.

Если намерения не являются состояниями или событиями, происходящими в агенте, то они должны быть действиями. Наличие намерения не означает, что нечто происходит в агенте, но означает, что оно нечто делает. Для меня обладать намерением осуществить движение моей руки означает сделать то, что (в том случае, если мне не удалось или оказалось затруднительно это сделать) можно было бы назвать «попыткой» движения руки. В прошлом наличию такого намерения было дано техническое название «воления». Главная ошибка редукционистского анализа (в терминах, использованных в начале главы) состоит в трактовке намерений как относящихся скорее к «что», чем к «почему» объяснения. Когда некто объясняет возникновение чего-то через наличие у агента намерения, он с помощью слова «намерение» описывает не какое-то возникшее состояние или событие, которое явилось причиной этого возникновения, а утверждает, что именно агент вызвал его потому, что так захотел. Действовать интенционально – значит проявлять каузальное посредничество в определенном направлении, которое успешно обеспечит желаемый результат в том случае, если агент обладает требуемой силой. Намерение (скажем, обойти лужу) объясняет, почему в определенное время человек с нормальными основными силами (в том числе с нормальным физическим состоянием, с нормальным мозгом и при условии действия нормальных психофизических законов) ведет себя определенным образом, то есть делает такие движения, которые действительно ведут его ноги в обход лужи. То, что такой подход правильный, следует из лингвистического факта, что объяснение, данное через намерение, может быть легко переведено в объяснение, при котором можно было бы обойтись без существительного, обозначающего некое возникшее состояние или событие. Сказать, что намерение человека, совершающего определенные действия, состояло в том, чтобы обойти лужу – значит сказать, что он сделал их для того, чтобы обойти лужу, или что он поступил так, чтобы обойти лужу. Но такая перефразировка невозможна для начальных условий, упоминающихся в нормальных научных объяснениях.

Несмотря на то, что намерения, как и законы природы, относятся к «почему», то есть к основаниям объяснения, тем не менее, разумеется, существует большая разница между законами природы и намерениями. Последние таковы, что необходимо, чтобы агент, действующий «в соответствии» с ними, знал о них и обладал преимуществом доступа к ним в том смысле, что знание этих намерений помещало бы его в лучшее положение по сравнению с тем, кто о них не знает. Законы природы не обязательно известны кому-либо, и нет необходимости в том, чтобы любой человек действовал «в соответствии с ними» или обладал бы преимущественным доступом к ним. Но то, что «почему» известно и усвоено агентом, является одним из различий между личностным и научным объяснением. Другое важное различие состоит в том, что в личностном объяснении говорится о субстанции, а именно, о личности, через которую производится объяснение, не сводящееся к рассуждениям о возникших состояниях или событиях, включающих в себя эту личность. Этот контраст между научным и личностным объяснением сохраняется даже при С-С-П подходе, хотя эти два типа объяснения гораздо ближе друг другу в рамках этого подхода, и это является причиной предпочтения С-С-П модели: она позволяет рассматривать и личностное, и научное объяснение как виды одного общего рода объяснений – каузального объяснения. В обоих причиной является субстанция или субстанции. В обоих субстанции обладают некими силами и порождают результат благодаря этим силам. Разница состоит в том, что в случае научного объяснения субстанция должна проявлять свои силы в определенных условиях, и это будет физическая необходимость или вероятность, а намерение или целеполагание не будут здесь задействованы, в то время как в случае личностного объяснения субстанция (личность) действует намеренно, совершая действие, которое (с учетом ее убеждений) будет с наибольшей вероятностью осуществлять эти намерения. В рамках научного объяснения ничего подобного нет. В результате, даже если научное объяснение может быть скорее выражено в терминах события (субстанция, пребывающая в определенных условиях), чем субстанции, самой по себе являющейся причиной вызванного результата, личностное объяснение не может быть выражено таким способом. Личностно вызванный результат не анализируется как пассивное состояние этой личности или как событие, включающее в себя личность, вызвавшую данный результат.

Возможны ли два объяснения одного феномена?

До сих пор в этой главе мое внимание было сосредоточено на рассмотрении структур двух типов объяснения, которые мы используем при объяснении возникающих феноменов, а также на том, чтобы показать, как они отличаются друг от друга. Теперь мне хотелось бы обратиться к вопросу о том, возможно ли только одно истинное объяснение некоего феномена. Поскольку, если это так, то в случае наличия личностного объяснения некоего феномена уже будет невозможно его научное объяснение, и наоборот. Я предполагаю, что может быть два отличных друг от друга истинных объяснения некоего феномена Е только в том случае, если выполнено хотя бы одно из трех условий.

Очевидно, что два различных истинных объяснения Е возможны в том случае, когда одно из них или другое, или оба частично, объясняют Е, поскольку одно может сочетаться с другим для более полного объяснения. Так, например, смерть человека от рака может быть объяснена 1) тем, что он курил, и закономерностью, в силу которой часть курильщиков умирает от рака, а также 2) тем, что его родители умерли от рака, и закономерностью, в силу которой часть тех людей, чьи родители умерли от рака, тоже умирают от рака. Поскольку и первый (1), и второй (2) случаи не являются необходимым, но лишь вероятностным объяснением смерти человека от рака, оба они представляют собой лишь частичные объяснения. Очевидно, что они могут быть объединены в более полное объяснение, включающее курильщика, его родителей, умерших от рака, а также долю курильщиков, умерших от рака, чьи родители умерли от рака.

Но возможны ли два различных полных объяснения одного феномена? Ответ по-прежнему – да, в том случае, если возникновение оснований («что») и действие причин («почему»), упомянутых в одном объяснении, должны объясняться по крайней мере отчасти возникновением оснований и действием причин, упомянутых во втором объяснении. Например, настоящее положение Марса объясняется его положением в прошлые несколько дней и законами движения планет, более или менее точно сформулированными Кеплером. Недавнее положение и законы движения планет определяют, где будет Марс сегодня. К тому же настоящее положение Марса объясняется его прошлогодними положением и скоростью, а также положением и скоростью других небесных тел и законами движения Ньютона. Законы Ньютона устанавливают, каким образом тела меняют скорость под воздействием других тел. Оба являются полными объяснениями, к тому же, совершенно очевидно, что они совместимы. Это происходит потому, что законы Ньютона, а также положение и скорость планет объясняют их (приблизительно) в соответствии с законами Кеплера. Законы Кеплера действуют, потому что действуют законы Ньютона, а солнце и планеты занимают то изначальное положение и обладают определенной скоростью, а также находятся достаточно далеко от тел, обладающих большой массой. По этой причине движение человеческой руки чаще всего объяснимо как с помощью личностного, так и научного объяснения. Движение моей руки может быть полностью объяснено действиями нервов и мускулов моей руки и законами физиологии. Оно может быть также полностью объяснено тем, что я его осуществил, обладая намерением и силой, необходимой для его осуществления. К тому же, в этом случае причины и основания, упомянутые в одном объяснении, обеспечивают частичное объяснение возникновения и действия причин и оснований, упомянутых в другом объяснении, и наоборот. Действия в моих нервах и мускулах ненамеренно вызваны моим намеренным движением руки. Частичное объяснение того, почему я обладаю силой для осуществления движения руки, состоит в действии законов физиологии: только потому, что по нервам передается электрический заряд, они распространяют свое действие, и я могу двигать рукой. Таким образом, существует двоякое основание того, почему каждое из двух объяснений может полностью объяснить движение моей руки.

Но возможны ли два различных полных объяснения некоего феномена Е, при котором ни одно из них не объясняет возникновение и действие причин и оснований, включенных в другое [объяснение]? Опять же, ответ утвердительный, поскольку существует переопределение (overdetermination). В случае переопределения каждое из полных объяснений дает причины и основания, достаточные для возникновения результата, но ни одно из этих объяснений не является само по себе необходимым, поскольку второе вызывает тот же результат на своих собственных основаниях. Если кто-то умер в результате того, что А его отравил, и в тот же самый момент его застрелил В, мы имеем случай такого переопределения. Но такая согласованность будет случайной, за исключением общей причины действий А я В (например, С нанял и А, и В убить одного и того же человека для того, чтобы быть уверенным в его смерти). Наличие двух разных полных объяснений не может быть необходимым для возникновения результата при условии, что ни одно из них не объясняет возникновение или действие причин и оснований, включенных в другое, за исключением того случая, когда возникновение и действие причин и оснований, включенных в оба из них, объяснимо, хотя бы отчасти, причинами и основаниями третьего полного объяснения (общей причины). Отсюда следует, что если считать, что научное и личностное объяснения – это два единственных возможных вида объяснения²⁰, и если исключить случайное переопределение, тогда полное личностное объяснение и полное научное объяснение некоего феномена возможны только в том случае, если одно из них отчасти объясняет возникновение и действие компонентов другого: будь то частичное научное объяснение, хотя бы отчасти объясняющее причины и основания личностного объяснения, и наоборот; или же это будет еще одно полное объяснение (личностное или научное), объясняющее причины и основания, задействованные в обоих объяснениях.

Объяснение через действие Бога

До сих пор в этой главе я был сосредоточен на анализе структуры личностного объяснения и на обнаружении его отношений с научным объяснением. Я делал это потому, что когда теист утверждает, что действие Бога объясняет различные феномены, такие как существование и упорядоченность мира, он предлагает личностное объяснение этих феноменов. Однако личностное объяснение феноменов через действие Бога отличается от большинства обычных [человеческих] личностных объяснений в двух важных отношениях, о которых я должен теперь сказать в заключение этой главы.

Во-первых, личностное объяснение возникновения феномена Е на основе того, что Бог намеренно осуществил его, не может быть даже отчасти объяснено научно. Мы уже убедились в том, что личностное объяснение нередко может (во всяком случае, отчасти) быть объяснено с помощью научного объяснения, и наоборот. Так, например, то, что личность обладает определенными силами, можно объяснить наличием у нее нервной и мускульной систем и действием различных физиологических законов. Тому, что она обладает определенным намерением, тоже может быть дано научное объяснение, возможно, что и человеческое существование можно объяснить этим способом. То обстоятельство, что личностное объяснение нельзя проанализировать на основе научного объяснения, не означает, что его действию в конкретном случае не может быть дано научное объяснение. Однако кажется вполне последовательным предположить, что должно быть личностное объяснение возникновения некоего события Е посредством агента Р, обладающего намерением J осуществить Е и обладающего силой для того, чтобы это сделать, – без того, чтобы всё это поддавалось научному объяснению. Начнем с того, что агент может иметь силу для совершения определенных основных действий без того, чтобы эта сила зависела от какого-то физического состояния или законов природы. Его способность совершать эти действия может быть «конечным грубым фактом» [ultimate brute fact] (или объяснимым только через другое личностное объяснение). Подобно наличию намерения в действиях агента, его выбор интенционального действия может не поддаваться научному объяснению.

С учетом сказанного выше отметим, что в отношении некоторых намерений у нас нет убедительного научного объяснения, почему у нас возникло именно это намерение, а не какое-то другое. К тому же, наши объяснения других вещей на основании этих намерений всё еще будут оставаться объяснениями, даже если они не объясняют, почему у нас возникли именно эти намерения. Итак, мы обладаем основными силами для того, чтобы вызвать ментальные образы различных геометрических фигур. Должно существовать частичное научное объяснение моего обладания этой силой на основе определенного состояния моего мозга, дающего мне эту силу. К тому же, нет никакого противоречия в предположении того, что способность (сила) к визуализации не зависит от мозга или от чего-то еще. Может быть, нам просто присущи такие силы. Но это не влияет на то обстоятельство, что наличие у меня определенного ментального образа может быть объяснено с помощью моей основной способности (силы) порождать такие образы. И хотя мы обычно справедливо полагаем, что существует научное объяснение существования наших тел, которыми мы и являемся, тем не менее, нет никакого научного объяснения того, каким образом случилось так, что это тело мое (а не чье-нибудь еще), а значит вовсе нет научного объяснения и моего существования, поскольку этот мир должен быть тем же самым во всех своих физических аспектах, и к тому же другая личность могла бы действовать посредством этого тела (я буду развивать эту тему более подробно в 9 главе). И всё же то обстоятельство, что наука не в состоянии объяснить мое существование, не означает, что нет истинного объяснения вещей на основе того, что я их осуществляю. Личностное объяснение может объяснить их помимо научного объяснения возникновения и действия факторов, включенных в него.

Когда теист утверждает, что существование мира и его различные особенности следует объяснять посредством действия Бога, осуществившего это в соответствии со Своим намерением, он утверждает также, что действие Бога нельзя объяснить научно даже отчасти. Бог мыслится как совершенно свободный. Существование Бога и Его сил не зависит от состояния физического мира или от законов, которые в нем действуют, скорее, наоборот. Точно так же необъяснимы с научной точки зрения и намерения Бога. Но всё это, как мы теперь понимаем, никоим образом не снижает объяснительную ценность личностного объяснения. Осуществление Богом некоего события может быть объяснено с помощью более широкого личностного объяснения. Он мог осуществить Е для того, чтобы тем самым осуществить F, a F может быть событием, занимающим значительный промежуток времени, и Е может оказаться первой стадией F. Но теист утверждает, что этот тип объяснения является единственным возможным объяснением действия Бога. Только собственные намерения Бога объясняют то, что Он делает. Основные действия Бога, как предполагается, включают в себя творение мира ex nihilo (иными словами, не из уже существующей материи), поддержание существования мира, создание вещей, действующих в соответствии с законами природы, а также периодическое вмешательство в дела мира (иногда эти законы: нарушающее). Создание материи: ex nihiloнедоступно человеку, но достаточно легко представимо. Логически возможно, что я могу представить, как я создам стоящую передо мной чернильницу или выращу у себя шестой палец с такой же легкостью, как могу пошевелить рукой. Различные проверки (например, изоляция комнаты и внимательное наблюдение за ее содержанием) могут показать, что чернильница или палец не были созданы из существующей материи. Творение ex nihilo – это в полной мере умопостигаемое основное действие.

Второй важный аспект, отличающий личностное объяснение феномена через действие Бога от большинства человеческих личностных объяснений, состоит в предположении, что Бог должен быть бестелесной личностью, то есть, что Он – дух. На этом этапе важно прояснить, что означает для личности не иметь тела. Лучше всего мы можем это сделать, задав следующий вопрос: о чем я говорю, когда говорю, что вот это тело, тело, сидящее за столом, —мое тело? Во-первых, о том, что я могу двигать (и это относится к числу моих основных действий) многими частями этого тела, поскольку отличить его от чего-либо еще я могу только этим способом. Для того чтобы сделать движение рукой за пределами себя (например, вашей рукой), я должен взять ее в свою руку, но, вне всяких сомнений, я могу двигать этой рукой. Во-вторых, то, что я обладаю психической жизнью в виде мышления, чувств, намерений, находится в причинной зависимости от действия этого тела, и все мои ментальные события (мои ощущения, чувства и убеждения, связанные с восприятием) в значительной степени вызваны событиями этого тела. В той степени, в которой эти события причинно обусловлены, они являются событиями тела, которое обусловливает их; другие же события (например, пребывание в комнате) причинно обусловливают мои ментальные события только посредством того, что вызывают события тела, которое и является причиной ментальных событий. В итоге, в-третьих, несмотря на то, что я сознаю действия своего тела и без внешнего воздействия со стороны другого тела (я сознаю положение своих конечностей и ощущаю пустоту желудка), тем не менее, я могу узнать что-либо о внешних по отношению к моему телу вещах только через их воздействие на мое тело. Я вижу стол и сознаю, где он находится, только благодаря тому, что лучи света, отражаясь от стола, воздействуют на сетчатку моих глаз. Я слышу то, что вы мне говорите, только потому, что вибрации воздуха воздействуют на барабанную перепонку моих ушей. И, наконец, в-четвертых, я вижу мир изнутри своего тела, оттуда, где оно находится. Вещи, которые окружают его, я вижу хорошо, а те вещи, которые удалены от меня, я вижу хуже.

Очевидно, что личность обладает телом в том случае, если существует физический объект (то есть субстанция), с которой он соотносится всеми описанными выше четырьмя способами. И очевидно, что личность не имеет тела, если не существует физического объекта, с которым она соотносится каким-либо из описанных выше способов. Если же личность соотносится с различными физическими объектами каждым из этих способов, мы должны будем сказать, что она обладает иным телом, более протяженным, чем наши тела. А если она соотносится с физическим объектом только (или только в некоторой степени) некоторыми из этих способов, мы скажем, что она обладает телом лишь в некоторой степени²¹.

Итак, согласно традиционному пониманию Бога, предполагается, что Бог не обладает телом этими способами. Не существует физического объекта (в том числе даже весь мир), посредством которого Он бы действовал для того, чтобы отличить другие вещи от Себя. Он мог бы уничтожить этот физический мир в одно мгновение и создать новый, а также Он может оказывать каузальное воздействие на бестелесные существа, не нуждаясь при этом в каком-либо физическом посреднике. Бог не зависит также от физического посредника или чего-то еще в Своих промыслах: Он знает обо всем независимо от каких-либо физических процессов, необходимых для получения этого знания. И у Него нет какой-то конкретной точки зрения на мир. Ему известно, каким образом вещи существуют независимо от Его знания о конкретных моделях восприятия, возникающих в рамках конкретной точки зрения. Итак, Бог никоим образом не является телесным. Разумеется, Он может двигать любой частью физического мира (это относится к числу Его основных действий) и непосредственно знает о состоянии любой части мира, но это не делает физический мир Его телом, поскольку Он не зависит от мира в Своих возможностях и в Своем знании.

Таким образом, доказывая существование Бога, теист строит свое доказательство от существования и упорядоченности мира и различных характеристик мира к личности, Богу, который намеренно создал эти вещи. В этой главе я сосредоточился на рассмотрении вопроса о том, что значит объяснить некое событие, осуществленное некоей личностью намеренно, и в заключении я сосредоточил внимание на двух специфических чертах личностного объяснения, произведенного в отношении действия Бога.

Исследовав в этой главе структуру личностного объяснения, в следующей главе я буду рассматривать возможности того, что объяснение данного типа в некоторых случаях может быть с большей вероятностью истинно, чем объяснение научного типа, и обоснование этого убедит нас в правильности дальнейших рассуждений. Тогда мы сможем понять, обеспечивает ли такое обоснование то обоснование, которое было зафиксировано в предпосылках доказательств бытия Бога.

Примечания

¹ Простое изложение см.: Hempel С. G. Philosophy of Natural Science. Prentice-Hall, 1966 (гл. 5). Первоначальная статья, связанная только с дедуктивно-номологическим объяснением – Hempel С. G., Oppenheim Р. Studies in the Logic of Explanation // Philosophy of Science, 1948, vol. 15, p. 135–175.

² Это исправление – упрощенный вариант поправки, предложенной Уэсли Сэлмоном. См. его работу: Salmon W С. Statistical Explanation // Statistical Explanation and Statistical Relevance / Ed. by Wesley C. Salmon. Pittsburgh, 1971. Соображения, которые заставили Сэлмона выдвинуть более сложную теорию, полагаю, учитываются моим последующим требованием того, что вероятность в законе должна быть физической вероятностью.

³ Гемпель проводит это различие, называя «законами» те истинные обобщения, которые базируются на принятой теории. Но это различие нельзя считать удовлетворительным, т. к. некоторые законы могут никогда не быть открытыми и, следовательно, никогда не станут частью принятой теории.

⁴Lewis D. A Subjectivist’s Guide to Objective Chance // Idem. Philosophical Papers. Oxf., 1986, p. 122.

⁵ Ibid., p. ix-x.

⁶ Супервентность, или супервенция (supervention) – философский термин, означающий действие, возникающее как следствие чего-то другого, следование за чем-то. – Пер.

⁷«Я полагаю,, что существует множество пустых [возможных] миров. Насколько я понимаю, существует мир, свободный от всех материальных объектов и событий, в котором законами являются общие принципы ньютоновской механики; существует другой пустой мир, в котором законами являются общие принципы аристотелевской физики» – Carroll J W Laws of Nature. Cambridge, 1994, p. 64.

⁸ См., ыапр.: Armstrong D. M. A World of States of Affairs. Cambridge University Press, 1997; Tooley M. The Nature of Laws // Canadian Journal of Philosophy, 1977, vol. 7, p. 667–698, а также Dretske F. I. Laws ofNature // Philosophy of Science, 1977, vol. 44, p. 248–268. В качестве комментария к этому подходу я бы сказал, что эта связь между универсалиями, существующая в платоновском Небе прежде и независимо от их любых реализаций в земных объектах, скорее характерна для подхода Тули, чем для позиции Армстронга, согласно которому универсалии существуют постольку, поскольку они реализованы. В рамках второго подхода кажется непроясненным вопрос о том, почему та или иная конкретная связь была реализована, а не какая-то другая.

⁹ Substances-powers-and-liabilities (S-P-L), субстанциально-силовой-и-предрасположенный (С-С-П). – Пер.

¹⁰Harre R, Madden Е. Н. Causal Power. A Theory of Natural Necessity. Oxf., 1975.

¹¹ Возникновение результата действия, таким образом, происходит посредством совершения этого действия. Результат действия следует отличать от его следствия. Следствие действия возникает не через совершение действия. Это различие было введено фон Вригтом (см.: von Wright G. Н. Norm and Action. L., 1963, p. 39 ff.

¹² Впервые проведенному А. Данто в его работе «Основные действия», см.: Danto А. С. Basic Actions // American Philosophical Quarterly, 1965, vol. 2, p. 141–148.

¹³Davidson D. Actions, Reasons, and Causes // Journal of Philosophy, 1963, № 60, p. 685–700.

¹⁴ Дэвидсон Дональд (Donald Davidson; 1917–2003) – американский философ, чьи идеи в области философии сознания, философии языка и теории действия оказали существенное влияние на всю традицию аналитической философии второй половины XX в. – Пер.

¹⁵ Дэвидсон утверждает, что такие ментальные события, как «намерения», идентичны событиям в мозге, и что законы, задействованные в них, являются законами, связывающими эти события в мозге (описанные как физические, а не ментальные – такие, как «намерения») с другими физическими событиями. Я вкратце опишу причину предпочтения системы категорий, которая исключает указанную идентичность, и в соответствии с которой такие законы будут психофизическими законами.

¹⁶ Важно отличать намерение, заключенное в самом действии агента, или намерение, с которым он действует (на этом понимании наше внимание здесь и сосредоточено), от намерения сделать что-то в будущем. Последнее не есть то, что проявлено в действии и может быть лишь некоторым состоянием. Первое же существует лишь постольку, поскольку агент совершил некое интенциональное действие, даже если это минимальное действие, сводящееся к попытке сделать что-то. В тексте речь идет только о намерениях, содержащихся в действиях.

¹⁷ Тейлор Ричард (Richard Taylor; 1919–2003) – американский философ. Его наиболее известные работы: «Метафизика» (1963), «Действие и цель» (1966), «Добро и зло» (1970). – Пер.

¹⁸Taylor R. Action and Purpose. New Jersey, 1966, p. 248–249.

¹⁹ Ответ Элвина Голдмана (см.: Goldman Л. A Theory of Human Action. New Jersey, 1970) состоит в допущении того, что интенциональное действие должно вызываться «деятельностным проектом», или желанием «определенным, специфическим способом», а также в утверждении, что в примере Тейлора нет этого способа. Так что же это за специфический способ? Голдман пишет:

На этот вопрос, должен признаться, у меня нет полного и точного ответа. Но я полагаю, что мое положение философа обязывает дать на него ответ. Полное объяснение того, как желание и уверенность приводят к интенциональным действиям, требует подробной нейрофизиологической информации, и я не думаю, что подобная информация относится к сфере философского анализа (Ibid., р. 62).

На самом деле это не так. На протяжении многих столетий люди умели отличать те случаи, когда желания вызывают желаемые события, от тех случаев, когда для этого совершались действия. Нам следует различать эти понятия и уметь их правильно применять. Положение философа действительно обязывает исследовать эти различия, хотя он не в состоянии сказать, какой именно нейрофизиологический процесс является физически необходимым для того, чтобы действие было совершено.

²⁰ Трое современных авторов утверждают, что существует третий возможный вид каузального объяснения феномена (аксиархическое объяснение), и в терминах объяснения этого рода те феномены, которые я буду обсуждать в соответствующих главах, должны получить объяснение. Это такие феномены, которые возникают потому, что представляют собой благо, и именно вследствие этого они должны существовать. См.: Leslie J. Value and Existence. New Jersey, 1979; Parfit D. The Puzzle of Reality: Why does the Universe Exist? // Times Literary Supplement. 3 July 1992 (перепечатано в: Metaphysics: The Big Questions / Ed. by Van P. Inwagen, D. W. Zimmerman. New Jersey, 1998); Rice H. God and Goodness. Oxf., 2000. В данной книге я предлагаю личностное объяснение существования вселенной с ее различными характеристиками на основе личности, Бога, который создает их потому, что Он уверен в том, что они представляют собой благо. Однако Лесли и другие утверждают иное: они утверждают, что существует некий имперсональный принцип, в результате действия которого возникают благие вещи именно в силу своей благости.

Это и не личностное объяснение, и не научное объяснение, поскольку (в гемпелевской модели) законы природы оперируют уже существующими обстоятельствами, а если (в рамках С-С-П подхода) субстанции являются причиной обстоятельств, то эти субстанции уже должны существовать. Утверждение Лесли и других состоит в том, что действие аксиархического (axiarchic) принципа должно вызывать появление благих вещей из ничего. Трудность такого утверждения заключается в том, что в то время как существует бесчисленное множество примеров обычных земных явлений, которые можно правильно объяснить с помощью личностного или научного объяснения (т. е. на основе действия обычных личностей или неодушевленных субстанций), не существует обычных примеров чего-то, возникшего именно потому, что оно является благом. Пища никогда не появится на столе голодного человека только потому, что это было бы благом для него – она появится на столе после того, как некий человек поставит ее туда потому, что он считает, что это будет хорошо. Таким образом, у нас нет критериев, в соответствии с которыми мы могли бы перейти от обычных земных ситуаций к суждению о том, в каких случаях объяснение такого рода является возможно истинным, а в каких – нет. У нас есть критерии, которые я представлю в 3 главе, позволяющие нам судить о том, в каком случае научные или личностные объяснения являются или не являются возможно истинными. Но ввиду отсутствия критериев оценки аксиархического объяснения существования вселенной у нас нет оснований считать, что такое объяснение является возможно истинным.

²¹ Различные случаи обладания личностью телом будут рассмотрены более подробно в 6 главе.