На следующий день сразу после завтрака я отправился в административный корпус. Мне стоило немалых трудов добиться аудиенции у главврача (это был первый заместитель Е.Г., на данный момент исполняющий его должностные обязанности). Ещё труднее было договориться, чтобы он разрешил мне посетить палату, где сейчас находился мой друг. Всё же я получил всемилостивейшее согласие, благо Е.Г. своевременно позаботился о том, чтобы известить управляющий персонал о моём визите.
Просить сейчас о чём-то ещё мне казалось совсем уж беспардонным. Поэтому я решил отложить на ближайшее будущее то, что хотел сделать. А пока нужно было навестить старого приятеля, пусть даже и находившегося в таком состоянии.
Отделение интенсивной терапии находилось на первом этаже двухэтажного корпуса. Переоблачившись в халат, шапочку и бахилы (и даже специальную маску пришлось напялить), я прошёл в большую комнату с кафельным полом и белыми стенами, уставленную всевозможной аппаратурой непонятного мне назначения. Признаться, за долгие годы работы журналистом мне довелось побывать в разных местах и повидать всякое. Но в таком помещении я был впервые.
И в первый раз я видел Е.Г., находившегося без сознания.
Он лежал на койке, наполовину прикрытый простынёй. От головы и груди тянулись провода ко всяким следящим устройствам. Экран кардиографа на столике рядом показывал сердечные ритмы – тонкая светящаяся линия периодически судорожно дёргалась пиками. Ещё один тонкий шланг капельницы был присоединён к руке.
– Как он? – шёпотом осведомился я сидевшей рядом медсестры, словно боясь разбудить его.
– Ну, как видите, – тоже негромко ответила она. – Состояние стабильное. Сейчас, скажем так, угрозы для жизни нет. Дыхание редкое, хотя уже самостоятельное. А пульс слабый, в сознание не приходит.
– И как вы думаете, долго он так… пробудет? – не смог не спросить я, внутренне морщась от глупости сказанного.
– Кто его знает, – вздохнула медсестра. – Делаем всё необходимое. Но пока нужной положительной динамики не наблюдается. С такими параметрами, как сейчас, он может находиться в этом состоянии неопределённо долго.
Я кивнул – мол, понятно, хотя ничего конкретного и обнадёживающего не услышал. То же самое говорила мне вчера и Тамара Сергеевна.
Я подошёл поближе. Е.Г. мало изменился за то время, пока мы не виделись. Всё та же стрижка ёжиком. Правда, седины на висках, как мне показалось, прибавилось. И сейчас его лицо выглядело заметно похудевшим – запали глаза, ввалились щёки, обострились скулы, и уже заметно серебрилась на них щетина, которую Е.Г. в сознании носить себе не позволял. Грудь еле-еле и медленно, но всё же вздымалась вверх-вниз – действительно, он дышал сам.
– Здравствуй, дружище, – пробормотал я. – Вот уж не ожидал застать тебя таким…
Конечно, он никак не отреагировал, но я всё же в глубине души надеялся, что Е.Г. меня слышит. Глаза были закрыты, однако я заметил, что веки слабо подрагивают. Может, до его затерявшегося неизвестно где сознания мои слова как-то доходят?
– Ладно, ты давай держись, – произнёс я немного громче. – Я верю, что ты выкарабкаешься. Мы ещё повоюем!
Е.Г. лежал всё так же, в своём глубоком забытьи, и я напрасно вглядывался, стараясь уловить у него хоть какие-то признаки контакта с внешним миром. Сейчас это было только туловище – бесчувственное и бессознательное. Не просто непривычно, а даже страшно было видеть его, всегда живого и подвижного, в таком беспомощном положении.
Мне вспомнился ночной сон, и тут же стало совсем не по себе.
«С чем же ты встретился таким, в этом своём погружении, что не пускает тебя обратно?» – подумалось мне.
Если бы он мог как-то дать знать, как ему помочь!
Я постоял ещё немного, глядя в задумчивости на неподвижно распростёртое тело, потом повернулся и пошёл на выход.
Около часа гулял, собираясь с мыслями, а затем отправился к Тамаре Сергеевне. У меня созрел план. Я задумал сначала ознакомиться с отчётами Е.Г. об опытах с депривацией (зная его скрупулёзный подход к работе, я не сомневался, что он всё записывал). А потом самому пройти через этот опыт. Собственно, такое намерение у меня было с самого начала, но я рассчитывал на участие Е.Г. во всём этом. А теперь приходится докапываться до всего самому.
Опять-таки, если мне позволят.
Повторная беседа с Тамарой Сергеевной обнадёжила.
– Против доступа в его кабинет не возражаю, – сказала она, выслушав мою просьбу. – Судя по тому, как Е.Г. отзывался о вас и как готовился к встрече, нет причин вам не доверять.
– Спасибо, вот и отлично, – я даже не ожидал, что так быстро удастся договориться.
– Но я не знаю, где у него что, так что ищите сами, что вас интересует. Единственное, о чём я бы вас попросила – ничего оттуда не выносить. А то мало ли…
– Конечно, обещаю, что ни одна бумажка пределов его кабинета не покинет, – заверил я. – И я надеюсь, вы не против, чтобы и мне испытать погружение? Хотя бы раз?
– Насчёт этого… пока не знаю, – женщина нахмурилась. – С учётом того, что случилось… А если вдруг что-то ещё и с вами? Сами понимаете, мы не имеем права так рисковать.
– Тамара Сергеевна, послушайте, ведь у вас уже десятки людей имели опыт пребывания в камере депривации! И всё было хорошо. Если понемногу, это же безопасно, вы сами понимаете! Я уверен, что с Е.Г. – это что-то другое…
– Что «другое»? – иронически усмехнулась она. – У вас уже появились какие-то версии?
– Пока не знаю, но… я хочу как раз это выяснить. Документы документами, но личный опыт ничто не заменит, согласитесь! А Е.Г. предоставил бы мне такую возможность. Мне это необходимо, и не из чистого любопытства, а профессионально, понимаете?
– Понимаю, но… и вы нас поймите. Сейчас никто из администрации не возьмёт на себя такую ответственность. Уже из-за одного случая с Е.Г. наверняка все по шапке получим. Несмотря на то, что все эти опыты с погружениями были исключительно его собственной инициативой. А если пострадает ещё кто-то, да к тому же из посетителей, – вы представляете, что тут будет? В лучшем случае заведение утратит репутацию. А скорее нас просто прикроют.
– Разумеется, и вы по-своему правы. – Я решил пойти напролом. – Всё же… Знаете, я уже давно не мальчик и привык отвечать за свои слова и поступки. Поэтому готов подписать загодя любой документ, по которому беру на себя всю ответственность за последствия погружения, каковы бы они ни были. Это вас подстрахует от наездов со стороны вашего начальства. А со мной ничего не будет.
– Вы так уверены в себе? – невесело улыбнулась Тамара Сергеевна.
– Уверен, – подтвердил я, хотя кроме интонации это сделать было нечем.
– Ладно, посмотрим… – сдалась она. – Если уж так желаете, может немного погодя. И совсем ненадолго.
– Вот и отлично, – обрадовался я. – Конечно, не прямо сию минуту. Пока мне нужно узнать, чего достиг Е.Г. в ходе опытов с депривацией. А это займёт, вероятно, не один день. В любом случае, благодарю вас за помощь.
– Да не за что, – заместительница встала из-за стола. – Пойдёмте, провожу вас в его кабинет.