2. Загадочное дело
Лестница подъезда, пахнущая свежей краской, вывела на пятый этаж панельной девятиэтажки. Александр застыл перед железной дверью черного цвета, ощущая растерянность и какое-то смущение. Он опустил голову, посмотрев на свои кроссовки, потом поднял глаза на дверь и занес руку над звонком, хотя так и не нажал. Рука опустилась, тяжелый вздох, взгляд по сторонам. Рука снова у звонка, однако вместо того, чтобы позвонить, он стучит костяшками по двери. Глухой звук обличает, что дверь не полая, и из толстой стали. Александр ждет несколько секунд, потом стучит снова. За дверью ни шороха, ему хочется уйти. Голос в голове подсказывает, что миссию можно считать выполненной, и, если за дверью никого нет, стоит развернуться и заглянуть в другой раз. Как-нибудь…. Александр знал, если последует совету голоса страха, то уже никогда сюда не вернется. Без раздумий, с неизвестно откуда явившейся резкостью, он давит на звонок. Теперь слышна трель, и через пару секунд бряцанье дверных кандалов…
На пороге возник Семеныч, точно такой же, как и пятнадцать лет назад, лишь чуть ссутулившийся и ставший еще более сухим. С высоты своего метра восьмидесяти пяти Свечкин смотрел на старика сверху вниз. Семеныч ясным, цепким взглядом окинул Свечкина, а тот улыбнулся, смущенно, но радостно. С души упала гранитная глыба, ведь был жив тренер, единственный родной человек. Глядя на глупую улыбку визитера, не узнавая своего бывшего ученика, Семеныч глухо кашлянул и поинтересовался:
– Ищете кого?
– Семеныч! Не узнаете меня? – Александр не огорчился, так как учел прошедшие годы и свою поменявшуюся внешность.
– Что–то не припомню. А вы… – он выжидающе застыл.
– «Ты», не «вы». Свечкин я… – но он не успел договорить, его перебили.
– Саша?! – у старика округлились глаза. – Да ну… Ты же в Чечне…
– Нет, Семеныч. Я жив, – он улыбнулся. – Я это, я, – он понял, что недоверие нужно развеять. – Помните, 96–й, сборы в Ростове? Мы с парнями первое в командном заняли. Я в финале с Тошей Клименко бился.… Или первенство города в 97–м? Второй раз в жизни в нокаут отправили… Не надо, Семеныч! – это относилось к выступившим на глазах бывшего тренера слезам.
– Это старость, Саня, – только и смог сказать тренер, вытирая глаза рукавом рубашки. – Раскис я чего-то. Я ж тебя похоронил давно. Ты мне как сын был.
Свечкин знал, что родных детей у Семеныча не было, и поэтому тот относился к ученикам с заботой. Все, кто задерживался в секции бокса на более-менее длительное время, автоматически зачислялись в обширную семью. Ученики это чувствовали и платили взамен искренностью и уважением. Семеныч был им как отец, жесткий и крикливый, строгий до безумия, требовательный как надсмотрщик, но любящий их. Свечкин обнял тренера за плечи, и затем отстранился.
– Я больше всего боялся, что уже не увижу вас, – тон стал горек.
– Так, так. Хорош, – Семеныч взял себя в руки, повеселев. – Пошли в дом, хватит на лестнице трещать, – он схватил Свечкина за ворот куртки и потащил за собой, хотя тот и не думал отпираться.
Семеныч уже орал на всю квартиру.
– Сеня! Сеня! Я сына обрел, – Семеныч говорил с иронией, весело посмеиваясь. Свечкин тоже повеселел, справившись с наплывом чувств. Тренер выпустил из руки куртку, и в зал они вошли уже степенно.
За столом, на котором стояла бутылка армянского коньяка и два бокала, сидел кряжистый мужчина с мощными широкими плечами, примостив кулаки на подлокотники кресла. Внешность и седина на висках подсказали Александру, что мужчине около сорока-сорока пяти лет, а нависающие тяжелые брови, сурово сдвинутые на переносице, и хитрый прищур обличали цепкую и сильную натуру. Наплечная кобура на спинке стула давала понять, перед Свечкиным милиционер, а поломанные уши для знающего человека были как визитная карточка бывшего борца. Все эти выводы пришли на ум автоматически, за секунду. Протягивая руку, Александр уже знал, кто ему ее пожмет.
– Это Саша Свечкин, когда-то мой лучший ученик, – Семеныч произнес это с гордостью.
– Здорово. Арсений Прохорович, – представился борец.
– Александр, – он пожал твердую, как доска ладонь, смотря прямо в глаза. Свечкин очень старался подавить в себе закоренелую неприязнь к представителям милиции.
Арсений что-то почувствовал, но не понял, и это вызвало недоверие. Холодные волчьи глаза посмотрели на Семеныча.
– Как же, помню… Ты говорил, он умер. Лет десять назад? – как и у любого хорошего опера, у него была отличная память.
– Я так думал, – тренер кивнул на стол. – Садись, кушай, пей. Коньячку?
– Спасибо, не пью, – Свечкин сгладил отказ легкой улыбкой. – Я ем…
– Налетай, – тренер подвинул тарелку с шашлыком. – Вилка нужна?
– Я руками, – Свечкин с радостью вонзил зубы в мясо. Он не ел шашлык уже много лет; хороший, настоящий шашлык, и очень по нему скучал. – Не удивляйтесь, я не голодаю, просто по нашей кухне соскучился.
– Сколько лет я тебя не видел? – Семеныч налил себе и Арсению коньяк.
– Четырнадцать… – Александр, стыдясь, потупил взор и притих. Он перешел на «Ты», как когда-то в детстве. – Ты прости, что так…
– Простил уж, – тренер вздохнул. – Потом об этом. А где ты пропадал?
Свечкин покосился на Арсения, а тот в свою очередь так же недобро поглядел на него.
– Можешь при нем, Саня. Он мне как младший брат, или сын, если хочешь, – Семеныч жестко вклинился между ними, привстав. – И не надо коситься друг на друга. Я знаю, Саня, тебе менты много крови попортили в свое время, но Сеня не из тех. Это сыскарь, майор, порядочный человек.
– Понял, – Александр выдержал паузу.
– Сидел, что ли? – Арсений все понял по-своему.
– Да не, – Свечкин махнул рукой. – Воевал. Слышал за Иностранный легион?
Майор поменял выражение глаз с недоверчивого на открытое. Поначалу он принял Свечкина за урку, и сейчас был рад ошибиться. Как и любой настоящий опер, он не особо любил преступный элемент. Свечкин понял это, и чтобы окончательно развеять все сомнения протянул Арсению паспорт гражданина Французской республики.
– Видел когда-нибудь такую ксиву? – он уже успел перейти на «Ты», обращаясь к майору. Глупо «выкать» человеку немногим старше себя, с которым пьешь за одним столом.
– Не видел. Так ты француз? – он усмехнулся, глядя на разбойничье лицо Свечкина.
– Ага. Вылитый.
Тренер, после появления паспорта, долгое время молча глазел на бывшего ученика, но потом все же пришел в себя.
– Ого. И где ж ты воевал? – Семеныч смотрел уважительно.
– Принеси карту, я отмечу. Чтобы потом не было вопросов, где эти забытые Богом дыры… – он не удержался от шутки.
– Ну, ты даешь! – Семеныч усмехнулся. – Никогда бы не подумал. Француз…
– А как там, в легионе? – Арсений проявил не свойственное ему любопытство. Он вообще был немного туповат на проявление чувств, хотя и отличался живейшим умом и редкостным чутьем на любую перемену в поведении человека.
– А что именно тебя интересует?
– Да все. Как ты туда поступил? Какая там служба? Сложно было попасть? Для меня Иностранный легион – это какая-то романтика, что ли…. Не каждый там может служить.
– Все, что нам неизвестно окружается ореолом тайны, мистики или романтики. А так никакой романтики, все обычно… В Париж я попал по туристической визе, один день пошатался по городу, а с утра второго дня поехал на метро до Фонтунай Су-Буа. Это станция, почти на окраине города, возле которой находится вербовочный пункт. Этот пункт называется Форт де Ножен, в Париже он один. Подошел на КПП, меня спросили цель визита…
– А ты по-французски разговаривал тогда? – тренер влез в разговор.
– Я ж не только боксом занимался.… В школе учил французский, по крайней мере, два слова связать мог. Я понял, о чем меня спросили. Я ответил на ломаном языке, что я русский и прибыл для прохождения службы. Меня отвели в какую-то комнату, там я долго ждал, пока мной займутся…. Там поначалу все рассчитано на проверку твоего терпения, адекватности я бы сказал. Само собой стоит тебе постучать в дверь и выразить нетерпение, и ты уже им не подходишь. Легионер должен быть выдержанным, железным.
– А в туалет?
– Туалет в той комнате есть. Сиди и жди.
– Долго?
– Часов не было…
– Сеня, чего ты перебиваешь все время? Пусть расскажет, – тренер проникся интересом к рассказу.
– Так вот, я ждал.… Потом меня отвели на медосмотр и личный досмотр, забрали все кроме мелочи из карманов. Одежду дали другую, спортивную. Расспрашивали о родителях, о прошлом… да, обо всем расспрашивали. Отвечал я, как есть, ничего не скрывая. Я думал, будут на детекторе лжи проверять потом. Не проверяли. Они для общения со мной белоруса позвали, капрала. Потом снова комната с кроватью. Все как у нас в армейке, только вместо казармы одиночка. Ранний подъем, ранний отбой. Работа, за провинности рукоприкладство или отжимания…
– Дедовщина?
– Нет. Рукоприкладство я грубо сказал. Так, леща дать могли или пинка. Но это если косячишь. Так не трогали. За драку сразу изгнание из легиона, обоих причем. Не важно, кто виноват, а кто прав. Хочешь разбираться – в спортзал, там по правилам, в перчатках…. Из Парижа через пару дней меня направили в Обань, это основная база Иностранного легиона во Франции, пригород Марселя. Природа там, конечно, красивейшая. Но ладно, не будем об этом. Что потом? Тоже работа, спорт, медосмотры, комиссии, тесты на интеллект и сообразительность. Психологические тесты. Тест на кросс Купера…
– Это три километра за двенадцать минут нужно пробежать когда? – Арсений не удержался от вопроса.
– Ну да. В общем, сплошные проверки. О тебе узнают все – шрамы, родинки, переломы, кто из теть или дядь болел корью и тому подобным. Ощущение, что твои родители не могут тебя знать так хорошо, как шеф-капрал, задающий вопросы! И вот, после всего тебе говорят, подошел ли ты им или нет. Подошел – служи, а нет – на родину.
– Без гроша в кармане? – тренер скривился.
– Да нет, там за каждый день плата идет тебе. С деньгами наколов нет, это не Россия.
– Ну да.
– Ну, в принципе так и все. Месяц мурыжили в отборочном лагере, потом присяга и направление в Кастельнодари. Там учебный лагерь, где из тебя делают солдата…. Но я не хочу об этом. То, чему нас учили, останется при мне, как и то, где я был потом. Я лишь добавлю, что девиз Иностранного легиона: «Легион – наша родина», правдив на все сто процентов. У тебя новое имя, паспорт, дата рождения и национальность. Ты новый человек, и делается все для того чтобы ты забыл свое прошлое. Десять лет я был солдатом, и служил легиону. Хотите верьте, а хотите нет, но он стал мне второй родиной! – Александр замолк, о чем-то вспомнив.
Семеныч понял, что пора менять тему.
– Сеня, так на чем ты остановился, когда Саня пришел?
– Я тебе о серии рассказывал последней. «Серия Ха», или «Висяк», как ее у нас в управлении назвали, – Арсений перевел взгляд на старика. – Хороший у тебя коньячок, забористый, – он уже начинал хмелеть.
– Что есть, то есть… Ты начни сначала, Саньку, я думаю, интересно будет узнать, в какой город он вернулся.
– Ты веришь в оборотней? – сказав это могильным тоном, Арсений Прохорович покосился на Свечкина и сверкнул глазами.
Тот не удержался и заржал, настолько театрально получилось это у опера.
– Товарищ майор, а что, милиция теперь и их ловит? Знаю медвежатников, фарцовщиков… а эти как называются? Клыкастики? Или блохастики? – Александр перевел дух после короткого приступа веселья.
– Ага, и пули ментам теперь серебряные выдают! – Семеныч тоже рассмеялся.
– Серебряные, это у ОМОНа. У нас только распятия и святая вода, – Арсений не обиделся. Он и сам был на приколе. – Так веришь, Саня?
– Нет, не верю, – Свечкин улыбнулся. – Моя детская психика только зубных фей и зеленых эльфов признает. А что, шалят зубастые?
– Шалят. Я-то и сам в чертовщину не особо верил, но среди моих коллег, особенно молодых и неопытных, бытует мнение, неофициальное, разумеется, что в нашем городе орудует то ли клан упырей, то ли свора оборотней, ну и жрет всех без разбора.
– Клан упырей? Я и не знал, УгРо теперь коллективно в кино водят на фэнтези? Что последнее смотрели? Сумерки?
– Ха-ха! – Арсений поддержал шутку Свечкина. – Я представляю, как некоторые обрадовались бы…
– Слушай, но ведь чем-то эти слухи вызваны? – Свечкин откинулся на спинку и задумчиво поглядел на майора.
– В том-то все и дело! – опер погрустнел. – Конечно, здесь по большей части газетчики постарались, да балаболы всякие. Ты же наш народ знаешь? Собака соседа за ногу укусит, а наутро весь двор на похороны спешит. Только дай посплетничать. Хотя, тут и без них мистики хватает.
– Так сколько убийств-то было? – Семеныч вмешался в разговор.
– Пока девять. За полгода.
– А есть наработки? – Александр заинтересовался. – У него в крови сидела тяга ко всему неизведанному.
– Буду краток. Дело поистине загадочно и нет того, кто пролил бы на это свет. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Свидетелей нет, вообще никого. Все убийства происходили в центре города, но никто не проходил в это время по улице, никто не смотрел в окно…
– Может и видели все, да боятся? – тренер отодвинул от себя рюмку с коньяком, понимая, что ему уже хватит.
– Кто его знает? Одним словом, глухарь. Почерк во всех убийствах совпадает до мельчайших деталей.
– Две раны на яремной вене? – Свечкин вскинул брови.
– Нет, не так тонко, – Арсений отмахнулся. – Я погляжу, тебя тоже не обошли стороной фильмы про вампиров?
– Я же не из лесу вышел! – Свечкин протестующе взмахнул рукой. – Так как убивали?
– Горло разорвано, – майор следил за реакцией. Привычка брала свое.
– Ничего себе, – Александр присвистнул. – И везде одно и то же?
– Везде. Я ж говорю.
– Это вряд ли человек… – Александр задумался. – Хотя, если ты говоришь убийство, а не несчастный случай, значит за всем этим стоит кто-то, а не что-то…
– Знаешь разницу? – опер удивился.
– Изучал право, в том числе и международное. УК РФ в новой редакции. Убийство – это умышленное причинение смерти другому человеку. Само собой, животное не может иметь умысла. Значит человек.
– В том то все и дело… – Арсений скривился. – Не все так просто. Мистика началась, когда после первого убийства судмедэксперты сняли слепок зубов и провели анализ слюны. Эксперт сказал, что зубы явного представителя семейства собачьих, да только слюна человеческая…
– Да ну… – Свечкин недоверчиво покосился на майора, проверяя, шутит ли он. – Ты чего жути нагоняешь?
– Если бы… я б и сам радовался, – Арсений не обиделся. – В СК мы, конечно, не стали показывать результаты экспертизы, а то начались бы проблемы; но ведь шило в мешке не утаишь, кто-то кому-то что-то сказал по секрету, и уже через неделю весь город на ушах стоял. Кто про оборотней, кто про упырей толкует, да еще и говорят, будто количество жертв к сотне приблизилось. Мы, дескать, правоохранительные органы, реальные цифры скрываем. Эх! Мне было бы смешно следить за ходом народной истерики, если бы я работал, скажем, токарем на заводе или крановщиком. Ну а так как именно нашему отделу поручено вести следственные действия по этим странным смертям, мне грустно. Начальство нагибает к плинтусу, а движения по делу нет.
– Плохо вас нагибают! – глубокомысленно изрек Семеныч.
– Ты еще мне на мозги покапай… – взмолился Арсений. – Я больше двадцати лет в сыске работаю, тебе ли меня учить?
– Эх! – махнул рукой тренер и замолчал.
– А вообще, хоть что-то известно? – Александр снова насел с вопросами, потому как всерьез заинтересовался этим делом.
– Только то, что все смерти проходили под покровом ночи, в безлюдных местах и без свидетелей.
– А отпечатки следов снимали?
– Делали…. Да где ж их снимать-то? Город – лужи да асфальт. Грязи нормальной найти нигде нельзя, дождей уже месяц не было, – он перевел дыхание и опрокинул бокал коньяка. – Одна лишь радость, что эту цепочку ни на какого маньяка не списывают. Тогда бы пришлось чопик в одно место заколачивать, чтобы не всунули чего-нибудь.
– А шерсть осталась на одежде? – Свечкин не мог угомониться.
– Осталась, – майор вздрогнул. – Только вопросов добавилось. Шерсть черная, по внешнему виду принадлежит семейству собачьих, как сказал эксперт, только ДНК в ней человеческое. И еще одно в ней… как же он называется? Этот, гормон силы…. не меланин… как-то по-другому… Короче, эта беда откладывается в волосах, и в той шерсти содержание этого гормона превысило обычный уровень в двадцать раз.
– Ничего себе! Теперь я даже и предположить боюсь, кто их погрыз. Волк с человеческим ДНК?
– Да так и скажи, что оборотень, чего кружишь? – майор в волнении кинул на тарелку кусок мяса. – Думаешь, у меня таких мыслей не было? Только это же не нормально! Я почти четверть века ловлю криминальный элемент всех мастей – от медвежатников до насильников, но это из ряда вон выходящее. Мне еще не хватало оборотней ловить… до пенсии, тогда, вряд ли доживу. Мой дядя охотник, я с ним проконсультировался, показал фотографии. Тот сказал, что волки рвут горло по-другому, попутно обгрызая тело и вырывая куски мяса. Здесь же горло перегрызли аккуратненько, кровь выпили. Выпили так, что даже на асфальте ни капли не осталось. Поэтому среди моих коллег и бытует мнение про упырей. Они ж фильмов насмотрелись, в которых оборотни людей живьем проглатывают…
– Может, их убивали в другом месте, а потом перевозили, запутывая следы?
– Может. Только ни одной зацепки. Ни наличия чистящих веществ от автомобильной химии, ни ворса обивки кресел, ни пятен масла или бензина из багажника. При перевозке трупа одежда заминается на одной стороне тела, здесь же все гладко. Просто подошли и убили. Если бы на тебя напал волк, ты бы сумел защититься?
– Я б сумел. Хотя бы руку успел подставить, защищая горло, – Александр кивнул.
– Вот! И я о том же. Но ничего подобного не было с жертвами. Нападали не со спины, всегда с фронта. И никаких следов борьбы. Понимаешь?
– Понимаю. Сплошная мистика.
– Во-во. Как будто невидимка на них набрасывался. Только последняя жертва была избита перед смертью, но мне кажется, это отдельный эпизод. Ему сломали челюсть и два ребра над печенью.
– Интересно…
– Мы его по пальцам опознали. Погоняло Куст, за неделю до смерти откинулся с зоны, с северов прибыл. Сидел по 131-й, части второй за изнасилование; второй срок по этой статье. Сорок лет, физически сильный мужик. Убили его в субботу вечером на Володарского, нашли в четыре утра под мостом патрульные. Время смерти около одиннадцати.
Майор рассказывал, а в душе Александра шевелились какие-то подозрения. Совпадений было море – улица Володарского находилась в квартале от того места, где он в половине одиннадцатого выкинул пьяного мужика, напавшего с ножом на девушку в троллейбусе. Время, число, место. Помимо этого возраст жертвы, описание травм которые нанес своему противнику Александр, совпадающие с травмами на трупе. Совпадения казались просто невозможными из-за своей правдоподобности. Нужно выведать у опера информацию по трупу, не подставившись самому. Знать о драке в троллейбусе майору не нужно.
– Любопытно! – сказал Свечкин. – Алкоголь в крови присутствовал?
– Ага. Под мухой клиент был, – Арсений кивнул. – Явно, он с кем-то подрался, и так как его кулаки не сбиты, очевидно, он, скорее всего, отхватил. Есть следы падения с небольшой высоты, ссадины и кровоподтеки. Обо что-то тупое и твердое повреждено левое колено. На том месте пыль, поэтому предполагаю, травма произошла в результате столкновения с бордюром или асфальтом. Он упал откуда-то; быть может, его столкнули или скинули…
Александр помнил, как вышвырнутый им из троллейбуса мужик саданулся об бордюр коленом, как раз левой ноги. Еще одно совпадение.
– А есть фотографии тела? Я кое-что понимаю в характере нанесения ударов и последующих травмах, – Свечкин вертел в руке вилку, не подавая признаков заинтересованности. Тон вопроса был будничным.
– Есть, – Арсений встал и, пошатываясь, подошел к дивану, на котором лежала черная папка для документов. Он был пьян, но прекрасно соображал, что говорит и делает. Такие люди не бывают без сознания под действием алкоголя, слишком уж хорошие тормоза. – На! – он кинул на стол пять фотографий.
Когда Свечкин разглядел лицо трупа, у него не осталось сомнений, что это тот самый мужик из троллейбуса.
– Знаешь его? – Арсений заметил, как дрогнула рука с фотографией. Опер – что волк, чутье у него отменное.
– Нет, – Александр моментально справился с эмоциями. – Рана страшная, я просто представил себе тварь, которая имеет такие зубы. Как перекушено.
– Вот именно, перекушено. Не перегрызено, не разорвано, а перекушено, – Арсений кивнул сам себе. – Ты, видимо и в ранах разбираешься?
– Да нет, я пальцем в небо попал, – Свечкин мотнул головой.
– А что о следах ударов скажешь?
– Вот этот след, на печени – от кулака, вот они отметины от костяшек… Челюсть кто-то ногой свернул, даже ссадины от подошвы остались. Остальные отметины – это не следы ударов, они получены при падении, – Свечкин вернул фотографию.
– Эксперт так же сказал. Ты головастый.
– Учили… – отмахнулся Свечкин, и занялся салатом, чтобы поразмыслить об услышанном и увиденном.
Семеныч, до этого задремавший в кресле, проснулся и задал Сене какой-то вопрос, после которого тот переключил свое внимание на тренера. Александр думал о мужике, которого он помял в троллейбусе. По спине прошел озноб, потому как Свечкин верил майору, и склонялся к мистической составляющей дела. Девушка, труп и он сам… Нет, с той девицей явно что-то было не то… Он и сам не понимал, на чем основаны его подозрения, но они были непоколебимы. Мужик обижает девушку, и после этого гибнет при таких невероятных обстоятельствах. Случайности не случайны, как сказал какой-то мудрец. Конечно, это могло быть простым совпадением, но животная свирепость в глазах той девушки и мертвый холод ее рук заставляли задуматься, а вернее почувствовать какую-то злую природу, заключенную в ее образе. Да, именно злую природу ее происхождения, темень души. Такую злобу в глазах Свечкин не видел даже у пленных косовцев, которых они вели в допросную. Кстати, именно там, в бывшей Югославии он впервые столкнулся с мистикой.
Александр служил в составе многонациональной оперативной группировки MNTF-N с кодовым именем Север под командованием Франции, в городе Косовска-Митровица на севере Косово. Это был небольшой город с населением около восьмидесяти тысяч человек, из которых ¼ часть были сербы, живущие в северных кварталах, а ¾ были албанцами, проживающими на оставшейся территории. Северные кварталы от остального города отделяла река с необычным названием Ибар, и что сербы, что албанцы старались не пересекать эту естественную границу без особой надобности…. Беспорядки начались 14 марта 2008-го с того, что сербы захватили здание суда, недовольные приговором двум рабочим, обвиненным в террористической деятельности. Менее чем за сутки волнения охватили весь город, очагами распространившись в кварталах. Силы НАТО подавляли эти волнения трое суток и лишь к утру 18 марта справились с обстановкой. Те трое суток надолго запомнились Александру. Статистика официальных властей была суха и поверхностна: тридцать миротворцев получили ранения, равно как и около ста сербов. Какой ад был в этом городе на самом деле, Свечкин знал как никто другой, и реальные цифры потерь, как военной полиции, так и местного населения были куда выше. Не в том суть. Александр был в патруле ночью с 16-го на 17-е, они как раз охраняли подступы к мосту через Ибар. Были слышны одиночные выстрелы, небо над северными кварталами слабо освещали всполохи далеких пожаров, и в холоде подмерзающего воздуха четко различались любые звуки движения машин. Часа в три утра к Александру подошел капитан Матье. Он разговаривал с польскими миротворцами, расположившимися на албанской стороне моста, и сказал, что у них на людей напала паника, в результате которой четверо солдат ушли с поста, оставив лейтенанта и капрала, и исчезли в городской застройке. Поляки просили пару легионеров для расстановки сил на позициях, пока из штаба в пригороде не прибудет подкрепление, а посему всего на пару часов капитан Матье им великодушно предоставит Анри Дю Труа и капрала Пери. Уже на месте Александр, он же Анри, хоть и не любивший поляков, но, тем не менее, заинтригованный побегом солдат, любезно расспросил лейтенанта Гженского о причинах такого явления. Тот, немного разомлевший от выпитой сливовицы, которую, скорее всего, пил для успокоения, поведал странную историю. Около одиннадцати вечера они задержали двух албанцев, пытавшихся пересечь Ибар на лодке, и до утра посадили их в подвал дома, где располагалась штаб-квартира польской военной полиции. Подвал само собой никто не посещал, окон он не имел, и дверь, ведущая в него, была одна, спрятана внутри здания. В два часа ночи сержант делал обход, когда заметил конвойного с синим лицом, сидящего на стуле перед дверью в камеру. Он был мертв. Сержант вызвал лейтенанта, чтобы тот удостоверился в кончине подчиненного, и после этого решил проверить, как поживают задержанные. За дверью на полу лежали два точно таких же трупа с синими лицами без видимых повреждений. На шее у каждого, прямо на яремной вене, были две четких раны, судя по всему от зубов. Пока лейтенант осматривал трупы, сержант, не теряя времени, сбегал за дежурившими на посту солдатами и предупредил их о случившемся. Суеверный сержант, заметив раны на шее, сделал определенные выводы, и потому разговор с солдатами у него шел в уже намеченном ключе. Капрал, присутствовавший при этом, рассказывал потом лейтенанту, как белый от ужаса сержант подлетел к соотечественникам с одной лишь фразой, гласившей, что Марека и двух албанцев убил казлак, как в свое время в деревнях Восточной Европы называли упыря. Один поляк отправился проверить эту информацию, и прибежал обратно буквально через минуту. Солдаты по выражению его лица поняли сразу, что сержант не врал, и пустились наутек. Капрал даже не успел ничего сообразить, настолько быстро это все произошло. Анри удалось осмотреть трупы. Он убедился в словах капрала. В подвал ни одно живое существо проникнуть не могло, окон не было, а в вытяжку пролез бы разве что таракан. Только через дверь, но находившийся в соседней комнате сержант, вызвавший панику, ничего не видел до того как наткнулся на труп сослуживца. Как ни крутил Свечкин в голове эту загадку, он так и не нашел нужного ответа. Польский лейтенант пояснил Александру, казлак по их поверьям мог проходить даже через замочную скважину, и только такое объяснение могло пролить свет на разгадку….
– Чего загрустил? – спросил Семеныч, тронув Свечкина за руку.
– Да весело у вас тут… – произнес Александр, вздрогнув от прикосновения. Он сидел молча уже пару минут.
– Ну да, а главное, все это на нас вешают… – Арсений тяжко вздохнул. – Но это еще не все!
– Что, еще и привидения с чертями досаждают? – Свечкин хихикнул. – Или на кикимор с лешими в розыск подают?
– Да ну тебя… – майор чертыхнулся и постучал по столу. – Юморист мне, тоже. Ни леших, ни кикимор, ни ведьм… – добавил он через пару секунд. – Наоборот, чудесные спасения людей. Целая серия. Удивляюсь, что газетчики не связали эти случаи между собой в единую цепочку, и не выдали как феноменальную сенсацию.
Арсений ожидал, что его слова вызовут какой-либо ажиотаж, но ничего подобного не произошло. Семеныч с Александром лишь вяло кивнули и погрузились в свои мысли.
– Это не новость, такое всегда было, – тренер резал хлеб.
– Да? А когда человек с 9-го этажа падает и не разбивается? Только синяки и вывих ноги, – Сеня сделал жест, означающий: «Ну как вам?».
– У меня одноклассник с десятого сорвался, по бельевым веревкам прошуршал, – Свечкин перевел взгляд на Прохоровича. – И ничего, переломом руки и отбитой селезенкой отделался…
– Да? А его кто-то невидимый держал в полете? – опер не сдавался.
– Сеня, тебе бы не в опера, а в батюшки идти. Вместо майора уже бы архимандритом стал, так складно лепишь, – Семеныч почесал шею. – Ха… Ну ты и даешь!
– Чего? – Прохорович стушевался под издевкой Семеныча. – Я про чудо говорю, а вы…
– Может, то наркоман летал? Так их и пуля не берет, – Александр развел руками.
– Только серебряная! – тренер прыснул со смеха. – И кол в сердце…
– Да ну вас… – опер замолк.
– Да ладно, Сеня, мы ж шутим, – Семеныч налил коньяк. – Без обид, что за чудеса?
– Да что… – сухо начал майор – Один, как я уже сказал, выпал из люльки, висевшей на уровне 9-го этажа, когда мыл окна. Страховка не была пристегнута, пролетел почти тридцать метров, куякнувшись об бетон! И ничего, целехонек. К нему народ подскочил, думали не жилец, а этот за секунду пришел в себя, и на ноги, скачет: «Я живой…». Плакал, бедняга от пережитого. Когда его осматривали врачи, он им все время рассказывал, будто кто-то невидимый и крылатый подхватил его на руки и положил на землю. Потом, видимо, придя в себя и поняв, что за такие признания его могут упрятать в психушку, парень отказался от своих слов…. Но я от себя скажу, люди в состоянии аффекта очень редко говорят неправду. Как вам такая история?
– Ну да! Есть над чем задуматься, – кивнул Александр. – Мой одноклассник падал по бельевым веревкам, и не на бетон, а на землю. Веревки-то его и спасли. А так, если с девятого на бетон без страховки, то даже у кошки шансов не будет.
– Сеня, а ты говорил, чудо не одно было? – Семеныч заинтересовался.
– Не одно, – опер отпил коньяк, чокнувшись перед тем без тоста с тренером. – Вот еще одна история. Трасса М-4 Дон, Крестовый перевал, ночь, дождь, март месяц. У машины, в которой едет семья из четырех человек, лопается одно из колес, водитель не справляется с ситуацией и улетает в откос, четырежды перевернувшись. Машина приземляется на крышу, ее мнет, двери заклинивает. Водитель теряет сознание в тот момент, когда кто-то отрывает дверь…
– Открывает, – поправил Семеныч.
– Да нет, отрывает, вместе с замком и петлями, – майор поднял палец. – Я знаю что говорю. Мужик в тишине, так как все кроме него отключились еще в полете, слышал хлопанье огромных крыльев…
– Дождь же шел! – возразил Александр. – Тем более в такой ситуации мало ли что послышится…
– Ладно. А как тебе это: очнулся мужик в пятнадцати метрах от горящей машины, вся его семья лежала рядом. Жену не спасли, перелом основания черепа со всеми вытекающими. Дети живы, только немного поломаны. МЧС вызвали проезжающие мимо, когда заметили горящий в кустах автомобиль. Саму аварию никто не видел, знаете же, в марте в три утра на перевале движение не очень-то оживленное.
– А мужик не мог сам на автомате выбраться из машины и всех вытащить? Временная амнезия… – Свечкин закурил, получив на это разрешение Семеныча.
– Не мог. Ему перебило ноги… Ты не видел ту машину. Как консервная банка, которую переехал каток. Ты успел забыть, какие склоны на Крестовом? – майора передернуло.
– Помню, – Александр кивнул, вспомнив перевал и бесчисленные памятники на обочинах. – Не зря перевал так назвали.
– Вот и я о том же.
– Это и все чудесные спасения? – тренер пододвинул к себе новую бутылку с коньяком.
– Нет, у меня целая стопка вырезок собрана. За год почти тридцать эпизодов.
– Ого!!! – Свечкин уважительно покачал головой. – И везде хлопанье невидимых крыльев?
– В том-то и дело, что везде, – Арсений развел руками. – Почерк один и тот же. Крановщик слышит голос, приказывающий ему спуститься на землю, хлопанье крыльев. Само собой он скован страхом и не в силах противиться приказу. Спускается, кран падает. Как потом оказалось, под одной из опор был старый подвал, закрытый землей. Опора проваливается, чудом все живы.
– Да… – тренер многозначительно протянул это слово.
– Еще одно. Пожар, крыша, пожарный становится на край кирпичной стены, чтобы спрыгнуть на шифер, а по нему перебраться к смотровому окошку. Но не тут-то было, обе его ноги словно врастают в кирпичную кладку, он не в силах их оторвать. Взрыв, крыша рушится, и самое интересное, пожарника даже не цепляет взрывной волной. Как он потом признался товарищу, в зареве пламени было крылатое существо, закрывшее собой пожарного от осколков шифера. У спасенного даже одежда не загорелась, не говоря уже о том, что его не посекло осколками. Не чудо ли? Все эпизоды один другого удивительнее.
– А откуда это у тебя? – Семеныч кивнул на вырезки.
– Ты же знаешь, у меня есть любовница…
– Я понял, – он кивнул. – Я и забыл, что Регина доктор и по своим каналам могла легко узнать о чудесах. Она подогнала информацию?
– Ну да. Она считает меня скептиком и специально собирала все это, дабы я поверил в чудеса и высшие силы…
– И как? – тренер улыбнулся.
– Поверил. Не поверишь тут… – Арсений отвел глаза.
– Молодец, баба. Я от тебя этого уже лет пятнадцать добиваюсь, – Семеныч ухмыльнулся. – Крещение не хочешь принять наконец-то? Хватит уже нехристью ходить. А я-то думаю, напился Сеня, раз про оборотней загонять начал.
– Да в норме я, Семеныч! – майор приосанился. – А ты сразу пьяный, пьяный… Да, думаю покреститься, – честно признался он, – но пока только думаю.
– Понятно, – тренер махнул рукой, мол, тебя не исправишь.
Посиделки затянулись до самого вечера, и только в восьмом часу после полудня Арсений соизволил покинуть гостеприимный дом. Семеныч при помощи Александра убрал со стола остатки еды, и они сели друг напротив друга в кресла, согревая в руках по чашке кофе. Молчаливое созерцание друг друга первым нарушил Свечкин. У него уже давно вертелся на языке вопрос.
– Семеныч, сколько тебе лет? Я, если честно, очень боялся, вернувшись сюда уже тебя не встретить.
– Семьдесят пять мне. А ты изменился, Саша. Повзрослел – то понятно, но и каким-то более живым стал.
– По поведению? – не понял Свечкин.
– Нет. Лицо нервное, эмоциональное, быстрое, что ли. Правильно говорят, наша жизнь отпечатки накладывает на внешности.
– А ты стал философом. Семьдесят пять. Мне казалось, больше. Наверное, потому, что я совсем пацаном был.
– Наверное. Где остановился?
– В гостинице. Сунулся в отчий дом, а дядя там уже не живет. Наверное, с отцом теперь… – Свечкин вздохнул. – Иногда даже жалею, что не пью. Может, легче бы стало? Хотя, как вспомню, что водка с людьми делает, так желание напиться пропадает сразу.
– И не пей, Саша. Я видел, как хорошие бойцы на стакан садились. Лучше совсем не родиться, чем обгаженным в подворотне лежать. Дядя твой пропал без вести. Через три года после твоего отъезда. Говорят, он квартиру на водку променял, на десять ящиков, что ли? В общем, его видели потом на районе пару раз в течение месяца, а потом зима. Может, замерз, а может и жив сейчас, да только возвращаться некуда.
– Все возможно. Вот страна у нас! Я же владелец квартиры получается, и дядя никак не мог ее продать без моего согласия…
– Если ты жив…
– Чего?
– Если ты жив, говорю, – Семеныч сказал громче. – Одного моего знакомого родные дети так подкололи, как чужого дядю не опрокидывают. Для начала, сбивает человека машина, темный переулок, никого в свидетелях. Думают, насмерть, зачем-то отвозят на кладбище, и там выкидывают. Человек приходит в себя, документов и сотового с собой нет, травма головного мозга, амнезия. Поменяв десяток казенных учреждений, он оказывается в специализированной лечебнице, где ему восстанавливают память. Так проходит почти два года. В конце концов, когда он вспомнил свое имя, и через какой-то благотворительный фонд связался с детьми, оказалось, ребятишки родного отца уже успели похоронить, а квартиру продать. Даже место на кладбище было с его фотографией. Если бы не телевизионщики с общественностью, так и остался бы он на улице. Черные риэлторы, по-моему, так их называют, постарались.
– Понятно, значит и я уже несколько лет чист перед государством. Слушай, а можешь Арсения попросить пробить меня через их базу?
– Уже. Твоя могила где-то под Ханкалой.
– Но мне же дали документы на выезд!
– Значит, свидетельство о смерти делали задним числом, когда твой дядя продавал квартиру.
– Неужели никто не нашел данных, что Александр Свечкин покинул пределы РФ в 2001-м?
– Россия, – развел руками Семеныч. – Чего хочешь? Да и кому искать? Дядя знал, где ты, а я поверил базе данных МВД. Вот и все. Кто-то оценил твою двушку в центре города, задаром купил ее у дяди-алкоголика, дал кому-то на лапу пару тысяч евро за неточную запись в базу данных, может, еще кого подмазал, потом сделал ремонт и продал втридорога. Вот и все. Это рутина для таких мошенников.
– Ну да. Что ж, я доказывать ничего не буду, это даже удобнее. Все равно я простился со старой жизнью.
– Что делать будешь? – Семеныч отставил чашку с кофе.
– Смотри, какая беда. Есть деньги, я хочу купить здесь квартиру или дом. Купить без паспорта я не могу, соответственно нужны документы.
– А паспорт не дают без прописки. Так?
– Так. Замкнутый круг какой-то. Я хочу открыть свой бизнес, еще только не решил что именно. Ну а без документов это невозможно.
– Возможно. Все возможно, – Семеныч хитро ухмыльнулся. – Ты же знаешь, что братство спортсменов значит? Знаешь. А учеников у меня… ой-ёй-ёй, – он значительно покачал головой.
Миновав широкие ступени крыльца, Александр вошел в дверь красного дерева, выводящую в обширный холл. Охрана уже объявила о приходе гостя, и Игорь Борисович, которому Семеныч рекомендовал Свечкина, встречал гостя стоя в широком домашнем халате. Мокрые седые волосы, зачесанные назад строгим пробором, указывали, что хозяина дома, скорее всего, вытащила из бассейна или сауны, где он коротал время. Это был высокий мужчина крепкого телосложения, не смотря на свои годы достаточно подтянутый и молодо выглядевший. На вид ему было около пятидесяти, хотя Александр знал, Игорь Борисовичу уже далеко за шестьдесят. Проницательные карие глаза, жесткое волевое лицо и осторожность во взгляде выдавали незаурядную личность. Первым нарушил молчание хозяин дома.
– Здравствуйте, ваше имя Александр, если не ошибаюсь?
– Здравствуйте, Игорь Борисович. Вы не ошиблись. Хотя охрана, несомненно, вам продиктовала другое имя.
– Да, Анри дю Труа, если мне память не изменяет. Ярослав Семенович мне рассказал о вашей проблеме с восстановлением паспортных данных. Это все решаемо. Но вы бы хотели не восстановить старое имя, как я понял, а получить новое?
– Жить в России с французским именем трудновато, а Александр Свечкин уже умер. Так что, если возможно.
– Все возможно. Максимум через неделю паспорт будет готов.
– А возможно ли точно так же сделать и водительские права? Озвучьте цену…
– Молодой человек, этот вопрос я решаю бесплатно, и не надо больше о деньгах. Меня коробит общение в таком духе.
– Прошу простить меня, я уже отвык от России, – Свечкин ожидал, что сейчас будут вопросы личного характера, но он ошибся. Игорь Борисович не был любопытным человеком, и все что не касалось лично его дел, он считал лишней информацией.
– Ярослав Семенович рекомендовал вас как человека, который помимо незаурядного ума обладает еще и навыками идеального ликвидатора проблем.
– Он так сказал? – Александр изумился.
– Скажем так, я спрашивал, нет ли у него знакомого человека, который имеет нестандартный подход к вопросам, вкупе с боевым прошлым. Он перезвонил мне вчера, и указал на вас. Его слова были таковы: есть очень смышленый неразговорчивый парень, которого учили решать проблемы любого характера. Если это правда, вы мне подходите.
– Это так. И как я понимаю, речь явно не о том, чтобы кого-то ликвидировать, – Свечкин сказал фразу без тени иронии, и для Игоря Борисовича этого было достаточно, чтобы сделать правильные выводы о госте.
– На чем основывается такое умозаключение?
– Я думаю, для решения подобной проблемы, вы не стали бы привлекать человека со стороны, так как велик риск, что он расскажет кому-то о своей работе.
– Вы правы. Конечно же, не устранение конкурентов. Среди моей охраны есть люди для решения силовых вопросов. Но ума им недостает. Это хорошие солдаты, я же вас попрошу о творческой работе, – он замолчал, чтобы позвонить в колокольчик и отдать приказ накрыть на стол. – Вы голодны?
– Нет, спасибо, не голоден. Но от кофе не откажусь.
– Тем лучше. Удобнее будет общаться.
Игорь Борисович хранил молчание все время, пока накрывали на стол, и лишь отпустив прислугу и приказав не беспокоить ни под каким предлогом, он нарушил паузу в разговоре.
– Теперь нам никто не мешает, – он взял в руки кофе. – Это бразильский, настоящий. Мой повар готовит его по всем правилам на песке.
– Я оценил, – Александр кивнул. – Хорош. Так в чем суть дела? Вы меня заинтриговали, если честно.
– Дело деликатное, никому из своего окружения я его поручить не могу. Само собой и от вас потребую молчания, гробового молчания. Я не думаю вам угрожать, но…
– Перестаньте, меня еще в детстве отучили бояться. Семеныч правильно сказал, я умею молчать.
– Отлично. Эм-м… молодой человек, вы верите в случайности?
– Случайности не случайны, – Александр прищурил глаза. – Говорят, это псевдоним Бога, когда он не хочет своим настоящим именем подписываться.
– Не так я начал. Вы верите во что-то невозможное, в сверхъестественное? – Игорь Борисович явно терялся, и не мог придумать, как изложить суть проблемы.
– Верю. Сталкивался, – Александр решил помочь. – Вы можете смело говорить, я не собираюсь ставить ваши слова под сомнение.
– Это долгая история… Ладно, начну сначала и постараюсь быть краток, – он потер переносицу, и внимательно смерив взглядом Александра, выпалил: – Я любил за всю жизнь только раз, одну девушку, которую видел всего лишь однажды!
Свечкин подавился кофе, настолько неожиданным было признание этого строгого и казалось непробиваемого человека. Если бы тот сказал, что видел вампира или же пил водку с лешим, Александр удивился бы куда меньше. Но Свечкин промолчал, и лишь его расширенные глаза выдавали заинтересованность и любопытство.
– Вы чем-то удивлены? – спросил Игорь Борисович.
– Только неожиданностью фразы. Вы подготавливаете меня услышать нечто сверхъестественное, а говорите о любви… – Александр отставил чашку.
– Любовь всегда сверхъестественна. Это было вступление. Вы дальше поймете, о чем я веду речь. Итак, эту девушку звали Марья, и видел я ее только раз за всю жизнь. Закончив институт по профилю геодезии, я был направлен в Среднюю Азию для разработки недавно найденных залежей полезных ископаемых. Я ехал в поезде в город Бишкек, столицу Киргизской ССР, чтобы дальше, через Балыкчи попасть в Иссык-кульскую область. Советская власть в те годы активно искала полезные ископаемые, в частности залежи руд драгоценных металлов, но только в 78-м открыли месторождение Кумтор, крупнейшее месторождение золотосодержащих руд в Киргизии…. Я что-то далеко в дебри забрался, – опомнился хозяин дома. – В старости нам только и остаются воспоминания. Вы никогда не ездили в поездах того времени, и в этом ваше счастье. Сейчас тоже в большинстве поездов нет кондиционеров, такое же плохое обслуживание, и остановки не там где надо, но чего не отнять у российских железных дорог – так это компания. Вы когда-нибудь ездили в плацкарте?
– Конечно. Не часто, но приходилось, – Александр понял, что рассказ затянется надолго, но не возражал. Ему всегда было интересно узнавать чужие судьбы.
– Плацкарт в Азии, это что-то вроде базара, публика та же, только никто ничего не продает. Кто-то с детьми, кто-то с неподъемными тюками. Одним словом, табор. Я всегда попадал в такие вагоны, где было мало места даже посидеть, не то что поспать, но в тот раз не было никого. Вообще никого, даже проводница забывала приходить, и я искал ее, чтобы попросить чай. Мне было одиноко, вы даже не поверите как.
– Можете со мной на ты, мне даже проще будет от этого, – Свечкин начал увлекаться рассказом.
– Хорошо. Сам предложил, – Игорь Борисович кивнул. – Так вот, я страдал от одиночества, мне казалось, весь мир вымер. Я пил водку, играл на гитаре. В общем, я ехал в унынии, наверное, весь день. Я незаметно уснул, а когда проснулся, был уже вечер. Солнце давно село, и настроение стало только хуже. И ты не поверишь, когда отчаяние достигло своего пика, на каком-то полустанке в вагон зашла она. Прошло уже сорок лет, но я помню все как сейчас. Высокая, стройная, с гривой пышных черных волос, и необычайно красивая. Сама грация и соблазн. В тот момент, когда она села недалеко от меня, мне показалось, что время остановило свой бег, и вселенная дышит вместе с нами. Девушка улыбнулась, заметив, как я на нее смотрю.
– Игорь Борисович, извините, что отвлекаю, – раздался за их спинами голос охранника, – Вероника Дмитриевна не может до вас дозвониться…
– Я сказал, чтобы меня не беспокоили, – тон стал стальным, глаза похолодели и заиграли сдерживаемой яростью. – Вам что-то неясно?!
– Никак нет! – вытянулся по струнке охранник. – Разрешите идти?
– Идите.
Свечкин поразился, как за доли секунды поменялся человек, сидящий перед ним. Разгон от стареющего романтика до хозяина жизни был впечатляющим, даже для много чего повидавшего Александра.
– На чем я?.. – сам себе задал вопрос Игорь Борисович, когда охранник исчез за поворотом коридора. Его глаза устало прищурились, и из них исчез весь сдерживаемый огонь. Перед Свечкиным снова оказался стареющий романтик, травящий байки о своей молодости. – Ах, да. Она улыбнулась. Я понимаю, почему. Я был хорош собой, можешь мне поверить. Всю молодость в спорте, подтянутый, стильно одетый парень из столицы, я знал, что нравлюсь женскому полу. В принципе, с тех пор мало что поменялось. Сейчас у меня баб не меньше, но я теперь богат, а тогда это было чистосердечно, яростно и не наиграно. Это было чудесно.
Он снова ушел в себя. Свечкин подумал, что хозяин дорогого коттеджа, скорее всего даже рад поговорить о чем-то личном с малознакомым человеком, так как никогда не позволит себе подобного со своими подчиненными, ну а друзей с годами у богатых людей не остается.
– Она улыбнулась, я подошел и представился. Она сказала, ее зовут Марья. Я спросил, что такая красивая девушка может делать в таком богом забытом месте, а она рассмеялась, сказав, мол, я еще не видел по-настоящему глухих мест, но так и не ответила прямо. Тогда я выдвинул теорию, что она едет в гости к мужу или парню, который трудится геологом. В общем, нес обычную чушь, чтобы узнать ее поближе. Даже не так. Я боялся замолчать, дабы не спугнуть это мгновение, не дать ей подумать о чем-то ином, кроме меня и чарующего вечера, чтобы она не выскользнула из этих пленяющих сетей приоткрывания незнакомой человеческой души. Мне бы романы писать, – он иронично усмехнулся, посмотрев на Александра. – Я такой только когда говорю о ней. Или вспоминаю. Если тебе кто-либо скажет, что настоящие чувства стареют и со временем исчезают – знай, это только наполовину правда, или же наполовину ложь. Называй это как тебе удобнее. Чувства убиваются и слабеют под действием семейного быта, тогда, когда больше не нужно пытаться удержать или завоевать человека. Когда ты знаешь, что от тебя никуда не денутся, испытываешь радость, но уходит весь азарт. Ты охотник?
– Нет. Но знаю, о чем вы говорите. И понятие азарта, и последующее за ним охладевание к добыче.
– Для человека безумная любовь заканчивается там, где наступает будничность отношений. Это как охота на редкого зверя – засады, ловушки, бессонные ночи и вечерние костры на привале. А потом зверь загнан, заперт в клетку, и он теряет тот внешний лоск, тот огонь в глазах, который дарит свобода. И все. Редкий экземпляр остался таким же редким, но он уже твой и никуда не денется.
– То есть любовь – это дорогой антикварный столик, с которого в первый день смахиваешь пыль и боишься к нему прикоснуться потными руками, а через пару лет, привыкнув, ставишь на него горячую чашку с кофе и пепельницу.
– Браво. Ты умен и обладаешь широким кругозором. Еще один плюс к твоему резюме. А если тот зверь убежал, и ты знаешь, что больше никогда его не увидишь? Что если антикварный столик, на который ты копил, быть может, год, проверяя каждый день, на витрине ли он, и никуда от тебя не делся, увели у тебя прямо из-под носа? Что тогда?
– Отчаяние?
– Отчаяние. И не только. Проще говоря, ни зверя, ни столик из памяти не сотрешь, и ты будешь горевать, что так и не получил желаемое вплоть до последнего вздоха. Человеческая натура. Об этом еще Ремарк писал, мол, не убивайте любовь серостью будней. Все старо как мир.
Александру показалось, Игорь Борисович окончательно потерял нить разговора, но он ошибся. Хозяин дома продолжил после некоторого перерыва.
– На скрытый вопрос о том, к кому она едет, она не ответила прямо, равно как и на каждый из предыдущих или последующих вопросов. Эта девушка была сама загадка, и я кожей ощущал ее превосходство над собой. Превосходство во всем. Это как прием у английской королевы. Держишь себя в рамках приличий, не позволяя даже в мыслях закрасться чему-то крамольному, и всецело подавлен авторитетом, не озвученным но общепризнанным. Она меняла темы при любых личных вопросах, либо же хранила молчание. Я сразу понял, что ни о чем таком она общаться не любит и не хочет, не попадая под обычный для смертных синдром попутчика. В общем, уткнувшись в непреодолимую стену тайны и замалчивания, я оставил попытки что-либо узнать о ней.
– А вам не было любопытно? – не удержался от вопроса Александр. – Обычно тайна даже у видавших виды людей вызывает интерес.
– Было. Я испугался ее спугнуть навязчивостью. Тем более, она с легкостью общалась на любые отвлеченные темы. Мы долго разговаривали. Обо всем. Она начитана, знает историю, как будто родилась с энциклопедией в голове, тонкий психолог и плюс к этому очень ироничный человек. Настолько живой и острый юмор как у нее, я встречал всего пару раз в жизни. И, в конце концов, стало неважно, что она скрывала от меня, я был поглощен ей, очарован. Меня как будто приворотным зельем опоили. Хотя, конечно же, все это было подогрето спиртным. Я пил водку, понемножку, под закуску, но все равно крепкий алкоголь давал о себе знать. Она не пила. Долгий разговор, пролетевший в одно мгновение, закончился по моей глупости. Я опять задал какой-то вопрос, не помню уже какой именно, прямо в лоб, неожиданно. Видимо, я был слишком уж нагл. Трудно сохранить чувство такта, когда ты пил весь вечер. В общем, она после этого вопроса резко погасила улыбку, и в ее глазах мелькнуло что-то такое, что просто пригвоздило меня к месту. Злость… нет, даже скорее свирепость. Это было как вспышка, неожиданная и резкая, напугавшая меня, не смотря на то, что я всегда был в себе уверен и ничего не боялся. Я замолк, и, видимо, эта пауза окончательно спутала мои мысли. Она смотрела на меня несколько секунд, а потом отвернулась к окну. Я понял, не смотря на все тепло предыдущего диалога, от нее не веет ничем кроме холода, и несколько часов, проведенных за общением, не приблизили меня к ней ни на йоту. Как если бы я спросил, который час, она мне ответила, и на этом все оборвалось. Я налил полстакана водки и залпом выпил. Она не смерила меня и взглядом. Я потерял ее. Это было ощутимо почти физически. Это было, как… будто ты пьешь вино, греясь у камина, и неожиданно приходишь в себя в сыром холодном подвале, в котором камин нарисован на стене. Да, именно так. В точку.
– И все? Она больше не взглянула на вас? – при всех предыдущих словах Игоря Борисовича интуиция Александра молчала, но стоило хозяину дома рассказать о резкой перемене настроения у девушки, о вспышке ярости, как Свечкина словно ушатом воды обдали. Имя Марья, внешность и манеры описываемой в рассказе девушки, как две капли воды совпадали с манерами снежной королевы из троллейбуса, которую не далее как пару вечеров до того Александр спас от приставаний пьяного субъекта. «Но это невозможно!», – пронеслось в голове Свечкина, – «Сорок лет назад и сейчас.… Одно и то же лицо? Ну, уж нет. Бредовые мысли. Двойники не так уж и редки».
– Взглянула. Я нашел выход из положения, сам того не подозревая. Поняв, что девушка не идет на контакт и не хочет больше со мной разговаривать, я тоже отвернулся от нее, взял свою гитару и запел какой-то старый романс о любви. У меня абсолютный слух и хорошо поставленный голос, спасибо любовнику моей тети, он был преподавателем в консерватории, и не пожалел времени чтобы со мной заниматься. Если бы не свой бизнес, я бы мог хорошо зарабатывать на жизнь вокалом. Ладно, я не о том начал. Так вот, я запел. Сначала одну песню, потом другую и так далее. А потом я прервался и взглянул на нее. Оказалось, она заслушалась, как я пою, и от былой злости не осталось и следа. А потом как-то все само собой вышло… в общем, я, проснувшись на утро, ее не застал. Проводница ничего не видела, ни когда девушка села, ни когда вышла. В принципе, эта старая лошадь пила как гусар и после полудня даже не выходила из своей каморки, так что ничего сверхъестественного в амнезии не было. Это была наша единственная встреча, и единственная ночь вместе, – Игорь Борисович глубоко задумался, загрустив. – Но самое интересное началось позже, – добавил он после некоторой паузы. – После встречи с этой девушкой мои дела резко пошли в гору, как по мановению волшебной палочки. Случай свел меня с важными людьми из партии, случай позволил перед ними отличиться, случай помог стать им нужным. Когда я стал им нужным, у меня появились и деньги и хорошая работа. К перестройке я имел достаточно запасов в сундуках, и смог открыть свое первое дело. И так далее. Всю жизнь мне был фарт, я даже не знаю, как описать, так, чтобы это было точнее. Во всем. От бизнеса до здоровья я не знал проблем, по сей момент своей жизни, все, чего я не захочу, у меня сбывается и получается. Я не хвалюсь. Меня это только поначалу радовало, а теперь меня это настораживает, и в свете последних событий особенно сильно. Случилось вот что. Я снова увидел ее, меньше недели назад.
Он сделал на этой фразе паузу, высматривая реакцию Александра, но тот нисколько не удивился такому повороту событий, так как ожидал подобного. Он ведь и сам видел эту девушку, только ни за что не признается в этом Игорю Борисовичу. Чтобы не вызвать лишних подозрений, Свечкин все же показал некое удивление, и обронил фразу.
– Может, это была внучка той девушки? Внешность передается по крови не так уж и редко.
– Все может быть. Вот потому-то ты мне и нужен. Чтобы пролить на все это свет. Лично у меня ощущение, что… я не знаю, самому смешно. Эм-м… Как бы… В общем, что я той ночью подписал какой-то договор с… не знаю, с кем. С дьяволом, что ли? То есть после той ночи я как магнит притягиваю к себе удачу. Мне от этого хорошо, но ведь я-то знаю, все на этой земле, да и за ее пределами имеет свою цену. И если я сейчас снимаю сливки, то настанет момент, когда мне за все придется заплатить по векселям. Не иначе как. А так как с каждым днем я все ближе к порогу вечности, мысли об этом приходят все чаще и чаще. Я получил все, чего хотел, и плата будет огромна. А тут еще встреча. Я боюсь, можешь мне поверить. Я действительно боюсь. Даже сильнее чем люблю Марью. И мне нужно знать, кто она такая. Ты мне сможешь помочь?
– Я сделаю для этого все, что от меня зависит. Буду прям. Ваша помощь с документами очень много для меня значит. Я не знаю, чего вам это стоит, быть может, всего трех минут разговора с кем-то наедине, но главное, вы не отказали. А теперь вы не могли бы рассказать подробности встречи? Место, день, время?
– Да, конечно, – он задумался. – Кафе Аллегро на Северной знаешь?
– Я найду, где это, – Александр кивнул.
– Хорошо. Так, день, – он что-то прокрутил в своей голове, и после секундной паузы вызвал охранника пультом. Тот появился через мгновение.
– Глеб, в какой день делали мой Ровер?
– В субботу, Игорь Борисович, – он ответил не задумываясь.
– Спасибо. Иди, – проводив охранника взглядом, он повернулся к Свечкину. – Ты слышал. В субботу, около десяти часов вечера. У меня была встреча в том кафе, я зашел, и за третьим столиком от двери увидел Марью. Она пила кофе с корицей, и слушала музыку. Одна. Я сразу ее узнал, – он погрузился в себя.
– Вы с ней общались? – Александр прервал поток мыслей хозяина дома.
– Что? А, да. Общался, – по его губам змеей скользнула горькая ухмылка. – Я подошел, не зная даже что сказать, а она холодно смотрела сквозь меня, словно я был прозрачный. Я что-то промямлил, какой-то бред, одним словом. Она сказала лишь: «Говорите четче». Я сказал: «Марья, это ты?». Она улыбнулась, как-то коварно, что ли? Одними уголками губ. Редко встречаешь, когда при улыбке глаза нисколько не теплеют. «Внучку потеряли?». Да, она сказала именно так. Меня как водой окатили. Два слова, но они словно гвозди в крышке гроба. И я вдруг почувствовал себя настолько старым, подавленным, убитым, насколько до этого чувствовал себя окрыленным и счастливым. Я извинился и отошел. Больше желания с ней разговаривать у меня не было. Я на самом деле поверил, что обознался… – он, словно бы и не видел Александра, обращаясь сам к себе. Свечкин, по сути, был для Игоря Борисовича пустым местом, и того мало волновало, что наемник теперь знает нечто слишком личное. Точно так же, без каких-либо стеснений мы рассказываем свои тяготы врачу, священнику или случайному попутчику. Не проблема, ведь нам потом не придется смотреть этому человеку в глаза и вспоминать – ага, он знает про нас лишнее и слишком личное. Никакого раскаяния. Свечкин тоже лишь инструмент, без души и без изъяна. Его работа молчать, слушать и выполнять. Тем более, он сам себя обозначил как малоразговорчивого субъекта. А Игорю Борисовичу было просто необходимо выговориться. Душевная боль для некоторых людей – как камни в карманах, и поделившись такими камнями с ближними, они тем самым потихоньку облегчают свою ношу. Тому камень, тому, и еще вон тому, вроде крепкий, выдержит… а к вечеру, глядишь, и карман пуст. И волноваться не о чем. Он продолжил: – Только через какое-то время, когда она вышла, я понял, что мне не давало покоя. Родинка. Круглая заметная родинка над губой. Будь она хоть трижды внучка той Марьи, но такое совпадение невозможно.
– Это точно, – Свечкин говорил с придыханием, вспомнив снежную королеву из троллейбуса, у которой помимо всего прочего была и родинка, над губой, круглая, и как правильно выразился Игорь Борисович, заметная.
– Значит, и ты со мной согласен, – хозяин дома кивнул. – Вот и все что я знаю. О той поездке знают теперь лишь двое, я и ты. Ну, и еще сама Марья, конечно. Я много думал и пришел к выводу, ни одна из моих догадок в отношении девушки не имеет под собой почвы. Я знаю, что не знаю ровно ничего. Помоги мне расставить все на свои места. Я хочу найти ее. Вот мой личный номер телефона, по любым вопросам звони на него. Помогу тебе любыми средствами, если возникнут трудности в поисках. Только найдите ее мне.
– Я понял, – Свечкин встал.
– Удачи в делах.
– Спасибо.