Глава 2. Исторические формы народного представительства в судах на территории Франции и суд пэров
В древности территория Франции была заселена племенами галлов, которые граничили с германскими племенами. После завоевания территории галлов франками, относящимися к германским народам, на территории Франции были введены обычаи франков. О судопроизводстве галлов в литературе имеются незначительные упоминания. Так, Юлий Цезарь в своих «Записках о галльской войне» указывает, что судопроизводство у галлов отправляли друиды: «Друиды принимают деятельное участие в делах богопочитания, наблюдают за правильностью общественных жертвоприношений, истолковывают все вопросы, относящиеся к религии; к ним же поступает много молодежи для обучения наукам, и вообще они пользуются у галлов большим почетом. А именно, они ставят приговоры почти по всем спорным делам, общественным и частным; совершено ли преступление или убийство, идет ли тяжба о наследстве или о границах, – решают те же друиды; они же назначают награды и наказания; и если кто – будет ли это частный человек или же целый народ – не подчинится их определению, то они отлучают виновного от жертвоприношений. Это у них тяжелое наказание, кто таким образом отлучен, тот считается безбожником и преступником, все его сторонятся, избегают встреч и разговоров с ним, чтобы не нажить беды, точно от заразного; как бы он ни домогался, для него не производится суд; нет у него и права на какую бы то ни было должность. Во главе всех друидов стоит один, который пользуется среди них величайшим авторитетом»[154]. Об этом же упоминает и Страбон: «У всех галльских народов, вообще говоря, существует три группы людей, которых особенно почитают: барды, предсказатели и друиды. Барды – певцы и поэты; предсказатели ведают священными обрядами и изучают природу, друиды же вдобавок к изучению природы занимаются также и этикой. Друидов считают справедливейшими из всех людей и вследствие этого им вверяют рассмотрение как частных, так и общественных споров»[155].
Ж. Бернарди пишет: «Жрецы были хранителями законов, также на это указывает и имя, которое они носили (pretres), и правосудие было доверено им, чтобы оно исходило от божества, которое демонстрировало свою волю при их посредстве.
Друиды Галлии, стало быть, концентрировали в своих руках власть гражданскую и власть религиозную. Они судили в последней инстанции почти все дела, гражданские и уголовные. Те, которые отказывались подчиняться их приговору, были подвергаемы своего рода исключению из общества, которое лишало их всех выгод общества, никто не осмеливался общаться с ними»[156]. После завоевания Галлии римлянами, как считает Ж. Бернарди, и это мнение соответствует мнению Страбона, власть друидов была уничтожена, по крайней мере сильно сокращена, было принято римское судопроизводство, при этом в южной Галлии быстрее, чем в северной[157].
Если следовать упоминаниям древних авторов, то способы судопроизводства германских племен и галлов значительно отличались. Корнелий Тацит в своем произведении «О происхождении германцев» указывает: «О делах, менее важных, совещаются их старейшины, о более значительных – все; впрочем, старейшины заранее обсуждают и такие дела, решение которых принадлежит только народу. Если не происходит чего-либо случайного и внезапного, они собираются в определенные дни, или когда луна только что народилась, или в полнолуние, ибо считают эту пору наиболее благоприятствующей началу рассмотрения дел… Когда толпа сочтет, что пора начинать, они рассаживаются вооруженными…
На таком народном собрании можно также предъявить обвинение и потребовать осуждения на смертную казнь… На тех же собраниях также избирают старейшин, отправляющих правосудие в округах и селениях; каждому из них дается охрана численностью в сто человек из простого народа – одновременно и состоящий при них совет, и сила, на которую они опираются»[158].
Юлий Цезарь пишет, что у германцев «в мирное время нет общей для всего племени власти, но старейшины областей и пагов творят суд среди своих и улаживают их споры»[159]. Если учесть замечание Страбона о галлах – «теперь они повинуются большей частью распоряжениям римлян»[160], то судопроизводство германцев кажется более приемлемым в качестве предшествующего судопроизводству франков, бургундов и вестготов, завоевавших в первой четверти V века бывшую римскую провинцию Галлию.
Франками в III – начале IV века называли проживавших вдоль нижнего течения Рейна хаттов, хамавов, тенктеров, бруктеров, марсов, сугамбров и другие племена.[161] Франки – это племенной союз, отдельные племена которого действовали зачастую самостоятельно. Франков делили на салических, т. е. живших вдоль берега моря, и рипуарских, т. е. живших на побережьях рек. Обычно возникновение Франкского государства связывают с именем Хлодвига (481–511), который покорил почти всю южную Галлию. Продвижение же франков в глубь Галлии началось еще в IV веке, они освоили территорию вдоль Шельды и нижних течений Мааса и Рейна.
При франках судоустройство было следующим: в королевском суде председательствовал король или граф дворца, если король делегировал ему право судебного разбирательства, который также занимался редактированием приговоров и был докладчиком в суде. Самостоятельно граф дворца мог судить только нижестоящих. В судебных разбирательствах короля присутствовало всегда духовенство, оптиматы, чье положение не очень ясно, но их всегда упоминали отдельно от иных грандов – высокопоставленных лиц,[162] это были гранды высшего порядка. Кроме оптиматов присутствовали гранды, затем графионы и графы. Гранды, которых называли майордомами, также присутствовали в судебных заседаниях – пледах – и принимали участие в судебном разбирательстве. В судебных заседаниях участвовали также два сенешаля, тогда как количество остальных участников не определялось. В судебном разбирательстве участвовали также советники по правовым вопросам, которые именовались скабинами дворца. В компетенцию королевского суда входило судебное разбирательство в отношении вассалов, левдов[163], вдов и сирот, находившихся под протекцией короля; все споры, которые возникали из смысла законов, жалобы на отказ в правосудии, оболживливание приговоров нижестоящих трибуналов.
Юрисдикция графов, которые исполняли отправление правосудия, управление армейскими подразделениями и финансами, распространялась на всех свободных людей их графства, как на священников, так и на мирских. Графы, однако, были только главой трибунала города или того места, где они имели свою резиденцию, их суд был сформирован епископами, аббатами, левдами их уровня, которые были обязаны помогать графу отправлять правосудие, в этот суд входили также люди закона, именуемые то скабинами, то рахинбургами, для вынесения приговора таких людей необходимо было в количестве не менее семи.[164] Свободные люди также были обязаны участвовать в судебном разбирательстве. Когда случай этого требовал, их свидетельство могло подтвердить истинность фактов, оспариваемых сторонами. Со временем усердие, направленное на обеспечение участия всех свободных людей в судебном разбирательстве, ослабело, присутствие в пледах стало обременительным для народа, который не могут к этому принудить. Начинают выбирать для присутствия в суде людей, зарекомендовавших себя своей просвещенностью и добропорядочностью. Их называли bons hommes. Эти люди стали судьями факта, а скабины – судьями права.[165] Графы имели нотариусов и гриффиеров, которые умели хорошо писать.
Сотник, который назывался викарием графа, не мог ведать делами, в которых речь шла о жизни, свободе или собственности. Он судил только маловажные дела, но его приговоры произносились в последней инстанции. Ему ассистировали три лица, взятые среди подсудных ему людей. Доказательствами в процессе были ордалии или клятва (присяга). При этом лицо, занимающее высокое положение, при незначительном деликте могло само дать клятву, иные лица нуждались в соприсяжниках.
Ж. Бернарди считает, что из всех доказательств при посредстве ордалий соприсяжничество было самым разумным: «В доказательствах при посредстве ордалий находится доказательство клятвой, которое является наиболее разумным из всех и которое, вероятно, породило приговор пэрами или присяжными»[166]. Клятва требовалась тогда, когда обвиняемый не мог быть изобличен в преступлении, которое ему инкриминировали, но против него существовали серьезные подозрения. Тогда, за неимением доказательств, его обязывали очиститься от подозрений клятвой.[167] Обвиняемый был обязан заставить присягать вместе с ним определенное количество свидетелей, при этом число их у разных германских народов варьировалось: в среднем это было двенадцать человек, но могло быть и больше в зависимости от категории преступления.
Со временем к соприсяжничеству стали прибегать все чаще, чтобы не затруднять себя разбором и установлением доказательств. Для того чтобы изобличить обвиняемого, требовалось такое же количество свидетелей, какое требовалось, чтобы его оправдать. Ссылаясь на источник, нам недоступный, Ж. Бернарди указывает, что их требовалось 71 против епископа, 40 против священника, более или менее против мирянина, согласно его положению и тяжести обвинения.[168]
К свидетелям, приводимым к клятве, предъявлялись определенные требования. Они должны были быть людьми доброй славы, справедливыми, честными, неподкупными, достойными доверия, безупречными в их жизни и нравах. Называли их homes legaux. Эти свидетели должны были знать не только прошлое поведение обвиняемого, но и его настоящую жизнь, для чего их и следовало выбирать (насколько это было возможно) среди соседей обвиняемого по кантону или сотне. Кроме того, они должны были быть того же сословия, что и обвиняемый, и жить по тому же закону.
В некоторых делах, где речь шла о доказательстве родства, невинности, некоторых скрываемых деликтах, например адюльтере, свидетелей выбирали среди наиболее близких родственников.
Обвинитель имел право указать обвиняемому некоторое количество соприсяжников, но обвиняемый мог отказать в этом обвинителю, если имелись для этого основания. В некоторых случаях он мог сделать это даже без указания какого-либо основания.[169] Соприсяжники назывались jurateurs или sacramentaux. Несмотря на то, что данные лица свидетельствовали только о поведении обвиняемого, их приговор имел решающее значение. Ж. Бернарди указывает, что «они были, в некотором роде, судьями факта, который передавался на их разрешение, хорошего или плохого поведения обвиняемого, по которому они высказывались на основании их личного знакомства и внутреннего убеждения их сознания»[170].
На это же обращает внимание и М. А. Чельцов-Бебутов: «Постановления Салической правды о соприсяжниках отчетливо показывают их истинное процессуальное положение. Они отнюдь не являлись свидетелями в современном понимании этого термина: их присяга удостоверяла не наличие или отсутствие определенных фактов, связанных с событием преступления, которое рассматривал суд, а только их убеждение в том, что обвиняемый и его присяга достойны доверия»[171].
Сам способ доказательства присягой, по сравнению с судебным поединком, являлся, безусловно, более предпочтительным, если учесть количество соприсяжников, предъявляемые к ним требования, нравы того времени, религиозность людей. Замечание Ж. Бернарди о том, что соприсяжники являлись судьями факта, также не лишено оснований, поскольку, не рассматривая сам факт по существу, соприсяжники своей клятвой снимали обвинение в совершении данного факта. Ж. Бернарди даже добавляет: «Современные присяжные не выполняют других функций, и они определяются после таких же рассмотрений: их приговор носил еще в Англии имя доказательства присяжными»[172].
Суд равных в сословном феодальном государстве назывался судом пэров. А. Эсмен[173] писал, что вассалы не подлежали непосредственному суду сеньора, каждый из них должен был быть судим своими пэрами, т. е. теми, кто получил свой феод из рук сеньора. Сеньор мог председательствовать в суде или посылать для председательствования своего прево, но приговор выносили сами вассалы. Кутюмы Бовези (XIII век) указывают на роль сеньора в суде пэров следующим образом:
«Параграф 1883. Согласно нашим кутюмам, никто не может быть судьей в своем суде и по своему делу по двум причинам: первая – та, что никакой человек никогда не может быть судьей в собственном деле… вторая – что, согласно кутюмам Бовези, сеньор не судит в своем суде. Судят в его суде только его люди.
Параграф 1884. Если какой-то человек с весом (a poi) собирается судить в суде своего сеньора, он должен просить последнего представить его его пэрам, и тот должен это сделать…).»[174]
Свободные люди могли быть судимы сеньором и его бальи или прево, но иногда им было выгоднее, чтобы их судили свои пэры – сеньор предоставлял им данное право специальным законом. В этом случае пэрами выступали другие свободные люди – вилланы. Виллан мог получить право быть судимым пэрами и другим способом, начиная с момента, когда он мог купить лен, если он располагался на своем свободном феоде, по меньшей мере в делах, касающихся этой земли, он мог быть судим только другими вассалами, держащими феоды у того же сеньора. Вероятно, он мог бы потребовать этой же привилегии в уголовном процессе, возбужденном против него. Сервы не пользовались правом на суд равных.
Осуждение пэрами с XIII века постепенно исчезает. Благородных, как и простонародье, стали судить бальи и прево. К XV веку обычай осуждения пэрами практически исчез. Ж. Бернарди, ссылаясь на произведения Агиессо, приводит некоторые примеры осуждения пэрами во Франции. 13 июля 1371 года был вынесен приговор в отношении Камеля, проживавшего в Обиньи, обвиненного в изнасиловании; в 1384 году был вынесен приговор в отношении Копиуса, также по делу об изнасиловании; и приговор в отношении Симона Лемера при участии 24 пэров был вынесен в 1390 году.[175] Как видно, суд пэров существовал во Франции вплоть до начала XV столетия.[176]
Отдельно следует остановиться на городах. Города, получавшие от своего сеньора право на самостоятельное управление, назывались коммунами. К старейшим коммунам относились Ман, Камбре, Нуайон, Бове, Сент-Кюантен, Лаон, Амьен, Суассон, Реймс. В коммунах была своя собственная юстиция, которую осуществляли мэры, эшевены, присяжные (des jures), название которых в разных коммунах различалось. Иногда сеньор мог послать своего прево присутствовать в судебном заседании, но приговор выносила коллегия народных представителей. Присяжные (jures) или пэры выполняли двойную функцию, они были и судьями права, и судьями факта. Они клялись отправлять правосудие согласно внушению своего сознания. Членов коммуны не принуждали судиться за пределами коммуны – они были подсудны только собственным гражданам.
На севере Франции ряд городов пользовался теми же правами без предоставления им специальной хартии. Эти города назывались эшевенажи, к ним относились Лиль, Дуэ, Аррас, Сент-Омер, Теруан. Буржуазия коммун и эшевенажей, преследуемая в уголовном порядке, должна была судиться их муниципальной юстицией, чтобы обвинителем выступал буржуа. Этот принцип осуждения выбранными представителями города и являлся признаком осуждения пэрами.
Другие города также имели муниципальную юстицию, однако без таких широких привилегий. Они оставались подсудными сеньорам или королю, и буржуа представали перед их судом. Однако и эти города также добивались хартий, предписывающих, чтобы судьи прибавляли к себе некоторое число прюдомов, бони омине, проби омине, взятых из представителей буржуазии и выбранных ею. Таковы были города центра Франции и Франсше-Комте. Париж также обладал муниципальной юстицией такого рода.
На юге города имели консулов, которые были обычными судьями и администраторами городов, часто сеньоры закрепляли рядом с консулами своих собственных офицеров и представителей. Здесь, на юге Франции, жизнь городов напоминала социальную жизнь итальянских городов. Каркассон получил консулов в 1107 году, Безьер – в 1121 или 1131 году, Монпелье – в 1141 году, Ним – в 1141 году, Нарбонн – в 1148 году, Кастре – в 1160 году, Арли – в 1141, Авиньон – в 1146 году. Консулат исполнял значительную часть судебной власти. В совещаниях консулам ассистировали различные советы, составленные из людей, представляющих население городов.
Причину прекращения осуждения пэрами Ш. Монтескье видит, прежде всего, в возрождении римского права: «…но когда появился запутанный кодекс Установлений и другие произведения юриспруденции, когда было переведено римское право и началось преподавание его в школах, когда положено было начало искусству делопроизводства и законоведения, когда появились стряпчие и юристы – тогда пэры и старшины не были уже более в состоянии чинить суд. Пэры стали уклоняться от исполнения обязанностей, да и сеньоры неохотно созывали их; к тому же судебные разбирательства превратились из блистательных действий, приятных дворянству, занимательных для военных людей, в судебную процедуру, которой они не знали да и знать не хотели. Суды пэров стали выходить из употребления, а суды бальи – распространяться. Сначала бальи не судили сами; они производили дознание и произносили приговор, вынесенный старшинами; но так как старшины не в состоянии были теперь судить, стали судить сами бальи. Это изменение облегчалось тем, что у всех на глазах имелась практика церковных судей; каноническое право и новое гражданское право одинаково содействовали устранению пэров»[177].
Ш. Монтескье замечает, что какого-либо акта, отменяющего суд пэров, не появилось: «Итак, вовсе не закон воспретил сеньору иметь свой суд и не закон отменил деятельность пэров в этих судах; не было такого закона, который предписал бы учреждение бальи и предоставил им право суда. Все это совершалось мало-помалу, силой обстоятельств. Знание римского права, судебных решений, собраний вновь записанных обычаев – все это требовало изучения, на которое неграмотные дворяне и народ были неспособны»[178]. Останавливаясь на правилах судебного поединка, к которому прибегали в качестве апелляции на неправый приговор[179], Ш. Монтескье указывает на усилия королей, направленные на прекращение этого обычая.
В первой половине Республики в Риме уголовный процесс вели магистраты, но обвинительный приговор магистрата мог быть обжалован в народное собрание, при этом народное собрание в своей деятельности руководствовалось только своими чувствами.[180]
Во второй половине Республики народные собрания заменили постоянные судебные комиссии (quaestiones perpetuae)[181].
В инструкциях этим комиссиям определялись преступления, для расследования которых были созданы данные комиссии, и наказание, следующее за конкретное преступление. Каждая комиссия находилась под председательством особого претора (praetors quaestiores) и состояла из большого числа присяжных (judices), которые выбирались председателем при участии обвиняемого и обвинителя из особого списка (album judicum). Претор имел право решить дело единолично в следующих случаях: 1) когда обвиняемый в стадии in jure[182] признал свою вину; 2) когда преступник схвачен на месте преступления (in flagrante delicto); 3) когда совершилось преступление, не предусмотренное ни одним из судебных законов, учреждавших специальные комиссии для разбора отдельных категорий дел. Если претор в этих случаях постановлял приговор, подсудимый имел право обратиться к народному собранию с жалобой.
Производство в суде, т. е. следующая стадия (in judicio), начиналось с составления по жребию списка судей (присяжных), при этом стороны имели право отвода судей. После этого дело рассматривалось по существу. Процесс был устным, открытым и состязательным. Первое слово предоставлялось обвинителю, затем выступал защитник, следующая часть процесса сводилась к проверке доказательств. Проводился допрос свидетелей. Свидетели допрашивались сторонами, при этом первой вела допрос та сторона, которая вызвала свидетеля. Свободные свидетели давали перед допросом присягу. Рабы подвергались пытке. После свидетельских показаний выступали ходатаи с похвальными речами в пользу той или иной стороны, затем представлялись и рассматривались письменные доказательства. После этого начиналось совещание судей (присяжных).
Закон не устанавливал никаких правил для присяжных, которыми они должны бы были руководствоваться при оценке доказательств. Они принимали решение на основании своего внутреннего убеждения. В первое время голосование присяжных проходило устно, однако к концу Республики общим правилом стало тайное голосование с помощью табличек[183].