Глава 7
Исключение за «антисоветскую пропаганду». Спор у Ляксы о событиях в Венгрии. Выбор народа или высшие интересы государства? Французская революция и французская республика. Карлейль. Марат, Робеспьер и гильотина.
Алексея Струкова исключили из института за антисоветскую пропаганду. Кто-то донес, что он усомнился в правомерности наших действий в Венгрии. Народ воспользовался своим правом на независимость, а мы в него стреляли.
– Венгрия воевала на стороне фашистов до конца войны, – сказал Юрка. – Там всегда был бардак. Если бы мы не ввели войска, Венгрия больше не была бы социалистической.
– А это их выбор. Народ всегда прав, – не согласился Лякса. – Почему мы вообще держали там свои войска? Мы обязаны были уйти оттуда еще в прошлом году, как только союзники вывели свои войска из Австрии.
– Меньше Голос Америки слушай. А то как Лёха сам залетишь, – строго сказал Юрка.
– Не залечу, если ты не донесешь, – пробурчал Лякса.
– Дурак ты, Лякса, – обиделся Юрка.
– Ладно, умный. Мы же разоблачили культ личности Сталина, а Матиас Ракоши – сталинист. Это он установил диктатуру и расправлялся с неугодными. Да еще насильственная коллективизация.
– Так его за это и сместили, – возразил Юрка.
– Правильно, сместили, а новый, Хагедюш, опять вернулся к сталинизму. После этого народ и стал требовать Надя, при котором жил лучше, и требовать вывода наших войск из Венгрии.
– Да не в этом дело, – не согласился Юрка. – Дело в том, что стали выступать вообще против социализма.
– А я еще раз повторю, что это их выбор.
– Выбор выбором, но есть еще высшие интересы.
– Это какие же?
– Интересы государства. Да и вообще, если б не поляки со своим прошлогодним восстанием, ничего бы и в Венгрии не произошло.
– А при чем здесь поляки? – недоуменно пожал плечами Лякса.
– Так дурные примеры заразительны. Рабочие поднялись в Познани, а Венгрия – глядя на них
– В Польше все как началось, так скоро и закончилось, а в Венгрии произошло настоящее восстание, и подавляли его наши танки… Говорят, там убитых и раненых оказалось почти две тысячи. А посадили вообще немерено. Многие с перепугу и дунули к капиталистам.
– Любая власть имеет право защищать себя от любых попыток ее сместить. Так было всегда и везде. Лично я, вообще, в принципе против всяких бунтов и революций, потому что все они бессмысленны, и от них ни пользы, ни свободы. Придут новые люди, и уже они будут защищали свою власть от тех, кто тоже хочет власти.
– А Французская революция? Она принесла свободу и сделала Францию республикой, – возразил Лякса.
Я молча слушал спор моих товарищей. В голове мелькнула фраза, которую я вслух произносить не стал: «В Париже всё по-прежнему, честные люди ходят пешком, негодяи разъезжают в каретах, только негодяи сейчас другие». Такими словами Гюго отметил какую-то вредную заварушку.
– Во-во. Республику установили, но при этом угробили больше четырех миллионов человек. Читали, знаем. Не жалели ни стариков, ни маленьких детей. И самое аморальное в том, что Гильотен, придумавший гильотину, был уважаемым ученым, доктором анатомии.
– Гильотину изобрел не Гильотен, он только предложил ее использовать, – поправил Алик.
– Да какая разница, – отмахнулся Юрка. – Где у тебя Карлейль?
– Зачем тебе Карлейль?
– А он как раз хорошо показал изнанку революции.
– Ну и что? Читал я твоего Карлейля.
– А я Володьке покажу.
Алик нехотя встал и достал из книжного шкафа книгу в сером переплете.
Это была книга английского историка Томаса Карлейля12 «Французская революция» Санкт-Петербургского издания 1907 года.
Юрка полистал книгу, нашел нужное место.
– Вот. Здесь говорится, как в трюмы барж заталкивали тех, кто был против нового порядка, и топили. «Но зачем жертвовать баркой? – пишет Карлейль. – Не проще ли сталкивать в воду со связанными руками и осыпать свинцовым градом всё пространство реки, пока последний из барахтающихся не пойдёт на дно?.. И маленькие дети были брошены туда, несмотря на мольбы матерей. «Это волчата, – отвечала рота Марата, – из них вырастут волки»… Вооружёнными палачами «расстреливались маленькие дети, и женщины с грудными младенцами… расстреливали по 500 человек за раз…»
А по закону Робеспьера каждый гражданин обязан был донести на заговорщика, которому, конечно, отрубали голову.
– За это Робеспьера самого отправили на эшафот, – добавил Алик. – Только что ты хочешь этим сказать? Революция была буржуазная, и она не изъявляла волю народа.
– Ага, А Бастилию кто брал? Не народ?
– А что народ? Народ подбить к бунту – раз плюнуть. Главной силой все равно осталась буржуазия… Но ты же не будешь спорить, что революция во Франции утвердила новое, более демократичное общество.
– Многие историки говорят, что те же цели могли быть достигнуты и без такого большого количества жертв.
– Это Токвиль13, – сказал Алик. – Это он писал, что крах Старого порядка произошёл бы и без всякой революции. Но другие историки считают, что революция принесла народу Франции освобождение от тяжёлого гнёта, чего нельзя было достичь другим путём.
Алику видно надоел этот в какой-то мере бессмысленный спор, и он сказал:
– Короче, мы пришли к истине, которая лежит посередине. А народ всегда будет недоволен властью и хотеть перемен.
– Буржуазной властью, – подняв палей вверх, значительно сказал Юрка.
– Буржуазной властью, – согласился Алик. – Народ всегда будет недоволен своей буржуазной властью.