Глава 4
1
Милицейский «уазик» с бортовой рацией разгрузился, не слишком вежливо передав задержанного с рук на руки сыщикам из горотдела. Командовавший операцией оцепления городского бора капитан Ракушкин спросил у Лоскуткова:
– Можем сниматься?
Лоскутков посмотрел на капитана таким уничтожающим взглядом, что тот невольно поежился.
– Дежурить до двадцати трех, как и планировали. Завтра все повторяем. И послезавтра тоже. План продолжает работать до конца.
И майор посмотрел на задержанного.
Мужчина средних лет, физически, похоже, очень сильный. Лицо грубое, с неровной кожей. Но держится с достоинством, даже со злостью. Так, словно гордо и возмущенно ждет объяснений. По внешнему виду можно принять за военного. И камуфлированная форма, хотя и без погон, дает определенную характеристику. В лице затравленности, которая часто бывает у задержанных, не видно. Но его если и задержали вблизи места преступления, то не с поличным. И на приманку – специально запущенную машину с сотрудником и сотрудницей горотдела, он не клюнул. Может быть, заметил засаду, может быть, сами парни из оцепления поторопили события. Пока предъявить ему что-то серьезное невозможно. И он это знает.
Версия с военным уже отрабатывалась. Единственный след, который преступник оставил, – отпечаток башмака военного образца. Поэтому на камуфлированную форму так быстро и «клюнули». Хотя в нынешние времена ее носит множество людей, не имеющих к армии никакого отношения. И охранники различных фирм, и рыбаки, и просто бомжи, удачно посетившие для ночлега какой-то склад.
Под ногтями одной из последних жертв нашли остатки кожного покрова. Женщина сопротивлялась, пыталась царапаться. Хорошо, если оцарапала преступнику лицо. Тогда это примета. Вся милиция города предупреждена – оцарапанных мужчин высматривают среди прохожих. Только вчера два случая задержания. Но оба мужчины оказались жертвами семейных сцен. Когда одного из них привезли домой для подтверждения алиби, то жена попутно оцарапала лицо и сержанту-милиционеру. С характером попалась женщина. А сегодня утром другие патрульные задержали и этого пострадавшего сержанта. Тоже проверяли. При задержании сержант получил еще одну травму – трещину ребра. Не надо было сопротивляться и «качать права». Посмеялись, когда выяснили. Все, кроме пострадавшего.
Но остатки кожи из-под ногтей убитой взяли на анализ, и эксперты определили ДНК преступника. Это немаловажный фактор. Только вот как бы до самого преступника добраться? Не будешь же проверять ДНК у всех мужчин города, хотя Лоскуткову такая мысль в голову пришла.
«Уазик» поехал на место дежурства. Капитан Ракушкин, пока машина разворачивалась, проводил взглядом задержанного и офицеров горотдела, поднявшихся на крыльцо. Все это, по правде говоря, уже порядком надоело. Опыт подсказывал, что когда много шума, то результат чаще всего бывает нулевой. Да и где гарантия, что этот Леший совсем задурел и снова захочет проявить себя. И так он «поработал» достаточно плотно. Теперь должен, по логике, на какой-то период успокоиться и «отлежаться». Если с головой дружит…
В такой промозглый день хорошо бы посидеть в кабинете и попить пивка, поболтать с сослуживцами. А приходится таскаться по дороге в ожидании неведомо кого. Еще хорошо, что в машине, а остальным-то каково…
Уже на подъезде к бору затрещала старенькая рация.
– Слушаю. Капитан Ракушкин.
– Капитан, у нас еще один задержанный. Тоже странно себя вел. И с ножом.
– Выводите прямо к дороге. Осторожнее только, чтобы не сбежал и чтобы вас никто посторонний не заметил. Сейчас подъеду.
Может быть, прав майор Лоскутков, и оцепление снимать рано? Кто его знает, этого маньяка… Любой маньяк – это психически ненормальный человек. Значит, от него можно ожидать чего угодно. От полного истерического бегства до повторения попыток нападения.
2
– Ты что, подставить меня хотел?
Кабинет у Лангара солидный. Мебель одна чего только стоит. Из мореного дуба, а уж помещеньице – в футбол можно играть. Матч на Суперкубок. И все болельщики лежа поместятся. Сам Лангар повернулся к говорившему квадратной спиной, упорно смотрит в окно и не отвечает. Будто в носу ковыряет и не хочет, чтобы это увидели.
– Тоже мне, мальчика нашел… – Паша Гальцев от молчания Лангара только раззадоривается, закипает и дышит шумно, как кипящий чайник. Начинает ходить по кабинету, переставляя длинные ноги, как ножки чертежного циркуля. – Еле – мать их за ногу! – выкрутился. Ладно, там мент попался, который глаза под подушкой забыл. Мои же фотокарточки у каждого участкового есть. А если бы узнал? Пришлось бы еще одну статью «прицепом» брать…
Лангар движением аккуратного хозяина поправил штору на окне, словно закрылся ею от какого-то наблюдателя с улицы, потом за эту штору еще раз выглянул и медленно повернулся к Паше лицом. Улыбнулся он примирительно и сказал спокойно:
– Подожди ты, Пашок, не суетись… Сейчас все выяснится. Позвонят и сообщат тебе, что это за мент и откуда он взялся. Меня предупреждали, что квартира должна быть абсолютно чистой. И ты же сам видел – она была опечатана. Но это дело третье, если не пятое. А зачем, скажи на милость, тебе надо было смотреть на этого ненаглядного мента? Сам ведь, как всегда, на рожон лезешь, – достаточно хорошо зная Пашу, Лангар умело перевел разговор на нужную тему, чтобы «сбросить пар» из чайника. – Спустился бы в лифте без проблем…
Паша улыбнулся ответно. И сразу его агрессивный пыл растворился, пропал. Он отходчивый по характеру. И легко все и всем прощает.
– Ничего ты не понимаешь… – голос его игриво тянется. – В этом весь интерес. Иначе – зачем жить?
Он сам не знал, зачем кур смешил – то есть так поступил. И зачем поступал так или подобным образом всегда. Вот, например, в прошлом месяце аккуратно, словно руки перед обедом вымыл, обчистил квартиру солидного, по местным меркам, бизнесмена. Весьма известного в городе. Такой пустяк, как сигнализация, которую он отключил и включил заново, его не радовал. Дите неразумное с закрытыми глазами справится. И стенной домашний сейф – для чего только такие японцы делают? – доставил удовольствие только своим содержимым. А хотелось чего-то такого, чтобы в груди пойманный воробей затрепетал крыльями… И Паша не удержался, перед уходом слегка «отдохнул» – заварил кофе и разлил по керамическим кофейным чашкам, расставленным им же на кухонном столе. На шесть персон – полный расклад при приеме дорогих гостей. И приготовил бутерброды с ветчиной. Нарезал тоненько и аккуратненько, словно всю сознательную жизнь кулинарным дизайном занимался. Одну чашку кофе выпил и бутерброд надкусил. Потом доел и отрезал новый. Ветчина свежая, понравилась.
И с сотового телефона прошлого своего клиента – сам клиент спокойно отдыхал в то время с женой где-то за границей, и потому Паша трубкой свободно пользовался, не отключили еще – позвонил бизнесмену в офис:
– Привет, хозяин. Я с твоей кухни звоню. Мне здесь нравится, честное слово. Ты неплохо живешь, когда твоей соседке-старушке пенсию третий месяц не платят… Мне даже стыдно слегка за тебя.
– Кто это? – не понял бизнесмен.
– Гость твой. Дома я у тебя. Не понимаешь, что ли…
Сначала настороженное молчание, потом вкрадчивый вопрос:
– Что тебе надо?
Паша олицетворял полную невозмутимость. Он просто «тащился» от растерянности клиента.
– Ничего не надо. Что мне надо, я уже взял. Тебе позвонил, чтобы спасибо сказать. И кофе еще, говорю, у тебя вкусный. За него тоже спасибо. И ветчинка свежая. Только ты домой поспеши. Кофе хорош, когда он горячий…
И отключил трубку.
А самое интересное, что Паша умудрился встретиться с хозяином в подъезде. Специально на этаж выше поднялся и дождался, когда тот подкатит и с двумя охранниками бегом ринется вверх по лестнице – лифт когда еще дождешься…
– Здрасте, Валерий Михалыч, – вежливо поздоровался Паша.
Валерий Михайлович не ответил и даже не посмотрел на вежливого молодого человека. Он дышал, как бегемот, в хорошем темпе пересекающий знойную пустыню Сахару, но лестницу преодолевал на вдохновении собственной жадности – так и инфаркт запросто схлопотать можно. Взять у него дома было что – двенадцать тысяч баксов, «брюлики» и с полкило «рыжавья» жены. И главное, никаких сумок с вещами выносить не надо. На сумки соседи в первую очередь реагируют. Паша так не работает. Он не любит, когда его пытаются за руку схватить.
Чуть отставшие охранники вежливое приветствие слышали, приняли, должно быть, Пашу за хорошо знакомого и уважительного соседа и тоже не остановились. Не посмотрели даже в его сторону.
Так и сегодня. Что, казалось бы, проще – вызвать лифт и проехать мимо того мента. Но натура, как пива с похмелья, просила разговора, который оставил бы на душе приятный осадок. Единственное, что порадовало и утешило после неудачного дела. И все обошлось, как обходилось всегда.
Всегда – это с тех пор, как Паша вернулся после первой и последней своей «ходки». Посадили его по той же «сто сорок четвертой». Вместе с двумя более опытными домушниками. Но в «зоне» ему повезло. Подвернулся солидный «спец» по фамилии Собакин. Вор-рецидивист, хотя и не вышедший в авторитеты, однако «вес» имеющий. Но у других солидных воров клички, а у этого только фамилия, хотя и весьма колоритная. И все его исключительно по фамилии знают. Собакину неунывающий паренек понравился еще в блоке. И потому он проявил инициативу, кому-то шепнул, что-то пообещал, и в итоге Пашу направили работать в слесарную мастерскую – под присмотр к самому Собакину. Слово солидного человека в «зоне» всегда ценится больше, чем на свободе президентский указ.
Инициатива опытного уголовника имела под собой созидательные корни. Собакин по возрасту был уже близок к пенсионному, а потому с делами по окончании срока решил завязать. Но своим умением он гордился. И хотел подготовить достойную смену. Чтобы не пропали напрасно его с великим трудом обретенные знания.
– В «мужиках» ходить будешь или в «пацаны» пойдешь? – это был первый и очень важный вопрос.
«Мужики» на «зоне» пашут и за себя, и за других. И мечтают по «откидке» вернуться под крылышко к жене. Больше в «зону» им не хочется, насытились. Их за это не сильно обижают. «Пацаны» на воров еще не тянут, но к последним тянутся. И видят свое будущее в определенном свете – блатной.
Пашин ответ вора удовлетворил.
– Времена, Пашок, настали тухлые. Посмотри, сколько сейчас по «сто сорок четвертой» ходит… И нет ни одного «спеца». Кто замок откроет? Даже простой, квартирный, я о сейфе уже не говорю… Все норовят «фомкой», по-быдловски. А замок, как женщина – не «маруха», интеллигентное обращение любит. Только я чисто работал. Для меня ни замков, ни сигнализаций не существует. Сами менты, помню, как-то приглашали помочь – ключ от сейфа их начальник потерял. Хочешь – научу?
– Хочу, – Паша ответил без раздумий. Он о такой удаче только в детских снах мечтал.
– Тогда сразу запомни первый урок. Работать всегда следует одному. Большинство засыпается, когда группой ходят. А одиночке всегда легче уйти. Разве что когда вещички сбывать начнешь – залетишь…
С тех пор Паша долго не залетал. Погорел он опять на сбыте, как и предупреждал Собакин. Но его просто «сдали». Попался с полным карманом золота и бриллиантов скупщик. Купился, падла, на ментовские обещания… И в итоге Паша оказался в розыске.
Ворчливой курицей закудахтал сотовый телефон. Лангар достал трубку из кожаного чехла на поясе.
– Так, слушаю. Понятно… Все. Спасибо. Он сейчас у меня. Хорошо. Присылайте.
И повернулся к Гальцеву.
– Это, Пашок, был не мент, потому и не узнал тебя. Записывай домашний адрес и телефон… – Лангар продиктовал. – Частный сыщик из сыскного агентства «Аргус». Толстов Сергей Иванович. Может быть, и мент, но бывший. Или комитетчик. В «частниках» они в основном и ходят. Так что все равно будь осторожнее. Вторая машина была из горотдела. Это он их зачем-то на твою голову вызвал. А ты, милый друг, постарайся так больше не рисковать… Сейчас заказчики за тобой машину пришлют, хотят узнать, что там и как было. Съезди к ним, расскажи. Только на рожон не лезь. Люди серьезные и деньгами ворочают большими.
– Ладно. Только кажется мне, что ты прямо на них меня наводишь… – Паша сам чуть натянуто улыбнулся собственной шутке, но про себя здраво и профессионально отметил, что в каждой шутке есть доля истины.
Лангар за двадцать процентов постоянно выдавал для Паши наводки на квартиры небедных людей. Предварительно он знакомился с ними, навещал дома по какому-то не терпящему отлагательств делу, сообщал все, вплоть до системы сигнализации и времени, когда квартира бывает свободна и, следовательно, беззащитна. Лангар считается солидным бизнесменом, даже с «прошлым», что придает ему дополнительный вес. Кто его заподозрит? И такой бизнес приносил хорошие барыши.
Паша аккуратно с ним рассчитывался. В правильности расчета Лангар не сомневался. Во-первых, потому что мог проверить. Знакомые жаловались, на сколько их обокрали. Более того, некоторые значительно превышали суммы, чтобы самим выглядеть побогаче, но Лангар верил больше Паше, чем им. А во-вторых, Паша был слишком ценным человеком в команде Лангара. Он один приносил больше прибыли, чем множество других помощников. И даже если бы квартирный вор слегка и «крысятничал» – обманывал компаньона, тот не слишком бы обиделся, понимая, что лучше меньше, но постоянно, чем больше, но один раз.
Но сейчас Лангар настаивал:
– Я серьезно говорю: это политика. А политика – дело сильно грязное… Гораздо хуже воровства! Это тебе на любой «зоне» скажут. Лучше не связываться… А что ты, кстати, с этим сыщиком делать думаешь?
Паша поднял брови.
– Ничего не думаю делать. Он что, за шиворот мне нагадил? Пусть своими делами занимается, а я своими. Если доведется схлестнуться, тогда уж пусть на себя пеняет.
– Тогда зачем тебе его адресок?
– Я же думал – это мент… Хотел поговорить при случае… А что мне «частник»… В этом куражу нет. Но в квартирку к нему можно и заглянуть… Из чистого любопытства. Может, у него водка в холодильнике хорошая…
– Ладно…
Лангар согласно кивнул. Он хорошо знал, что случайный случай, если он вдруг случайно случится, может для кого-то обернуться тяжелыми последствиями. С Пашей Гальцевым в рукопашной лучше не сходиться. Он не просто был когда-то хорошим каратистом, он по характеру проигрывать не умеет.
3
Когда бьют в лоб, следует выбирать одно из двух – либо уворачиваться, либо надеяться на крепость самого лба. Я ударил – то бишь спросил. И после моего лобового вопроса об отношении к Александре Чанышевой мой клиент Гоша Осоченко сильно смутился и выбрал первый вариант – поспешил ретироваться вместе со своим рыжим котенком, скомкав таким образом мой план допроса заказчика и свидетеля в одном лице, но подтвердив одновременно и мои подозрения. Вернее, не подозрения, а понимание ситуации. Так будут точнее сформулированы наши взаимоотношения.
И тем не менее он дал мне новую версию убийства. Уже ни для кого не секрет, что выборы в любую Думу, а уж тем более в Думу Государственную, обрастают таким количеством грязи и преступлений, что остается только удивляться. Само использование в предвыборной кампании хакера говорит о том, что кандидат искал, мягко сказать, нетрадиционные пути к депутатскому мандату. И на этом пути могло что-то произойти.
Во-первых, самый очевидный вариант – Валентин Чанышев в дебрях компьютерных сетей забрался туда, куда ему допуск был невозможен. Кто-то, дорожа своей репутацией, этого сильно не желал. Носителя информации убрали, даже не зная, что он на кого-то работает. А может быть, потому и убрали, что знали, на кого он работает.
Во-вторых, Чанышев выполнил заказ. Но что-то дало возможность заподозрить его в нечестной игре. Чтобы «сохранить лицо», заказчик «убирает» Валентина.
В-третьих, информацию хакер может получить разную. В том числе и такую, которая позволяет ему шантажировать кого-то, даже заказчика. Шантаж бывает делом прибыльным. Но только тогда, когда самого шантажиста вычислить не могут. А если могут, то его положение зачастую становится похожим на поездку на буфере трамвая по стиральной доске – риск неоправданный. И здесь вывод весьма даже очевиден.
По крайней мере, еще десяток вариантов набрать можно, если постараться. И любой из них ставит под угрозу жизнь Чанышева. В этом случае возрастает вероятность невиновности объекта моего внимания – Саньки Чанышевой. Я не знаток поведения наркоманов, но мне кажется, что должно было бы что-то в голове у нее остаться после убийства. Хоть отдельные эпизоды она должна помнить… Существуют и методы вспоминания. Специальные. Но это целиком зависит от желания клиента. Если он сам согласится, потому что в противном случае эти показания не являются уликами в суде. Делается это так: человека могут по его просьбе ввести в состояние гипнотического транса, в котором сведения вытаскиваются путем виртуального повторения ситуации. Достают воспоминания прямо из подсознания.
Виртуального?… Это что-то, кажется, еще и из компьютерного мира… Вот и я заговорил языком, близким языку Осоченко. Теперь он меня понял бы.
Стоп!
Еще один существенный вопрос, который умный прокурор не преминет задать. Я в своих размышлениях отталкиваюсь от того, что в памяти Александры Чанышевой должно нечто остаться. Но ведь и преступник обязан подумать точно так же. Однако в таком случае он бы просто «убрал» свидетеля. Или убийца рассчитывал основательно подставить ее? Ситуация возникает магазинная. Как на весах – что тяжелее? То есть что важнее? Важнее попытаться свалить убийство мужа на жену или важнее не оставить свидетеля? В этом случае все зависит от интеллекта.
Конечно, я имею, кажется, основания думать, что не совсем дурак. Да, преступник может оказаться глупее. Он может не просчитать варианты, как просчитываю их я. Но опираться при создании версии на заведомо предвзятое мнение об умственных способностях оппонента – это уже само по себе глупо.
Вопрос следующий. Убийца уже побывал в квартире. Но потом посылает туда квартирного вора. Зачем? Он же мог взять необходимое сразу? Или это не убийца послал Гальцева? Или убийца был низкого интеллектуального уровня и не сумел найти, что требовалось. Тогда и пошел в работу «домушник». А у этого «домушника», интересно, какой интеллектуальный уровень?
Что я уперся в этот самый интеллект? Может возникнуть множество различных вариантов. Хотя мне по-прежнему кажется, что убийство связано с компьютером.
Компьютер в комнате Чанышева стоял на видном месте. Но как-то неровно стоял, с развинченным, сдвинутым, но не снятым до конца кожухом. И монитор в стороне. Корпус такого компьютера, насколько я знаю, называется «деск-топ», то есть горизонтальный, плоский. На такой корпус, как правило, ставят монитор. Очевидное удобство в работе. Если бы корпус был «мини-тауэр» – вертикальный, то монитор был бы расположен рядом. Это естественно.
Есть вариант, что Валентин Чанышев занимался вечером накануне убийства ремонтом. И для этого он снимал кожух. Но часто ли ремонтируют компьютеры? И насколько велика вероятность ремонта именно в этот день?
Надо полагать, обыск на квартире уже закончен. И есть какие-то результаты. Неплохо было бы знать их и выложить свою версию майору Лоскуткову. Однако у него серьезный допрос. Для него, конечно, операция по поимке Лешего сейчас на первом месте, потому что все начальство ждет результата и трясет бедного опера за воротник ежечасно. Дела о серийных убийствах всегда находятся под контролем Генеральной прокуратуры.
4
– Раздевайся… – приказал Лоскутков.
– Что? – не понял возмущенный задержанный.
Непонятливый какой – едри его в корень! – попался. И как только матери таких рожают. Не по-английски же с ним разговаривать. Но возмущение и непонятливость – это пройденный этап, привычный. Поначалу они все возмущенные и непонятливые. И все вопросы дурацкие любят задавать. Это потом уже привыкают. А если хорошо «подучить», то в рот будут заглядывать, чтобы очередное слово не пропустить.
– Раздевайся. Тебя осмотрит врач. Не переживай, опускать тебя здесь никто не собирается.
– Прямо здесь будет осматривать?
– Не повезу же я тебя в больницу.
– А что за осмотр? Зачем? Вообще, что вам от меня надо? – он наконец-то проявил естественное непонимание ситуации, как и положено проявить это каждому, виновному и невиновному. Или ему ситуацию уже объяснили по дороге сюда?
– Здесь вопросы задаю я, – Лоскутков посмотрел задержанному прямо в глаза, хорошо зная, что его рысий злобный взгляд не каждый способен выдержать.
– Вы для начала заполнили бы протокол. Фамилия-имя-отчество и прочее…
– После осмотра это может и не понадобиться.
– За кого вы меня принимаете?
– Здесь я задаю вопросы. Раздевайся.
Пришел дежурный фельдшер. В белом халате он вполне может и за врача сойти. А кто проведет осмотр – это сути не меняет. Всего и надо-то – осмотреть на предмет присутствия характерных царапин.
Задержанный стал раздеваться.
– Совсем или как? – спросил он.
– До трусов, – холодно ответил на вопрос фельдшер. – Полного стриптиза нам не надо, – и он все так же серьезно изобразил смех.
Царапины нашлись. На груди. И очень даже похожие царапины. Две рядом. Такими они и должны были бы быть, когда женщина интуитивно пытается защититься. Не длинные, но глубокие.
– Что и требовалось доказать, – сказал Лоскутков. – Можешь одеваться.
И придвинул к себе бланк протокола допроса.
Вошел молодой, уверенный в себе и слегка ехидный эксперт, положил на стол перед майором лист бумаги. Специально, чтобы не говорить при подозреваемом. Лоскутков такой порядок ввел после случая, подобного нынешнему, когда задержанный сообразил, что против него есть улики, и взбесился – втроем еле успокоили.
«На ноже в месте соединения лезвия и рукоятки обнаружены остатки крови. Поеду в лабораторию».
Майор прочитал и кивнул.
– Позвони оттуда. Сообщи результат.
– Ты до завтра здесь сидеть будешь? – спросил эксперт. – Тогда я как раз успею…
Шутник. Лоскутков стрельнул в него глазами так, что бедняга вздрогнул. Молодые его взгляд особенно тяжело выносят.
– Оделся? Садись. Говорить будем. Вот теперь и протокол заполним. Ты, похоже, знаешь, с чего начинать… Давай знакомиться. Я – старший оперуполномоченный городского уголовного розыска майор Лоскутков.
– Я – следователь областного управления Федеральной службы безопасности капитан Панкратов.
Лоскутков даже не поморщился. Только зашевелились за спиной у капитана помощники опера.
– Документы есть?
– С собой – только права.
– Расскажи нам, капитан, что тебе в городском бору понадобилось?
– А почему, майор, я не могу в городском бору погулять? Там не запретная зона. Колючей проволокой территория не окружена. Так что…
– Да. Зона не запретная. Там зона поиска маньяка. Ты что, не знаешь, следователь, что сейчас операция проводится…
Капитан обрадованно хлопнул себя по лбу.
– Лешего ловите. Вот насчет операции я как раз и не знаю. Я последние дни отпуска догуливаю. А в бор пошел… Я в свободное время балуюсь… Из корней фигурки всякие вырезаю. Вот и пошел корни подходящие поискать. Уже и места знаю, где сушняк сваливают. Около кучи сушняка, когда я там копался, меня и задержали. Вопрос исчерпан?
– Не полностью. Происхождение царапин?
– Брату помогал дачу достраивать. Доски на второй этаж поднимали. Вот и оцарапался. Еще на прошлой неделе.
– Следы крови на ноже?
– Крови? – искренне изумился капитан. – Понятия не имею. Кровь… А… Вспомнил. Может быть… У меня мать в Полетаево живет. В прошлом месяце я ей борова колол этим ножом. Но вроде бы вымыл его после этого. Не должно было остаться. Но больше неоткуда…
– Плохо вымыл, значит. Короче говоря, дело обстоит так. Отпустить я тебя пока не могу. Сам понимаешь. Посиди до завтра в камере, пока эксперты с этой кровью не разберутся. И с твоей тоже. Сейчас фельдшер у тебя возьмет кровь на анализ.
– Может, позвонишь в Контору? Там тебе объяснят, что я не пропаду…
– Я и так позвоню. А если честно говорить, то я вообще не понимаю, почему следователь ФСБ не может по совместительству и Лешим быть. Ты, капитан, улавливаешь мою мысль?
– Улавливаю. Я бы, наверное, точно так же действовал, если бы тебя задержал. Но ты не забудь, позвони…
Панкратов поднялся. На физиономию человек страшный, но Лоскуткову показался чем-то симпатичным.