Глава 8
Полковники
Замоскворечье не было затронуто волнениями, и там текла привычная жизнь. На Большую улицу28 приезжали из окрестных сел повозки, с которых местные хозяйки покупали продукты. В кузнецкой слободе слышался металлический звон, и пахло горячим металлом. Женщины занимались хлопотами по хозяйству или болтовней. Многие мужчины отправились за реку, в центр города, а те из них, которые остались, занимались своими обычными делами.
Около трех часа по полудню в замоскворецкой стрелецкой слободе появилось четверо верховых – стрелецкие полковники Афанасий Левшин, Лука Карандеев, Павел Бохин и Семен Грибоедов. Они дружно перекрестились на недавно возведенный храм Троицы Живоначальной и свернули в проулок, ко двору полковника замоскворецких стрельцов, Матвея Вишнякова.
Ворота были распахнуты, и из них выезжал крытый возок в сопровождении конного стрельца. Полковники, прижавшись к ограде, пропустили мимо себя повозку.
– Вы к нашему хозяину? – спросил открывавший ворота холоп.
– Вестимо, к нему, – откликнулся мрачный Грибоедов.
Вишняков стоял на крыльце своей двухэтажной хоромины. Он был невысоким и кряжистым, его круглое, морщинистое, красноватое лицо походило на печеное яблоко. Густые волосы и пышную бороду замоскворецкого полковника уже покрыла седина.
– Доброго тебе здравия, Матвей! – поприветствовал хозяина здоровенный Карандеев. – Принимай гостей!
В глазах Вишнякова мелькнуло беспокойство, но он поспешил улыбнуться.
– Здравствуйте, люди добрые! Я гостям завсегда рад! Пойдемте в горницу!
В просторной, светлой горнице пахло свежей стружкой.
– Ты никак переделки у себя затеял? – спросил самый пожилой из полковников, Левшин.
– Ну, да, – ответил хозяин. – Захотел я угодить молодой женке и обновил наши хоромы.
– Балуешь ты ее, – осуждающе заметил Карандеев. – Вон на что не пожалел деньжищ.
Он указал на сияющие новизной явно не дешевые печные изразцы.
– Почто же ему молодицу не побаловать, – хмыкнул худой до измождения и крючконосый Бохин. – Поглядел бы я на тебя, Лука, кабы ты свою старую женку схоронил да на красной девке женился.
– Схоронишь ее, – буркнул Карандеев. – Она наших внуков переживет.
– А где твоя женка? – спросил Грибоедов у хозяина.
– Навещает родителей. Мать у нее захворала. Вы с ней у ворот разминулись.
Он выглянул в сени и крикнул:
– Устинья! Где тебя носит? Подавай на стол!
Немного погодя, в горницу вошла рябая баба – она быстро накрыла стол и удалилась. Хозяин и гости принялись за трапезу. Вишняков налил всем водки и поднял свою чарку.
– Ну, будем здравы!
– Будем! – дружно ответили ему.
Когда гости выпили и закусили, хозяин осведомился с нарочитой заинтересованностью:
– Что там у вас творится?
– Мало доброго, – буркнул Грибоедов.
– Неужто все так худо? – воскликнул Вишняков.
Ему ответил Левшин:
– Тебе, Матвей, стоит навестить нас да и узнать, каково нам живется. Али ты прилип к бабьему подолу?
– Будто я не бываю в Кремле, – пробурчал хозяин, краснея.
– Может и бываешь, – подал голос Бохин, – да токмо я тебя с самой смерти государя Федора Алексеевича не видал. Вчера пришлось о тебе твоих пятидесятников, Перфильева и Осипова расспрашивать.
– Где ты их встретил?
– На Сретенке. Они мне оба с Чигирина запомнились.
Вишняков кивнул.
– О Чигирине и я часто вспоминаю. Жаль наших погибших товарищей, а еще более жаль, что бояре-изменники не наказаны за совершенное злодейство.
Раздался дружный вздох, ибо все присутствующие были в Чигирине. Шесть лет назад российское правительство ввязалось с подачи Матвеева в войну с Османской империей. Главным мотивом Артамон Сергеевич избрал защиту поляков (пусть и иного толка, но все-таки христиан) от турок-магометан, однако польский король Ян Собеский неожиданно для своих союзников заключил мир с Блистательной Портой29, отказавшись в пользу турок от Украины. Прочие европейские государи, ранее обещавшие российскому царю поддержку, предпочли умыть руки и наблюдать за происходящим со стороны. На самой Украине правобережный гетман Петр Дорошенко объявил себя союзником Османской империи, а его столица, крепость Чигирин, стала местом, откуда готовилось объединенное наступление турок, татар и казаков на Киев. Полковнику Григорию Косаговыу все-таки удалось без боя захватить Чигирин. Несмотря на то, что потом состоялась победоносная для русских битва, государь Федор Алексеевич и его приближенные решили сдать захваченную крепость, предварительно его разрушив, поскольку затяжная война могла стать для России гибельной. Но для украинского населения и российских воинов Чигирин имел символическое значение, поэтому московские власти предпочли скрыть свое участие в его гибели. Вина за разрушение крепости легла на воевод, князей Ромодановских, отца и сына; они, конечно, не оправдывались, так как тогда бы им пришлось обвинять государя Федора Алексеевича. Князьям Ромодановским, впрочем, никто при дворе и не поставил в укор уничтожение Чигирина, а мнение стрельцов на сей счет мало трогало бывших воевод.
– Давайте помянем наших погибших товарищей, – предложил Левшин.
Когда чарки были осушены, хозяин сразу же наполнил их вновь со словами:
– Выпьем за здравие государя нашего…
Он сделал паузу.
– …Ивана Алексеевича! – закончил за него Карандеев.
– Неужто его все-таки нарекли? – спросил Вишняков.
– Мы его завтра наречем, – изрек Бохин.
– Как так? – не понял хозяин.
– А вот так, – отозвался Левшин. – Стрелецкие полковники меж собой порешили поднять завтра своих людей и явится в Кремль, дабы потребовать законного наречения царем Ивана Алексеевича да и наказать бояр-изменников.
– Пора браться расправы, – злобно зашипел Карандеев. – Бояре достойны казни и за гибель государя Федора Алексеевича, и за воровство, и за иные свои грехи. Пущай и Чигирин им выйдет боком! Мы имена бояр-изменников записали, а первым в нашем списке Матвеев, за ним идут и Нарышкины, и князья Ромодановские, и Языков, и прочие виновники наших бед.
– Матвеева же почитай пять лет не было в Москве, – напомнил Вишняков.
– Ну, и что! – настаивал на своем Карандеев. – Он до своей опалы успел вдоволь покуражиться. А касаемо его причастности к смерти царя ни у кого нет сомнения. Он же знал, что ему не возвысится, покуда Федор Алексеевич жив.
– Языков и Нарышкины держали с Артамошкой Матвеевым тайную связь, – уверенно заявил Бохин. – Он давал указания им и патриарху.
Вишняков всплеснул руками.
– Да неужто и наш богомолец в смерти царя виновен?
– О том лишь Бог ведает, – сказал Бохин с сарказмом.
– Нет, не станет владыка патриарх губить свою душу, – запротестовал Левшин. – Наверняка на его совести токмо беззаконное наречение царем Петра. Доброго государя извели лекари-иноземцы по желанию наших бояр, послушавшихся злодея Артамошку.
– Теперь Матвеев с нами рассчитается, – подал голос Грибоедов и еще больше нахмурился. – Покуда он от имени царя Петра велел шести стрелецким полками идти на башкирцев, а потом чего-нибудь похуже придумает. В общем, либо мы бояр-изменников изведем, либо они с нами расправятся.
– А ты со своими стрельцами-то помирился? – спросил у него Вишняков.
Грибоедов брезгливо поморщился.
– Помирился. Втолковал им, что поборы и тяготы на них легли по воле бояр, а я, мол, токмо подчинялся.
– И стрельцы тебе поверили?
– Вестимо, поверили дурни.
– То-то и оно, что дурни, – заворчал Вешняков. – Как с ними затевать опасное дело?
– С Божьей помощью справимся, – ответил Бохин. – На нашей стороне князь Иван Андреевич Хованский – он нам пособит.
Надо заметить, что как стрельцы, так и их командиры, благоволили к Ивану Андреевичу Хованскому еще с тех пор, когда князь был в походах воеводой. Служивым нравилось, что Иван Андреевич обращался с ними по-простому, без спеси, а он, со своей стороны, получая только от них уважение, которого считал себя достойным, тоже был доволен. В стрелецкой среде редко кто поминал вслух прозвище князя Хованского – «Тараруй».
– Боярин Милославский тоже на нашей стороне, – сказал Грибоедов. – И Петр Андреевич Толстой…
Вишняков ворчливо его прервал:
– Велика честь – Толстые. Из них никто выше стольников не поднялся. Да и шут с ними со всеми! Меня другое беспокоит – мы-то, полковники, все заодно, но, не сойти мне со своего места, ежели нет сомневающихся среди подполковников и капитанов.
– Есть, – подтвердил Карандеев. – Вон Горюшкин и Юренев уперлись: мол, надобно покориться воле бояр. А Ворбин все молчит да товарищей своих сторонится. И среди прочих есть такие, кои могут поспешить к Артамошке Матвееву с докладом. Понеже о завтрашнем походе на Кремль знают, окромя нас токмо самые надежные люди.
Вишняков озабоченно нахмурился.
– Князь Иван Андреевич Хованский, дай Бог ему здравия, уж верно не пойдет с докладом к Матвееву, но может не удержать язык за зубами – есть за ним такой грешок. А уж наушники всегда найдутся.
– Даст Бог, он смолчит, – буркнул Грибоедов.
А Карандеев глянул на хозяина с подозрением
– Кажись у тебя, Матвей, нет желания идти в Кремль? Неужто не поддержишь своих товарищей?
– Вестимо, поддержу – поспешил разуверить его Вишняков. – Токмо я до конца не понял, ради чего бунт затевается. Неужто лишь для того, чтобы посадить на царство Ивана Алексеевича?
Его гости переглянулись.
– Иван Алексеевич должен сидеть на царстве, – заговорил после небольшой паузы Бохин. – Пущай при нем, как принято из стари будут бояре, но над ними надобен надсмотр. А кому быть надсмотрщиками, ежели не нам – стрелецким полковникам? Под нашим оком будет настоящий порядок. Али ты, Матвей, со мной не согласен?
Вишняков закивал.
– Согласен! Вестимо, согласен!
– Давайте потолкуем о завтрашнем деле, – предложил Левшин.
И полковники принялись обсуждать предстоящий поход стрельцов на Кремль.