Вы здесь

Страшный зверь. Глава четвертая. К месту события (Ф. Е. Незнанский)

Глава четвертая

К месту события

Так получилось, что улетали они почти одновременно, с разницей в полчаса. Первым уходил «Боинг» Кати на Бангкок, а за ним – «Ил-96» Турецкого.

Встретились незадолго до начала Катиной регистрации. Катя была свежа, как распускающийся бутон драгоценного цветка. Просто на зависть. Турецкий поглядывал на нее с мягкой улыбкой тихого восхищения, и невольное сравнение оказывалось явно не в пользу ревнивой Алевтины, попытавшейся устроить ему в агентстве маленький, «семейный» скандальчик.

Оказалось, что она, так и не дождавшись его в «Глории» накануне вечером, – а почему ожидала, ей одной было известно, он же не собирался возвращаться, о чем и обмолвился, уходя, – зачем-то позвонила Ирине. Объяснила, что хотела поговорить с Александром Борисовичем об их намечающейся командировке. Ирка, естественно, в свою очередь поинтересовалась, а где он может быть? И Аля «вывернулась», сказала, что Александр Борисович уехал, чтобы встретиться с женой Ванюшина, которая была утром в агентстве, и с ее прилетевшей из Краснополя сестрой, оказавшейся, насколько известно, свидетельницей покушения. Одним словом, Аля, возможно, того не желая, совершила мелкое предательство. Вот ведь к чему приводит иной раз непрошеная и несанкционированная «верхним» начальником инициатива! Она уж потом так сама себя ругала! Но отчего-то сомневался в ее раскаянии Турецкий.

Это хорошо, что Александр, верный своим принципам не скрывать правды, дозированной, разумеется, явившись поздно домой, честно доложил еще не заснувшей жене, у кого был и по какой причине. Сестры, как и полагал Турецкий, не должны были вызвать у Ирки подозрения. Так оно и оказалось, но надо же было Альке влезть не в свое дело! Вот он, явившись пораньше на работу, и «вставил» ей такой фитиль, что бедная девушка разрыдалась и поклялась больше никогда в жизни не проявлять самодеятельности без необходимых к тому оснований. А в качестве наказания Александр Борисович применил способ, которого больше всего боялась Алевтина: он сердито заявил ей, что уже собирался было взять ее с собой в Краснополь как помощницу в расследовании, но теперь об этом и речи быть не может. Алька чуть не грохнулась в обморок, чем очень повеселила душу «безжалостного» Турецкого. И он в конце концов «снизошел» к ее горю, но не до конца: сказал, что сперва сам ознакомится с обстановкой в городе, а потом подумает и, может быть, вызовет ее к себе для дальнейшего проведения следственных мероприятий – опросов свидетелей, поиска улик и так далее. Нет, конечно, он не собирался рисковать ею, об этом даже и не помышлял, но надо же было как-то определить систему наказаний, а то в следующий раз она еще и за ним следом устремится, от нее теперь всего можно ожидать: любовь – страшная сила. И далеко не всегда созидающая…

Затем он вышел из агентства наружу, сделав вид, что от сильного раздражения должен закурить, а сам достал трубку мобильника и позвонил на квартиру Ванюшиных. Он надеялся еще застать там Катю, которая собиралась улетать сегодня же, а заодно узнать и о планах Вали, тоже, как и он, отправлявшейся в Краснополь, к мужу и маме, переживавшей навалившуюся беду. И угадал, Катя уже уложила свой красный кофр на колесиках, которым успела похвастаться вчера, а Валентины еще не было, она с утра умчалась в авиационную кассу за билетом, и пока не возвращалась. Вот Катя и дожидалась ее.

– А ты запиши мой номер мобильника, – сказала она. – На всякий случай, мало ли? Никто ж не может знать, как сложится наша дальнейшая жизнь, правда?

– Разумеется… – Он достал из кармана авторучку и авиабилет – ничего другого, на чем можно было бы записать, у него при себе не оказалось. – Диктуй, я записываю, – сказал он и усмехнулся, сообразив вдруг, что этот билет становится для него гораздо более важным, чем можно было предположить, документом. – А ты знаешь, – вдруг признался он, – у меня никак не выходит из головы то, о чем ты сказала вчера вечером, ну, насчет края света. Хоть что-то будет согревать, ведь иногда бывает очень холодно…

– Я искренне обрадуюсь, Саша, если издалека сумею тебе помочь… А еще я хочу тебе предложить там, в городе, остановиться у нас с мамой. И ее номер тоже запомни, впрочем, Валька тебе продиктует сама… Кстати, о ней. Я боюсь, что сестренке там станут активно трепать нервы. У нас это очень любят, садизм такой, провинциальный. Зато им и в головы не придет, что ты – это ты. И Валька там же, рядом с тобой, будет. Ей, если случится неизбежное, очень понадобятся, Сашенька, твои поддержка и помощь. Ты прости, что я, возможно, вмешиваюсь в твои планы, но я чувствую, что только с тобой и надежно… Зря, наверное, я улетаю, но я уже три года не была в отпуске, не освобождала голову от наших телевизионных забот, понимаешь? Уже заговариваться начинаю, на людей лаять… Срываюсь без конца. Да и шеф меня с радостью выгнал, воспользовавшись ситуацией. Кстати, вполне можешь и к нему обратиться, тоже запиши его номер. Поддержка в средствах массовой информации тебе не помешает. А шеф на наших «правоохранителей» большой личный зуб имеет… Скажи, а может, мне отложить этот вояж, а?

– Нет, нет, обязательно лети, расслабься, в океане купайся, лопай экзотические фрукты. Это просто необходимо, особенно такой молодой и красивой девушке, как ты. И не думай о плохом. Да и чем ты Вале поможешь, сочувствием разве что? А я тут, если что… ты понимаешь?

– Я не сомневаюсь, Саша…

– А знаешь, – решился он, – чего бы я сейчас хотел больше всего?

– Интересно!

– Не угадаешь… – Он сделал паузу. – Сосчитать твои веснушки на щечках. И почувствовать их бархатную мягкость, вот. Я вчера только об этом и думал, – он засмеялся. – Правда, дурак, да?

– И ничего смешного, – словно бы обиделась она. – Так мне еще никто не признавался в своих… чувствах. Спасибо, Сашенька, можешь мне поверить, я тебе этого никогда не забуду и не прощу… Но тогда и я хочу кое в чем признаться, можно?

– Конечно!

– Если бы я была твоей женой… ну, хотя бы любовницей, понимаешь?.. Я бы тебя убила за одну только мысль о том, что ты способен на такой подвиг. Обожала бы, как ненормальная, но все равно убила бы… Мне вчера вечером, когда ты уже уехал, Валька рассказала о твоей семье. О некоторых твоих фокусах. Слухами ведь земля полнится, а в вашей прокуратуре – тем более. Еще – о своей сумасшедшей любви к тебе – в те годы, конечно. И о том, что главной причиной твоего расхождения с Герой, о чем ты, разумеется, даже и не догадываешься, было то, что он не мог не замечать Валькиных чувств к тебе. Но он был… на что уж теперь надеяться, был, конечно, слишком правильным, чтобы заводить с женой разговор на эту тему. Ты, когда встретишься с ней, не проговорись о том, что я тебе сказала, а то она очень переживать будет. У нее и без того слишком много сейчас… Вот и все, мой милый, очаровательный, несостоявшийся любовник, о чем я очень жалею, можешь мне поверить. До свиданья, возможно, действительно где-нибудь, когда-нибудь… если мы не будем к тому времени слишком старыми!

– Спасибо за то, что оставляешь надежду! – рассмеялся Турецкий. – Ну и когда он, твой самолет-то?

И после ее ответа, с неожиданной для себя радостью, отметил, что он ведь вполне может еще успеть помахать ей ладонью вслед. Просто раньше надо выехать в аэропорт. Но не сказал Кате об этом, а лишь весело простился и пожелал удачи. Но подумал, что без такого вот жеста с его стороны их вспыхнувшие чувства друг к другу остались бы неполными, куцыми, лишенными, черт возьми, так необходимой в подобных случаях ностальгии при расставании.


Катя была чрезвычайно удивлена.

Отыскав в толпе улетающей публики ярко-красный кофр и рядом – ее, не то, чтобы совсем уж скорбную, но явно печальную фигурку, а вслед за тем и вспыхнувший изумлением взгляд, который она, скорее, машинально остановила на нем, не сразу узнав, он поблагодарил себя за мысль проводить ее. Прижавшись щекой к его груди, взволнованная Катя цепко обхватила его подрагивающими руками и шептала без остановки, будто молитву:

– Ты знаешь, а я все-таки и ждала, и не надеялась… Неужели не поймет, неужели не взглянет хоть напоследок?.. Даже загадала про себя, если сегодня еще увижу, все будет хорошо. А тебя не было, и я здравым умом понимала уже, что ничего хорошего ждать не придется. Но ты пришел… А я даже не знаю, что тебе сказать, все мысли и слова из головы вылетели… Нет, я не влюблена в тебя, я понимаю, этого нельзя, и тебе самому будут мешать лишние волнения, как там она, что с ней… Ничего этого не надо, лишь бы знать, что с тобой все в порядке, а, значит, и с моими… Ты ведь не дашь их в обиду?..

Это была первая ее фраза, произнесенная вопросительно. Катя подняла голову и требовательно уставилась Александру в глаза.

– Само собой, разумеется, – ответил он. – А как же иначе? Могла бы и не беспокоиться. Мне показалось, что мы прекрасно поняли друг друга… Ты знаешь, я вдруг почувствовал сильнейшее желание, просто потребность, махнуть тебе рукой – на дорожку, чтоб полет и отдых были удачными, и на душе у тебя осталось тепло от нашей неожиданной встречи.

– Спасибо, милый… – она все не отпускала его от себя. Но вдруг улыбнулась лукаво, здорово у нее это получалось: – Дома не попало за позднее возвращение? У тебя ж принцип – не врать?

Он засмеялся.

– Не врать, это еще не значит выкладывать на стол все без разбору. Дозировать надо информацию, но от этого она не становится ложью. Я рассказал все, как было, кроме… собственных ощущений, до которых никому нет дела. Я, возможно, просто забыл о них, – могут же у меня быть провалы в памяти?.. Опять же – и возраст. Слышала анекдот, как пациент разговаривает с врачом? «Доктор, – говорит, – у меня появились провалы памяти». А доктор: «Давно?» – «Чего, давно?» – «Так провалы». – «Какие провалы, вы о чем, доктор?»

Катя хохотала взахлеб, будто из нее вместе со смехом изливалась горечь последних событий, и она успокаивалась, настраиваясь наконец на волну добра и дружеского тепла, на волну отдыха от всех неприятностей.

– Какой ты молодец, – выговорила, наконец, – как ты умеешь успокаивать!

– Ну и слава богу. Теперь ты, вижу, в норме. А то стоит, понимаешь, мировая скорбь, тут не об отдыхе, а о клинике надо беспокоиться… Умница, ты – очень хороший человечек. Я могу без конца повторять, что искренне счастлив, что познакомился с тобой… Но скажи мне, как все-таки отреагировала на нашу болтовню Валя? Не обидел ли я ее случайно? Откуда ж мне было знать о ее чувствах? И как мне теперь вести себя с ней? Ты же ее знаешь…

– А вот как со мной разговариваешь. Открыто и честно. Она ведь тоже летит где-то совсем скоро. Сегодня, я имею в виду. Может, еще и встретитесь. Не бери в голову. Мы с ней любим друг друга и никогда не ссоримся. Единственное, в чем наши взгляды расходились, это в отношении к Герке. Тот был всегда слишком спокоен, холоден… Все знал, понимаешь? Ни в чем не сомневался. Но у живых людей так ведь не бывает?

– Почему ты все время повторяешь: был? Разве что-то уже случилось? – Турецкий напрягся.

– Да, конечно… – Катя смутилась. – Нельзя так, когда человеку плохо… А я, честное слово, не хотела перебегать дорожку, которую Валька, возможно, мысленно протоптала для себя. Не знаю. Но когда ты появился, я сразу подумала, что мне нужен именно ты, и никто другой. Я ведь тоже очень самонадеянная девчонка, всегда была такой. А у нас, на телевидении, кстати, другой и быть нельзя, – съедят. Так что прости, я, в самом деле, не хотела напрягать ни сестренку, ни тебя, уж как вышло…

– Ты будто оправдываешься, а зачем? И перед кем, передо мной? Но у нас же фактически ничего и не было, кроме… ну, кроме сегодняшнего телефонного разговора.

– А это ты сейчас сам узнаешь, – улыбнулась она и ловко отцепилась от него, как будто и не сжимала только что в своих объятиях. – Обернись и удивись.

Турецкий обернулся и увидел Валентину, которая с тяжелой сумкой в руке пробиралась между группами отлетающих в Таиланд туристов, одетых в теплые куртки, и вертела головой в поисках сестры, кого же еще?

– Секунду, – сказал он Кате и быстро пошел навстречу Валентине. – Валя! – окликнул он, и увидел, как вспыхнуло ее лицо: она явно не ожидала такой встречи.

– Ух, слава богу, успела! – выдохнула она, отдав ему свою сумку, но избегая, однако, взгляда Александра и нарочито пылко обнимая сестру. – А у меня тоже совсем скоро… – сказала, словно оправдываясь, явно для Турецкого. – Катюшенька, ты дома ничего не забыла? Там какие-то купальники…

– Все мое ношу с собой, – хмыкнула Катя. – А это – лишние, не знаю, зачем сунула их в кофр. Ладно, оттуда не звонили?

– Нет… И мамы нет дома. Не отвечает домашний. А с мобильниками… ты ж ее знаешь, она их боится. Как бы не было беды, сердце болит.

– Ничего, Валюшка, – успокоила Катя, – Саша рядом будет, он пообещал. Да, Саша?

– И двух мнений нет, – бодро отозвался он, уже видя, что добровольно взваливает на свои плечи дополнительный груз, и еще неясно, какой из них тяжелей, – служебный или теперь личный. – Как говорится, бог не выдаст, свинья не съест. Так ты каким рейсом, – спросил у Вали, и та, не отвечая, раскрыла сумочку и достала билет. – Не знаю, посмотри.

Все правильно, он летел тем же самым, дополнительным рейсом. Подумалось, что вряд ли это было простым везением. Но не заводить же разговора на эту тему!

– Внимание!.. – разнеслось из динамиков.

– Ну вот, и мой! – бодро сказала Катя, выслушав объявление о начале регистрации билетов. – Вы не ждите, это будет долго. Пойдите, кофейку, что ли, выпейте.

Но у стойки появилась вторая девушка в форме, принялась тоже регистрировать билеты отлетающих пассажиров, и очередь пошла быстро. Александр с Валей дождались, когда подошла очередь Кати. Сестры порывисто обнялись, и Валентина отошла в сторону, как бы уступая место Турецкому. И он не стал церемониться, тоже крепко обнял Катю и звонко, даже вызывающе громко, чмокнул ее в щечку. И подмигнул, отстранившись. Она засмеялась:

– Долго помнить буду! Ну, пока, звоните, если что случится.

– Отдыхай, – отмахнулась Валентина. – Незачем волноваться. Мы уж как-нибудь с мамой справимся… Я поживу у нее некоторое время, пока Гера не… ну, не вылезет из комы.

– Дай вам бог, – кивнула Катя и ушла к стойке. Ее немедленно заслонили другие, странно, по-летнему одетые туристы, отлетающие на курорты южных морей.

– Пойдем, действительно по кофейку? – предложил Турецкий.

– Извини, это у меня случайно так получилось, – оправдываясь, сказала Валя.

– Да что у вас за манера – все время извиняться, как будто вы обе в чем-то виноваты? Валюша, не надо, успокойся, никто тебя ни в чем не подозревает, а вот поговорить нам с тобой обязательно надо, вряд ли там предоставят такую возможность. Потому что уже на трапе, выходя из самолета, мы не будем знакомы друг с другом. До определенного времени, пока я не скажу, ладно?

– А что я могу ответить? Это ж твоя работа… – И добавила без всякой связи: – Катька счастлива… Как я рада за нее…

– Я тоже рад, что вы обе счастливы, – двусмысленно ответил Турецкий. – Ты не бойся за себя, я тебе помогу. А Катюшка у тебя – хорошая сестра, просто отличная. И тебя любит. Только о тебе и говорит. Давно не видел таких отношений между сестрами.

– Тебе ведь она тоже понравилась, – лицо у Вали снова зарделось. – Я очень рада за вас обоих, можешь мне поверить. К сожалению, себе я могла бы разве лишь мысленно пожелать подобной радости. Видел бы ты ее лицо…

– Видел, – тактично напомнил он. – Только что. И тоже восхитился. Но давай пока оставим эту тему, тем более что она и не могла иметь счастливого продолжения. Давай о деле… Итак, Катя все, о чем знала от Геры, мне уже пересказала. Он не был щедр на информацию, потому что, видимо, отлично понимал: чтобы его сломать, заставить отступить, эти типы могли «заинтересоваться», мягко выражаясь, теми, кто его окружал. Сейчас поздно говорить, но он ошибся, невольно подставляя под удар твою маму и сестру. Опытный сыщик не должен совершать подобных ошибок. И отлет Кати – акция очень удачная и своевременная. Это правильно. Я и сам хотел предложить ей спрятаться, скрыться где-нибудь хотя бы на время. Ладно, что сделано, теперь уже не исправить. Но теперь надо думать о тебе. Что может быть тебе известно? Я имею в виду те факты, которые могли бы представлять опасность или прямую угрозу для тех мерзавцев?

– Практически ничего, – ответила Валентина, усаживаясь на подвинутый Александром стул в баре. – Может быть, даже гораздо меньше твоего. У мамы разве что спросить? Но как рассказать тебе, если мы не будем встречаться?

– Это кто тебе сказал?

– Ну… ты же! Или я не поняла?

– Скорей всего, не поняла. Я сказал, что для всех прочих мы с тобой не знакомы. Это чтоб они к тебе не лезли с вопросами, кто нанял частного сыщика? Но факт нашего незнакомства вовсе не означает, что один хитрый сыщик не сможет проникнуть в ваш с мамой дом под покровом густой темноты. Слушай, – улыбнулся он, – а ты чего постоянно краснеешь? Это я, что ли, виноват?

– Перестань, Саша, не надо, – смутилась она.

Конец ознакомительного фрагмента.