Три богатыря
С рассвета до полудня идем бодро. Признаться, я уже «расходился». Шаг мой приобрел легкую упругость. Сознание все легче выходит из рассеяния и углубляется в область молитвы. Сегодня солнце припекает особенно крепко. Но вот и деревня. Крайний дом и следующие за ним два – безжизненны. А вот и живой человек. Навстречу идет бородатый мужчина с загорелым лицом в свитере, протертом до прозрачности. Взгляд его спокойный и уверенный, но смирный. Кажется, наш.
– Мир вам, братья, – кивает он, поравнявшись с нами. – Странники?
– Да. Здравствуй, брат. Водицей не напоишь?
– Нет ничего проще. Пойдемте.
Заходим в избу. За сенями на летней веранде утоптанное сено вперемешку с козьим пометом. В горнице беспорядок. Видимо, хозяин готовится к рыбалке: кругом развешаны сети, разложены снасти. Кроме того, на веревках сушатся грибы и травы. На столах горками лежат огурцы, кабачки и бурые помидоры. Перед Красным углом – грубоватый аналой с потертыми молитвословами, псалтирью и Библией. Иконки, в основном, бумажные, но есть одна маленькая Казанская старинного письма. И так же две большие, видимо храмовые, но с трещинами и отслоением краски.
Хозяина зовут Николай. Вода у него сладкая. Он предлагает нам пообедать вместе. Бесшумно входят еще двое бородачей. Один великан, с длинными волосами, перехваченными на лбу черной лентой с молитвой «Живый в помощи» в черной джинсовой рубашке, сильно выгоревшей. Другой едва достает макушкой ему до плеча, с короткой стрижкой, в кожаном жилете в молниях и карманах, небрежно надетом на голое тело. Они принесли ведро свежей рыбы, кажется, карасей. Знакомимся. Молчаливый великан – Егор, малорослый – Дмитрий.
Сидим вокруг ведра и чистим мелких карасей. Две упитанные кошки ластятся к ногам. Но суровые хозяева не спешат кормить их с рук. Когда разделка рыбы закончена, я ставлю миску с кошачьим кормом на пол. Сам споласкиваю руки. Оборачиваюсь – миска пуста, а кошки сыто облизываются. Ну ладно мягкие ткани, но головы с хвостами вот так разом проглотить – это, конечно, надо иметь практику. Часть рыбы хозяева жарят на сковороде, а из второй половины варят густую уху с грибами и пшенкой.
За столом разговорчивый Дима рассказывает про житье-бытье. Оказывается, у каждого из трех богатырей, как я их про себя назвал, имеется дом в этой деревне. Причем, основатель их братства – Николай, поселился здесь первым. Он офицер в отставке по ранению. Следом здесь появился Егор, а последним в прошлом году – сам рассказчик.
Дима занимался бизнесом. Была у него своя лесопилка, магазинчик, пара машин и просторный дом. Но как деньги появились, начал страдать запоями, все пропил, спустил. Последнее, что осталось от прежних богатств – дом в этой деревне, который он как-то давно купил под дачу: уж больно места здесь грибные и рыбные. Сейчас у него на спиртное «вечная епитимия».
Прежде чем рассказать о Егоре, взял у него разрешение. Кстати, оба наши молчуна – Валерий и Егор – сознательно или бессознательно держатся вместе. Правду говорят, что подобное притягивается подобным. Получив от Егора молчаливый кивок, Дима заговорщицки улыбается:
– А это наш раскаявшийся разбойник. Работал он в области у небезызвестного Вано бригадиром, то есть по-ихнему, быком. Да вот проблема – подсел на кокаин. Однажды перебрал наш Егорка с дозой. Перед самой разборкой нюхнул для храбрости и «улетел» так высоко, что приземлился аж в соседнем селе, что в трехстах километрах от областного центра. Там у нас храм во имя Георгия Победоносца, его небесного покровителя. Видать, он Егорку сюда к себе и привел, пока он летал на кокаиновом дирижабле. Отмок наш летчик в святом источнике, а батюшка его благословил причащаться каждое воскресенье. Ну, парень он упертый. Сами знаете, разбойничий бизнес приобщает к дисциплине труда. Приказали ему – умрет, но сделает. Так он с кокаина-то и слез с помощью своего победоносного покровителя. Да вот незадача: как прозрел, так замолчал. Слова от него не добьешься. А Николай про себя сам расскажет. Он, в отличие от Егорки, говорить еще не разучился.
– А что мне рассказывать? – почесал затылок Николай. – Воевал на двух войнах. Насмотрелся ужасов, крови, предательства. Вернулся домой, а там еще хуже. Друзья пьют и деньги делают. Пробовал устроиться на работу, но… Не умею перед начальством стелиться, особенно когда оно хамит и ворует. Я так: что думаю, то и говорю. Пока работал, кое-как скопил на дом. Купил и переехал сюда жить. Пока еще совхоз живым был, я на тракторе работал. Здесь моя военная профессия пригодилась: я служил в танковых войсках. А потом все развалилось. Теперь мы тут сами выживаем, как можем. Земля, лес да река нас кормят. Зимой срубы собираем, потом продаем. Покупатели пока есть. Стадо козочек завели. Молоко, сыр и мясо – свои. Что рассказывать? Не знаю.
– А что за иконы у тебя?
– Маленькая Казанская – это келейный монашеский образ. А большие принесли для реставрации. Видать, они из разрушенного храма. Кто-то из деревенских сохранил, а потом они по рукам ходили, пока к нам не пришли, – Николай улыбается. – С ними тут чудо произошло. Есть у нас в деревне ребята лихие. Все знают, что они дома обчищают, но ничего поделать с ними не могут. Однажды мы в храм на праздник ушли. Когда вернулись, смотрю: нет икон. Мы к воришкам, а они в скит подались. Есть у них в лесу своя охотничья заимка. Идти туда мы остереглись. Там они хозяева, в случае чего и застрелить могут. Что с пьяных-то взять? Стали за них молиться втроем, поклоны класть. Ведь это тебе не вязанку дров украсть – святые иконы! А через два дня воришки сами пришли. Поставили бутылку самогона, сами пьют и плачут. Говорят, что покоя лишились, по ночам страх нападает жуткий. Да еще вот эта маленькая Казанская… Они ее, когда по лесу несли, в траве потеряли. Пошли искать – а она на пеньке стоймя стоит! Представляете? Короче, принесли они иконы и умоляли обратно взять, а то им жить страшно стало.
Конец ознакомительного фрагмента.