Глава 4
Как ни крути, а без лодки плохо. Ни на тот берег сплавать, ни проверить дорогу вверх по речушке, протекающей в балке. Да и вообще надо пройти по основному руслу в обе стороны хотя бы на несколько километров. Вдруг людей встретят, или найдут что-нибудь замечательное.
С лодками Славка дело имел и, будь у него доски, сделал бы. Однако без смолы и пакли герметизировать швы не удастся. И напилить их нечем, да и не из чего. Деревьев с прямыми стволами в этих местах негусто. Тополя пирамидальные встречались, но к их древесине у него возникло стойкое предубеждение. Еще можно клены выбрать ровные. Так не топором же из них вытесывать доски! Тем более один из топоров – туристический, весь стальной со стальной же рукояткой в резине – для серьезной плотницкой работы непригоден, поскольку собственно лезвие у него толстое. А второй – совсем маленький, под женскую руку. Отлично насажен, прекрасно заточен, хорошей стали. Колышек затесать – самое то. Но валить им лес или бревна обтесывать, что канаву копать зубочисткой.
Вот об этом и толковали за завтраком. Овсянка, кофе – красота. Вера Евгеньевна вспомнила про надувную лодку, что хранится у них на даче, а Маркович рассказал про полиэтиленовые листы, что везли на багажнике. В общем, Славка с Рипой сходили в балку и принесли несколько штук, пока не жарко. Длиной около двух метров, шириной чуть меньше, одного и полтора миллиметра толщиной, они имели продольные ребра жесткости в виде редкого рифления. Собственно, раз нет ничего другого, придется обходиться тем, что есть. И Славка отправился на поиски кленов. Ему достаточно четырех длинных толстых жердей. А короткие прямые участки стволов или толстых сучьев найти несложно.
Лодка получилась у него за три дня. Вертикальные борта высотой в половину ширины листа, плоское дно точно по ширине того же листа, прямой транец и наклоненный, как у парома, нос. Когда прикрутил обшивку на саморезы к деревянному каркасу, стыки просто заварил, используя пламя свечки и добавляя в швы для «мясистости» расплавленные полосочки, отрезаемые от пятого, недорасходованного листа.
Поплавал у берега. Не протекает. Посадил обеих женщин и немного покатал. Все нормально. Шибко не разгонишься, но даже если не слишком сильно наваливаться на весла – идет быстрее пешехода.
А Марковичу было позволено передвигаться на четвереньках и ложиться на спину. Когда Рипа уединялась с ним в балагане, Вера Евгеньевна старалась держаться подальше, чтобы не слышать кряхтения и коротких вскриков боли, которые он иногда издавал. Вообще-то Маркович без дела не лежал – положение на животе, если выставить голову вперед за границу носилок, оставляет руки свободными. Так что он занимался выпиливанием и выстругиванием, сгибанием из проволочки каких-то финтифлюшек, в результате чего в балагане появились стеллаж и столик. А на жердях каркаса и ближних к костру деревьях заняли свои места лопаточки, черпачки и дощечки, использовавшиеся во время стряпни.
Основные силы он положил на плетение корзин. Никогда раньше не занимался и даже не читал об этом всерьез. Вера садовым секатором настригла ему ивовых прутьев, после чего последовали экспериментальные работы, в результате которых появилось огромное количество кривобоких, расползающихся порой от первого прикосновения, уродцев с отскакивающими ручками или производящими сброс содержимого через дно при попытке транспортировки чего-либо. А потом родилось замечательное изделие, за свой скромный размер прозванное ласковым словом «лукошко».
С этого момента дело пошло на лад. Более всех довольна была Рипа. Ее пациент оставался активен, не нагружая позвоночный столб. А еще женщины, вымочив, высушив и растрепав хорошую охапку тех самых травинок, расчесали ее метелкой заостренных прутьев и сплели несколько тонких прочных лесок, для которых Маркович из проволоки сделал крючки. Снасти, именуемые по науке донными удочками, а в просторечии – закидушками, обеспечивали стабильное поступление рыбы к столу. В основном это были судаки, из чего сделали заключение о том, что река, на которой они оказались, принадлежит черноморско-каспийской зоне.
Для такого дела Рипа «раскочегарила» свой ноутбук, благо прикуриватель в «Ниве» был исправен, а все провода и переходники имелись. Диски с несколькими энциклопедиями позволили им идентифицировать и рыб, и многие растения, веточки которых они прихватывали, осматривая окрестности. Одна из травинок оказалась гречихой, а еще выяснилось, что вокруг растет куча абрикосовых деревьев. Забавно, но плодов на них никто не заметил.
Больше всего непоняток было со злаками. Суставчатых стеблей с колосками в степи нашлось с десяток разных видов, и сходства и различия между ними и изображениями на экране ноута не позволяли однозначно определиться с тем, имеется здесь хоть что-то съедобное или нет. Вера Евгеньевна натрясла в кулек некоторое количество зернышек из колосьев трех видов, напоминавших пшеницу, и смолола на антуражной кофемолке. Штуковина оказалась работоспособной. Тесто замесилось из муки, полученной из всех видов зерен, а испеченные в сковороде под крышкой от котелка постные коржики признали съедобными. Одна беда, колос «отпускал» только небольшую часть зернышек, так что этот вид добывания пропитания обещал оказаться трудоемким. День работы ради трех лепешек – это для истинных трудоголиков. И если зерно не все вытряхивается из колоса, значит, созревание происходит не одномоментно. Неизвестно, когда началось и когда завершится. Так что, выходит, с каждого места можно не по разу пытаться собирать урожай, а с интервалом в недельку или две.
То, что они обживаются, Славку радовало, потому что становилось удобней, и раздражало, потому что затрудняло будущий переезд. Куда? Облюбованное место в балке следовало посетить на лодке, осмотреться, спланировать постройки, определиться с материалами… и не следовало медлить с разведкой вдоль реки и по ее противоположному берегу. На их ежедневно пускаемый в воздух столб дыма так никто и не пришел.
В путешествие по реке отправилась молодежь. Сначала переплыли на другой берег. Вообще-то Славка и раньше мог бы это сделать, на воде он держится уверенно. Не было причины так напрягаться. Собственно, это так и оказалось. Короткий песчаный пляж, почти сразу переходящий в глинистый. Затем обрыв метров шесть. А там – равнина с травой и кустарником.
Прошли в глубь берега и через полкилометра снова оказались на берегу водоема. Извилистое русло шириной в полсотни метров со слабым течением. Противоположный берег снова обрывистый, в то время как этот – пологий. Много деревьев, все как всюду.
Вернулись к лодке и, придерживаясь узкой прибрежной полоски стоячей воды, погребли вверх по течению. Славка наваливался на весла, сидя лицом назад ближе к корме, а Рипа с копьем в руках поглядывала вперед. Хорошо продвигались, неспешно, но уверенно. Прошли несколько плавных поворотов и оказались у верхней оконечности острова. Еще несколько километров в том же направлении привели их к новой развилке. Итак, река имеет широкую пойму с разветвленной сетью русел, и, как следствие, омывает массу островов. Путаться в этом лабиринте можно до бесконечности, а признаков присутствия людей не видно. Хотя, конечно, в этих местах, чтобы кого-нибудь найти, надо осматривать каждый куст.
Домой шли по стрежню, пользуясь заметным попутным течением. Это они за день, оказывается, успели отойти от места стоянки километров на пятнадцать.
На следующий день аналогичную вылазку предприняли в южном направлении, в сторону низовий. Три часа дрейфовали, а потом, чередуясь, пять часов гребли обратно. Единственное, что обнаружили – это окончание острова, который переходили вчера. Просто в большую реку влилась малая. Тут оказалась длинная песчаная коса, широкий разлив и было очень мелко.
На третий день отправились, наконец, в балку. Для того чтобы попасть в речушку, потребовалось преодолеть заросли камыша. Здесь удобнее действовать шестом. А потом по узкому извилистому руслу поднялись до места, облюбованного во время автомобильной разведки. Оно их не разочаровало. И оказалось до него ближе, чем представлялось Славке по первому впечатлению. Километров семь или восемь, потому что дорога заняла примерно полтора часа. По прикидкам перепада высот, на глазок, конечно, выходило, что подъем воды в большой реке сюда не доходит, а разлив в этом месте происходит за счет притока с собственных верховий.
Прошли выше. По мере продвижения возникало понимание, что чем дальше – тем гуще и обширней прибрежные заросли. Местами это напоминало настоящие леса, хотя деревьев хвойных пород в них не заметили. В нескольких местах высаживались и осторожно, держа наготове все те же копья, осматривались. Самым важным наблюдением оказалось то, что выше полутора метров вода здесь не поднималась, во всяком случае «пояски» на стволах деревьев и нанесенный половодьями мусор указывали на это определенно. А еще здесь можно было разжиться сушняком. У многих крупных деревьев нижние сучья поотмирали. Отламывай, отрубай или спиливай – без разницы. И встречается шиповник. Его многометровые ветви сплетаются в такие стены, что представляют собой абсолютно непроходимые заросли.
Набрали сушняка, натесали кольев, вернулись к месту предполагаемого поселения, попутно приметив местечко удобное, чтобы брать в нем глину. Совсем, кстати, близко от места возведения жилья. А потом попытались «вбить первый колышек». Да хоть сто вбивай. Трава все спрячет. Она в этих местах растет прекрасно. И начинать что-либо строить, не выкосив поляну, значит найти себе массу проблем и утонуть в куче бестолковых деяний. Славка долго раздумывал, глядя на это все, рассуждая о предстоящих делах. Реальных работников у них только трое. Причем женский труд не должен быть слишком тяжелым. Так что надо предусмотреть все, вплоть до размеров балок, которые придется втаскивать на стены, и о кирпичах, без которых не сделаешь печку.
Посадили картошку. У Веры Евгеньевны и Петра Марковича было с собой захвачено на дачу килограмма три. Ребята и закопали клубни в трех местах, в пойменной, затопляемой части балки, рассчитывая убрать урожай до весеннего половодья будущей весны, в средней, где планировался огород, и «в степи». Агротехнические сроки, разумеется, неоптимальные, но на то, что семенной материал сохранится до весны, надежды мало – сгниет или высохнет – всхожесть пропадет. А если посадить – хоть что-то да вырастет. Действие наудачу. А уже даст она семена или клубни – это заранее неясно. Хотя, если потом семенами сажать, картошка получится фиговая – аналог дикой. Но так как у них же вообще никакой нет, попытку делать нужно в любом случае.
Славка ковырялся в имевшихся у них металлических сокровищах. Ничего годящегося для изготовления косы не было.
– Хотела с тобой поговорить. – Рипа присела рядом. – Как ты думаешь, может ведь оказаться, что кроме нас здесь больше никаких людей нет.
– Может, – вот эта полоска металла, если ее загнуть, прикрепить одним концом к длинной палке, а другой конец заточить…
– И что ты думаешь о детях?
– Думаю, что они будут. Если ты не против.
– Понимаешь, друг любезный, тут просто нельзя быть против. Это объективная необходимость. Если через двадцать лет среди нас не окажется молодых и сильных людей, мы просто вымрем голодной зимой. Ну, или что-то подобное.
– Понимаю, будем делать прямо сейчас? – Славка обнял свою женщину.
– Это еще не вся проблема. Наши с тобой дети все окажутся братьями и сестрами. Браки между ними приведут к быстрому вырождению. Потомство будет слабым и больным.
– Это мы изучали в школе. Законы Менделя, перекрестное опыление. Ты планируешь забеременеть от Марковича?
– Года через два, сначала рожу от тебя. Он-то еще не скоро будет готов… к полноценной жизни. А вот Вере медлить не следует. Ее репродуктивного срока хватит максимум на три беременности. А может, и на одну. Ей уже сорок. Так что ступай, жеребец, и сделай все как следует. Она в курсе. Ждет тебя около того места, где мы шапки плели. И, это самое, не ластись ко мне, пока не доведете дело до успеха. Я ведь не железная.
Женщина ждала его на расстеленном спальнике. Вот ведь как, причесалась, губки накрасила. Славка жутко стеснялся и сомневался, что у него получится, но она была ласкова, и все сработало как часы. А потом они купались в парной воде залива, отсеченного от реки песчаной косой, где и закрепили достигнутый успех.
– Ты, Слава, если что, не стесняйся, – добила она его окончательно, – я тебе всегда рада. Даже если и не ради продолжения рода человеческого.
Женщины заготавливали огромное количество лозняка, связывая его в вязанки. Маркович сделал формы для кирпичей разного вида. Не только обычные, кирпичеобразные, но и в форме клиньев, чтобы удобнее было выкладывать свод. Обсуждая устройство будущей печки, мужики долго перебирали варианты, продумывали конструкцию колосников, поддувала, крышку топочного отделения и, самое сложное – плиту. Ну никак у них это из металла не выходило. Ничего подходящего для этих элементов в джипе не наблюдалось. Оставалось придумывать из керамики, в которой оба участника дискуссии были тоже – ни петь, ни читать.
Еще «лежачий мастер» мараковал насчет будущих окон, примеряясь к паре завалявшихся в «Ниве» пластиковых бутылок и крошечной белой канистрочке из-под «Тосола», стенки которой немного пропускали свет.
А Славка сделал-таки косу длиной в полторы ладони. Ерундовая, конечно, но, когда приловчился, косить потихоньку удавалось. Собственно этим он и занялся на месте будущей стройки, куда отправился на этот раз с Верой. Получилось то, что надо. Разметили углы будущего строения, сняли плодородный слой, набили кольев и сплели стены. Материалы подвозила на лодке Рипа.
Потом так же поставили вторую стену и принялись засыпать в пространство между плетнями сухую глину, перекладывая ее высохшей травой. Увлажняли слегка и трамбовали. А вот сами плетни обмазали той же самой глиной, хорошо промешанной с рубленой травой. По оси постройки – балка на столбах. Потолок – одни сплошные часто расположенные балки. К счастью – всего трехметровые. Славка, пока наготовил, да наобтесывал, думал, свихнется. Протесываешь девять метров, а в результате перекрывается участок пролета шириной в три пальца.
Период стройки отличался такой хлопотностью и загруженностью, что все три его активных участника просто отключались с наступлением темноты. Сохли кирпичи и доставлялись дрова для их обжига, сохли будущие стропила и срезался тростник для кровли Начисто притесывались элементы потолка, и глина носилась, насыпалась, трамбовалась. И опять – носилась, насыпалась, трамбовалась. Связывалась обрешетка, устанавливалась дверная коробка. А трубу нужно было выкладывать толстостенную – этакую колонну, прочную и несокрушимую.
В это кошмарное по своей напряженности время переезд из поймы в балку прошел как бы сам по себе. Перевозка балагана и его содержимого произошла между доставкой жердей и замесом глины для кладки печи. Маркович к этому времени уже ходил, но ничего тяжелее топорика Рипа ему брать в руки не позволяла.
– Если сорвете спину, то вдвое дольше придется лежать, – объясняла она. И ведь слушался.
Теплый дом размером шесть на шесть метров имел с северной стороны четырехметровую холодную пристройку с плетеными стенами, обмазанными глиной. Туда вела толстая дверь из жилой комнаты, а вторая, легкая, выходила наружу. С южной стороны, где расположен парадный вход, – сооружен таких же размеров навес. По паре окон, снабженных наружными ставнями, смотрели на восток и на запад. Крыша над всем этим была общая, хотя потолок имелся только над основным помещением.
Печка получилась с первого раза. Сколько уж будет от нее тепла в холода – это станет ясно зимой. Но при приготовлении на ней пищи в доме делается невыносимо жарко. Поэтому во дворе сложили печурку попроще, для которой пришлось соорудить навес, окружить его плетеными стенами и обмазать.
А еще кирпича хватило на печку со сводом, где остающийся на «легком» труде Маркович обжигал горшки. Дрова и глину ему притаскивали, привозили песочек с большой реки, а с остальным он справлялся. Женщины каждый день ходили в степь «трясти колоски». Им для этого сделали удобные сумочки. Славка пробовал подключиться, но такое количество наклонов выдержать не смог. Иначе у мужиков суставы устроены, не так гибко, как у женщин. Зато голова сразу сработала и придумала удобные приспособления – совочек и метелку. Килограмм-другой зерна каждый день прибывало.
Как только переехали на новое место, заметили, что ночи стали прохладными, а дни укоротились. Пожалели, что сразу не провели мало-мальских астрономических наблюдений, и неутомимый Маркович принялся за оборудование простейшей обсерватории. Посчитали дни, и получилось, что в этом мире они уже полтора месяца, и что почти две трети этого срока заняла стройка.
Славка и Рипа сидят на песке у основания той самой косы, на которую выплыли в момент появления в этом мире. Они только что погрузили в лодку последние связки ивовых прутьев, обошли место бывшего становища, проверяя, не забыто ли чего, и сняли с закидушек нескольких судачков.
– Знаешь, я уже привыкла к мысли, что замужем за двоеженцем. – Она, как обычно, обращена лицом в другую сторону, контролируя «заднюю полусферу». И наготове у нее копье, которое они всегда держат если не в руке, то рядом. Нет, нападений зверей не было, но встреч – сколько угодно. – И, знаешь, Вера просто расцвела на глазах. А я скучаю. Напрасно я так резко отказала тебе в ласке, пока ты с ней. Вообще-то это правильно с медицинской точки зрения, чтобы твой юный неокрепший организм не перенапрягся.
Cлавка обнимает ее.
– Постой, смотри, собака.
Оглядывается.
– Я этого волчонка уже встречал. Кажется, он хромает. Точно, приходит к тому месту, куда обычно выбрасывают рыбьи потроха.
– Думаешь, прикормился? А мы ведь уже сколько дней, как не здесь готовим. И вот еще, он выглядит не совсем как волк. Есть в нем что-то от сеттера, хотя уши стоячие. Дам ему одну рыбку.
Рипа покопалась в корзинке с уловом, и судачок полетел в сторону животного.
– А как увяжется?
– И ладно. Будет поддерживать гигиену, может, даже до попрошайничества дорастет. Помнишь, лиса начинала бедокурить? А как этот зверь появился – пропала. Если он еще мышей полевок да всяких сусликов станет гонять – вот тебе и друг человека. – Рипа уже явно провоцирует Славку, прижимаясь теснее, но продолжает рассуждать: – Мы здесь навсегда. И с Верой не напрягайся уже так сильно, подозреваю, что все у вас получилось.