Глава 7
Торговый центр «Зеленая Луна» располагается на «Грин-Мун-роуд», между старыми кварталами Пико Мундо и более современными западными пригородами. Гигантское сооружение со стенами цвета песка конструктивно напоминало жилище коренных жителей Америки, только проектировалось с таким расчетом, словно жить в нем собирались индейцы-гиганты ростом в шестнадцать футов.
Несмотря на эту любопытную попытку создать что-то гармонирующее с окружающей природой, но крайне нелогичную с позиции здравого смысла, арендаторы в Пико Мундо в большинстве своем точно такие же, как и в Лос-Анджелесе, Чикаго, Нью-Йорке или Майами: «Старбак», «Гэп», «Донна Каран», «Крейт-и-Баррел»… список можно продолжать достаточно долго.
В углу огромной стоянки находится «Мир покрышек». Здесь фантазия архитектора разыгралась еще сильнее.
Над одноэтажным зданием высится башня, которую венчает гигантский шар. Это модель Земли, она неторопливо вращается, напоминая о тех временах, когда на планете царили мир и невинность, потерянные после того, как в райский сад проник змей.
Как у Сатурна, у этой планеты есть кольцо, только не из ледяных кристаллов, скал и пыли, а из резины. Кольцом этим служит покрышка, и она тоже вращается и поблескивает лампочками.
Пять рабочих мест гарантируют, что клиентам не придется долго ждать замены покрышек. Все сотрудники в униформе. Очень вежливые. Всегда улыбающиеся. Похоже, они счастливы и всем довольны.
Здесь можно купить автомобильные аккумуляторы, а также поменять масло. Но главным, конечно, является замена покрышек.
И торговый зал пропитан приятным запахом резины, ждущей выезда на дорогу.
В тот вторник, во второй половине дня, я бродил по проходам десять или пятнадцать минут, и никто меня не беспокоил. Некоторые сотрудники здоровались со мной, ни один не пытался мне что-то продать.
Время от времени я прихожу сюда, и они знают, что меня интересует жизнь покрышек.
Принадлежит «Мир покрышек» мистеру Джозефу Маньони. Он – отец Энтони Маньони, моего друга в средней школе.
Энтони учится в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса. Собирается сделать карьеру в медицине.
Мистер Маньони гордится тем, что его сын станет врачом, но разочарован отсутствием интереса Энтони к семейному бизнесу. Он с радостью взял бы меня на работу и относился бы ко мне, как к приемному сыну.
Здесь продаются покрышки для легковых автомобилей, внедорожников, грузовиков, мотоциклов, отличающиеся как размерами, так и качеством, но достаточно запомнить перечень наименований, и никаких проблем с работой в «Мире покрышек» возникать не будет.
В этот вторник, правда, у меня нет желания сдать свою лопатку в «Пико Мундо гриль», хотя работа повара блюд быстрого приготовления может быть напряженной, когда столики полны, стопка листочков с заказами растет, а голова распухает от ресторанного сленга. Если на этот день приходится еще и необычно много встреч с мертвыми, у меня возникает жжение в желудке, и я знаю, что это не ерунда, а начало воспалительного процесса, который может привести к язвенной болезни.
В такие дни жизнь покрышек кажется убежищем от суеты, прямо-таки монастырем.
Однако даже в пропахшем резиной уголке рая мистера Маньони тоже есть призраки. Один упрямец просто не вылезает из торгового зала.
Том Джедд, известный в Пико Мундо каменщик, умер восемью месяцами раньше. Его автомобиль слетел с Панорама-роуд вскоре после полуночи, пробил проржавевший рельс ограждения, пролетел сто футов и упал в озеро Мало Суэрте.
Трое рыбаков сидели в лодке в шестидесяти ярдах от берега, когда Том отправился в плавание на своем «ПТ Круизере». Они позвонили копам по сотовому телефону, но спасатели прибыли слишком поздно, чтобы спасти его.
В аварии у Тома оторвало левую руку. Коронер округа так и не смог определить, умер ли Том от потери крови или сначала утонул, а уж потом из него вытекла вся кровь.
С тех пор бедолага крутился вокруг «Мира покрышек». Не знаю почему. Авария произошла не из-за бракованной покрышки.
Он пил в придорожном ресторане, который называется «Фермерская кухня». Вскрытие показало, что количество алкоголя у него в крови значительно превышало допустимую норму. Он или потерял контроль над автомобилем из-за опьянения, или заснул за рулем.
Всякий раз, когда я приходил в торговый зал, прогуливался по проходам и раздумывал над сменой работы, Том понимал, что я его вижу, и кивком здоровался со мной. Однажды даже заговорщицки подмигнул мне.
Он, однако, не делал попытки дать мне понять, что ему нужно, почему он здесь. Держался скромно.
Иногда мне хотелось, чтобы и другие брали с него пример.
Он умер в гавайской рубашке с попугаями, шортах цвета хаки и белых кроссовках на босу ногу. В этой одежде он всегда и появлялся в «Мире покрышек».
Иногда сухой, но, случалось, и мокрый, словно только что вылез из озера Мало Суэрте. Обычно у него было две руки, но иной раз левая отсутствовала.
Можно многое сказать о душевном состоянии мертвого по виду, в котором он тебе является. Сухой Том Джедд вроде бы смирялся с тем, что уготовила ему судьба, хотя, конечно, его это и не радовало. Мокрый – выглядел злым и недовольным.
В этот вторник я увидел его сухим. С аккуратно причесанными волосами. Каким-то расслабленным.
И рук у Тома было две, правда, левая не крепилась к плечу. Он держал ее в правой, сжимая пальцами бицепс, словно клюшку для гольфа.
К счастью, обошлось без запекшейся крови. Я вообще ни разу не видел его окровавленным. То ли потому, что он был брезглив, то ли в силу того, что вода смыла всю кровь.
Дважды, заметив, что я смотрю на него, он использовал оторванную руку для того, чтобы почесать себе спину. Водил между лопаток ее окостеневшими пальцами.
Как правило, призраки серьезно относятся к своему состоянию и внешне обычно суровы. Они принадлежат Другой стороне, но застряли здесь, какими бы ни были причины, и им не терпится покинуть наш мир.
Тем не менее иногда я встречаю призрака, сохранившего чувство юмора. Чтобы рассмешить меня, Том умудрился даже поковырять в носу указательным пальцем оторванной руки.
Я предпочитаю серьезных призраков. А вот от попыток ходячих мертвяков хохмить у меня по коже бегут мурашки. Возможно, потому, что хохмочки эти говорят о нашем трогательном желании нравиться даже после смерти, а также о нашей печальной способности унижать себя.
Если бы Том был в менее игривом настроении, я мог бы пробыть в «Мире покрышек» и подольше. Но его шуточки тревожили меня, наряду с улыбкой и весело поблескивающими глазами.
Пока я шел к «Мустангу» Терри, Том стоял у окна и энергично махал мне оторванной рукой. Прощальная хохма.
Я пересек залитые жгучими лучами солнца акры автостоянки и нашел местечко для парковки «Мустанга» неподалеку от главного входа в торговый центр, где рабочие вешали большой транспарант, извещающий о грандиозной ежегодной летней распродаже с ближайшей среды по воскресенье включительно.
Внутри этой пещерообразной торговой мекки большинство магазинов не могли похвастаться наплывом покупателей, зато в кафе-мороженом «Берк-и-Бейли» был аншлаг.
Сторми Ллевеллин работала в «Берк-и-Бейли» с шестнадцати лет. В двадцать она – менеджер. К двадцати четырем планирует стать владелицей собственного кафе.
Если бы после окончания средней школы она поступила в отряд подготовки астронавтов, то сейчас на Луне уже стоял бы киоск, торгующий газировкой.
По ее словам, она не честолюбива, но подвержена скуке, и ей необходима постоянная стимуляция. Я достаточно часто предлагаю простимулировать ее.
Она говорит, что имеет в виду интеллектуальную стимуляцию.
Я говорю ей, что у меня, на случай если она не заметила, есть мозги.
Она отвечает, что у моего одноглазого змея определенно мозгов нет и еще надо разобраться, что может находиться в моей большой голове.
– Почему, ты думаешь, я иной раз называю тебя Пухом? – как-то спросила она.
– Потому что со мной уютно?
– Потому что Пух – набивная игрушка, вот и голова у него чем-то набита.
В нашей совместной жизни не всегда царят мир и благодать. Иногда она – Рокки, а я – Буллуинкл[21].
Я подошел к стойке «Берк-и-Бейли» и сказал:
– Мне бы чего-нибудь горячего и сладкого.
– Мы специализируемся на холодном, – ответила Сторми. – Пойди в галерею, подожди меня там и будь паинькой. Я тебе что-нибудь принесу.
Несмотря на то что народу в кафе хватало, несколько столиков пустовали. Однако Сторми предпочитает общаться на нейтральной территории. Некоторые из сотрудников к ней неравнодушны, вот она и не хочет давать повод для сплетен.
Я хорошо понимаю их чувства. Я ведь тоже к ней неравнодушен.
Поэтому вышел из кафе «Берк-и-Бейли» в галерею и сел рядом с рыбами.
В Америке торговля и театр объединили свои силы: в кинотеатрах полно торговых точек, а интерьер торговых центров проектируется в расчете на удовлетворение эстетических запросов покупателя. В одном конце «Зеленой Луны» сорокафутовый водопад сбегает по рукотворным скалам. От водопада речушка течет по всей длине торгового центра, ее русло разделено порогами на несколько ровных участков.
Так что на выходе из центра, если вы поддались покупательской лихорадке и потратили все, что могли, и даже больше, разорились, стали банкротом, у вас есть прекрасная возможность свести счеты с жизнью, броситься в воду и утонуть.
Потому что рядом с «Берк-и-Бейли» речушка вливается в тропический пруд, окруженный пальмами и мощными папоротниками. Хозяева центра приложили немало усилий к тому, чтобы пруд этот и окружающая его растительность выглядели как настоящие. Создали даже соответствующий звуковой фон с помощью искусно спрятанных динамиков.
Чего недоставало, так это огромных насекомых, удушающей влажности, стонов жертв малярии, кровососущей мошки да бешеных диких котов, пожирающих собственные лапы. А в остальном все было таким же, как в джунглях Амазонки.
В пруду плавали ярко раскрашенные кои. Многие достаточно большие, чтобы хватило на обед. Как следовало из пресс-релиза хозяев торгового центра, некоторые из этих экзотических рыб стоили по четыре тысячи долларов. Поэтому, независимо от вкуса, такое блюдо было бы далеко не всем по карману.
Я сел на скамью, спиной к кои. Их яркие плавники и чешуя не производили на меня особого впечатления.
Через пять минут Сторми вышла из «Берк-и-Бейли» с двумя рожками мороженого.
В стандартной униформе кафе: розовые туфли, белые носки, ярко-розовая юбка, блузка в розово-белую полоску и веселенькая розовая кепка. С учетом смуглой кожи Сторми, ее иссиня-черных волос и загадочных темных глаз выглядела она, как знойная шпионка, которая решила прикинуться больничным покрывалом.
Должно быть, она прочитала мои мысли, потому что, сев рядом со мной, сказала:
– Когда у меня появится свое кафе, мои сотрудники не будут носить такую идиотскую униформу.
– Я думаю, в ней ты выглядишь восхитительно.
– Я выгляжу, как конфетная обертка.
Сторми дала мне один из рожков, и пару минут мы ели молча, наблюдая за проходящими мимо покупателями, наслаждаясь мороженым.
– Под гамбургером и беконным жиром я чувствую персиковый шампунь.
– Да уж, нюхать меня – одно удовольствие.
– Может, когда у меня будет собственное кафе, мы сможем работать вместе и будем пахнуть одинаково.
– К мороженому меня не влечет. Я люблю жарить.
– Наверное, это правда, – глубокомысленно изрекла она.
– Что?
– Противоположности притягиваются.
– Это новый вкус, который появился на прошлой неделе? – спросил я.
– Да.
– Вишнево-шоколадно-кокосовый шарик?
– Кокосо-вишне-шоколадный шарик. Нужно все называть в правильной последовательности, и именно так, как сказала я, а не то можно нарваться на неприятности.
– Вот уже не думал, что в индустрии мороженого такие строгие грамматические правила.
– Если говорить по-твоему, то кто-то из слишком уж хитрых покупателей съест мороженое, а потом потребует деньги назад на том основании, что кокосового шарика не было. И не зови меня восхитительной. Восхитительны щенки.
– Когда ты шла ко мне, я подумал, что ты выглядишь знойной.
– Ты бы поступил мудро, если бы начал исключать из своей речи прилагательные.
– Хорошее мороженое, – отметил я. – Ты пробуешь его впервые?
– Все от него в восторге. Но я не хотела спешить.
– Отложенное удовольствие.
– Да, все становится слаще.
– Если ждать слишком долго, все сладкое и нежное может скиснуть.
– Сократ, пожалуйста, подвиньтесь. Уступите трибуну Одду Томасу.
Я знаю, когда подо мной начинает трещать тонкий лед. Поэтому сменил тему:
– Когда я сижу спиной ко всем этим кои, у меня по коже начинают бегать мурашки.
– Ты думаешь, они что-то замышляют? – спросила она.
– Для рыб они очень уж яркие. Я им не доверяю.
Она глянула через плечо на пруд, вновь сосредоточилась на мороженом.
– Они всего лишь совокупляются.
– Откуда ты знаешь?
– Рыбы только едят, испражняются и совокупляются.
– Хорошая жизнь.
– Они испражняются в ту же воду, где едят, и едят в пропитанной спермой воде, где совокупляются. Рыбы отвратительны.
– Никогда не смотрел на них под таким углом.
– Как ты сюда добрался?
– На «Мустанге» Терри.
– Скучал по мне?
– По тебе я скучаю всегда. Но я кое-кого ищу, – и я рассказал ей о Человеке-грибе. – Интуиция привела меня сюда.
Когда кого-то нет там, где я рассчитывал его найти, ни дома, ни на работе, я начинаю кружить по городу, то ли на велосипеде, то ли на одолженном автомобиле, поворачивая наугад с улицы на улицу. И обычно в течение получаса пересекаюсь с тем, кого ищу. Мне нужно лицо или имя, чтобы сконцентрироваться, а уж тогда ни одна ищейка не может со мной сравниться.
Это талант, названия для которого у меня нет. Сторми называет эту мою особенность «психическим магнетизмом».
– И теперь он идет сюда. – Я говорил про Человека-гриба, который шел по галерее, следуя порогам речушки, к тропическому пруду.
Сторми не пришлось просить меня указать ей этого парня. Он выделялся среди остальных покупателей, как заяц на собачьей выставке.
И хотя я уже съел практически все мороженое и совсем не замерз, от одного вида этого человека по моему телу пробежала дрожь. Он неспешно вышагивал по галерее торгового центра, а зубы у меня стучали так, словно он только что прошел по моей могиле.