Мгновение жизни
Мистицкому Теодору Михайловичу,
помещику Псковской губернии,
село Кутуевка
Любезный друг мой, Теодор Михайлович! Не стану утомлять тебя описанием житейских перипетий, что привели меня на склоне лет в старое мое поместье на краю света в Архангельской губернии. О многом ты и сам знаешь, о прочем догадаешься, ведь ты у нас светлая голова.
Хочу сказать тебе, Теодор, что вынужденное заточение в стенах старого дома не пошло на пользу здоровью, но вместе с тем придало необычайную ясность мыслям моим и выводам. Кто знает, мой друг, что послужило этому причиной. Я же смею предполагать, что совершенно скоро грядет моя кончина и сие событие уже положительно сказывается на способности человека отбрасывать мелочи, концентрируясь на важном и значимом.
Не грусти, дорогой Теодор, о том, что по получении этого письма меня уже не будет рядом с тобой в нашем мире. Ведь все мы переходим в лучший мир по прошествии нашей земной жизни, и тому у меня есть несомненные доказательства, хотя в большинстве своем они умозрительные и иллюзорные.
Ты помнишь, Теодор Михайлович, наш вечный спор о жизни и смерти? Ты старался со всей пылкостью молодой души блистательного ученого доказать мне старому затворнику, что никакой жизни до и тем более после смерти не существует. Жизнь, наша земная жизнь, утверждал ты, начинается рождением из материнского лона и заканчивается совершенно и бесповоротно с последним вздохом. Я же пытался, насколько хватало моих сил и знаний, уверить тебя, что жизнь намного шире подобного утверждения, но в то время, кроме веры не было у меня никаких доказательств.
Перейду к сути вопроса, мой друг, так как чувствую некоторую немоту в пальцах, что может служить признаком близкой кончины. Поэтому, не тратя времени понапрасну, кратко изложу тебе мысли, посетившие меня третьего дня и не дающие заснуть уже вторую ночь.
Ты помнишь маятник Фуко, в особенности те фигуры, что прочерчивает он на песке при своем качании. Пример совершенно утилитарный и служит исключительно для наглядности. Представь себе нашу жизнь, протекающую по закону маятника Фуко. Мы делаем колебание в плоскости, все время пересекая центральную точку, но каждый раз прочерчивая новую траекторию за счет влияния вращения Земли. Теперь представь себе, что центральная точка это и есть точка нашего рождения. Более того, на обратном витке мы снова входим в ту же точку, завершая свой земной путь.
Если быть совершенно точным, то, не завершая жизненный цикл, а начиная новый цикл, но в другой плоскости. Мы умираем в этом мире, чтобы заново родиться в другом. Теперь ты понимаешь, Теодор, почему у меня нет страха перед смертью, но есть бесконечная грусть, что мы с тобой никогда более не встретимся в этих новых жизнях.
Да-да, именно жизнях, бесконечном их количестве и бесконечной изменчивости. Поначалу я думал, что «маятник жизни» совершает «колебания» в одной плоскости, то есть мы умираем и рождаемся заново в этом же мире. Но, рассудив здраво, я пришел к выводу, что новая жизнь нам дается в другом мире и таких миров бесконечное количество.
Если бы мы рождались в одном и том же мире, то уже с самого детства я знал бы многое и многих из своей предыдущей жизни и становился бесконечно мудрым с каждым рождением. Но такого не происходит, и мы рождаемся чистыми и беззащитными, вынужденными учиться и приспосабливаться, получать знания от родителей и учителей своих, дабы прожить свою новую жизнь подольше.
И тогда меня поразила еще одна мысль, которой поначалу я даже придавал значения, ослепленный открытием самого факта цикличности жизни в разных мирах. Кто или что определяет «период колебания» маятника жизни? Отчего кто-то умирает при родах, порой не сделав и первого вдоха, а другой живет до глубокой старости? Можем ли мы как-то влиять на этот период или оное находится за пределами человеческих возможностей?
Ведь мы тщимся доказать миру, что сами определяем свою судьбу и делаем все возможное, чтобы продлить дни свои. Бежим к докторам, изобретаем диеты и ездим на воды, единственно ради того, чтобы еще день, еще час, еще мгновение продлить свое земное существование. Но приходит миг, и мы умираем, окончательно и бесповоротно, чтобы быть отпетыми и преданными земле.
Оставив на время вопрос возможности влияния человеческого на продолжительность его земной жизни, задался я другим не менее важным вопросом, вспомнив, что маятник, обычно, качается в обе стороны одинаково. Не означает ли это, что прожив в этой жизни определенный срок, мы проживем в новой жизни срок не многим отличающийся от прежнего? То есть у каждого из нас есть свой маятник, свой период колебаний, свой жизненный срок во всех последующих жизнях? Сердце мое преисполнилось сожаления к тем, чья жизнь прервалась слишком рано, чтобы вкусить ее вдосталь. Неужели им на веки вечные дана такая судьба – краткая жизнь?
Нет, подумал я, это противоречит всем моим представлениям о жизни, а я познал ее сполна и могу говорить о ней авторитетно. Но как быть с законом маятника? И тут я понял, в чем изначальная ошибка моих рассуждений! Не скажу, что это мое открытие, но в таком контексте, думается мне, оно применяется впервые. Я исходил из предположения, что маятник «рисует» дорожку нашей жизни на плоскости! Точнее на множестве различных, но плоскостей, поэтому вполне логично было предположить, что конечные точки его качания располагаются на одинаковом расстоянии от центра.
Но представь себе, друг мой Теодор Михайлович, что маятник удивительным волшебным образом, то удлиняя, то укорачивая свою ось, скользит не над плоскостью, а над сложно искривленной поверхностью, изобилующей впадинами и высотами, да к тому же еще и похожей на сферу. То есть, при всей одинаковости движения маятника он всякий раз прочерчивает совершенно различную по продолжительности линию, которая, будучи развернута на плоскость и представляет собственно нашу жизнь. Ты представил это, Теодор?
Нам никогда не предугадать, какой срок выпадет в следующий раз, сколько мы проживем в следующей жизни. Но одно я знаю совершенно точно и определенно – жизнь наша не прекращается со смертью, а лишь совершает естественный переход к новой жизни. Более того, именно мы «коверкаем» поверхность будущей линии жизни, сокращая или удлиняя ее своими мыслями, делами и поступками.
Я чувствую, милый мой друг Теодор Михайлович, приближение моего личного маятника к точке перехода. Что именно происходит в этой точке нам не дано узнать, но приближение к ней мы чувствуем всей душой и телом. Этот неземной хрустальный звон и мириады звезд, что устремляются к нам, сливаясь в бешенное белое пламя…
***
Поверенный в делах скоропостижно умершего помещика иронично хмыкнул, дочитав «старческий бред» покойника до точки, поставленной самой смертью. Но, имея на письме адрес, не стал поступать супротив воли клиента. Аккуратно запечатал письмо в конверт, надписал адрес и, запечатав сургучом, отправил с посыльным на почту.
Он пытался выкинуть из головы рассуждения «выжившего из ума» старичка, но сама мысль о бесконечной жизни теперь тревожила его сознание и отвлекала от более важных мыслей, как это случается с ребенком, увидевшем в витрине красивую конфету или новую игрушку.
Что именно надобно делать, как именно нужно жить, чтобы сделать жизнь более долгой и, по возможности, счастливой? Разве что поехать самому к адресату, да и выспросить у него то, о чем старичок не успел написать? Да нет же, глупость совершенная и вздор! Самого за сумасшедшего примут, спаси Господи и избави нас от греха!