Венечка, только не это!
В доме Вениамина Витольдовича Некрасова семейная буря набирала обороты, громыхали далекие громы, посверкивали молнии, брови хмурились и руки заламывались в мольбах и обвинениях.
– Венечка, только не это! – умоляла мужа Софья Сергеевна, женщина далеко не средних лет, но моложавая и весьма приятная на вид. – Я не могу больше терпеть этих мучений, каждый день проходя мимо соседей и видя их взгляды! Ты видел, как они на нас с тобой смотрят?
– И как? – неловко улыбаясь, спросил Венечка, сделав робкую попытку скрыться в кабинете.
– Лучше бы ты пил! – горестно воскликнула жена и уронила седеющую голову на локоток руки лежащей на столе.
В другой руке она теребила кисейный платочек, изредка весьма демонстративно прикладывая его к заплаканным глазам.
– Ну почему, почему, Венечка, у других мужья, как мужья? Ведь слова кривого про них не скажешь, все при деле, уважаемые люди, опора семьи, гордость детей. Ну почему бы тебе не взяться за ум и не устроиться в магазин грузчиком?
– Мне? Русскому писателю? Грузчиком в магазин? Никогда! – Вениамин встал в позу обиженного Наполеона, вперив взгляд в старенькие обои.
– Вот-вот, – оживилась Софья Сергеевна, – вот-вот, именно что! Ты знаешь, что чувствовал наш внучек Андрюшенька, когда при всем классе его назвали внуком русского писателя? А как на него смотрела его девушка?
– Девушка? Софья, ты в своем уме? Наш внук в третьем классе! Какая девушка? – взорвался Вениамин Витольдович, потрясая руками над головой в позе возмущенного Зевса.
– А почему ты не спросил, почему они так на него смотрели, а? – в свою очередь возмутилась Софья Сергеевна. – Между прочим, ты безнадежно отстал от жизни, писатель русский! Девушек заводят еще в садике и остаются им верными до самого пятого класса, к твоему сведению, – язвительно уведомила она мужа, часто моргающего от удивления.
– Мне стыдно, мне ужасно стыдно перед соседями, перед школьной учительницей, да перед собственными детьми стыдно, что не смогла удержать тебя от этой пагубной страсти! Венечка, миленький, ну, давай сходим к врачу, – она вцепилась ему в плечо и теребила, пытаясь привлечь внимание нахмурившегося и закрывшегося от нее мужа. – Это бесплатно, я объявление видела, их теперь на каждом столбе развешивают, потому что нельзя оставлять такое на самотек! Ты не виноват, это просто болезнь, временное помутнение, это пройдет, нужно только обратиться к специалисту, – она гладила его по голове и говорила, говорила вкрадчиво, ласково, словно с малым ребенком.
– Нет, – вскинулся Вениамин, отстраняясь от жены и делая шаг в сторону. – Это не болезнь! Я в любой момент могу бросить, если захочу! Но пока я не хочу бросать, – уточнил он в ответ на язвительную усмешку жены. – Что в этом позорного? Ведь я не пишу на улице, в общественных местах. Не собираюсь шумными компаниями и не кричу заполночь о судьбах русской литературы. Я пишу дома, пишу в стол, даже не пытаясь отправлять это в издательство. Почему я должен этого стыдиться? Почему меня от этого нужно лечить?
– Венечка, миленький, но согласись, если человек болеет, то не имеет значения, где он болеет – дома, на работе или на улице. Ты согласен? – вопрос был риторическим, и Софья Сергеевна продолжила, не дожидаясь ответа. – Давай я тебя с Михаилом Сергеевичем познакомлю, соседом нашим по лестничной клетке. Чудеснейший человек, должна тебе сказать. Жену любит, значит, бьет иногда. С получки выпивает, но всегда в компании, с друзьями. А как он играет в домино, Венечка, тебе понравится! Все полезнее, чем корпеть над бумажками!
– Может, мне тебя тоже ударить? – пыхтя от возмущения, еле выговорил Вениамин Витольдович, выталкивая слова, как тяжелые камни. – Может, мне тоже напиться и подраться на улице?
– А и ударь, Венечка, и напейся, стань ты, наконец, нормальным мужиком, чтобы мне было о чем с соседками поговорить, а не пробегать мимо них серой мышкой, боясь брошенных вслед слов: «Видали? Писателева жена побежала! Бедняжка! Вот ведь как не повезло ей в жизни, а так-то из себя женщина видная, да за писателя выскочила! Любовь зла!»
– А если я умру? Прямо сейчас умру, – трагическим голосом с надрывом вскричал Вениамин, представив собственный хладный труп и столпившихся вкруг него родственников и соседей, а также классную училку, внука и девушку его. – Вам станет легче жить? Вы перестанете меня стыдиться? Так пусть же я умру!
Он взмахнул рукой и рванулся к открытому окну квартиры, расположенной на девятом этаже, явно собираясь исполнить обещанное, но споткнулся и, ударившись головой о табуреточку, потерял сознание. Мир погрузился во тьму.
– Венечка, миленький, что с тобой? – словно сквозь вату услышал он озабоченный голос жены. – Приснилось что-то, а?
Вениамин Витольдович прислушался к словам.
Приснилось? Так это все приснилось? Господи, радость-то какая? А он уж подумал, что все, жизнь закончилась! И не беда, что повесть, которую он обещал редактору сдать еще в прошлом месяце, написана едва ли наполовину. Не беда, что нет совершенно никаких мыслей, что именно писать дальше! Главное, что это был сон, а на самом деле…
– Венечка, хватить меня пугать! – возмутилась жена, неверно истолковав дурацкую ухмылку на лице счастливого русского писателя. – Мне твои сочинительства уже вот где сидят, – она рубанула ребром ладони по нежной шейке. – Все, хватит!
Вениамин Витольдович замер в ужасе.
– Вынеси мусор и иди пиши свою повесть, писатель русский! Что я скажу учительнице Андрюшеньки? Она давно хочет пригласить тебя на классный час, чтобы ты рассказал детям о своей повести. Ведь не у каждого ученика нашей школы есть дед – русский писатель! Представляешь, как Андрюшенька будет гордиться тобой?
– А девушка Андрюшеньки тоже там будет? – осторожно спросил Венечка, не веря еще до конца в чудо.
– Венечка, Бог с тобой, какая девушка? Андрюшенька в третьем классе! – Софья Сергеевна постучала Вениамина Витольдовича по высокому писательскому лбу согнутым пальчиком, и он почувствовал себя при этом самым счастливым человеком на свете.
Он может и хочет писать и это не болезнь!