Неуязвимый
Меня зовут Густав Браун. Я – солдат. Моя жизнь начинается снова каждый раз, когда я слышу древний призыв: «К оружию!».
Я был в первом ряду фаланги Александра и уже тогда понял, что неуязвим. Я сеял смерть и топтал трупы врагов, мои товарищи падали мертвыми справа и слева от меня с улыбками на лицах, а Александр узнал цену своему величию только после того, как я покинул его войско.
Потом были легионы Цезаря, проклятые варвары и столетия мрачного забвения. Я забыл все имена, под которыми сражался все эти годы. Я был свидетелем того, как возникали великие империи, и как они исчезали в небытие. К черту скромность! Ведь я приводил всех этих кровожадных главарей на трон, но я же служил и причиной их последующего краха.
Лишь однажды я позволил короновать себя, но слишком быстро понял, что мой дар становится для меня тяжким бременем и, если я не вернусь в строй, как простой солдат, то должен буду завоевать весь мир, а это не входило в мои планы.
Я прожил столько жизней, что однажды мне стало казаться обычным вспоминать, как Александр четкими движениями руки с зажатым в ней мечом победоносно управлял своей фалангой, которой удавалось противостоять одновременному натиску неприятеля с четырех сторон; или как Цезарь с вершины холма взирал на свои легионы, сокрушавшие непобедимую на равнине и такую беспомощную среди холмов Балканских предгорий греческую фалангу.
При этом мне с такой легкостью удавалось смотреть на происходящее вокруг глазами самих полководцев, что я стал всерьез верить в неуязвимость одного из своих воинов, который всегда находился в самом центре боя и неизменно выходил из него целым и невредимым.
Конечно, я отдавал себе отчет в том, что попросту не мог быть одновременно Цезарем и солдатом, приводившим его в мистический трепет, но ничего не мог с этим поделать. Меня даже заподозрили в сумасшествии и ереси, но поскольку я не отдавал предпочтения ни одному из тех, кому я приписывал свои воспоминания, мои обвинители так и не смогли затащить меня на костер.
Так продолжалось довольно долго. Я все больше узнавал об окружавшем меня мире и о людях, с которыми мне приходилось жить рядом. История с течением времени все меньше походила на мои воспоминания о ней.
Постепенно я снова стал Густавом Брауном, а Греция и Рим остались в далеком прошлом, где мне не оказалось места.
Каждую ночь реки несли свои воды к морю, все те же звезды взирали на меня с небес, а я лежал на земле, укрывшись щитом, зажав в руке свой меч, размышляя в который раз о своей судьбе.
Сколько глупцов предлагало мне все свои богатства в обмен на мой меч, считая его священным. С безумным огнем в глазах они уговаривали меня продать его, а когда я отказывал, требовали отдать им мое боевое оружие, считая его объяснением моей неуязвимости.
Видит Бог, я все делал, чтобы доказать им бессмысленность их надежд. Однажды я просто выбросил свой меч за борт, когда мы плыли с Колумбом в Индию.
Но несмотря на это, мои надежды умереть в сражениях за новые земли были тщетны. Копья, стрелы и пули пролетали мимо меня, безоружного; ножи и сабли по-прежнему не могли причинить мне вреда.
Наивные туземцы стали страшиться одного моего вида и при моем появлении падали ниц или в ужасе разбегались. Так сопротивление самых непокорных было сломлено, а я, оставшись не у дел, стал изучать неведомые европейцам растения и их необычные свойства. Это занятие настолько захватило меня, что с тех пор я не брал в руки оружие, хотя всякий раз, когда раздавался древний призыв, моя кровь, цвета которой я до сих пор не знаю, била горячей струей мне в голову, потому что я – солдат, был им и остаюсь, несмотря на то, что обрек себя на такое долгое бездействие.
Чтобы мне было с чем сравнивать в будущем досужие вымыслы историков о прошлом – моем настоящем, – я стал описывать то, что происходит вокруг.
К этому времени я уже вернулся в Европу, поселился в небольшом городке у моря и нескольким поколениям владельцев книжной лавки обеспечил безбедное существование, изредка напоминая им о данном мне обещании хранить мою тайну.
Недавно я понял, что моя тайна стоит дороже цены, которую я за нее платил, и мне пора уезжать из города, который, должно быть, через сто лет останется лишь в моем воображении.
Сегодня я снова увидел свой меч. Его положил передо мной человек, не похожий на археолога или праздного туриста, которыми заполнены улицы города, где я коротаю свои дни.
Он сидит напротив меня в кресле, и в его глазах то и дело вспыхивает этот знакомый мне огонь, погубивший всех, кто однажды вознамерился завоевать мир, мой мир.
Я читаю свое имя на непотускневшем клинке и рядом с ним древний призыв, заставляющий вскипать мою кровь. Еще мгновение, и я убью этого самонадеянного незнакомца, если только он не окажется самим дьяволом, явившимся, наконец, предложить мне что-нибудь новое в обмен на так надоевшую мне вечность.