Глава девятая. Собачья химера, или Подарок от Фаринелли
.. Никуша, всплескивая мокрыми руками, позабыв вытереть их о передник, бежит за Микки, весело тараторя:
– Стой, проказник, куда ты?! Стой, вытру… Мамусенька будет ругаться, нельзя же в комнату… мокрый.. – Дочурка в непритворном ужасе, прижимает ладошечки к щекам, и умоляюще смотрит на меня:
– Папа, папочка, он убежал… Я хотела его вытереть..
– Не волнуйся, детка, он сам себя вытрет! – улыбаюсь я. – Ну, как? Очень грязный?
– Да —а… – Девочка пожимает плечами. Она явно удивлена. – Как будто неделю по улице бегал. А он же – домашний, даже и бантик у него есть..
– Бантик? Это хорошо. А что написано на бантике? – я смотрю на дочурку с нескрываемым удовольствием. Она разрумянилась, глазки блестят, оттененные мохнатыми ресницами и пшеничным золотом волос, свободно спадающих ниже талии, закрученных в тугие колечки. Сдернув с себя мокрый передник, она осторожно открывает крышку бельевой корзины и кладет его туда, вместе с носовым платком и полотенцем.
– Микки. Его имя. И какой-то номер: 978 -54 11. – Девочка задумчива. – Телефон?
– Да, наверное, детка. – киваю я. – Надо позвонить. Вернуть хозяину.
– Папа, папочка, не надо! – Дочурка порывисто обнимает мои колени.– Не надо, папа! Пусть он у нас будет! Можно? Он там голодный, у этого.. червяка… я знаю… Я когда его мыла, от него пахло помойкой, как от меня вот.. раньше.. Он на помойке кушать искал.. Они его не кормили… Папочка, можно он с нами будет?
– Детка моя, я не против, в принципе, но надо у хозяина же спросить… И потом… мамочка.
– Она разрешила, папа… Она сразу разрешила, я спрашивала…
– Я не о том, ласточка! – нетерпеливо машу рукой. – Понимаешь, мамочка, она.. ходит нетвердо, всегда торопится… А Микки он – маленький, верткий. Я просто боюсь, что помешает ей… Ты сможешь за ним смотреть так, чтобы он никогда не мешал маме?
– Да. – Никуша смотрит на меня внимательно и серьезно. – Папочка, не бойся, я сумею. Если надо, я его на руки возьму. Я знаю, что мамусеньке нельзя падать. Мне крестный говорил. И Анечка. Я знаю, папа. Не бойся.
– Да. Это хорошо, детка. На том и закончим.. Давай – ка, вытрем здесь воду, чтобы никто не упал! – Я подмигиваю Никуше.
– Да, и мамусенька.. Папочка, а почему она вчера так плакала, когда пришла домой? Наверное, у нее ножки заболели, да?
– Плакала? Когда, где? – Я в недоумении закусываю губу, чуть не до крови. – Разве? Я не видел… Как, что?
– Ну, она еще плакала, и так лицо к верху поднимала, чтобы я не заметила, и все шептала: «от скуки книжки пишу… как сыр»…
Разве мамочкины книжки это – от скуки? Мне Анечка читала книжку мамину про Лику, я плакала, и про Арлекина… Девочка же – умерла, это же – горе и правда написано, про ее папу капитана, какая же это скука?20. _ Никушенька в недоумении пожимает плечами. – Мамочка расстроилась… Кто ей сказал, что она от скуки все это пишет? Какой то Ник в мониторе, что ли? Дурак какой нибудь, да?
– Солнышко, я не знаю. – Растерянно бормочу я, осторожно обнимая девочку за плечи. – Может быть. У нее, ты же знаешь, много читателей, все разные, иногда говорят неприятное. А Ник – это кто?
– Не знаю. Мама сказала, что у него нет имени, что он Ник… Папа, а это правда, что мама, когда маленькая была, долго лежала в гипсе, да? Ходила с палочками?
Конец ознакомительного фрагмента.