Глава 2
За железной дверью камеры, именовавшейся в Трактире «каменным мешком», послышались шаги, уверенные, пружинистые, шаги человека, который не сомневается в своем праве свободно расхаживать в этом мрачном узилище. Караульный вскочил, на всякий случай изготовив оружие к бою. Ясное дело, чужому сюда добраться никак невозможно – охрана на входе, охрана в коридоре, но все-таки предосторожность не помешает. Тем более что не так давно другого арестованного в этой же камере прикончили. Быстро, тихо, никто и сообразить не успел. И что с того, что нынче в «каменном мешке» обитает тот самый убийца? Может, где-то в Трактире у него остались сообщники, такие же ловкачи, как он сам? Может, теперь кому-то очень нужно отослать к праотцам этого молчуна по прозвищу Двузубый?
– Стой! Кто идет?! – как полагалось, крикнул часовой, отстраняясь от закрепленного в стене факела, чтобы держаться в тени. Пришедший, напротив, вошел в круг света, поклонился и протянул охраннику записку. У того отлегло от сердца: нежданного гостя в Трактире «Разбитые надежды» знали все. Этот немногословный суровый мужчина, весьма крепкий статью, сколько помнили местные долгожители, помогал Хранителю Знаний и жил там же, в Библиотеке, охраняя сокровища мудрости. Часовой закинул автомат за спину, развернул записку. Он не заметил, как на губах посланца мелькнула чуть насмешливая ухмылка. Но, следует сказать, она появилась на малую долю секунды и тут же исчезла.
– Трактирщик приказывает отвести арестованного на допрос? – зачем-то переспросил караульный.
– Там написано.
– Но я не могу оставить пост. А свободных людей для сопровождения сейчас нет.
– Трактирщик доверил мне сопроводить пленного.
– Тебе? – удивился его собеседник. – Почему тебе?
– С ним желает говорить Библиотекарь.
Нежданный гость безучастно пожал плечами. Столь же добросовестно он мог выполнить команду хозяина перетащить стремянку или перенести ящик с книгами в тайное подземное хранилище.
– Но тогда нужно сообщить коменданту.
– Там внизу его подпись, – все так же безразлично произнес слуга Библиотекаря. Часовой поглядел и, убедившись, что подпись и впрямь подлинная, облегченно кивнул:
– Хорошо, забирай. Когда его ждать обратно?
– Думаю, скоро. Но это не моего ума дело.
Лязгнули засовы, охранник крикнул, приоткрыв дверь:
– Двузубый, выходи!
Тот недобро зыркнул на охраника, на сопровождающего, терпеливо дождался, когда часовой защелкнет сзади на запястьях наручники. Они вышли к подножью утеса, на котором возвышалось старое здание Трактира. Но помощник Библиотекаря не стал подниматься по вырубленным в каменной толще ступеням, прошел мимо, будто и не заметив.
– Куда мы идем? – настороженно поинтересовался Двузубый.
– Не бойся, убивать тебя сегодня не будут.
– С чего ты взял, что я боюсь? Смерть – лучший исход для воина.
– Поэтому тебя и хотят оставить гнить в «каменном мешке». Там ты будешь издыхать очень долго, и без всякого смысла.
– Спасибо, утешил, – хмыкнул тайный соглядатай Эргеза.
– И не собирался утешать, – не сбавляя шага, ответил провожатый.
– Так все же куда мы идем?
– Туда, где можно спокойно переговорить, – негромко ответил слуга Библиотекаря, переходя на странный щелкающий язык, распространенный среди диких племен Крыши Мира.
– Ты владеешь горским наречием? – Двузубый не сумел скрыть удивления.
– Я родом оттуда.
– Не похож.
– После Того Дня в горах было много пришлых. Среди них и мои родители. О них и пойдет речь.
Соглядатай чуть отстранился, пытаясь сообразить, нет ли на его руках крови этих несчастных. Поди разбери. Среди тех, кого ему довелось отправить на тот свет, бывали и пришлые, и свои. Но, кажется, помощник Библиотекаря желает говорить, а не попросту ткнуть его в горло ножом для разрезания бумаги. Это давало некоторые шансы.
– А что нужно от меня Библиотекарю?
– Ничего. Он не знает, что я вывел тебя. Сейчас Трактирщик вызвал его к себе, обратно он вернется нескоро. В книгохранилище никого не будет. Если ты поможешь мне, я в свою очередь помогу тебе спастись. А если нет, – сопровождающий равнодушно пожал плечами, – как было уже сказано, без толку сгниешь в «каменном мешке».
Двузубый молча кивнул, опасаясь верить своим ушам. Вот это да! Какой-то безродный слуга, всю жизнь проживший на побегушках, тупо подсчитывая и раскладывая какие-то пачки бумаги, вдруг ни с того ни с сего подделывает приказ, чтобы вытащить его! Стало быть, имеет очень веские основания для этого.
– Записку сам написал? – на всякий случай переспросил он.
– Да, я легко копирую любой почерк.
«Полезное умение», – подумал Двузубый, уже представляя, как приведет к Эргезу этого недотепу и расскажет о его замечательных способностях. Наконец они вошли в массивное каменное здание Библиотеки, и служитель книжной сокровищницы задвинул за собой тяжелый засов.
– Что же ты хотел спросить? – на все том же щелкающем наречии поинтересовался Двузубый.
– Я плохо уже помню свой дом, вернее, почти совсем не помню. – Слуга Библиотекаря обошел пленника, вытащил из рукава тонкую проволочку, вставил между зубцами наручников и, покрутив из стороны в сторону, дернул, без труда открыв железный браслет. – Так будет лучше.
– Не опасаешься, что я захочу убить тебя и сбежать?
– Не очень, – совершенно равнодушно отозвался уроженец Крыши Мира. – Даже если тебе это удастся, куда ты денешься потом? Всякий тут знает, что ты вне закона. Ты убивал в Трактире, а значит, любой, кто уничтожит тебя, получит немалое вознаграждение. А тут, как тебе известно, нет дома, где не хранят и не владеют оружием. Кроме того, сделать то, о чем ты говоришь, будет крайне непросто. Я живу при Хранителе Знаний с малолетства, тогда еще он не скрывал прозвания Седой Ворон. Ты сам мог убедиться, что тягаться с ним – пустая затея. Все эти годы, ради собственного развлечения, он учил меня, и, поверь, я многому научился.
– Ладно, – примирительно бросил Двузубый, растирая затекшие после туго затянутых наручников запястья. – Давай к делу.
Служитель Библиотеки кивнул, подошел к одному из книжных стеллажей, вытащил объемистый том, затем достал нож из висевших на ремне ножен и аккуратно поддел дощечку стеллажа.
– Так вот, начну с давно прошедших лет. Я не помню семьи. Седой Ворон заменил мне отца. Но в моей памяти отложилось некое странное воспоминание: горы, лагерь в горах, много людей с оружием. Не знаю, чего они хотят, зачем пришли, просто много больших мужчин и много оружия. Мой отец командовал ими, я помню, как построились они в два ряда и стояли, а он им что-то говорил. Я шел рядом с отцом, держась за его штанину, гордясь тем, какой он огромный и сильный.
Затем я что-то сказал, что – уже не помню, однако ему понравилось, и он подарил мне вот это. – Слуга Хранителя Знаний вытащил из углубления в тайнике плоский медальон с загадочным рисунком: среди песчаного моря высились, указывая острием в бескрайнее синее небо, странные пирамидальные строения без окон. Рядом возлежало огромное каменное животное, вроде льва с безносым человеческим лицом. – Это все, что осталось у меня в память об отце. Матери я не помню вовсе. И я очень хочу понять, что это такое.
– Да, негусто, – сочувственно произнес Двузубый. – Больше не помнишь ничего?
Помощник Библиотекаря задумался, вызывая в памяти детские видения.
– Кажется, у некоторых были шлемы, такие круглые. Пластина, закрывающая лицо, опускалась и поднималась, снаружи она была черная, но изнутри сквозь нее абсолютно все было видно. Отец надевал мне такой шлем.
Двузубый побледнел.
– На многих людях были такие шлемы? – удивленно раскрывая глаза, переспросил он.
– Точно не помню, кажется, да.
– И отец подарил тебе этот медальон? Ничего не путаешь?
– Я ведь уже сказал. Совсем недавно подобный, только с другим рисунком, я видел у Лешаги. Тот говорил Библиотекарю, что вещь древняя, досталась ему от Учителя – Старого Бирюка.
Двузубый почувствовал, как сами собой предательски сгибаются колени.
– Ты что-то знаешь? Говори! – увидев, как пленник изменился в лице, потребовал воспитанник Седого Ворона.
– Да, о высокий господин! – Двузубому вспомнились годы службы в рядах Несокрушимых и гулявшая среди воинов давняя история о нападении разбойников на горный лагерь пророка Аттилы в момент, когда тот с Шерханом и другими ближними уезжал проверить селение в Долину Спасенных Детей. Рассказ этот был под запретом, но шепотом передавался от старых воинов новичкам, так что в гвардии о нем знали все. Разбойничья шайка напала на спящий лагерь, убила многих, но главное, злодеи похитили единственного сына Пророка, малыша Чингиза. Двузубый не мог поверить своим глазам, но все говорило о том, что перед ним не кто иной, как похищенный сын Аттилы!
– Да, о высокий господин, я знаю, кто твой отец. Лишь один человек мог командовать воинами в таких шлемах, лишь один мог подарить тебе такой медальон. Это Светорожденный Аттила – Пророк и властитель правоверных. Приветствую тебя, доблестный Чингиз! Какое счастье! Мне выпала честь открыть двери для возвращения высокородного сына в дом отца своего!
Лешага склонился над раненым. Тиль хлопотал рядом, накладывая жгуты, торопясь остановить кровь.
– Как же ты подставился-то? Я же тебе ясно сказал, где быть. Одно слово, караванщик.
Тимур до хруста сцепил зубы от такого неслыханного оскорбления, что, впрочем, легко могло быть списано на терзавшую его боль.
– Пустяки, – скупо прокомментировал Леха, разглядывая входные и выходные отверстия, – ранения сквозные, вроде ничего особо важного не зацепило, со временем заживет. – Он открыл висевшую на поясе сумку с лечебными бальзамами и протянул Тилю запечатанную гильзу от тяжелого пулемета: – На, после того как кровь остановится, смочи этот порошок слюной и замажь края раны, чтобы не пошла огневица.
– Не оставляй меня тут! – взмолился Тимур, понимая, что если отряд его, вчера еще казавшийся вполне ощутимой силой, уничтожен без остатка, то оставаться посреди леса – верная смерть. В голове дикой чехардой плясали моменты недавнего боя. Вроде бы участвовали не все… Как-то мало было стрелявших… Может, кто еще и жив? По всему выходит, Лешага знал о засаде. Но откуда? Как ловко он переиграл их! Даже виду не подал, что почуял за собой погоню!
Тимур не мог видеть всего, что происходило на заре. Ему было невдомек, что воины его, едва погнавшись за оказавшимся вдруг перед ними чешуйчатым монстром, сами попали в засаду. Стая черных, рыжих, серых с подпалинами огромных псов без угрожающего рычания и бестолкового лая атаковала людожогов, будто сгустившись из предрассветных сумерек. Все происходило быстро: двое псов хватали за руки, еще один вонзал клыки в горло, завершая казнь. Сейчас там, внизу, наскоро одевшись, женщины собирали оружие и боеприпасы, успокаивали бьющихся в страхе коней, готовились к походу.
Тимура все это время не оставляла надежда, что кто-то из его бойцов жив, спрятался и готов прийти на помощь. Он молил дух Аттилы, вознесшегося к Творцу Предвечному, чтобы явил милость свою и оставил хоть малую часть его людей в живых. Но прежде всего следовало отослать известие Эргезу об этой позорной схватке, пусть и неприятное, навеки лишающее его милости повелителя. Но не подобало скрывать правду от Величайшего.
– Ничего, ничего, – подбадривал его Лешага, отщелкивая магазин от автомата и вставляя в него поблескивающие на солнце патроны. – Оклемаешься. И похуже бывало, а люди выживали. Отнесем тебя в безопасное место, останешься там с женщинами, они тебя выходят. А там, как встанешь на ноги, сам решишь, то ли с ними оставаться, то ли обратно в Трактир пробиваться.
На мгновение в голове у Тимура мелькнула предательская мысль, что, быть может, укрыться в здешней лесной глуши – как раз то, что ему нужно для спасения. Если Эргез не узнает, что он выжил в этой бойне, то и кары ему не будет. Он поспешил отогнать внезапное помрачение рассудка – искушение, посылаемое демонами для испытания веры его. Ньок-тенгер знает все обо всех! Нет тайн, сокрытых от его глаз! Если то или другое неведомо ему, то лишь оттого, что в эту сторону он еще не обратил своего орлиного взора.
Для Тимура, посланного высочайшим повелением наследника Аттилы, никакой возможности скрыться нет и не может быть: Эргез, да продлятся дни его и усладятся ночи, отыщет предателя даже в пасти черного змея, слепого аспида, обитающего в глубинах старых подземелий, чующего все живое в округе на много часов быстрой ходьбы.
– Я смогу идти! – взмолился он.
– Конечно, – не отвлекаясь от набивания магазина, согласился Лешага, – но еще нескоро. А мы должны спешить. Ты останешься в Бунке.
– Но куда, куда ты пойдешь? Да и зачем?! – не унимался раненый. – В Трактир дорога заказана, снова искать пропитание в Диком Поле смысла нет: хозяева караванов тебя опасаются. Ты же понимаешь, если я в Трактире не появлюсь, меня и людей моих сочтут твоими жертвами. Мол, обозлился, убил и ограбил. В раздольники идти? Какой из тебя раздольник? Не твое это. А здесь у тебя Бунк, любимая женщина. Только позови, люди к тебе придут. Живи, радуйся.
Леха покачал головой:
– Не выйдет радоваться. Людожоги мне своего разгрома нипочем не простят. Они моей крови хотят. Видишь, охоту какую открыли. Теперь не остановятся. Хорошо, мы с Бурым засаду почуяли. Надо идти на ту сторону, за реку, там искать пока не начнут. Тут будут рыскать. Ну да ничего. Сами в драку лезть не будем, но и прятаться не станем. Придется с вожаком людожогов накоротке сойтись – значит, быть по тому. А нет – ежели Ноллан позволит, самое время в Шаолинь идти…
Он вставил магазин в автомат, передернул затвор и похлопал себя ладонью по груди. Там, под блекло-пятнистой одеждой, сшитой для него Зариной еще в поселке чешуйчатых, хранился заветный медальон с длинноухим каменным изваянием и летящим монахом в оранжевых ярких одеждах.
У Тимура похолодело сердце. Пока он будет отлеживаться в Бунке, Лешага еще, чего доброго, доберется до Эргеза или, что уж совсем скверно, затеряется в горах Крыши Мира, ищи его потом!
– Не оставляй меня! – снова взмолился караванщик. – Возьми с собой, я в тех краях прежде жил, дороги знаю, приведу куда захочешь.
Лил сидела, обхватив голову руками, уткнув лицо в колени. Глаза ее были закрыты, но это не мешало ей видеть.
Вчера она видела односельчан, с которыми вместе росла, которых знала с малолетства. Теперь, зыбкие и прозрачные, они бродили по лесу, скрываясь в деревьях, словно в жилищах, не желая исчезать. Они смотрели, не отворачиваясь, с болью и немым укором, напоминая, что ее такая странная, такая неуместная любовь обрекла селение на гибель. Они глядели на нее пристально, как будто хотели что-то сказать. Она знала, что они ее не видят, просто возникают на пути снова и снова, будто ожидая вопроса, и, не дождавшись, растворяются, оставляя за ее спиной неприятный ледяной след.
Когда еще до рассвета Леша разбудил ее, коротко и четко, как делал это обычно, поставил боевую задачу, она даже обрадовалась: больше никто не смотрел на нее из прозрачной дымки. Марево ушло, будто утренний туман, стелящийся по лугу.
Но вот видение снова вернулось. Это уже были не односельчане, павшие в нелепой схватке, устроенной Маратом, не старики, убитые на пороге собственных домов осколками мин. Это были людожоги, уничтоженные их отрядом на рассвете. Теперь они больше не казались опасными. На их лицах застыли ужас и растерянность: разорванное горло, дыры от пуль, кровь, грязно-бурыми кляксами запекшаяся на одежде… Похоже, они и сами толком не успели понять, что с ними случилось. Смерть настигла их раньше, чем сознание успело включиться. Ошарашенные мертвецы ходили, искали кого-то, не замечая живых.
Зато Лил видела их прекрасно, хотя и сидела с закрытыми глазами. И они, похоже, чуяли ее присутствие, останавливались поодаль как вкопанные и, как раньше односельчане, глядели и молчали.
– Что-то случилось? – присела рядом Асима. Еще сегодня на рассвете она командовала женщинами, и придуманный ею маневр обеспечил успех боя.
– Нет, – Лил через силу мотнула головой, не размыкая глаз.
– Зачем обманываешь? Случилось. – Она положила руку на пышную копну волос дочери покойного старосты. – О-о! Вот оно как!.. – Женщина покачала седой головой. – Чужое знание на себя взвалила. Мертвых видишь? – не то спросила, не то констатировала она.
– А ты откуда знаешь? – Лилия вскинулась и слегка отстранилась.
– Давно живу, много знаю, – с печальным вздохом отмахнулась Асима. – И что же, мертвые говорят с тобой?
– Нет, только всматриваются.
– Ну, стало быть, как научишься их слышать да спрашивать, так и говорить начнут.
– Но я не хочу.
– Тут уж хочешь не хочешь – никому дела нет. Поверь мне, будут топтаться вокруг да глядеть пустыми глазами, пока с ума не сойдешь или с мертвыми на их языке не заговоришь. Так что от Пути своего не убежишь. У тебя это на роду написано. Видящий Путь тебе кем приходился?
Лил не поверила своим ушам, услышав от почти незнакомой старухи прозвание, которым почтительные жители поселения называли Провидца. Но, в конце концов, слухами земля полнится.
– Он старший брат моей матери.
– Вот, стало быть, к тебе его способность и перешла, – со вздохом заключила Асима. – Как не стало Ясновидящего, так ты его дар в наследство получила. Теперь, голубка моя, надо научиться этим даром владеть.
– Я не хочу! – Лил вспыхнула, вскочила на ноги, сжала кулачки, словно намереваясь вырвать из себя нежданный дар, разогнать бродящих по лесу ошалелых призраков. – Не хочу, пусть лучше все будет, как прежде.
– В этом ты невластна. Что было – ушло, не догнать. Дар теперь твой. Так что уж владей им с толком, раз сбросить этот груз не в твоей власти. А впрочем… – Асима неспешно оглядела Лил, точно впервые увидела ее и теперь хотела запомнить навсегда. – Впрочем, – повторила она, – может, все и само уйдет. Но еще не сейчас.
– А когда? – с надеждой встрепенулась девушка.
– Ясное дело, когда другому этот дар передашь. Как же иначе?!
– То есть умру? – Лил побледнела. Ей стало невыразимо жалко себя. Она подумала, что больше никогда не увидит Лешу, никогда не услышит болтовни Марата…
– Ну что ты? – с легкой насмешкой в голосе успокоила ее ведунья. – Зачем умирать? Когда новую жизнь подаришь. Дитя в тебе затеплилось, милая. Пока носить его будешь, дар никуда не уйдет. Он и от живых, и от мертвых охраняет. Ни о чем не беспокойся, голубка моя, дар твой хоть и тяжел, но польза от него немалая может быть. А уж как с ним управляться, я тебя научу.