Стражи панацеи. Avida est periculi virtus. ГЛАВА 1 (Вадим Новосадов)

НЕОФИТ

В мерцании свеч подвальной комнаты, велеречиво названной Тёмной Храминой, время истекало в песочных часах, теснившихся на узком столе с библией, черепом, чернильницей и листом бумаги, куда гусиным пером должно было вписаться самое сокровенное желание. Однако же, вместо мистического благоговения и глубокомыслия нашло чувство сомнения и зловещего шутовства. Неоспоримая мотивация, приведшая его сюда, поглощалась затхлостью каменных стен.

Подданный Греции, Борис Дюран, русский эмигрант, владелец компьютерной корпорации, уже не удовлетворялся своим статусом крупного бизнесмена, а жаждал политического влияния.

Всё начиналось с лаборатории по нано технологиям в России. Молодой и предприимчивый учёный быстро ощутил миазмы бюрократической среды, где умирали все идеи, кроме тех, на которые обращали внимание спецслужбы и военные. А запросы у них были куцые и настоящих денег не приносили. Родные условия ему, – как болото мореплавателю.

К счастью, его оценил миллиардер соотечественник, пожелавший ссужать средства для разработок в эмиграции. Костяк будущей компании составили такие же амбициозные и одарённые специалисты из России. Когда научные проекты стали приносить крупные барыши, Дюран вышел из-под опёки своего спонсора, сманив штат в свою новую компанию, которая вскоре рекрутировала лучшие умы по всему миру и через десяток лет выбилась в лидеры на своём рынке, превратив её владельца в богатейшего человека мира.

Но настало время, когда тучи сгустились над ним. Сперва его корпорацию нещадно оштрафовали за монополизацию рынка, принудили разбить её на пять фирм, а потом и вовсе обвинили в продаже технологий военного назначения враждебным странам. По его убеждению, причина таилась в отсутствии связей в политической элите. Возможно, сыграло свою роль его российское происхождение, к чему на Западе всё ещё относились с недоверием.

Его честолюбие только разыгралось от неудач, тогда то он и понадеялся на средневековую традицию влияния – тайные общества. Одно из самых могущественных, Бильдербергская группа, куда входили лидеры развитых стран и главы крупнейших корпораций, отвергло его, когда он сам ходатайствовал за свою кандидатуру, что было против правил этой организации. В неё могли только пригласить. Ему оставалась архаическая франкмасонская ложа, вырожденная в культурологический массовый клуб, которая сама предлагалась ему в лице британского аристократа, пэра, польстившего тем, что был осведомлён о тайном обращении Дюрана в другое влиятельное сообщество. Это был намёк о приоткрытой двери в правящую элиту.

Порученец Дюрана возглавлял капитул, местную ложу, Объединённой Великой Ложи Англии. Соискателю было гарантировано посвящение сразу в степень Мастера, высший уровень франкмасонства, согласно его социальному статусу, в девятнадцатый градус из тридцати трёх, под званием Понтифика Небесного Иерусалимского. Каждому градусу соответствовала легенда, в духе которой и должен был выполнять свою миссию член ложи. Эта легенда подразумевала борьбу добра и зла, света и тьмы, что вполне вписывалось в тщеславные побуждения миллиардера Дюрана.

Итак, едва верхняя камера часов опустела, что ознаменовало полдень, как тяжёлая деревянная дверь неторопливо открылась, и в комнату вошёл стюард, в сюртуке, с эмблемой масона на синей ленте, в коротком поясном фартуке, в белых перчатках, с массивным канделябром.

– Вы готовы? – спросил он, пристально рассматривая кандидата и взглянув на лист бумаги.

Там, размашисто была выведена строка из Битлз: «All you need is love» (всё, что тебе нужно – это любовь). После сомневающихся размышлений, ничего на ум кандидату так и не пришло.

– Готов.

– Следуйте за мной, – произнёс стюард, опустив руку на плечо соискателю.

Через тёмный и узкий, с несколькими поворотами коридор, он провёл его до следующей двери, у которой стоял привратник, страж входа в ложу, навытяжку, в таком же облачении, держа обнажённую шпагу вверх. Он спросил у новичка:

– Кто вы? – что являлось запросом на пароль.

– Неофит, ищущий света, – отвечал Дюран.

Стюард завязал ему глаза белой лентой, осторожно взял под руку и провёл через открытую дверь, с лёгким скрипом закрывшуюся за ними.

– Ваше имя? – громогласно раздался голос.

Дюран произнёс имя и фамилию.

– Вы пришли с чистыми помыслами?

– Чистыми, как солнечный свет, – наобум восклицал Дюран.

– Вы готовы пройти через круги ада, умереть и воскреснуть?

– Да, ради божественной истины… – клятвенно и визгливо выкрикивал Дюран, будто его голос уже не подчинялся ему.

– Тогда пройдите их сейчас, и будьте готовы к этому всегда, дабы разрушать бренное и возрождать вечное, – звучал монотонно металлический голос.

Дюрана деликатно подхватили уже за обе руки, повели по кругу, ощутимо уткнув в спину клинок, и остановили в изначальной точке.

– Прах к праху, – сопровождало множество голосов вразнобой.

Служки принудили его переступить барьер, присесть и осторожно лечь на смертном одре, как они объяснили. Всё стихло, настолько, что Дюран боялся нарушить мёртвенную тишину своим дыханием. Через минуту кто-то взял его за кисть, прозвучал голос ведущего церемонии, но уже мягко, в котором Дюран отчётливо узнал своего порученца в ложу:

– Воскресни, Хирам, – и стал тянуть его за руку. – Да будет свет, – воскликнул он, когда Дюран поднялся.

С него сорвали повязку, яркий свет ослепил его глаза. Досточтимый Мастер, председатель инициации, высокий худой мужчина с морщинистым лицом, в том же одеянии, как и остальные, с эмблемой своего градуса, самого высокого из всех, благостно смотрел в лицо посвящаемому, держал его кисть, пока его двое помощников, в статусе Мастеров, не опустили свои руки поверх, после чего он завершил это братское рукоположение своей дланью.

Они прошли алтарь, заняв места на трёхступенчатом престоле – для каждого Мастера по отдельности. Досточтимый Мастер занял высший престол, на плато перед ним лежал деревянный молоток, его помощники – Первый и Второй Стражи ложи, сели на свои троны, с соответствующими символами перед ними: уровнем и отвесом. На алтаре размещались общие символы франкмасонства – циркуль с наугольником и библия, бортик алтаря украшала буква «G».

В эту короткую паузу Дюран успел окинуть взглядом помещение ложи, называемое Храмом. У его ног стоял гроб, в котором он побывал, с веткой акации у изголовья. Пол был вымощен из чёрно-белых плит, в шахматном порядке, перед алтарём, слева стоял постамент с необработанным камнем, справа – с камнем правильной формы. В глубине помещения, в углу отливалась светоносная дельта с оком, размером с большой телевизионный экран. Справа и слева в ряд сидели свидетели посвящения в братство, члены ложи, в масках.

Председатель стал принимать присягу, к счастью краткую, где новообращённый масон клялся не разглашать тайны ордена, подчиняться своему наставнику из ложи, и принять кару в случае нарушения клятвы, разумеется, символическую. Затем к нему подошли два стюарда, один с кубком, другой с рапирой, взявший ладонь неофита, полоснув по ней острым, как бритва лезвием и сжал её, чтобы кровь быстрее пролилась в вино. Тут же дал белый платок для раны, другой стюард вручил кубок, и оба отступили.

Пока он осушал чашу, братья поднялись, имея при себе, как оказалось шпаги и стали постукивать остриём по полу, венчая обряд посвящения в орден. После того, как Досточтимый Мастер возвестил о новом брате, появился петиционер, испросивший подписи у Дюрана и трёх председательствующих мастеров в фолианте внушительных размеров, где содержались протоколы посвящения.

Дюрана сопроводили уже в обычную комнату, где его ожидал пиджак, который он снял, чтобы остаться в белой рубашке для церемонии и папка с реквизитами и символами ложи.

Он покинул средневековое здание, оказавшись на улице Валетты, полной туристов, прошёл квартал в поисках такси, чтобы добраться до полуострова Мануэль, в Марсамшеттскую гавань, куда рукой было подать от столицы, впрочем, как и везде на Мальте. На одной из своих яхт, небольшой, но скоростной и современной, он покинул остров.

***

Бывший министр иностранных дел Соединённого Королевства, пэр, дальний отпрыск династии Тюдоров и ярый сторонник монархии, Эдуард Крононби, уединился со своим давним знакомым, на третьем этаже старинного дворца, где внизу состоялся ритуал посвящения, для обсуждения личности нового брата миллиардера. Хотя дело было сделано, но кандидатура Дюрана, с избытком вызывая интерес, всё же была спорной. Сомнения не утихали и сейчас.

– Он не привёл нам доказательств своей сверх современной технологии, – отметил отставной британский разведчик, Роберт Пратт, мужчина лет пятидесяти, плотного сложения.

– Его можно понять. На его месте я бы тоже не спешил раскрывать революционные научные разработки, – живо ответил Крононби с лукавым взглядом, сидя в широком кресле напротив собеседника, в кабинете, меблированном в старинном стиле, с библиотекой и непроницаемыми тёмно-синими портьерами. – Но мы знаем, что его компания способна идти на шаг вперёд в области кибернетики. Он искал защиты в нашем ордене. Элиты неохотно идут на резкие перемены, даже если эти перемены технологические и сулят обществу возрастающее благополучие.

– Никому не удавалось сдерживать научный прогресс. Намёкам я не верю. Очередное обещание камня Грааля?

– На то она и тайна, чтобы скрывать её, Боб. Придёт время и всё выяснится. И хорошо, если бы эта тайна оказалась в наших руках.

– А у меня сомнения. Почему другие крупнейшие компании в области электроники не обеспокоены тем, что будто бы у них есть искусственные препоны для продвижения своих революционных разработок? – сомневался Пратт, без мимики на лице, сверкая лишь взглядом.

– Возможно, они предпочитают об этом умалчивать, поскольку тесно связаны с властью. Их сдерживают обязательства по военным секретам. Дюран же часть своих научных центров разместил в антизападных странах, или там, где слабые правительства, под час даже не имеющие армию. Их не интересует кучка исследователей на своей территории, за которую платят хорошую ренту.

– А если он скрывает от дяди Сэма технологии, которые могут быть использованы в создании новейшего оружия?

– Выведав его тайны, мы крепче привяжем его к себе, – уверенно отвечал Крононби.

– Если на его полулегальных предприятиях, разбросанных по всему миру, работают первоклассные умы, не отвечающие перед законами, как ему удаётся сохранять секреты? Без собственной полиции ему не обойтись.

Замечание повергло Крононби в задумчивость, хотя вряд ли обескуражило, подобный вопрос бродил и в его голове, только он не знал ответа, поэтому и не отвечал так сходу. Он бросил взгляд на собеседника, скорее польщённый из-за единомыслия, потом рассматривал сигару, покручивая её кончиками своих длинных пальцев, поднёс её к ноздрям и деликатно вдыхал аромат на манер дегустаторов. Раскури он её от позолоченной зажигалки «Паркер», напоминавшей чернильницу, это означало бы, что деловая часть разговора закончена.

– Он скупал умы по всему миру, особенно на своей исторической родине, России, богатой на таланты. А у земляков на чужбине узы крепчают, как известно, – ответил Крононби как-то услужливо, подняв уголки губ, под сомнительным взглядом компаньона.

– Но есть одно «но», – благосклонно возражал Пратт. – Это криминальные русские объединяются. Знаю это, по долгу службы, изучая их среду. А вообще то русские разобщены. Удержать же своих интеллектуальных рабов в повиновении можно не только пряником, но и кнутом. Раз господин Дюран способен производить самые современные шпионские штучки, он может представлять опасность и для нас.

– Многие из наших братьев, Роберт, могут представлять опасность, только потому, что они влиятельные люди. Да и мы не совсем благотворительная организация. Например, ты связан с секретными службами её Величества. А здравые опасения только на пользу. Меня сейчас больше заботит то, насколько он в действительности владеет тем, чем и заинтересовал нас. Думаю, стоит предложить ему раскрыть какое-нибудь громкое и запутанное преступление, которое будоражит общество. Хотя следует быть и осторожными. Можно разозлить власть. Вот я и ломаю голову над этим. Роберт, будьте добры, налейте виски, – Крононби стал прикуривать сигару, сизые и густые клубы дыма окутали его лицо, пока Пратт наполнял широкие стаканы и опускал в них горстки льда ухватом из хрустальной вазы.