Глава 5. День святого Валентина
Каждый раз накануне праздника влюбленных Лариса переживала заново те давние события, переносилась в те годы. Она умела это делать.
Она видела себя в каком-то неведомом третьем веке в крохотном городке, где жил-поживал странный священник Валентин. Шла очередная кровавая война Римской империи, силой оружия устанавливающая в укладе жизни единообразие, в головах – единомыслие. Валентин посмел утверждать обратное: только любовь может объединить мировое людской сообщество. И таким образом приблизить утерянное Царствие Небесное.
Приблизить для тех, кто не успел наделать вереницы ошибок, наглухо закрывающих Небесные врата, кто открыл сердце для первых взрослых чувств, эмоций, прежде установив эмоциональною связь с большим и настоящим Сущим. Тем самым обрученные стали бы осмысленно наполнять частную жизнь частицами Сущего, которая как семь нот, сложилась бы и зазвучала у всех по-своему.
***
Лариса знала, римский священник Валентин не венчал всех подряд, кто тайно обращался к нему. Он выбирал, кого обвенчать. Выбирал из тьмы страждущих, обремененных болезнями, недугами, пороками, замутненных иллюзиями. Как любовь выбирает, кого коснуться, кого захватить целиком, кого обойти стороной.
В суровые времена воинственного римского императора Клавдия II истинным назначением мужчины считалось подавлять, резать, убивать, насиловать. Это называлось боевым духом солдата. И дух этот поддерживался новой пролитой кровью, порабощением очередного вольного народа. Ощущение превосходства сплачивало легионы в неодолимую дьявольскую силу.
Чтобы убить зверя наверняка, необходимо увидеть его целиком. Чтобы услышать голос единого Бога, необходима вакханалия просвещенного варварства. Когда мечом собирают в одно общее, только тайна может сберечь ростки истинного. Тайна – это любовь. Болезнь – мистическое отлучение от губительной жизни.
В древние времена лечение болезней сродни волшебному таинству. Настои трав, заговоры и привороты – психотерапевтическая процедура. Иначе, – выстраивание правильных мыслей в определенный порядок, когда открываются врата Высшего. Открывается совершенно иной мир, где нет место насилию, принуждению. То, что противоречит гармоничному миропорядку Вселенной, изгоняется в виде метеоритов, астероидов, комет. Эти куски прежде целого несутся на бешеных скоростях, заключая в себе разрушение, страх, лики зла.
Один из самых дорогих друзей Ларисы поведал тайное предание об отчаянных приверженцев Небесной Истины Неизменяемых. Древнее свидетельство гласит, в Золотой век как раз и рухнул астероид, свихнув разум гуманоидов. Повернул их на путь насилия, взаимной вражды и жажды дьявольской власти. В цивилизации освирепевших осталась горстка неизменяемых. Они встретили крушение золотой эры в объятиях друг друга, словно эти объятия были объятием с тем высоким и светлым, что уходило из жизни. Уходило с пожирающим огнём насилия и разрушения.
С приверженцами Небесной Истины Неизменяемых произошло обратное: нашествие Зла укрепила их доброе начало. Их телесная оболочка сохранила содержание счастливого сообщества свободных и развитых граждан неведомой небесной страны. Внешне они вынуждены соответствовать духу времени, наполненного иным содержанием, кровавым, похотливым, завистливым. Тонкая грань, не допускающая Зло в чистые сердца, требовала настройщика: пастыря, священника, друга, любимого, любимую. Болезнь считалась первым признаком, что тонкая грань заслона рушится.
Святой Валентин определял основу болезни и способ лечения, опираясь на градацию высшего и низшего, званных и избранных. Некоторым хватало настоя жизненных сил трав и горячей молитвы. Некоторых лечил лишь точно подобранные слова, – так дребезжащая гитара начинает издавать чистые ясные звуки, соответствующие своему предназначению.
Иным требовалось познать настоящую любовь. Она основательно всколыхнет, сбросит грязь суетного злачного времени, откроет глаза на скрытые сокровища. Этих только венчать, только соединять руки и души в одно целое, невзирая на запреты сильных мира сего, погрязших в крови и разврате. Так он и делал.
Под покровом таинственной ночи священник Валентин соединял сердца и руки влюблённых. Он точно знал: любовь их истинна; это не влечение плоти – продолжение великой традиции любить безоговорочно и быть любимым. Это его миссия, его бескорыстный труд. Это не оценивается в мире людском, лишь оправдывает собственную жизнь в энном времени и энном месте.
Когда императору Клавдию II донесли существенный компромат на странного священника, который вправлял мозги его поданным совершенно не в его имперском духе, гнев сатрапы был неописуем. Валентина заключили в темницу и судьи мира сего стали выискать в законах людских зацепку, чтобы учинить устрашающую кару. Устроить ужасающую казнь.
Временной обителью перед кончиной стала тюрьма – каменная клетка с оконцем в небо и железной дверью на замке, ключ от которого хранил тюремщик, вечно хмурый молчун.
Тюремщик не хотел понимать, за что упрятали в темницу светлого человека. Он всего лишь исполнял служебные обязанности. У тюремщика была взрослая дочь; она так же томилась в темнице физического врожденного увечья. Слепая! От рождения слепая. Сколько таких слепых, глухих, увечных, родившихся на унижения и страдания, на ожидание милости со стороны поднявшихся в этой жизни так высоко, что могли бы на равных говорить с богами. И не слыша их голоса, гласа Высшего, затмевали собой окружающее.
Насколько хватит отцовских сил и здоровья, чтобы обеспечивать и оберегать от невзгод увечное дитя? Этот вопрос стал болью, который прошивал насквозь, саднил сердце.
Без труда Валентин определил, что за горе почище темницы грызёт душу хранителя тюремных камер. Исподволь принялся за лечение. Слепая девушка пришла в камеру. Мягкий теплый голос целителя одним тоном вселил надежду, что глаза её обязательно увидят, каков он с виду этот бесценный добрый человек, дни которого сочтены. Увидеть красоту Высшего, его посланника и хранителя стало началом внутренней работы души и сердца. Девушка преображалась, хорошела изо дня в день.
Лечебные снадобья вместе с горячим молитвенным словом уподобились первоначальному материнскому молоку. Слепая, никем не востребованная невеста, искренне верила, как только употребит всю микстуру и тюбик мази, который вот-вот должен приготовить её духовный Учитель – она прозреет. Радостный и добрый настрой оборвал отец.
Он пришел рано утром и сказал: сегодня ночью казнили Валентина; последний тюбик мази не успел приготовить; осталось письмо, вырезанное наподобие его большого сердца. Девушка схватила письмо – сердце из камня – и крепко прижала к своему. Только так могла осязать теплую особенность последнего послания. Слезы, боль, надежда цепко удерживали утрачиваемую веру в прозрение. Отец, безмолвный свидетель душевного потрясения дочери сдавленным голосом сказал, что в этом сердечке самые заветные слова, которые написаны в последнюю минуту. Девушка оторвала его сердце от своего и обратила глаза на драгоценность, формой повторяющую сердце Валентина. И оба они, дочь и отец, со священным трепетом познали, что зрение вернулось. Зрение внутреннее и зрение физическое.
Первое, что увидели глаза дочери – это запечатленные слова Валентина и светлое лицо отца. Так и поныне искренне, в минуту душевного подъёма, заполненная валентинка отрывает нам глаза.
Любовь открывает глаза.
Вот такую чудесную легенду хранило сердце Ларисы.
***
Игорь Михайлович перечитал служебную записку о техническом перевооружении клиники. Складно изложено. Обозначена внятная цель, разработан механизм её реализации. Между тем, хозяин открещивается от прямого участия в реконструкции клиники. А что, если оформить эту записку в виде мультимедийной презентации с интерактивными слайдами в формате было – будет? Не рассмотреть, но живописать проблемы с точки зрения менеджмента качества, визуализировать процессы, подпроцессы, обозначить ответственных. Показать красочными картинками, как вообще управление клиникой может и должно строиться с позиций интегрированного менеджмента качества. А не на понятиях дикого раннего капитализма с отвратительным душком командно-административного стиля руководства.
Обдумывая, как построить презентацию, Игорь Михайлович вышел из кабинета. Не успел он сделать и десятка шагов, как мимо пулей пронесся завхоз с небольшой коробкой, перевязанной розовым бантиком.
– Иван Львович, вы моё поручение выполнили относительно установки доводчиков на двери? Кстати, это требование госпожарнадзора, – сказал вдогонку Игорь Михайлович. – Да остановитесь же вы, наконец!
– Требование выполнил…, тьфу ты, поручение выполнил, – сказал с отдышкой завхоз, пряча глаза, увертываясь от прямого взгляда главврача, который, как ни крути, был его прямым начальником.
– Что с вами со всеми такое?! Георгий Вадимович выскочил из клиники, как чумной. Неля неслась за ним вприпрыжку. Теперь вы также несетесь. У нас что, оборотни завелись? Ваше возбуждение никак не вяжется с реальностью.
– Вы правы! – Завхоз приостановился у дверей своего кабинета, прежде чем нырнуть туда, как в омут. – И этот оборотень вон там моет у окна. Она меня достала, силы на исходе. Мне нужно пятнадцать минут тишины, чтобы прийти в себя.
Завхоз погладил розовый бантик на коробочке:
– Через полчаса я вам позвоню и доложу о проделанной за этот день работе. Если звонка не будет, то…
Иван Львович замялся, не зная как сказать, как заручиться помощью начальника в таком скабрезном интимном мероприятии. Дело в том, что у него свербело сильное опасение: как бы подаренная электровагина не оказалась мини электромясорубкой. Страшно! Но попробовать хочется.
– Что, то? Договаривайте.
– Вызывайте скорую помощью. А то и похоронную команду. Катафалк.
– Точно, у вас всех сегодня крышу сносит. Отдыхайте. Через двадцать минут жду вашего звонка.
Завхоз нырнул в кабинет, щелкнул замок. «Закрывается ещё» – с неудовольствием подумал Игорь Михайлович, но будучи наслышан о болячках завхоза, махнул рукой. Тут же переключился на оборотня у окна: «Раз уж день сегодня не задался относительно доброй настоящей работы, пойду разбираться, отчего они все, словно очумели».
Главный врач клиники вежливо поздоровался с Ларисой, и вместо того, чтобы этим обычным обоюдным «Здрасте» ограничиться, приостановился, спросил:
– У вас всё в порядке?
В ответ на её быстрый недоумённый взгляд пояснил:
– В плане работы все в порядке?
– Сейчас закончу мыть, и всё тут будет в полном порядке, – отчеканила Лариса, улыбнулась.
– Ивану Львовичу мерещатся оборотни со швабрами и мётлами. Что на это скажите?
– У нас разве психиатрическая клиника? Мы что, в психушку будем перепрофилироваться?
– С чего вы взяли?
– Есть подозрения, что в управляющей верхушке у кого-то скоро свихнётся голова.
– С чего вдруг?
– От переизбытка чего-то одного. У одного от алкоголя, у другого – от денег, у третьего – от работы, что взвалил на себя.
– Интересно рассуждаете! Кстати, веселое шоу вы вчера устроили с машиной завхоза. Надо же додуматься прикрепить презерватив к выхлопной трубе!
Лариса выпрямилась, взглянула прямо в глаза Игорю Михайловичу. Продолжая улыбаться, сказала:
– Это акция возмездия. Я опоздала на работу совсем на немного, если разобраться – по уважительной причине. Завхоз лишил премии, нахамил.
– Некорректность с подчиненными и сотрудниками также наказуема, – нахмурившись, промолвил Игорь Михайлович, разглядывая девушку.
«Какая она хрупкая и тщедушная! – Снова подивился он, и перевел глаза на её маленькие оттопыренные сосочки под тонкой футболкой. – Как несформировавшаяся до конца девочка-подросток. А ведь её вроде бы около тридцати».
– Если вас интересует марка презика, я могу узнать у Томы. – Прервала его размышления Лариса. – Это ее резинка.
– Почему не ваша? – спросил он и ругнул себя за глупый вопрос.
– У меня сейчас нет мужчины. Да и был бы – мне не нравиться с презервативом.
Игорь Михайлович опешил.
– Да, предметный и содержательный разговор у нас получается, – сказал он, – Вы что всем рассказываете свои интимные подробности?
– Нет, не всем. Мне стыдиться, впрочем, нечего… У вас помыть в кабинете?
– Помойте, только после обеда, пожалуйста.
– Хорошо, – сказала Лариса, после короткой паузы добавила: – Так узнать марку презика?
– Мне это также не нужно. Но женщина у меня есть.
– Жена? – с плутоватой улыбочкой вкрадчиво выспрашивала Лариса.
– Ну, разумеется! – Игорь Михайлович продолжал удивляться и себе, и ей, и снова крепко ругнул себя, что втянулся в глупый разговор с подчиненной.
– Жена не считается! – резюмировала Лариса, продолжила сосредоточенно мыть пол.
– Что значит, не считается?
– А то и значит, – Лариса выпрямилась, посмотрела глаза в глаза.
Игорь Михайлович ощутил непонятное волнение: холодок ли, пробежавшийся по телу, легкое оцепенение, притормаживающее обычный ход мышления… В конце коридора раздался резкий металлический звук, резанувший по ушам. Игорь Михайлович и Лариса обернулись. Виновницей оказалась Тома, закончившая уборку, и выронившая ведра при виде начальства.
Главврача побаивались как-то по-особому, без животного страха. Он был немногословен, говорил всегда по делу, не спорил, не ругался. Он – представитель высших мира сего, у которых хранятся ключи от всего того, что у них в скромном варианте, в зачатке. Это честно заработанные деньги, знания, четкая ориентация на прибавление того, что есть, мировоззрение, сосредотачивающее силы в этом направлении.
– Пойду, помогу Томе, – сказала Лариса. – Она сегодня как вареная. Не высыпается.
Игорь Михайлович пожал плечами: ваше право помогать или не помогать. И, озадаченный, зашагал в сторону ординаторской. «Эмоционально эта девушка, похоже, очень развита, – размышлял он. – Кто ж её так развил?»
– Ругал? – спросила Тома, с разгорающейся тревогой тронула за руку Ларису.
– За что ругать? Ни он, ни я не сделали друг другу ничего плохого.
– А я подумала, что ругает за наклейку, что ты прилепила ему на комп.
– Не на лоб же прилепила. Это для него цитата дня. На все дни, пока я другое не придумаю. Ха-ха-ха!
У Ларисы была странная забава. Все те газеты и журналы, приготовляемые для посетителей-клиентов, обновляла она. Старые выбрасывала, предварительно пролистав с ножницами в руках и с сигаретой во рту. Её интересовали в основном заголовки. Она их вырезала, складывала в папку. Потом из них составляла собственные заголовки с прикольным смыслом. Тома сидела рядом. Они ухохатывались, когда получался удачный словесный вернисаж. Во время уборки эти наклейки закрепляли скотчем на дверях, на креслах, в туалете на кафельной плитке, в гардеробных на шкафах для одежды. В креслах для посетителей. Средоточием такого народного творчества поначалу был завхоз. На дверях, на шкафах он периодически колкие остроты.
Завхоз стервенел, срывал наклейки-нашлепки. На следующий день находил другие. Всё это обновлялось с упорным постоянством. С гоготом и хохотом, с улыбочками и дурашливыми гримасами.
Однажды Игорь Михайлович обнаружил на клавиатуре компьютера неприметную, размером с ноготь большого пальца, вырезку, закрепленную скотчем. «Сиди и работай!» – гласило на газетном клочке. Что значила эта установка? Что за посыл, назидание? И главное – от кого! От служащей, в чьей функции самый неквалифицированный труд. Этот слоган «Сиди и работай!» не противоречил его убеждениям, не портил внешний вид печатного устройства, поэтому остался в неприкосновенности.
– Ты хочешь сказать, этой наклейкой на комп ты его программируешь? – спросила Тома, сморщив личико в потуге размышления.
– Часто, если не всегда, делаешь по интуиции, по наитию, не думая. И оказывается – не промахнулась!
– Я так не умею. Я хочу сделать, но боюсь.
– Вот ты к тому чего хочешь, определись и двигайся мелкими шажками… Ладно, пойдем в раздевалку, чаю попьем. Хватит на сегодня работать.
Доставая из шкафчика чайник, Тома обнаружила, что исчезла коробка с искусственной вагиной. Спросила, теряя дар речи:
– Лариса, куда подевалась эта резиновая штучка, что Ванька принёс.
– Я её завхозу подарила от всех нас! – И пояснила в ответ на недоумённое лицо подружки: – Удобный случай выпал.
– А ты сделала, что хотела? Мы же хотели, чтобы эта резиновая штучка укусила его от всех нас за это самое место, за член укусила бы то есть.
– Сделала, но не так. Хотя в устройстве этой штучки разобралась. Ха-ха-ха! Пусть сначала он попробует. Испытает на себе. Потом его выспросим как, да что. Дальше скажем, чтобы вернул. На перопрограмирование. Дескать, добавить способ минета. Он вернет, это точно! Вот тогда и сделаем, что хотели! – Лариса представила, поморщилась. – Хотя противно после него в руки брать.
– Ффу! Меня уже тошнит. Перепачкаемся его спермой.
– Сбросимся на другую. Я знаю, где подешевле. Подарим вторую секси на день рождения, или на день защитника отечества. Будет у него гарем электровагин! Ха-ха-ха! Представляешь, гарем! Завтра же и купим. Хорошо?
Тома кивнула. Легкий ступор овладел её: свободных денег нет – придётся на чём-нибудь сэкономить, скорее всего на еде.
– Как ты думаешь, есть в воде калории? – спросила Тома.
– Блин, что за вопросы! Ты пей погорячей и побольше! Тогда если калорий не прибавится, то аппетит проснётся точно!
– Муж говорит, я худышка, потому что больше пью, чем ем.
– Не парься, большинство мужчин любят худышек!
В чайнике вскипела вода, и Тома, коротко вздохнув, заварила чай. Достала из холодильника остатки торта. Прямо так в коробке поставила на стол. От вида торта её слегка затошнило. Перебарывая дурноту, уселась рядышком с Ларисой, которая смачно курила, выпуская дым в приоткрытое окно. У неё в руках был эскиз электровагины, сделанный ею при разборке этого изделия.
Конец ознакомительного фрагмента.