Глава 3
Взрыв
В круглосуточной аптеке имелись все детские товары. Правда, денег, оставленных мамашей-кукушкой под матрасиком в колыбельке, хватило только на упаковку подгузников, две бутылочки для кормления, пару коробок смеси и детский шампунь.
В круглосуточном кафе недалеко от вокзала, тихом и пустом в ранний час, Варе помогли развести молочко для хнычущей Джульетты. Да не просто кипятком из чайника, – специальной бутилированной водой «Малышок». Для детей от нуля до года.
Варя недоумевала: в ее родном Кириллове никому и в голову не приходило покупать для годовалых детей особую воду, из колодца – лучше, здоровее. Но она скрыла удивление, сделала вид, что ей, москвичке, это не в диковинку.
Малышка наконец-то оборвала плач, вцепилась в соску, наелась и вскоре задремала, на всякий случай не выпуская бутылочку изо рта.
А Варя села за столик возле окна, чтобы съесть пирожок с кофе и насладиться тишиной.
Уборщица посуды с удовольствием согласилась присмотреть за Джульеттой несколько минут. Варя сбегала в туалетную комнату и наскоро навела макияж. В Москве даже клининг-персонал (сутки назад она ни за что не догадалась бы, что так называются уборщицы и поломойки) подкрашен, причесан, работает в аккуратных блузках.
Потом, как настоящая заботливая мамочка, Варя нашла сквер во дворе старого дома, посидела с малышкой на лавочке в тени тополя – ребенку нужно дышать свежим воздухом.
Вскоре через двор пошли мужчины в рубашках и галстуках, женщины в офисных костюмах. Варя поняла: жители самого большого города Европы (если, конечно, по телевизору не соврали) спешат на работу в банки и роскошные офисы. Значит, пора и ей отправляться на поиски места под московским солнцем.
Светлое перламутровое небо обещало замечательный день.
«Сегодня мне обязательно повезет!» – с простодушной надеждой решила Варя.
И пошла на вокзал, за чемоданом.
Издалека она увидела толпу. Но это был не обычный вокзальный поток: шевелящаяся масса, плотная неподвижная стена, закрученная воронкой. Варя видела только спины.
Времени глазеть на митинги и происшествия не было. Но одолело любопытство: вдруг что-то интересное? Будет потом локти кусать, что не остановилась. А когда издалека донесся голос, усиленный микрофоном, Варя встрепенулась и оживилась.
– Ой, а вдруг там фильм снимают? – радостно сказала Джульетте. – Увидит меня знаменитый режиссер и сразу пригласит в новый проект! Такое бывало!
И со всем своим «скарбом» пошла к месту неведомого происшествия.
Эпицентр события, очевидно, пришелся на центральный вход вокзала: люди загораживали все подступы к огромным распахнутым дверям.
Зеваки переговаривались, но, к сожалению, понять, о чем речь, Варе не удалось: зрители вскрикивали, задавали друг другу вопросы: «Чего там делается-то? Приехали уже?» Но внятных ответов никто не давал, все только пожимали плечами и высказывали неопределенные версии: «Да кто его знает? Ничего не видно. Надо бы поближе пробраться».
Многие звонили по мобильникам, тянули шеи, высматривая что-то явно увлекательное. Но что?
Варя прошла вдоль толпы, нашла в людской стене брешь, решила пробраться ближе к центру.
– Гос-споди, с ребенком-то куда лезет? – бормотали в спину.
Наконец она оказалась в первых рядах.
На улице ничего не происходило! Ни софитов, ни режиссера!
Но большую площадку перед входом в здание вокзала ограждала пластиковая лента в красно-белую полоску, натянутая на металлические стойки.
Варя решила подождать: может, из здания выйдут?
Вскоре на улицу действительно вышли люди. Но это были явно не съемки фильма.
В пустом пространстве, огороженном лентой, спокойно и сосредоточенно ходили мужчины в черной форме, масках и бронежилетах.
– А что случилось? – спросила Варя у женщины с огромной клетчатой сумкой.
– Вроде бомбу нашли в зале ожидания! – сообщила та. – Всех на улицу выгнали – обезвреживают!
«Боже мой, мы с Джулькой могли погибнуть! – испугалась Варя. – Что за город: мошенники, бандиты, террористы на каждом шагу! Интересно, где она лежала? Может, в мусорнице рядом с нашим сиденьем?!»
– А не знаете, бомба давно там была? Не в мусорнице, случаем? – опять спросила Варя.
– Говорят, прямо перед комнатой матери и ребенка! Нарочно, чтоб жертвы были среди малышей! – возбужденно ответила женщина. – Вот ведь нелюди! Нет бы им в зале для депутатов взрывчатку положить! Никто бы и плакать не стал.
– Теперь для депутатов комнаты нет, – авторитетно сообщил мужчина с борсеткой в руках. – Теперь ВИП-зал называется. Для ВИПов то есть.
– Да чтоб их всех! – от души пожелала женщина.
– Внимание! – раздался голос из громкоговорителя. – Просьба всем оставаться на своих местах, не пересекать заградительную линию и сохранять спокойствие.
На пустынную площадь вынесли металлический бункер.
Зрители затихли и во все глаза уставились на непонятный ящик.
Из распахнутых дверей вокзала показался робот – тележка на гусеницах с металлической рукой-краном.
Варя вздрогнула и чуть не выронила колыбельку с Джульеттой: железная клешня держала черный чемодан на колесиках – ее чемодан! Она узнала бы его из сотен: на ручке болтался маленький самодельный брелок – желтое плюшевое солнышко. Варя сама сшила его из кусочка пушистой ткани.
Робот медленно подъехал к бункеру, аккуратно загрузил Варин багаж внутрь, крышка закрылась. Раздался глухой хлопок.
Варя окаменела: «Откуда в моем чемодане бомба?! Как она туда попала?»
– Уважаемые москвичи и гости столицы, угроза миновала, возможное взрывчатое вещество уничтожено! – объявил громкоговоритель.
«Возможное? – опешила девушка. – Они даже не знали, есть ли там взрывчатка?! И уничтожили мой чемодан?! А как же грибы сушеные Наумовым? А кроссовки?!»
Толпа загомонила, женщина рядом перекрестилась, Варя, выпучив глаза, смотрела на железный ящик, в котором взорвали ее вещи. Все до одной! В сумке-котомке на плече и в маленьком рюкзаке остались кошелек, мобильник, косметичка, зубная щетка, штапельный ковер, расшитый крошечными осколками зеркала, и легкая атласная курточка на кнопках.
– Как же так! – вскрикнула Варя. – Взяли и взорвали! А может, там все вещи!
– А если вещи обнаружатся, спецслужбы отыщут владельца по приметам и заведут уголовное дело! – со знанием дела сообщил тот же мужчина с борсеткой. – Нечего создавать угрозу мирному населению!
«Уголовное дело?! – вздрогнула Варя. – Надо быстрее бежать отсюда!»
Она бочком вышла из толпы – люди не расходились, ждали еще каких-то интересных событий – и быстро направилась к метро.
«Отыщут?» Господи, теперь еще придется скрываться!» – тревожно подумала и застонала.
«Бомбу подложила, ребенка украла. Лет на пятнадцать тянет! – засмеялся папа. – И все за два дня. Молодец! Далеко, Варюха, пойдешь!»
Варину маму, Людмилу Анатольевну, всегда бесил смех мужа в драматических ситуациях: «Я вся на нервах, а ему смешно!» На Варю же отцовские шуточки действовали успокаивающе. Она поглядела на Джульетту и мысленно сообщила малышке: «Делать нечего, Джулька, переходим к плану «Золото в вороньем гнезде».
Это был тайный девиз Вари и Лейлы.
«У нас говорят: золотую монету можно найти даже в гнезде вороны», – объявила однажды подруга. Варя засмеялась в ответ: «Навозну кучу разрывая, петух нашел жемчужное зерно».
«Это я и имела в виду, – кивнула Лейла. – Не нужно – как это по-русски правильно сказать? – морщиться никакой работой, когда идешь к цели. Проблем без выхода не бывает. Я ради театра готова мыть ночами уличные туалеты в Карачи!»
Воспоминание о подруге придало Варе сил: по крайней мере, здесь, в Москве, никто не плюнет вслед, обнаружив, что работу ищет незамужняя девушка с ребенком.
«Золото в гнезде вороны» расшифровывалось просто: Варя готова работать ночами уборщицей ради угла, в котором можно жить.
Еще дома, в Кириллове, она наметила, где будет искать такой «угол»: в общежитии театрального училища или института, в Москве их несколько. Все-таки поближе к мечте, к профессии актрисы!
«Объеду все, упаду в ноги, буду умолять взять кем угодно, хоть дворником, хоть посудомойкой в студенческую столовую, только чтобы комнатка была и чтобы дышать сценой!» – поставила задачу Варя.
Она достала из сумки календарик со схемой метро, записную книжку и прочитала первый адрес: метро «Арбатская», Малый Кисловский переулок, дом шесть.
К счастью, сытая Джульетта в подземке не проснулась, только покривила ротик, когда загрохотал приближающийся поезд.
В вагоне было много народу, но никто не уступил Варе место: пассажиры сидели с закрытыми глазами, разгадывали кроссворды, читали журналы или изучали документы.
В родном Кириллове к женщинам с малышами относились по-другому: пропускали в очереди, предлагали подержать младенца на руках, качали чужие коляски, оставленные у крыльца магазина… Ну да что теперь вспоминать маленький северный городок! Надо привыкать к жизни в гигантской Москве, тут люди приловчились отключать сознание в толпе: на улицах, в электричках, метро. А иначе не выжить – свихнешься.
Варя это понимала, решила ни на кого не обижаться, пристроилась с Джульеттой возле дверей, потом благополучно сделала пересадку и доехала до нужной станции.
Она выбралась на залитую солнцем улицу, остановилась, ошарашенная бурлением столицы: лавина машин, потоки людей, художники, музыканты, неформальная молодежь в затасканных рубищах, модно одетые дамы, мужчины в лакированных ботинках.
В Кириллове она за всю жизнь не встретила ни одного мужчины в лакированных туфлях!
«Да уж, не вокзальная публика, – радостно отметила Варя. – Москвичи!»
Девушка расправила плечи, приосанилась: скоро и она будет москвичкой – деловой, стильно одетой, спокойно и небрежно бросающей тысячную купюру продавщице цветов. Ах нет, цветы Варе будут дарить поклонники!
Впрочем, хоть москвичи и шли толпами, где находится Кисловский переулок, смог ответить только четвертый или пятый человек.
Наконец, когда нужное направление было указано торопливым взмахом руки, Варя перешла на другую сторону Воздвиженки и оказалась на тихой улочке.
Девушка столько слышала о знаменитых московских переулках, и вот она здесь!
Варя ликовала, наивно решив: теперь она часть столичного артистического бомонда.
Нужный переулок найти оказалось непросто: Нижний, Средний, Калашный… путаница!
Наконец, Варя с восторгом прочитала табличку: «Малый Кисловский» – и пошла по узкому тротуару, заставленному машинами. Возле одного из старых особнячков курили две женщины, явно не приезжие.
– Извините, вы не подскажете, где дом номер шесть? – вежливо спросила Варя. – Там находится…
Она не успела договорить.
Женщины многозначительно взглянули друг на друга, одна указала дымящейся сигаретой вдоль тротуара:
– Третий отсюда, по этой стороне. – И, не дожидаясь, пока Варя отойдет, усмехнулась ядовито: – Кто только в артистки не прется! С ребенком прямо притащилась!
– Да бросит она его! Сейчас на жалость надавит, а потом на вокзале пристроит. Помнишь, вчера тоже артистка с ребенком бродила. Одна родила неизвестно от кого, а все подружки по очереди мамаш из себя изображают.
Варя споткнулась, резкие слова незнакомок ударили в сердце. Она так растерялась, что не нашла достойного ответа.
Да к тому же на воре шапка горит…
«Как они догадались, что Джулька не моя? – лихорадочно думала девушка. – Неужели заметно? Почему же в комнате матери и ребенка никто ничего не заподозрил? Пусть хоть убивают, Джульку я никому не отдам. Она моя, родная!»
Варя с нежностью поглядела на спящую малышку: от вида крошечного личика щемило сердце, кроха стала такой близкой!
Она приподняла колыбельку, с наслаждением втянула нежный аромат, едва уловимое теплое младенческое дыхание. Душу захлестнула волна любви! Соленая на вкус.
«Большой взрыв! – стыдясь собственных чувств, улыбнулась Варя. – Переворот в сознании. Когда-нибудь, на пенсии, заслуженная артистка России Варвара Кручинина засядет за мемуары и напишет: «Материнский инстинкт проснулся в звезде внезапно и довольно рано, в двадцать один год».
«Заслуженная артистка» остановилась возле чугунной ограды невысокого желтого здания: осмотреться, обдумать неприятные слова случайных собеседниц, решить, как вести себя, чтобы не вызывать подозрений?
«Чтобы убедительно сыграть роль, вы должны уметь присвоить жизнь своего героя, сделать ее своей, – вспомнила наставления педагогов. – На усадку любого текста требуется не меньше двух недель. В течение этого срока войдите в тело и душу персонажа, мыслите, как он».
Варя вздохнула: двух недель у нее нет. Придется вживаться в образ одинокой мамы по ходу пьесы, играть по вдохновению.
Она увидела табличку на оплывшей от времени приземистой колонне, сосредоточенно закусила губы: «Российская академия театрального искусства»! Знаменитый ГИТИС, вот где предстояло начинающей актрисе сыграть внезапно свалившуюся на нее роль брошенной матери. И оценивать ее будут не дремлющие в ожидании поезда пассажиры зала ожидания, а внимательные, цепкие знатоки лицедейства!
– Пожелай мне удачи, Джулька, – прошептала девушка и с бьющимся сердцем вошла в раскрытую калитку.
Варя приготовилась увидеть театральную роскошь: позолоту, парчовый занавес, блистательных, недосягаемых примадонн, высокомерных небожителей сияющих артистических вершин.
Но бояться оказалось совершенно нечего – в институте было провинциально, по-домашнему просто: обычные коридоры, разномастный линолеум, стандартная мебель. Под одной из дверей притулились влажная тряпка на самодельной швабре и зашарканное оцинкованное ведро. Пусто, тихо и после летней улицы – прохладно.
– Вы, девушка, куда? – окликнул Варю мужской голос: она не приметила в полумраке охранника.
– В отдел кадров, – бодро ответила Варя.
– Это по другой лестнице, но вроде там еще никого.
Охранник окинул Варю наметанным взглядом и сразу распознал провинциалку: он этих девчонок столько здесь перевидал!
– В Москве раньше одиннадцати на работу не приходят: что в редакциях, что на телевидении и в театрах – подтягиваются к полудню.
– Я все-таки схожу, вдруг хоть кто-то пришел? – попросила Варя.
Охранник молча выкинул руку в сторону дверей, мол, иди проверь.
Дверь с распечатанным на компьютере листком «Бухгалтерия, отдел кадров» была приоткрыта. До Вариного слуха донесся шорох.
Она заглянула в комнату с маленькими солнечными окошками – кто-то из сотрудников уже пришел? – но обнаружила лишь уборщицу: женщина с полными голыми ногами вытряхивала в черный пластиковый мешок мусор из корзин.
– Нет еще никого, – сказала уборщица.
– Можно я здесь побуду, пока кто-нибудь не придет?
– В коридоре обожди, – отрезала женщина.
Она говорила, растягивая концы фраз, совсем как на Вологодчине. Варя смекнула: женщина, как и она, приезжая, «нашенская». Это прибавило решимости.
– Простите, пожалуйста, можно вас спросить? Вы тут, наверное, все знаете, может, что-то посоветуете?
То, что ее, поломойку, сочли за опытного сотрудника театральной академии, польстило женщине.
Она благосклонно закрутила край мешка с мусором и повернулась к дверям. В прорехах между туго натянутыми полами халата белели живот и оплывшие колени.
Варя втиснулась в заставленный столами кабинет.
– Вы не знаете, можно здесь устроиться на работу? На любую. Например, как вы, клининг-персоналом, но чтобы дали комнату в общежитии?
Она помолчала, сморгнула, униженно пробормотала:
– Или хотя бы пустили переночевать на несколько дней, пока студенты на каникулах… Мне ненадолго, вот-вот знакомые из отпуска в Москву приедут.
Женщина не спеша села на стул, отерла рукой шею и приготовилась к обстоятельному разговору.
– Уборщицы и посудомойки всегда нужны, все в артистки рвутся, а грязь убирать никто не хочет. Я сама по молодости техникум мечтала окончить, да нужда заставила коридоры драить.
– Ой, я бы с удовольствием сюда уборщицей устроилась, – приободрилась Варя. И доверительно добавила: – Ночью бы полы мыла, а днем в фильмах снималась. Но мне пока жить негде: квартиру снимать дорого, да и обмануть норовят. Хоть бы несколько деньков продержаться, пока на студии работу найду.
Женщина вздохнула, устало обмякла, грустно распустила губы, покачала головой, словно говоря: вот и еще одна провинциальная дуреха, как когда-то она сама, приехала искать счастья в столице. В фильмах сниматься!
– Дочка, уборщицей я бы за тебя слово замолвила, но комнату в общежитии тебе не получить. Ничего себе, скажут, только заявилась, а уж подавай ей жилплощадь.
– Вы точно знаете? – переспросила Варя. И умоляюще взглянула в глаза женщины. – А вдруг порядок изменился или случайно комната освободилась? Выпускники ведь как раз выехали? Узнайте, пожалуйста, я вам буду так благодарна! На всю жизнь!.. А то опять на вокзале ночевать…
– Ой, дочка, я бы рада помочь, да точно знаю: койки – и те в дефиците, а уж про отдельную комнату речи нет.
– Я и на койку согласна! Но ведь с…
Она не успела договорить: «Но ведь с ребенком не пустят».
Дверь в кабинет раскрылась шире, вошла дама лет пятидесяти. Именно дама, а не «женщина» или «гражданочка»: темные вьющиеся волосы уложены в тяжелую царственную прическу, шею и руки унизывают украшения из темного серебра и камней, шелковое платье с восточным узором похоже на праздничный наряд Лейлы, привезенный из Пакистана.
– Добрый день, – сказала дама.
По комнате поплыл маслянистый запах бордовой розы.
Уборщица поднялась со стула.
– Сидите, Нина, сидите, я на минутку, мне нужно оставить один документ, – сообщила дама.
– Дочка, если мне не веришь, давай Маргариту Святославовну спросим, – обратилась уборщица к Варе.
– О чем, Нина, вы хотите меня спросить? – Дама перебирала бумаги.
– Да вот, девочка спрашивает насчет койки в нашем общежитии, несколько дней переночевать надо, пока работу не найдет. Уборщицей согласна работать. Я ей говорю: нет мест – не верит.
– Да, детка, скорее всего, это так.
Варя переложила колыбельку с Джульеттой из руки в руку, потом примостила на край стола. Малышка заворочалась, засучила ножками и вдруг – принялась плакать.
Нина и Маргарита Святославовна удивленно посмотрели на колыбельку: крышка вздымалась от ножек Джульетты, кроха упиралась пяточками и заливалась ревом.
Варя расстегнула «молнию», нашла соску, сунула в дрожащий от обиды крохотный ротик. Подняла дочку на руки.
«Неужели придется отдать Джульку в приют? – с тоской подумала она. Но тут же отогнала ужасную мысль и прижала теплое, беззащитное тельце к груди. – Нет, сладкая моя, я лучше на вокзале буду жить, но тебя никому не отдам!»
– Не плачь, котеночек, мама с тобой, проживем, не пропадем!.. – простонала Варя и кивнула:
– Спасибо, что выслушали. До свидания…
Она подхватила колыбельку и повернулась к дверям.
– Погоди, дочка, – раздался голос Нины.
Варя обернулась.
– Ты вот что… Куда ты с мальцом-то пойдешь? Давай-ка у меня переночуешь. – Женщина вздохнула, а потом махнула рукой: – Где четверо, там и пятый с шестым уместятся.
– Нина, да где же у вас остановиться еще двоим? – изумилась дама. – В вашей малосемейке в Капотне? А если муж завтра запьет, закуролесит?
– Ну и выпьет… Чего нам его бояться? Поорет, да и упадет в коридоре на пол – спать. А мы на кухню уйдем или в спаленку. Зал у нас большой. Не все же вам студентов привечать! Я девчонкой была, так мы в бараке всемером жили. И ничего, в люди вышли. Сестра бухгалтером работает, брат бригадиром на заводе.
– Хорошо, Нина, я помню, вы рассказывали, – кивнула Маргарита Святославовна.
Нашла висящие на цепочке очки, надела их и внимательно поглядела на Варю.
Горестно сдвинутые тонкие брови, широко расставленные голубые глаза, самодельный топик с простодушной вышивкой и грудной ребенок, плод девичьей любви.
Дама оборвала паузу и твердо произнесла:
– Пару деньков девочка поживет у меня, а там что-нибудь придумаем.
Варя расширила глаза.
– Маргарита Святославовна, ну куда опять – к вам? – попеняла уборщица. Повернулась к Варе и сообщила: – Ведь не вылазят от нее студенты! То на даче живут, репетируют, видите ли, то в квартире столуются, то на кухне занимаются.
– Ах, Нина, перестаньте! У моего отца, да будет вам известно, полтора года жил за ширмой студент из бедных, с котомкой, в залатанной шинели приехал в Москву. А в данном случае речь идет о неделе!
– Да ведь ребенок! – отговаривала Нина. – Не выдержать вам чужого писку. У вас покой в доме должен быть, работа ваша умственная, отдых голове нужен, тишина. А мне все одно: покой, видать, только на том свете будет.
Дама нахмурилась и поправила браслет, усыпанный огромными рыжими камнями.
– Нина, вы меня обижаете. Мы столько лет с вами знакомы… Неужели я произвожу впечатление человека, который отправит на улицу девочку с младенцем на руках?
– Что вы, Маргарита Святославовна, и в мыслях такого не было.
– Тогда вопрос решен. Девочка идет ко мне.
Дама наконец-то обратилась к Варе:
– Детка, как вас зовут?
– Варвара Кручинина. У меня и паспорт с собой…
– Не нужно, солнышко, вся твоя судьба и без паспорта видна.
Варя смутилась: что ни говори, а она обманывала этих милых, добрых женщин.
– А как имя малыша? Это мальчик или девочка?
– Девочка. Джульетта.
– Боже мой, Джульетта! – сказала Маргарита Святославовна, и ее лицо озарилось.
Дама внимательно посмотрела на Варю:
– Джульетта, дочь Варвары. Детка, в наше время Юль и Ксюш такое имя могли дать лишь в театральной семье!
– Да, я актриса, – со счастливой улыбкой призналась Варя. – Только что окончила Ярославский театральный институт.
– Замечательно! Тогда нам будет о чем поговорить. Ну что, вызываем машину? Где твои вещи?
Варя опустила глаза: оказывается, играть роль и врать – это не одно и то же. Наконец, справившись с волнением, беспечно пожала плечами:
– А у меня их нет. Вещи – это якорь. Без лишнего барахла по жизни легче идти. Мы с мамой у себя, в Кириллове, перед моим отъездом ходили в церковь, там батюшка сказал: «Богатый заснуть не может, ворочается: как бы не позарились на его добро. А нищий почесался, кулак под голову положил и спит всю ночь спокойно».
– Это уж точно, – с удовольствием согласилась Нина.
А Маргарита Святославовна задумчиво поправила серебряный перстень с огромным самоцветом.