Сто один день. Госпожа (Д. А. Захаров)

Госпожа

Оскар с трудом разомкнул слипшиеся веки. Громко и настойчиво звенел телефон. Новенький смартфон был безнадежно утерян, а внешний вид древнего аппарата навевал ассоциации с коммутаторами времен гражданской войны.

– Алло!

– С добрым утром!

– Здравствуйте…

– Сон алкаша крепок, но не долог! – усмехнулись на другом конце провода.

«Глупая шутка!» – раздраженно подумал Оскар.

– Д-д-а я задремал н-н-емного… – волнуясь, он начинал немного заикаться. – Не выспался накануне… П-п-олнолуние или что-то в этом роде!

– Полнолуние! – женщина засмеялась, – это действительно причина для бессонницы! Верните одежду, мужчина!

– Какую одежду?!

– Халатик мой, синенький, с дракончиком! Впрочем, если ты только с помощью моего халатика можешь достичь пика сладострастия, не смею мешать. Готова пожертвовать, во имя гормонального равновесия! Это большая честь для меня и моего халата. Если требуется, могу подкинуть шарфик. Или туфли? Тебе что больше нравиться?

– Ты можешь подождать секунду?!

– Ну, если только секунду!

Оскар юлой подлетел к столу, глотнул из бутылки.

– Это я! – крикнул он, обдав пластик микрофона спиртовым дыханием.

– Быстро! – одобрительно хмыкнула девушка, – выпить успел?

– Вы меня обижаете, сеньорита! Не имею обыкновения навеселе беседовать с дамой!

– А зря! Я выпиваю!

– Ну, тогда и я, с вашего позволения! – он цокнул трубку крем стакана. – К сожалению, не имею чести знать имени…

– А что ты пьешь, Оскар? – уклонилась от ответа девушка.

– Водочку…

– А ну да. Я помню…

– Да это с-с-лучайно получилось…

– Не оправдывайся! Ни у тебя, ни у кого другого нет здесь судей. – сказала она непонятную фразу. – Нам бы насчет халатика!

– Готов доставить в любую указанную точку планеты!

– А ты его там не слишком, ну… осквернил?

– Не успел… А потом у меня еще один есть. А также пара чулок, бюстгалтеры, ну всякие комбинашки я не считаю, и гордость моей коллекции – дамские панталоны! Не будут раскрывать тайны, как мне удалось их добыть.

Девушка смеялась.

– А ты находчивый песик! Записывай адрес…

Девушка проживала на улице Чайковского. Элитный район, престижный дом – памятник архитектуры 19 столетия. Пешком – тридцать минут ходьбы – принял решение Оскар. Медленно наступал вечер. Теплый питерский вечер насыщенный влажной моросью. Литровая бутылка опустела более чем на половину, на ночь хватит, но утром опять придется выходить на охоту. Но это все случится утром. Запой освобождал человека от ответственности за людей, за себя и быстротекущее время. Он запил водку сырыми яйцами, принял контрастный душ, напихал полный рот зубной пасты, и бежал по влажному асфальту, а кривая тень, отбрасываемая зелеными фонарями скользила следом, ни отставая ни на шаг.

В пакете лежал синий халатик. Оскар обладал завидным обонянием, он мог отличить мельчайшие оттенки запахов, но аромат, исходящий от шелковой тонкой ткани был не на что не похож. В нем присутствовала составляющая, отдаленно напоминающая запах крови, но даже не крови в привычном понимании этой жидкости, с присущим ей металлическим сладковатым запахом. Это был не запах, а «впечатление» от него. Так могла пахнуть кровь, пролитая много лет назад, и давно исчезнувшая. Когда вытаскивают утопленника, окружающие зажимают носы, хотя характерное смердение появляется, лишь когда труп вскрывают.

Когда он был мальчишкой, в их дворе изнасиловали, и забили ножами девушку. Она жила в соседском доме – красивая, с длинными загорелыми ногами, и острыми сосками, просвечивающими сквозь тонкое платье. Она свободно вела себя с мужчинами, будто думала, что может управлять ими также уверенно, как стареньким автомобилем, который лихо парковала во дворе. Мальчик был убежден, что взгляды ее черных, всегда немного влажных как у косули глаз, обращены к нему одному. Ранним июльским утром его разбудили крики – казалось, женщина хохочет и не может остановиться. Он выскочил во двор – на зеленой лужайке, возле пересохшего фонтанчика, лежала она. Тело девушки было истыкано ножом, кровь запеклась. Глаза смотрели в черное ничто, и в их влажной поверхности отражалось синее небо. Кричала ее мать, и подростку показалась нелепой, совершенно несуразной эта картина. Голая девушка, с острыми торчащими сосками, мертвые глаза, и похожий на хохот крик. Он не чувствовал запаха – крови было много – она запеклась возле ран, и тонкими ручейками стыла около фонтанчика. Оскар запомнил свои впечатления. Мертвые, блестящие как у лани глаза, бурая, запекшаяся кровь между ног, и хохот обезумевшей женщины. И странное возбуждение, охватившее его, черноволосого мальчишку со смешными разноцветными глазами, при виде окровавленной голой девушки.

Он совсем забыл, как выглядела та девушка. Иногда, он не был уверен в том, что эта история произошла на самом деле, а не явилась плодом безудержной фантазии. В память врезалось впечатление от запахов, как безжалостно нож мясника режет дымящуюся плоть забитой жертвы, и повсюду витают запахи. Ароматы боли, смерти и пролитой крови.

Сгустились сумерки. Мимо прошелестела длинная машина, въехала под арку. Оскар топтался на месте, чувствуя нарастающее волнение, шагнул во двор. Машина остановилась возле подъезда. Черные тонированные стекла изучали застывшую фигурку. Его долговязый силуэт отразился в зеркальном стекле – бледное лицо, взъерошенные волосы, мятая, видавшая виды джинсовая куртка.

У бетонной стены сохранилась узкая полоска зелени, прижатая сухим асфальтом к каменной стене. Среди пожухлой листвы покачивал белой головой маленький одуванчик. Последний герой ускользающего лета. Некогда увенчанный пышной седой шевелюрой, одуванчик дрожал под порывами ветра, на беззащитной трогательно голой голове дрожали несколько белых пушинок. Оскар сорвал цветок, на ровной кромке длинного стебля выступила белая маслянистая кровь. Он бережно положил одуванчик в карман, и шагнул в подъезд.

Внизу хлопнула входная дверь – загудел лифт. Боковым зрением он уловил невнятное движение – темное лицо смотрело в упор. Горячая кровь ударила в голову, тело мгновенно покрылось мурашками, но в следующую секунду ему стало стыдно. В черном окне отражалась его собственная физиономия.

Лифт неуклонно двигался наверх. Вот он остановился на предыдущей площадке, тронулся с места, и с угрожающим гудением полз дальше. Оскар завороженно смотрел, как из мрачного чрева узкой шахты объявляется блестящая крышка саркофага. Человек прижался спиной к холодной стене, круглыми от ужаса глазами он смотрел на выползающего из дьявольской утробы механического монстра. Он собрался бежать вниз по лестнице, но ноги будто приросли к полу. Он хотел позвать на помощь, но вместо крика изо рта неслось невнятное хрипение. Лифт остановился. Через секунду он разомкнет широкие двери. Внизу послышались шаги. Шаркающие, похожие на шлепки босых ступней по каменному полу. Из-за выступающего угла вынырнула огромная тень. Ее кривые очертания уверенно легли на крашеную стену, длинное крыло коснулось кроссовка.

– Ч-что это такое… – прошептал человек.

Тень злобно зашипела, дрогнул поручень.

– Проклятье!!!

Лифт негромко вздохнул, и с шипением раздвинул двери. Мужчина взвизгнул, и это было похоже на вопль. Так кричит собака, когда жестокосердный хозяин бьет ее плетью.

Шаги достигли последней ступеньки. Более всего он боялся обернуться, и увидеть того страшного и неведомого, чьи ноги ступили на площадку. Невидимая тень выскользнула наружу, звериным чутьем человек почувствовал спиной тяжелый взгляд. Он рванул оконную раму, со звоном вылетело зеркальное стекло, пролетело в воздухе, и разбилось о каменный паребрик. В лицо пахнуло свежим воздухом. Внизу отсвечивали глянцем темные лужи.

Возле клумбы неспешно прогуливалась старушка в розовом дождевике. На длинном поводке она вела маленькую собачку. Собачка зашлась истошным лаем, завыла, и бросилась в ноги хозяйке.

– Кто обидел нашу девочку?! – причитала женщина высоким голосом. – Что случилось? Кто нас так перепугал!?

Болонка вцепилась в руку старушки.

– О-о-х!!! Что же ты наделала! – в крике смешались боль, страх и ярость.

Оскар плотно закрыл глаза, в голове пульсировал багровый шар. Все впереди. И боль и страх. Все впереди…

Распахнулась дверь, и сумрачный подъезд озарился оранжевым светом. На пороге стояла она.

– Пытаюсь понять… Ты кто?! Спортсмен или самоубийца? Если самоубийца, то рискуешь сломать ноги. Советую выбрать дом повыше, а еще лучше мост!

Оскар соскочил с подоконника, достал из кармана мятый цветок одуванчика. Он опустился на колени, захлебывающееся от страха сердце человек-пса, преисполнилось покоя и благодарности. Громко запели ангелы. Пауза…

Пес лежит на полу. Он вылизывает ноги Госпожи. Она гладит его по каштановой гриве, чешет за ухом, называет дурашливыми ласковыми именами. Разыгравшись, она может шлепнуть его по щеке, но он ловит губами ее пальцы. Если он хорошо себя ведет, и у Госпожи благосклонное настроение она позволяет ему полизать себя. Иногда ей хочется разнообразия, и тогда она чешет его живот, он забавно дергает ногами. И тогда в голубых глазах загораются бесовские огоньки и она, дурачась, целует его, а когда он, дрожащий от нетерпения, начинает скулить, униженно трется головой о ее колени, Госпожа приказывает улечься на пол. Она медленно садится, промеж ее бедер течет жидкое электричество, и содрогаясь в сладостном предчувствии размашисто бьет пса по морде. У него выступает кровь, из глаз текут слезы радости и боли. Он сглатывает соленую горечь, и Госпожа лижет его кровь, она делает это не как Хозяйка, а как беспородная уличная сучка. Она рычит на непослушного пса, он кричит вместе с ней, и его крик похож на волчий вой, и он тихо умолкает, боясь прогневать капризную Повелительницу, отползает в сторону. И наступает тишина. И миром правит благословенная пауза.

Хозяйка ушла на кухню, беззвучно открылась дверь холодильника, человек-пес насторожил уши. Через пару минут она принесла коньяку. Себе в бокале, ему в плоской широкой миске.

– Из миски пить неудобно…

– Разве собак об этом спрашивают?

– Просто они не умеют попросить.

– Тебя надо покормить. Вон ребра просвечивают. Собирайся! – и нагнувшись к нему захлопала в ладоши.

– Гулять, Оскар, хороший мальчик, пойдет гулять!

Он с готовностью вскочил на ноги, и забегал по комнате, высунув язык.

– Какой, молодец! – одобрительно качала головой Госпожа. – Шагом марш в душ!

Оскар пробежал по длинному коридору, сунулся вначале в туалет, затем нырнул в ванну. Задержавшись на секунду, он спросил Хозяйку.

– А как все-таки насчет породы?

– Какой породы!?

– Н-н-у ты сама сказала. Ну про породу собак…

– Когда сказала?

– Утром… Ну на кухне! Т-т-ты обещала подумать о том, на какую собаку я похож. П-п-орода какая… – когда он нервничал, начинал заикаться чаще обычного.

– Чушь какая-то! Ты, вообще, о чем сейчас говорил? Какая к черту кухня?!

Человек-пес растерялся.

– Ты извини, п-п-ожалуйста, я з-заикаюсь, когда волнуюсь. И не умею ясно выражать свою мысль. На кого я похож… – он заискивающе улыбнулся.

– Не понимаю, но похож ты на заурядную дворняжку! – и отвернувшись защелкала длинными пальцами по дисплею айфона. Человек-пес растерянно побрел в душ.

Когда он вернулся, она была уже одета. В строгую черную юбку, и темный, обтягивающий ее фигурку свитер. Волосы Госпожа стянула в тугой узел на затылке, стоя перед зеркалом, красила губы кроваво-красной помадой. Он прижался, уткнулся лицом в ямку на затылке, втянул тонкий аромат духов, и женское тепло. Воздушный локон смешно щекотал ухо, он тронул локон губами, тихо засмеялся, чувствуя накатывающую волну неуемного счастья.

– Кажется, это называется, любовь?

Госпожа, не поворачиваясь, протянула руку, и погладила его по бедру. Оскар скользил ладонями по ее груди, но она резко вонзила острые ногти в его пульсирующую плоть. На глазах выступили слезы, тошнотворный ком подкатил к горлу.

– Зачем ты так?!

– Извини! Я хочу, чтобы ты все правильно понял, и не питал иллюзий. Это – не ролевые игры, и мы с тобой не любовники. Ты – собака. Я – Госпожа. Я буду о тебе заботиться, кормить, поить – ты ведь пьющая собака?

Он быстро кивнул.

– Браво! Я буду тебя лечить, если ты заболеешь. Когда мне надоест, я тебя прогоню. Или сдам на живодерню. Иногда я тебя буду наказывать, – продолжала она будничным тоном. – Я – ласковая Госпожа, ты останешься доволен. К тому же я – обеспеченная Хозяйка, и ты ни в чем не будешь нуждаться. Твое преимущество перед другими псами – ты разговариваешь, и выгуливать не надо. Впрочем, ты можешь отказаться, будешь лазать по помойкам, и клянчить у шлюх мелочь на выпивку. Если останешься, я полечу твою рану, и поведу ужинать. Но ужинать я пойду с собакой, а не с любовником. Решай!

Она ушла в другую комнату, и разговаривала по телефону. Оскар допил коньяк, внимательно исследовал половые органы. Никаких следов. Только страх. Стрелки на циферблате настенных часов подползли к отметке десять. Заурчало в животе, за весь день он съел кусок копченой свинины, и три сырых яйца. Девушка вернулась в комнату.

– Мне пора!

Оскар медленно встал на четвереньки, и потерся головой о ее колени.

– Вот и славно! А теперь давай полечим нашего песика… – она поправила уложенные волосы, и опустилась на колени.

На лестничной площадке стоял крепкий парень в черном костюме. Оскар оскалил зубы, и негромко зарычал.

– Молодец, хороший мальчик! Это – свои…

В лифте она протянула человеку-псу мягкий кожаный ошейник.

– Надень!

– Но ведь люди увидят! – запротестовал он, и тотчас получил звонкую оплеуху. Он покорно надел ошейник.

– Умница! – она почесала его за ухом, достала из сумочки зеленый платок, повязала его поверх ошейника.

– Твоя мамочка умная и заботливая!

На улице их ожидал «мерседес» представительского класса. Оскар нырнул в открытую дверь, уселся на заднее сидение, Госпожа села рядом с водителем, и машина бесшумно тронулась с места. Хозяйка негромко беседовала с водителем, парня звали Эдуард. Он бросил неприязненный взгляд через зеркало, пес стушевался, а затем оскалил зубы и негромко зарычал.

– Откуда ты его взяла? – говорил Эд.

– На улице привязался, ну прям бродячая собака!

– Прикол! Он что, мелочь клянчил?

– Вроде того…

– Обычный попрошайка!

– Поэт, между прочим!

Загорелся зеленый свет, машина тронулась с места.

– Любой неудачник, мнит себя поэтом! – усмехнулся шофер.

– Ревнуешь? – женщина прижалась к водителю, и коснулась губами его уха. Оскар тихо зарычал.

Автомобиль припарковался возле особняка, построенного в стиле зрелого барокко. Будучи городским бродягой, человек-пес не узнавал этого места. Только что они свернули с Песочной набережной на Крестовский остров – место обитания питерских толстосумов, и словно по волшебству оказались в парковой роще. Они вышли из машины, и пройдя по узкой, вымощенной каменными плитами дорожке подошли к дверям. Дверь была произведением искусства, шедевром литейщиков. Золотистые змеи переплетались в тугие клубки, ядовитые пасти зловеще скалились, из черных глубин зева выскальзывал маленький язычок. Чешуя отливала сусальным глянцем, казалось, одна соскользнет с дверного навеса, и упругой массой обрушится на голову. А другая уже тянется маленьким жалом к голой руке, и в изумрудных глазах загорается чудная змеиная злость. Оскар заметил, что аспид повернул ромбовидную голову, и уставился тяжелым гипнотическим взглядом. Ноги его налились свинцовой тяжестью, ужас наполнил сердце, заставив сжаться в болезненный комочек. Змея зашипела, и из приоткрытой пасти метнулся черный язычок. Госпожа весело рассмеялась.

– Что, песик, страшно? Мистическое место!

Дверь открылась, изнутри доносились пряные ароматы жареного мяса. Оскар скользнул вслед за Госпожой, и готов поклясться, он видел, как в темноте тлеющими угольками горят алчные глаза.

Стены ресторана были драпированы красной материей, с извивающимися драконами. За ширму нырнул полуголый негр, и сноровисто сервировал столик.

– Можно? – спросил послушный пес, пожирая глазами мясное ассорти, украшенное дольками помидоров и листьями зеленого салата.

– Проголодался, малыш! – Госпожа потрогала ошейник, Оскар извернулся, и лизнул женскую руку.

– Кушай на здоровье!

Он благодарно рыкнул, махнул рюмку водки, и набросился на мясо. Какое то время он жадно ел, не глядя по сторонам. Из-за ширм невозможно было разглядеть посетителей ресторана. В центре пустого зала находилась круглая арена. Черные официанты скрывались за дверью. Посетители ждали начала представления, Оскару приходилось смирять любопытство, пить ледяную водку, и закусывать острыми мясными яствами.

Утолив голод, он потянулся за сигаретой, но Госпожа отрицательно покачала головой. Черный официант сказочно объявился возле стола, и протянул тонкие, коричневые сигареты на подносе.

– Кури лучше эти. А то крыша поедет…

Сигарета быстро тлела, образуя красивую, подрагивающую алыми угольками горку пепла. Эта горка росла, и не падала, разбившись на мириады крупинок о дно хрустальной пепельницы, а держалась цепко прилепленная к сгорающей сигарете. Ему много раз приходилось курить гашиш, но вкус и запах этой смеси не имел ничего с ним общего. Терпкий привкус смолянистого дыма, горькая трава и кислый аромат лугового клевера. Госпожа тихо разговаривала с кем-то по телефону. Оскар навострил уши.

– … И что он сказал? Вот мерзавец! – она прикрыла ладошкой трубку. – Не грей уши!

Пес смущенно отвернулся. Хозяйка тихо смеялась.

– Муся, ты чокнутая, честно слово! Ну, приезжай с ним вместе… Ты же знаешь, я не люблю черноволосых мужчин. Они все немного на ворон похожи! Ну, а твой нынешний просто чудовище! Бородатый и с пузом! Мечта, а не юноша!

Оскар сконцентрировал внимание на горке пепла. Зрение обострилось, как у лупоглазой стрекозы. Звук голоса Госпожи стал громким, слова рассыпались, будто огромные камни по равнине. Человек с удивлением заметил, что не понимает ее речь, Хозяйка разговаривала на неведомом языке, в нем преобладали шипящие согласные, переходящие в раздражающий свист. Госпожа продолжала безмятежно разговаривать по телефону, покачивая носком черной блестящей туфли. Вот она рассмеялась, обнажив ряд блестящих белоснежных зубов, в глубине влажного розового зева мелькнул черный раздвоенный язычок. Оскар вскрикнул. Сердце его билось часто и тревожно, как у перепуганной собаки, он боялся разомкнуть веки, но вскоре с удивлением обнаружил, что с закрытыми глазами видит лучше. Он сконцентрировал зрение на горке раскаленного пепла. Там, в кучке седого безжизненного пепла, он узрел множество извилистых тоннелей с диковинными башнями, и причудливыми искривленными улицами. По ним озабоченно бегали черные драконы. Точь в точь такие-же, как на стенах ресторана. Его осенила догадка – драконы сбежали со стен, и теперь они живут в пепле его окурка. Маленькие драконы суетливо шныряли по тесным улицам, высовывались из узких, похожих на бойницы окон каменных домов, спорили друг с другом, и даже сражались. Огненно-рыжий дракон вонзил длинные, изогнутые как кинжалы клыки в горло курносому дракончику, тот упал навзничь, обливаясь густой зеленой кровью. Они забавно плясали на большой площади – смешной, со взбитым желтым хохолком, неуклюжий пузатый дракон, и его дама – изящная, вся в радужных переливах, разевающая зубастую пасть подруга. И Оскар рассмеялся.

Он с интересом погружался в мир драконов. Оказывается, они собирались вести войну, – на горизонте надвигалась армада из низко летящих зубастых птиц. Драконы строили баррикады, трубили в длинные с огромными раструбами трубы, устанавливали камнеметные машины возле стен своего города. Вдруг драконы бросились врассыпную. Они в страхе бежали, завидя неуклюжее чудовище. Худое частично голое, кое-где покрытое коричневой бурой шерсть, на четырех подламывающихся конечностях. Отдаленно напоминающее собаку существо. Оно хватанула за ногу замешкавшегося дракона, и тот забился в судорогах, и чешуя покрылась большими кровоточащими язвами. Неожиданно оно сделало шаг навстречу, кривая конечность вылезла из горстки пепла, и ступила на сигарету. Чудовище гавкнуло, и произнесло скрипящим голосом.

– «Ахерон-лилит!»

Лицо онемело, в ушах нарастал звон.

«Ахерон лилит…»

Липкие коготки присоски коснулись губы, рот наполнился смрадной жижей. Пес закричал, Госпожа хлопнула его по руке, и огромный город, с извилистыми улочками, башнями, драконами полетел вниз, и разбился на миллионы частиц и жизней о блестящую хрустальную твердь, превратившись в горстку седого, невесомого пепла.

– Хорош балдеть! – раздался резкий голос Хозяйки, – Туда взгляни!

Оскар дрожащей рукой налил себе водки.

– Ахерон лилит… – пробормотал он, провел рукой по лицу, на губах застыла капелька жидкости. Он машинально облизнул палец. Кровь. Терпкая соленая жидкость. Он уже слышал это слово. Ахерон лилит… И оно значило что то очень важное! Нужно постараться вспомнить! Человек прижал ладонь ко лбу, и отдернул руку, – голова была слишком горячей. У него жар! Он лежит в кровати в горячке, одержимый видениями! Тихая покойная радость, успокаивала, некая добрая сила подняла его, маленького щенка и баюкала в своих гигантских ладонях, он заплакал, отдавшись этой ласковой силе, и шептал, задыхаясь от счастья.

– Это свобода? Это свобода…

Сильная рука хлестко ударила его по губам.

– Ты опять заснул!?

– Кажется у меня жар… – он жалобно смотрел на Хозяйку. Она приложила тыльную сторону ладони к его лбу, и щелкнула пальцем по носу.

– Не выдумывай! Симулянт… Нос холодный – пес здоровый!

Тем временем, началось шоу. На сцене, под тревожный набат барабанов танцевала голая девушка. Золотые прожектора освещали плохо развитые маленькие груди с бледными сосками. Рвущийся барабанный аккомпанемент ускорился, капельки пота дрожали на втянутом животе. Неслышно ступая, на арене появился обнаженный негр. Он подхватил танцовщицу на руки, и закружил по сцене – светящийся круг из переплетенных черно-белых теней мелькал в золотом свете прожекторов.

Госпожа нетерпеливо барабанила острыми коготками по матовой полировке стола, вторя глухому барабанному бою.

Девочка открыла глаза. Огромные, прозрачно-синие, с ломкими аквамариновыми разводами, обрамленные коротеньким забралом подростковых белесых ресниц. И тотчас пронзительно вскрикнула, рванула маленькими коготками атласную шкуру, отчего на ней выступили рубинчики крови. После судорог боли девушка быстро приходила в себя, взахлеб целуя бледными губами большой черный рот. В зале чувствовалось напряжение. Оно аккумулировалось за ширмами, откуда сверкали жадные горящие глаза. Тревожно и гулко пробили двенадцать раз невидимые часы. Принцесса превратилась в Золушку, карета в тыкву, а кучер в крысу. На ночную планету обрушился сатанинский бал. Вдребезги разбилась на тысячи осколков хрустальная туфелька, заволокли алый горизонт стаи летучих мышей, и от перепончатых крыльев стало темно и душно как в склепе. По бокалам лилось густое вино, и кубок превращался в оскаленный хохочущий череп. И сквозь черноту глазниц мертвого черепа выплыла туманная иллюзия…

По арене потек сизый дым, и из стелющихся клубов появились два служащих в набедренных повязках. Они вынесли большую корзину. В корзине было что-то живое. Оно шуршало, грузно билось изнутри о стены. С потолка опустился стеклянный колпак, и застыл в метре от пола. Негр снял крышку, и ушел. Колпак опустился на пол, образовав стеклянную полусферу. Девушка приподнялась на локтях, испуганно глядя на корзину.

Барабаны заходятся в бешеном темпе. Госпожа привстала с кресла, толстяк в ярком свитере, с бокалом в пухлой, унизанной перстнями руке, подбежал к светящейся арене.

Далее начинался ад.

Наружу выскользнула огромная змея, с тихим шипением заструилась вдоль периметра сферы. Вслед за ней показалась другая – она сбилась в тугие кольца возле корзины, и приподняв тяжелую голову, в упор смотрела на оцепеневшую от ужаса девушку. Медленно вылезла третья змея, черным раздвоенным язычком коснулась ее бедра.

И в этот момент из-под купола раздался крик. Пронзительный, полный первобытного животного страха. Он бился рваной, ломкой струной над бешеным ритмом африканских барабанов. Посетители ресторана вскакивали с мест, торопливо обступали стеклянную сферу. Возле ниши с шлепком опрокинулась ширма. Госпожа толкнула бедром шаткий столик, мелодично звенели бокалы.

Холодная, ядовито-желтая Луна похожая на отечный, скалящийся череп вышла из-за облаков, на ледяной поверхности танцуют маленькие чертенята. Их красные глазки сверкают как яркие угольки, в центре хоровода пляшет большая серая крыса, еще несколько мгновений назад бывшая вальяжным усатым кучером. Чертенята кувыркаются через голову, дурные от галактического ветра, а за их спинами валяется желтая тыква.

Девушка вжимается спиной в стеклянную стенку. Змея вкрадчиво скользнула по полу. Крик раздражает пресмыкающихся, токи вибрации в замкнутой сфере, нервирует их. Аспид метнулся в сторону бородача, расплющившего мясистый нос о стекло. Бородач по-бабьи тонко вскрикнул, и отскочил, забрызгав белоснежные брюки шампанским, а изнутри по стеклу стекали бесцветные капли. Перепуганный бородач сконфуженно рассмеялся, глотнул из бокала, но ближе подойти не решался.

Девушка поскользнулась, и упала на бок, придавив локтем змеиный хвост. Одна седьмая секунды. С этой скоростью проделывают путь ресницы человека. За одну седьмую секунды.

Пестрая стрела длинной в три метра просвистела под закрытым колпаком за одну седьмую секунды. На розовом бедре выделились две красно-черные точки, и вокруг образовывалась багровая с синей каймой опухоль. Девушка закашлялась, подползла на четвереньках к стеклу, и била по нему маленькими кулачками.

– Она нас не видит! – возбужденно прошептал толстяк. От него сильно пахло потом.

– Что вы сказали…

– Она нас не видит! Стекло прозрачно только снаружи… – он хихикнул.

Госпожа сжала кисть честного пса. В ее глазах было мертво и черно. Они были похожи на два глухих бездонных колодца, со дна поднимались влажные испарения, и пахли они горькой травой, с привкусом кардамона.

Луна катится вверх тормашками. Крыса-кучер превратилась в огнедышащего дракона, и он силился проглотить огромную, раздувшуюся как шар тыкву. Чертенята радостно аплодируют..

…На ладонях покрытых остывшей золой,

Незабудки цветок распустился.

Живой…

Он пришел в себя сидя за столиком – возле столика заботливо хлопотал участливый негр, на черной физиономии угадывалось неслужебное сочувствие. Встретив взгляд бледного посетителя, официант налил две стопки водки. Ему и себе. Они выпили быстро и воровато, оглядываясь на ликующих возле арены людей. На еду человек-пес смотреть не мог – в черных переплетениях салата ему чудились копошащиеся змеи. Стоны девушки стихли, но он старался не оборачиваться в сторону арены. Он сидел и пил, и слушал свое иноходью скачущее сердце. Подошел толстяк, шумно дыша через открытый рот, розовая лысина усеяна крупными горошинами пота.

– Разрешите?

Он налил водки в стопку, быстро опрокинул содержимое в рот. Его бесцветные глаза навыкате слезились.

– Впервые здесь, я вижу? – толстяк дружелюбно смотрел на нового знакомого. – Здесь все настоящее, понимаете?! А я много где побывал, уж поверьте! Но везде одно сплошное надувательство! Они говорят – девственница, а там такая, уж, извините, прожженная! – он захихикал, отчего выпуклые жабьи глаза скрылись в складках потной кожи. Толстяк был похож на старого, злого шарпея.

– Бывало всякое… На юге имелось местечко, там можно заказать пытку, понимаете о чем я? – он мечтательно закатил глаза. – Чудеса! Даже карты «виза» принимали до чего дошли! Я заказал кореяночку, они страдают, это что то особенное! Конечно, скорее всего казашку подсунули, но я не в обиде! У нее оказалось слабое сердце. Умерла на четырнадцатой минуте, стоило мне поупражняться с паяльной лампой… – он судорожно потер ладони, плеснул себе еще пол стопки. – Без кокса там делать нечего, не те ощущения, дружище! Высшие чины посещали местечко, пока интерпол не накрыл. Жаль… Ну да вы наверняка слышали!

Оскар промычал что то нечленораздельное.

– Раз вы сюда пришли, это неспроста, поверьте… – собеседник многозначительно поднял в воздух короткий указательный палец. На нем красовалось массивное кольцо, с причудливой витой монограммой. – Здесь случайных людей не бывает. Здесь все настоящее! – без устали повторял извращенец. Он извлек платок, шумно высморкался.

– Рад был поболтать. Как знать, может еще увидимся! – он протянул влажную ладонь, рукопожатие было похоже на прикосновение спрута, навалился животом на хрупкий столик, и приблизив губы к уху прошептал.

– А ты сам то настоящий? – подмигнул, с удивительной для его фигуры грацией выскользнул из-за стола, и исчез.

Оскар вытер ухо, достал сигарету из полупустой пачки. Здесь все настоящее… Он посмотрел в зеркально панно. Бледное лицо, сеть мелких морщинок возле разноцветных глаз, густые волосы иссеченные проседью. А сам то ты настоящий? Глубокое отражение манило к себе, увлекало в свой загадочный мир, сбивало с толку, и не давало ответа, кто из двойников настоящий. Пес, который курит сигарету, нервно оглядываясь, ища взглядом Хозяйку, или Оскар, сурово взирающий на беспокойного двойника, из глубин туманного зазеркалья

Вернулась Госпожа. На лице черной синью горели огромные глаза. Она молча выпила коньяка, и закурила сигарету. Он попытался что-то сказать, но она покачала головой, и это был не приказ. Это была просьба. Они вышли из ресторана. Ни колпака, ни девушки не было видно. Может быть это действительно был страшный сон? Оскар взглянул на свою руку – на ладони отпечатались следы острых ногтей. Две красные точки, так похожие на следы от змеиных укусов. На улице он набрался мужества, и внимательно осмотрел дверь. Она была тяжелая, обитая кованым металлом, с массивной бронзовой инкрустацией.

Дул свежий ветерок. Подкатил «мерседес».. Оскар нерешительно двинулся к машине, но повинуясь непонятному порыву, сорвался с места и бросился бежать. Хозяйка окликнула его, но он припустил еще быстрее, пересек мост и оказался на Петроградской стороне. Некоторое время он кружил по узким улочкам, заметая следы. Никто за ним не гнался. У Каменноостровского моста над пешеходом сжалился водитель и подвез до Московского вокзала.

Зазвонил телефон. Он лежал под одеялом и дрожал. Что-то сдавливало шею, мешало дышать. Нащупав рукой ошейник, он с отвращением сорвал его, и бросил в угол. Здесь все настоящее… Все те же мертвые деревья, пустые дома, голое пространство. Он налил в стакан водки, горлышко бутылки звякнуло о край стакана. Выпив немного успокоился, лег в кровать, уютно свернулся под одеялом, и тихо лежал, с плотно сомкнув веки. Сна не было. Его вдруг начал бить сильный озноб, шелохнулась занавеска на окне, шершавые тени прочертили на полу узор, невидимый голос прошептал – «ахерон лилит… ахерон лилит…»

Мужчина вскрикнул и включил свет. Все настоящее… Он подобрал ошейник, надел его, и лег в постель, быстро согрелся, изо рта потекла тягучая слюна. В следующую минуту Оскар спал.